• Сб. Окт 5th, 2024

Мозаика Еревана. Эким-мно

Янв 10, 2016

СОЦИУМ

Мозаика Еревана

Продолжаем публикацию глав из книги Эдуарда Авакяна «Мозаика Еревана». Благодарим переводчика книги на русский язык Светлану Авакян-Добровольскую за разрешение на публикацию.

Предыдущие главы:

МУЖИ И ОТЦЫ ЕРЕВАНА

ШАЛЬНЫЕ ЕРЕВАНЦЫ

Эким-мно

В те годы в старом Ереване врачей было мало. Кто-то был с медицинским образованием, полученным в России, Германии, Франции и приезжал на родину, щеголяя европейскими костюмами, галстуками и тросточками, шляпами с широкими полями… Но все они были какими-то не своими, чужими. И старые ереванцы не любили зтих «франков», сторонились их, не ходили в новую больницу, а все больше к «экимам», знахарям. И самым большим влиянием среди них славился Эким-Мно. Он и одеянием своим отличался. На нем был костюм ванца: широкие разноцветные брюки, ситцевая рубаха, повязанная широким поясом, в складках которого находились лекарства. Имя его было Мнацакан. В 1915 году Мнацакан бежал из Вана, добрался до Еревана, поселился близ Конда, у подъема на Царской улице. В Ване его знали все. И те самые ванцы рассказывали всем в Ереване о знахарских способностях Мнацакана. Ванцы в Ереване встречались в Городском бульваре, расспрашивали о житье-бытье, вспоминали прошлое. И с ними всегда был Эким-Мно.
«Мнацакан, — говорили ему ванцы, — ты стал настоящим ереванцем!
Он только усмехался. Ванцы очень его уважали, и славу ему в старом Ереване создали именно они.
Он лечил больных лекарствами из растений, без всяких таблеток и ножа.
Собираясь в Городском бульваре, ванцы часто вспоминали свой Ван, городскую крепость, Айгестан с пышными плодовыми деревьями, звенящие арыки вдоль улиц. «Если на земле есть рай, то это — Ван!» — говорили они и вздыхали.
Пронеслись годы потерь, боли и безнадежности, но каждый раз, вспоминая свой Айгестан, вздыхал Эким-Мно, все сравнивал со своим родным домом… Вспоминал розовые рассветы Айгестана, шум тополей, девушек на утренних улицах… Каждое утро Мно шел по одной из этих улиц в школу. Возвращаясь домой, помогал бабушке Югабер по хозяйству. Ее знали все и в Ване, и за его пределами. Она была известной знахаркой, лечила многие болезни. Была она и снхчи — умела вправлять вывихи, помогала при переломах.
Мать Мно давно умерла. Отец стал фидаином, погиб в бою. Мно остался с бабушкой.
Весной он ходил с ней в горы, они добирались даже до монастыря Варага, собирали целебные травы, цветы. Казалось, что все так и будет мирно, спокойно. Но настали страшные времена, горестная весна 1915 года…
Прошли с той страшной поры годы, а он помнил все жестокости, убийства… Помнил вставших на защиту Вана. Люди рыли окопы, готовили оружие… Надо было бороться. Помнил слова Екаряна на майдане: «У нас два пути: или склонить головы перед врагами и погибнуть, или бесстрашно и открыто выступить против беззакония…»
Началась неравная борьба. Шесть орудий были направлены на город. Но ванцы были непоколебимы, они стойко защищали свои позиции, с мужчинами наравне сражались и женщины, а девочки и мальчики собирали свинцовые пули, и в домах из них отливали новые. Мно вместе с Югабер все время находился на передовой. Он помогал бабушке лечить раненых. И годы спустя Эким Мно помнил те дни. Помнил и своего школьного друга Вардана, погибшего у него на глазах. Несчастная мать Вардана каждый день приводила двух коз, доила их и поила молоком всех сражавшихся.
Второго друга Мно, очень умного паренька, все звали Варжапет (учитель). Он сумел тайно проникнуть во вражеский стан, поджечь блиндаж и вернуться с песней… Варжапет погиб, защищая свой Ван!
С болью вспоминал Мно свою Югабер, пуля турка настигла и ее… Он бросился к ней, но рана оказалась смертельной.
Ванцы продолжали сопротивление, Мно заменил свою Югабер, от которой многому научился.
И, собираясь в ереванском Городском бульваре, ванцы всегда вспоминали, сколько жизней спас Эким-Мно, и среди них Фаноса Терлемезяна, тяжело раненного в руку.
Дорога беженства из Вана через Игдир привела их всех в Ереван.
А «большим доктором» Эким-Мно стал после того, как вылечил руку жены Мартироса-ага.
Лечил ее приезжий молодой врач из России. Когда Мартиросу-ага стали говорить об Экиме-Мно и его знаменитой бабушке Югабер, о том, какие они умельцы, тот сначала и слышать ничего не хотел. Рука у жены была в гипсе (гипс в то время был в медицине «новшеством»!). А когда через несколько недель гипс сняли, то все увидели, что запястье срослось неверно. Мартирос-ага разозлился, назвал молодого врача шарлатаном, а потом вспомнил о знахаре. Он посадил жену в фаэтон и повез ее к Экиму-Мно.
— Эким, — начал виновато Мартирос-ага, — прости меня, давно надо было к тебе обратиться. Ошибся я.
— Мартирос-ага, — улыбнулся Эким-Мно, — ошибка, она для того, чтобы ее исправлять. В чем твоя вина?!
Эким-Мно снял повязку с руки женщины и покачал головой.
— Поздненько вы ко мне пришли. Но я постараюсь. Бог в помощь!
Когда-то в Ване случилось нечто подобное, и тогда Югабер сумела помочь больному. Он помнил, как она принесла из озера Ван свежую рыбу тарех, достала из нее потроха, выкинула их, а рыбу привязала к больной руке. Через несколько дней больное место стало мягче и старуха все вправила, как сама сказала: «собрала все на место». Потом покрыла все толстым слоем травы шреш, сверху тряпицей, положила две дощечки и крепко перевязала. Через три недели сломанная рука зажила.
Эким-Мно потребовал у Мартироса-ага свежую форель.
— Бабушка моя, Югабер, на такую рану тарех наложила, ванскую рыбу нашу. Ереван, это тебе не Ван, тареха здесь не найдешь. Но и форель неплохо. Вели, Мартирос-ага, форель принести.
Мартирос-ага побежал на Гантар, выбрал самую свежую форель и назад к Экиму Мно.
Тот помял-помял больную руку женщины, почувствовал, как неверно она срослась. Потом почистил форель, выбросил потроха и приложил розовое мясо к руке.
— Послушай, Мартирос-ага, езжайте домой, повязку не трогать, через три дня снова ко мне.
Через три дня Мартирос-ага с женой снова приехали к Экиму-Мно. Тот снял повязку, потрогал руку, почувствовал, что она стала мягче, подвижнее, осторожно соединил разошедшиеся косточки, спросил:
— Болит?
— Немного, — ответила женщина. По ее лицу было видно, как ей больно, но она старается превозмочь боль.
Эким-Мно продолжал поглаживать руку, потом приготовил месиво из травы шреш, нанес его толстым слоем на трещину, приспособил две дощечки, все крепко перебинтовал.
— Ты уж, потерпи еще немного. Через две недели сниму повязку.
Через две недели, когда Эким-Мно снял повязку, Мартирос-ага только вздохнул от радости и удивления. Рука жены была прежней. И впрямь, случилось чудо!
— Пальцами пошевели, милая, только осторожно, — сказал Эким-Мно.
Женщина осторожно пошевелила пальцами.
— Болит?
— Немного.
— Пройдет! — сказал Эким-Мно и снова перебинтовал руку.
Через месяц рука жены Мартироса-ага была совсем здоровой. Муж не верил своим глазам…
Все в те дни в старом Ереване только об этом и говорили: «Доктор из России не сумел вылечить, а наш Эким-Мно!.. Все ему под силу!»
И когда ванцы собирались в Городском бульваре, беседы шли только об этом чудесном исцелении, вспоминали Югабер, светлая ей память!
Прошли годы, долгие годы, но старые ереванцы не забыли Экима-Мно и то, как он лечил больных!
— Один Ван, — говорили ванцы, — одна матушка Югабенр. А теперь: один Ереван и один Эким-Мно! — Потом покачивали головами и прибавляли: Эх, Мно, Мно, ванеци, как же ты стал ереванцем!

Эдуард Авакян

Продолжение