ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша среда» продолжает публикацию книги Клары Терзян «Диалог с дубом». Благодарим автора за возможность публикации.
ЧЕТЫРЕ ПОДСНЕЖНИКА И БОЖЬЯ КОРОВКА
- Смех тяжёлых дней
- Солнечный зайчик
- Этот исторический день
- Цвет вишни
- Похоже, небо проясняется
- Осень и ветер
- Магия красного полотенца
- Старик и старушка
- Четыре подснежника и божья коровка
- Ночная серенада
- Письмо
- Расцвёл цветок на проезжей дороге
- В этой стране и птицы воры
- Вихрь
- Зонтик
- Вокруг ещё так много цветов
- Бабушка и внучка
- Новогодняя гата
- Бабочка и женщина
- Когда любовь на землю снизошла
- Одинокие розы
Чуточку любви
Звонок в дверь прозвучал дольше обычного, как будто требуя: “Скорее открывайте!”.
То была Каринэ. Она вошла с сияющими от счастья глазами.
– Всё, закончила! Целый месяц не буду книг брать в руки.
– Что получила? – спросила мать.
– Пятёрку.
В другой раз Сона стала бы расспрашивать дочь, какие вопросы ей выпали, однако сейчас лишь поцеловала, говоря:
– Слава тебе, Господи. Своей цели я добилась.
– Мамочка, вместо того, чтобы радоваться, ты плачешь.
– Это от радости, доченька.
Соне не свойственно было терять контроль над собой; вытирая слёзы, она подошла к телефону. Сперва позвонила старшему сыну – Армену.
– У нас радость, Каринэ окончила университет. С красным дипломом.
– Поздравляю, поздравляю…
Армен собирался продолжить разговор, но мать прервала его:
– Ладно, Армен джан, всем остальным тоже надо сообщить. Соберёмся у нас на обед, поговорим вдоволь.
Сона позвонила другим своим детям: Сируш, Карену, Завену и Цовик.
Детей, шестерых, она вырастила одна, пятеро уже хорошо устроились, создали семьи. У Соны было одиннадцать внуков. Оставалась Каринэ, вот и она окончила университет, не сегодня-завтра встретит хорошего парня, выйдет замуж, тогда Сона со спокойным сердцем может проститься с этим миром. От собственных мыслей Сона содрогнулась: “Зачем же, собственно, только сейчас я начинаю жить. Никаких прощаний.” – сама себя одёрнула Сона и, успокоившись, пошла помогать Каринэ накрывать на стол.
Не поддавшись моде, Сона сохранила свой круглый стол, который, когда его раздвигали, становился таким большим, что вся их большая семья могла уместиться за ним. В дверь беспрестанно звонили. Пришла Цовик с сыном. Затем – старшая невестка, Гоар, которая сказала, что Армен с детьми придут чуть позже.
Дом наполнился весельем, поцелуями, цветами. Гости всё приходили и приходили. И каждый раз сердце Соны переполнялась радостью и она мысленно отмечала: “Прелесть большой семьи как раз в этом. А как мой муж, светлая память ему, мечтал сесть за стол с семью сыновьями! Жаль, не увидел он, как наши шестеро детей превратились сейчас в двадцать два, а потом – ещё больше станет”.
Хоть у них и было принято первым бокалом пить за здоровье Соны, однако на сей раз традиция была нарушена: выпили за Каринэ, но вместе с Соной, вновь в центре была мать, которая сумела всех на ноги поставить, да и теперь она оставалась столпом дома, всем силы придавала она.
Никто не заметил, как забыли про Каринэ, главную виновницу торжества, и семейный сбор сам собой, стихийно превратился в подведение итогов, в раздумья о прошедшей жизни.
– Мам, – сказал Завен, – прости, конечно, но мне кажется, что ты больше всех любишь Армена и Каринэ.
– Для меня вы все, естественно, любимые, однако они – чуточку больше… Ну, Армен всегда в роли отца был, работал…
– Поэтому ты кормила его маслом и мёдом, тайком от нас, думаешь, я не знал, где у тебя тайник?
– Что было делать,– сказала Сона, – Армен болел, врач сказал, что лёгкие у него слабые, что ему нужно усиленное питание. И я продала подаренное отцом обручальное кольцо, спасла Армена, а отец не вернулся с войны. Бог меня наказал, видимо.
– Что ты, мама! – сказала Каринэ. – Кольцо ты продала для святой цели.
– А я, – удивился Армен, – я и не знал, что Карену, Сируш, Завену, Цовик и Каринэ меньше доставалось.
– Всем бы не хватило, простите меня, – подавленным голосом произнесла Сона.
– Правильно ты поступила, правильно, – посыпалось со всех сторон.
– Ябеда, столько лет молчал, так зачем было говорить сейчас. Разве хорошо, что Армен не продолжил учёбу, пошёл работать, чтобы ты мог учиться? – рассердилась Сируш.
– Завен способным был, – попытался вступиться за брата Армен.
– Ты был способнее него, – вставила Цовик.
Жена Армена, Гоар, никак не могла простить свекрови, что Армен, парень с такой головой, не продолжил учёбу, теперь же, слыша их разговор, впервые поняла её и пожалела.
– Мам, – сказал Карен, – спустя столько лет хочу сказать тебе спасибо, и знаешь за что? Во дворе много было, конечно, таких же, как мы, детей без отца. И во время игры над тем или другим подшучивали: “У твоей матери есть любовник”. А нам ни разу никто такого не сказал. Ведь для тебя, кроме дома и завода, ничего другого на свете не существовало.
– Почему же, – воспротивилась Сона, – разве в кино, в театр я не ходила?
– Да, ходила, но только с нами, – сказал Карен. – Ты себя целиком посвятила нам.
– Ну, раз начали старое ворошить, – вступила в разговор Цовик, – одну из тайн и я раскрою. А знаете вы, что в те тяжёлые годы наша мама неоднократно ходила сдавать свою кровь, чтобы у нас было побольше хлеба, сахара и масла. Однажды я услышала, как тётя Зарик маму корила: “Слушай, разве можно столько крови отдавать, опомнись, так и умереть недолго!”
– Бедная Зарик, втайне от мужа она продала ковёр, из своего приданого, и деньги отдала мне, – сказала Сона. – Однако они быстро растаяли.
– И ты снова стала сдавать свою кровь? – ужаснулась Каринэ.
– Э-э, ну и что же. Бедная сестра, меня пугала – сама умерла. Никто не может знать, что его ждёт.
Праздничное настроение пропало, все забыли по какому поводу собрались.
– Давайте выпьем за здоровье нашей мамы, – предложил Армен, – и научимся у неё не вешать носа. В чём дело, а ну-ка улыбнитесь! Наша мать всех нас на ноги поставила, вот и Каринэ завершила учёбу. Мамуля, теперь ты должна жить, как царица, ты вполне достойна этого, мы все должны носить тебя на руках.
– Я очень благодарна всем вам, – сказала Сона, – вы всегда ценили всё, что я для вас делала. Армен джан, ты достоин того же, ты был моей правой рукой.
– Ну ладно, – засмущался Армен, – пьём за здоровье Каринэ. Сестрёнка, извини, чуть не забыли, зачем собрались.
Молодые запели, стали танцевать, и Сона чувствовала себя счастливой, однако за её улыбкой скрывалось что-то ещё, ей вспомнилось прошлое, и как бы настоящее ни старалось отодвинуть мрачные картины вглубь (ведь вот они, дети, все живы-здоровы, все вместе, за столом сидят большой семьёй, одиннадцать внуков), – тем не менее в ней вдруг всколыхнулось давно забытое чувство. И Сона осознала: не забытое, а глубоко запрятанное.
Дети и внуки создали присущую им шумную атмосферу, а Сона сидела неподвижно, перед глазами стояли картины прошлого…
…Сурен её очень любил, даже предложение сделал, но он слишком нервным был, с войны вернулся с подорванным здоровьем; узнал, что жена ему изменила, ушёл из дому. Сона отказала ему из боязни, что он будет груб с её детьми. После сделал ей предложение Гегам, он был родом из деревни и мечтал туда вернуться, любил с землёй возиться. А Соне хотелось, чтобы дети в городе учились, высшее образование получили. Да и она привыкла к городу, как было в деревню податься? Гегам её недолго ждал, уехал в деревню, женился. Люди говорят, счастлив был. Но когда Соне становилось невмоготу от усталости или безденежья, тогда она начинала жалеть, что отказала Гегаму. Затем успокаивала: “Может, это и к лучшему”. И тем завершала возникший в мыслях монолог, не до того было, забот много, шестерых детей поднимать нужно было. А два дня тому назад, когда на рынке приценивалась к абрикосам, продавец всё смотрел, смотрел на неё, пока она абрикосы выбирала, потом сказал:
– Сона, сестричка, ты ли это?
Сона удивлённо взглянула на него.
– Не узнаёшь? Хорошенько посмотри.
– Гегам?!
– Да, я. Что, очень изменился?
– Нет, не очень, глаза те же.
– А ты вовсе не изменилась, всё та же красавица Сона. Как дети, женила их, выдала замуж, сколько внуков у тебя?
Потом Гегам рассказал о своей жизни: всё у него есть – дом, сад, сыновья, невестки, внуки, только жены не стало.
– Недолгая ей жизнь была отпущена, – сказал, вздыхая, – жаль, хорошая была женщина. Царство ей небесное.
– Ты-то сам будь жив-здоров.
– Выбирай абрикосы, – предложил Гегам, – один другого лучше. Гляди, какие красивые, румяные, как ты.
Пока Сона думала, как расплатиться, чтобы не оскорбить Гегама, он пригоршнями ссыпал абрикосы ей в корзину.
Гегам словно забыл, что он на рынке, позабыл о своём возрасте, о сыновьях, невестках, внуках. Ему казалось, перед ним стоит та прежняя молодая Сона, красивая, застенчивая, с натруженными руками. И какой-то внутренний голос ему нашёптывал: “Держи её скорее, чтобы на сей раз не ускользнула от тебя”. Казалось, встретились они на вокзале, и увезут сейчас их поезда в разных направлениях.
– Сона, – сказал Гегам, – давай хотя бы сейчас увезу тебя к себе. Клянусь, жалеть не будешь, правда. Не тысячу же лет нам жить …
Сона от неожиданности обомлела.
– А почему не спрашиваешь, может, у меня муж есть.
– Да нет, ты бы замуж не вышла, твои дети тебя по рукам и ногам связывали… Теперь уже другое дело, они выросли, стали самостоятельными…
Сона отшутилась и ушла.
– Я серьёзно, – крикнул ей вслед Гегам, – подумай!
И теперь, когда на столе лежали подаренные Гегамом абрикосы, Соне вспомнились его слова: “Румяные, как ты”. И ещё: “Не тысячу же лет нам жить”.
В ней проснулась женщина, в мыслях она говорила детям: “Я вас вырастила, на ноги поставила, а теперь хочу немного для себя пожить”.
И сразу представила, как дочки, сыновья, невестки воспримут её слова. Армен скажет: “Ты что, с ума сошла?”. Другие молчаливо согласятся с ним. Жена Армена, Гоар, иронично усмехнётся себе под нос, что будет означать: “И это ваша беззаветная мать?” Может, Завен скажет: “Мам, так долго ждала, а сейчас вот решила замуж выходить? Сируш и Цовик осторожнее бы выразились: “Мам, мы тебя понимаем, но твои зятья…” Лишь Каринэ меня поймёт, – подумала Сона. – У неё иное сердце. Но и ей не скажу. Пусть живут спокойно. Я всегда была преданной матерью, самоотверженной мамой, которую ничего, кроме любви к детям и заботы о них не интересовало. Вокруг не глядела, всю жизнь с работы прямиком домой бежала. Подруги рассказывали мне, как прекрасно провели они накануне вечер с тем-то и тем-то, я же лишь говорила о том, какой обед приготовила, что сшила или связала, чем занимаются мои дети”. Находились и такие, которые над ней посмеивались:
– Да будь же немного женщиной, ведь ты молодая.
Другие удивлялись:
– Разве тебя Бог создал быть только матерью?
Многие полагали, что Сона все свои счёты с любовью уже закончила. И она думала так же… Но сверкающие на столе абрикосы с нежной кожицей будто говорили ей теперь: “Немного любви, немного любви”…
Сона улыбалась.
– Мам, – донёсся до неё голос Армен, – Какой счастливый день, правда? Как ты мечтала, наверное, видеть всех нас взрослыми. Теперь Каринэ выдадим замуж, и у тебя не будет никаких забот. Свой долг перед отцом и нами ты выполнила сполна. Мам, давай вдвоём тайком от всех выпьем за сегодняшний день, никто не знает, как мы всегда об этом мечтали, мы оба верили, что наступит такой день. И он пришёл. Ты самая счастливая, самая красивая мама.
– Конечно, – согласилась Сона, отгоняя нахлынувшие мысли.
Армен обнял мать, стал целовать её щёки, руки, приговаривая:
– Спасибо, мамочка, спасибо.
От переполнившего её счастья Сона взволновалась.
– О чём вы тут шепчетесь? Чего хохочете? – сказала Каринэ, – я тоже хочу к вам присоединиться.
– Пьём за сегодняшний день, к которому мы пришли очень трудными, очень тяжкими путями, – сказала Сона.
Она никогда не чувствовала себя такой уставшей. Сейчас она была похожа на спортсмена, добравшегося до финиша. Была счастлива победой. “Ты победила”, – говорил ей собственный разум. “Немного любви, – говорило сердце, – не тысячу же лет жить на этой земле, поживи немного и для себя…”
– Мамочка, – обратилась к ней Каринэ, – хватит беспокоиться, ты уже ни о чём не должна думать, все мы живы, счастливы, лишь один человек должен был бы сидеть сегодня рядом с тобой – наш отец. Жаль, что он не увидел…
Слова Каринэ словно пробудили Сону ото сна. Она, как и много лет назад, добросовестно запрятала Гегама и его слова в своей душе, поглубже, на сей раз веря, что они оттуда никогда уже не выйдут.
Всё улеглось, вновь она стала прежней счастливой Соной, той, которая всю свою жизнь посвятила детям, и которую благодарил Карен за то, что когда они детьми играли с ребятами во дворе, никто не мог с усмешкой сказать им: “У вашей матери есть любовник”…
Перевод с армянского Э. Бабаханян