ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша среда» продолжает публикацию книги Клары Терзян «Диалог с дубом». Благодарим автора за возможность публикации.
ЧЕТЫРЕ ПОДСНЕЖНИКА И БОЖЬЯ КОРОВКА
- Смех тяжёлых дней
- Солнечный зайчик
- Этот исторический день
- Цвет вишни
- Похоже, небо проясняется
- Осень и ветер
- Магия красного полотенца
- Старик и старушка
- Четыре подснежника и божья коровка
- Ночная серенада
- Письмо
- Расцвёл цветок на проезжей дороге
- В этой стране и птицы воры
- Вихрь
- Зонтик
- Вокруг ещё так много цветов
- Бабушка и внучка
- Новогодняя гата
- Бабочка и женщина
- Когда любовь на землю снизошла
- Одинокие розы
- Чуточку любви
- Диалог с дубом
НОВЫЕ АРМЯНЕ
- Небеса и земля были в муках родин
- Снова придёт весна
- Зов трубы
- Кобра
- Ночная лихорадка
- Один день мусорного ящика
АХ, КАКАЯ ТЫ ЧИСТАЯ…
На берегу Севана дом отдыха “Эфир” отгородил небольшую территорию и сделал ее своим пляжем. Здесь были навесы, топчаны, водные велосипеды на прокат. Когда бывало электричество, звучала музыка. Для этого практически дикого севанского пляжа это было роскошью. Здесь имелся даже ресторан, который, казалось, не имел ни одного посетителя. Отдыхающие “Эфира” не принадлежали к числу людей, имеющих возможность посещать рестораны.
В этот день три топчана заняла севанская молодежь: один шезлонг превратили в стол, собрались вокруг, ели, пили. Один из них сказал:
— А это выпьем за горячее мороженое.
Все прыснули от смеха. И в этот самый момент к ним подошел еще один друг.
— Ой, брат, ты подоспел прямо к своему тосту. Садись.
Ему освободили место рядом. Здесь было шестеро парней, мужчина в возрасте, которого называли дядей, и одна женщина, которая пожилому мужчине годилась в дочери или внучки. Все время пили за дядю:
— Дядя, я оставил свой магазин и пришел. Когда приезжают такие дорогие гости, как я могу с ними не быть? Мой отец говорит мне: “Гурген, привезенный товар портится, обустрой свой магазин”. Дорогой дядя, знаешь, что ты для меня сделал, прислав те десять мешков цемента? Дорогой дядя, пьем за тебя и за эту красивую сестренку.
— Да приходи завтра, я дам тебе еще десять мешков цемента, — сказал дядя.
— Дорогая сестра, за твое здоровье, — сказал Гурген. – За тебя, что ты с чистым сердцем присутствуешь здесь, дорогая.
Дорогая сестра скромно улыбалась, ела без спешки и пила наравне с мужчинами за дядю и за себя.
Каждый из парней столько раз назвал сестру дорогой, что пожилая женщина, сидящая чуть поодаль, подумала: “Интересно, в течение года кто-нибудь из них сказал своей жене хоть треть из тех ласковых слов, что сказали ей?”
— Гурген взял стакан сестренки и, налив водки, выпил.
— Ты и сердцем чиста, и душой. Я пью за твою чистоту.
В это время на пляж пришла новая группа отдыхающих. Дети с радостным шумом начали бегать.
— А ну, детвора, — сказал Гурген, — уходите отсюда и не мешайте нам.
— Что значит, уходите? – крикнула одна из женщин. – А ну-ка сами встаньте и уходите отсюда! Как вам не стыдно, в этот голодный год разложили заграничные соки, шашлык, чтоб у детей потекли слюнки?..
— Ну ладно, — сказали пирующие, — что случилось?.. Возьми эти два сока, дай им, пусть пьют.
И, позвав одну из младших детей, дали ей две баночки сока. Пока девочка, прижав баночки к груди, радостно хотела показать их матери, та, разозлившись, взяла их и положила на топчан.
— Мы не нуждаемся в ваших подарках.
— Вы на них посмотрите, — сказала та, кого называли сестренкой, — то говорят: “Как вам не стыдно, у детей потекут слюнки”, то, когда жалеешь и даешь, не берут.
— Ты кто такая, чтоб понять? – сказала женщина, сделавшая замечание.
— Замолчи, — разозлился Гурген, — а то я закрою пляж, ноги вашей здесь не будет.
Пожилая женщина не выдержала:
— Это еще вопрос, чьей ноги здесь не будет. Это наш пляж, ты здесь благодаря нам…
Люди справа, слева стали просить, чтобы пожилая женщина замолчала, опасаясь, что парни пьяны, и ссора распалится. Но случилось наоборот: воинственно настроенныйГурген замолчал, еще и друзьям сказал: “Ничего, потерпите, потом…”
И они продолжили свой кутеж, произнесение тостов и, расточая слово дорогая сестренке, как будто ничего не случилось.
Дядя был в возрасте, скоро его стало клонить в сон. Сестренка помогла, чтоб он лег в машину, заранее постелила простыню и положила подушку ему под голову.
— Их праздник начинается сейчас, — старика усыпили, — сказала пожилая женщина мужчине, сидящему рядом. – В этой грязи чисты только простыня, наволочка и белоснежная сорочка так называемой сестренки.
— Как изменились нравы, — сказал ее собеседник.
Сестренка вернулась на свое место. Она ела, пила, но краем глаза следила за молодой женщиной, которая сделала им замечание. Когда женщина захотела прилечь на соседний топчан, сестренка не выдержала:
— Это мой топчан, освободи его.
— Как это, — сказала молодая женщина, — на нем написано твое имя?
— Нет, под ним, наклонись и прочти.
— Сама наклонись, видно, ты привыкла только к этому.
Сестренка покраснела от бешенства, она ожидала, что сейчас парни будут как следует отстаивать ее честь. Но Гурген снова остановил:
— Сестренка, ешь, не обращай внимания.
И, хотя сестренка ела вкусный шашлык, пила водку и выслушивала расточаемые ей слова, она не успокоилась, ей хотелось распалить ссору. Время от времени она громко говорила:
— Так, а теперь принесите бананы и арбуз, положенные в воду. Посмотрим, как они снова скажут: “Детям захочется”.
Она говорила и ждала ответа. Но отдыхающие не отвечали. И от их презрения сестренка еще больше распалялась, не знала, что сделать им в отместку. Вдруг она с новой долей злости сказала:
— Вы на них посмотрите, значит, люди не должны есть шашлык, не должны пить импортные соки потому, что эти дети этого не имеют и чтоб им не захотелось. Не имеют, пусть не едят, и другим не мешают. Гурген, ну-ка принеси положенные в воду бананы и арбуз. Посмотрим, что они скажут на это.
Было заметно, что сестренка была опытна в кутежах и драках и все время провоцировала парней. А они претворялись, что ничего не слышат и, что есть мочи, хвалили дядю и сестренку, восхваляли их честные сердца и чистые души. И, хотя дядя храпел в машине, не слышал, они знали, что сестренка расскажет.
— Но ты очень чистая и очень красивая, — говорил Гурген.
Сестренка на минуту забывала про женщин, что были на пляже, счастливо улыбалась, но как только ее взгляд направлялся в их сторону, она опять не выдерживала.
— Значит, люди не имеют права веселиться, да?
Но парни не намеревались ссориться.
Женщины, дети купались в голубой воде Севана, отдыхали, лежа в тени или на солнце, наслаждаясь чудом, подаренным природой: Севаном, горами, воздухом… где еще можно найти такую прозрачность и чистоту цвета. За двенадцать дней они хотели получить годовой запас солнца.
Настроение сестренки не выравнивалось: какой кутеж без шума-гама, без драки, хотя она не терялась, флиртовала с парнями. Из машины раздавался храп дяди, а сестренка веселилась с молодыми. Когда поели, наелись, решили уехать. Сестренка очень нежно разбудила дядю, как покорная жена, надела ему обувь и, в последний раз посылая ядовитый взгляд в сторону отдыхающих, села рядом с дядей. Все парни, кроме Гургена, сели в машину и уехали.
Продукты, лежащие натопчане, исчезли с быстротой молнии: щедрый Гурген собирал даже наполовину опустошенные баночки сока, оставшиеся кусочки шашлыка… Кто-кто, а он хорошо знал их цену: Гурген был хозяином ресторана.
Перевод с армянского Н.Арутюнян