Клара Терзян. Расцвёл цветок на проезжей дороге

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

«Наша среда» продолжает публикацию книги Клары Терзян «Диалог с дубом». Благодарим автора за возможность публикации.

ЧЕТЫРЕ ПОДСНЕЖНИКА И БОЖЬЯ КОРОВКА

РАСЦВЁЛ ЦВЕТОК НА ПРОЕЗЖЕЙ ДОРОГЕ

Началась репатриация. Приезжали армяне из Ливана и Сирии, из Франции и Ирана, из обеих Америк… Каких только языков нельзя было услышать на улицах, особенно в Ереване. Репатриация для местных жителей тоже была большим событием, больше всех была воодушевлена молодёжь, новоприбывшие отворили окна в далёкие страны.

Тикин Арус была из старых репатриантов. Однажды она сказала своим детям, Каро и Ани:

– В нашем доме разместили несколько семей новоприбывших, давайте пойдём к ним и скажем “Добро пожаловать”. Когда мы только-только приехали сюда, очень радовались, когда соседи приходили знакомиться с нами, приглашали к себе домой. Новички в этом очень нуждаются.

– У меня на это нет времени, – сказал Каро.

Ани с матерью собрались и пошли.

Новоприбывшие семьи разместили в подвалах. Дверь открыл молодой человек с улыбкой на лице, со смуглой кожей, с чёрными выразительными глазами. Сразу было заметно, что он из восточной страны. Он пригласил Ани с матерью войти. Ани удивило непринуждённое поведение парня.

– Давайте знакомиться, Тигран Экмекчян, из Бейрута. У меня есть мама, брат, который младше меня. Они пошли в бакалейный магазин, скоро придут.

– Вы поёте? – спросила Ани.

– Как узнали?

– Вас выдал ваш голос.

– Но я пока должен работать в опере художником по свету, днём должен посещать консерваторию, для обработки голоса.

И вдруг Ани показалось, что она услышала вопрос, мысленно адресованный ей Тиграном: “У тебя есть наречённый?”. Её щёки зарделись, и она непроизвольно мысленно произнесла “Да, это – ты”.

Тигран не мог отвести глаз от Ани. Она была худощавой, стройной, и в отличие от Тиграна, белокожей. Зелёные глаза, светло-каштановые волосы, улыбка излучали свет.

Пришли домочадцы Тиграна. Лицо матери было симпатичным, Ани сразу заметила, её маленький и прямой нос. Брат был похож на Тиграна, но красивее его. Вид у матери Тиграна был грустным, она сказала, что в магазине ничего не было:

– Как будем жить? Не знаю.

Ани оглянулась вокруг, и только тогда заметила, что в комнате темно и сыро. У стены стояла кровать, на которой были сложены матрацы, одеяла, подушки. Как видно, они это всё привезли с собой. У них был также небольшой стол, три стула и большой сундук.

– Милости просим, давайте вместе поедим, – сказала хозяйка. Она из-за сундука вытащила круглую циновку с весёлыми узорами, и постелила на середину пола, на него разложила тарелки, хлеб, помидоры и большое блюдо с пловом из блгура.

– Угощайтесь, здешние помидоры очень вкусные, – сказал Тигран.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – сказала тикин Арус.

Мать Тиграна и брат сели на рогожу, поджав под себя ноги.

– И вы к нам приходите, добро пожаловать, – сказала тикин Арус, – мы живём во втором подъезде, на самом верхнем этаже. До свидания.

Ани нравилось, когда её мать говорила на западно-армянском языке. Он звучал очень мелодично.

– Обязательно придём, – сказал Тигран.

– До свидания, – сказала мать, тикин Гулумия, а брат только улыбнулся.

Когда они вышли, Арус сказала дочери:

– Какая нищета! И зачем этих бедных людей привезли в эту бедную страну?

– А когда вы с отцом приехали, ситуация в Армении разве лучше была?

– Нет, квартиру нам не дали, и мы были вынуждены нанять комнату. Но что за отсталость, не садиться за стол, а кушать на полу, как будто они из глухой арабской деревни, а не из Бейрута. Собственно, есть и такой Бейрут, и другой Бейрут. Кто знает, из каких его окраин они прибыли.

– Но Тигран совершенно не выглядел подавленным, даже наоборот.

– Да, он будет учиться и, быть может, сумеет стать хорошим певцом. И его брат выучится, видно, умный парень. Трудности временные, они их преодолеют.

Ани молчала, перед её глазами стоял вид убогой сырой комнаты, что было совершенно несовместимо с Тиграном.

– Не волнуйся ты, – сказала мать, – это обычный образ их жизни. Похоже, что и в Бейруте они жили так бедно, стол-циновку с собой привезли.

Ани была уверена, что завтра Тигран придёт к ним домой. Ей хотелось ему помочь, но чем? Они и сами плохо жили, хлеб был по талонам, в годы войны мать из дому много чего продала, чтобы дети не голодали. А бабушка была против, всё цеплялась за посуду и кухонную утварь.

– Эх, мама, завтра война закончится, магазины буду заполнены, и заимеем посуду, лучше этой. А если дети заболеют, как я смогу вернуть им здоровье?

Светлой памяти бабушка не увидела окончание войны, ушла, когда до победы оставался всего месяц. Плакали, что не далось увидеть долгожданную победу.

Но радости и надежды в их доме в эти годы тоже не убавилось, двери всегда были открыты для гостя, они делились с ним последним куском хлеба. И мать любила повторять: “В нашем доме и стены улыбаются”.

Тигран пришёл раньше ожидаемого, утром следующего дня.

– Я пришёл спеть для вас.

И, не дожидаясь ответа, запел: “О, роза, услышь мою мольбу…”

Какой голос! Мощный, чистый, льётся естественно, без напряжения. Ани не слыхала такого баритона. Ей показалось, что набежали гигантские морские волны.

Тигран так долго тянул последнюю ноту, что вместо него у Ани перехватило дыхание.

Услышав песню, пришли соседи и удивились, стали расспрашивать друг друга: “Кто это?”. Бабушка Нунэ, которая всё знала, сказала:

– Приезжий, на нашей улице живёт.

Все стали аплодировать, просить, чтобы спел ещё.

– Вечером, – сказал Тигран, – сейчас опаздываю на работу.

Он торжествующе улыбался: новая среда, соседи, вовсе не смутили парня. “Наверно, подобных встреч много было”, – подумала Ани.

– Этот парень очень смелый, и в будущем станет известным певцом, – после ухода Тиграна сказала мать Ани.

– Голос хороший, – сказал Каро, – но я бы сказал, что он не храбрый, а самодовольный, скорее даже заносчивый.

– Кто бы, имея такой голос, не гордился бы этим, – оскорбилась Ани. – Если хочешь знать, самоуверенность для певца важнее голоса.

– Но не заносчивость. Вообще-то одно без другого не бывает. – Ани не хотелось спорить с братом, тот слыл умником и мог представить свою ложь в качестве истины.

Бабушка Нунэ, ещё больше скосив свой косой глаз, сказала Ани:

– Доченька, послушай, будь осторожна, этот парень тебя украдёт.

– Э-э, бабуля, – сказал внук, – ваше время прошло. Кого теперь похищают?..

Все прыснули со смеху. Ани с благодарностью посмотрела на парня, который вывел её из трудного положения.

Бабушка Нунэ была очень колоритной старушкой, Каро всегда внимательно прислушивался к её словам, и, сотворяя из них забавные истории, рассказывал всем. Однако на этот раз вдруг почувствовал глубину сказанного старой женщиной.

Ани не поняла, понравился ли Тигран брату, но у неё не было времени думать об этом, она был рада приходу Тиграна, а также его спонтанному пению. Голос остался так ласково звучать в её ушах…

С этого дня двери дома Ани были открыты перед Тиграном и его семьёй. Они приходили и по подходящим, и неподходящим поводам, бóльшую часть дня проводили у них.

Тикин Гулумия не была такой же любезной, как прежде, но несколько раз в день приходила домой к Ани, ей нужна была её помощь. Как назло, она часто болела, то лицо опухало, то её мучил зуд. И она всё это связывала с приездом в Армению, приписывала сырости в комнате.

Тигран поступил в музыкальное училище, ему повезло: он попал к очень хорошему специалисту. Однажды преподаватель армянской литературы поручил ему прочесть произведение Ширванзаде “Артист”. Тигран был поглощён чтением, и вдруг рассмеялся:

– Ани, это книга обо мне: и моя мать, как и мать Левона, мучает меня.

Мать в это время находилась в больнице. Тигран не знал, куда бежать: в училище, на работу, в больницу или готовить обед. Ани и ее мать помогали ему. Ани выразила желание пойти с Тиграном в больницу. Стояла мягкая осенняя погода, больные спустились в сад. Мать Тиграна, увидев сына с Ани, изменилась в лице, еле поздоровалась и уже после разговаривала только с сыном, да и то на арабском языке, которого Ани не понимала. Тигран пытался изменить характер разговора.

– Мама, – сказал он по-армянски, – если бы не тикин Арус и Ани, не знаю, что бы я делал.

Мать снова, не глядя в сторону Ани, продолжала говорить по-арабски, более страстно, чем прежде. По интонации её голоса Ани понимала, что она упрекает парня, догадывалась, что причиной была именно она. Хотела уйти, но думала, что с её стороны это будет выглядеть некультурно.

– Ладно, – почти осёк мать Тигран, – мы уходим. Завтра опять приду, принесу то, что ты просила.

Они шагали без настроения. Ани не спрашивала, чем была недовольна его мать. Тигран не объяснял, в чём причина. Только когда они вошли в подъезд дома, он схватил руку Ани и поднёс её к своим губам.

– Никто не может разлучить нас с тобой.

Они поцеловались. То был первый поцелуй в жизни Ани: она почувствовала, как сильно забилось её сердце, кровь побежала по венам, подобно сошедшему с ума ручейку, глаза засветились.

Тигран нравился тикин Арус. А Каро не нравилась дружба сестры с Тиграном, с каждым днём он настраивался всё более враждебно, и поскольку обладал острым языком и способностью к подражанию, беспощадно высмеивал Тиграна: начиная с походки, заносил руки за спину, двигал ими направо и налево, будто всё время что-то счищал с брюк.

У Тиграна была одна фраза, когда он сердился на младшего брата, говорил о себе во множественном числе:

– Да кто же мы такие?

– Мания величия, – говорил Каро сестре. Тигран по-русски не понимал, и однажды спросил:

– Кто эта Маня, имя которой ты всё время произносишь?

Сестра и брат расхохотались, Каро сразу перевёл:

– Это не имя, а страсть возвеличивания собственной персоны.

Тигран не понял.

– Хуже высокомерия.

– Это ты меня имеешь в виду?

– Да.

– Благодарю.

– Не стоит.

Ани покраснела по самые уши. Еле сдерживалась, чтобы не осадить брата.

– Ани, – тихонько сказал Тигран, – давай ненадолго выйдем, прогуляемся.

– Давай.

– Ани! Никуда ты не пойдёшь! – строго приказал брат.

– А вот и пойду!

– Не пойдёшь!:

Ани сделала вид, что не расслышала.

– Ну, хорошо, – сквозь зубы процедил Каро.

На улице Ани расплакалась.

– Тигран, не пойму, почему он не любит тебя?

– Успокойся, и это пройдёт.

И тихонько запел: “Не плачь, не слези глаза”. Его голос дрожал.

– Но почему, что ты ему сделал?

– Таковы братья, своих сестёр ревнуют. Это ещё только начало, увидишь, что он будет творить потом.

– Ему не удастся что-либо сделать, я не расстанусь с тобой.

Ани обиделась на брата, не разговаривала с ним. Тигран домой к Ани не приходил, они встречались на улице. Тикин Арус несколько раз пыталась попрекнуть Каро, но он так орал и бил рукой по столу, будто он был кормильцем семьи, и его решение не подлежало обсуждению.

– Тигран не должен приходить в этот дом, и всё тут!

– Ты что, Моси в этом доме, что ли?

– Да! Я – Моси!

– Но тебе же известно, какой трагический конец ему был уготован.

– Времена Ануш прошли. Пойми, Тигран и его мать не любят Ани, здесь их кормушка, и им ни ты, ни Ани, ни я не нужны! Им нужен наш дом и наш хлеб. Кто этот пожиратель сырого мяса, чтобы ухаживал за моей сестрой? Между ним и Ани целая пропасть!

– Имей немного совести! – возмущалась мать, – ты совсем сошёл с ума.

Тикин Арус надеялась, что через некоторое время гнев Каро пройдёт.

Она говорила Ани:

– Потерпи, он вспыхивает как спичка и так же угасает. Нужно подождать немного.

Именно в те дни, к несчастью Ани, к ним домой пришла ближайшая соседка Тиграна, которая тоже была репатрианткой. Со слезами на глазах она сказала:

– Из нашего дома украли наши талоны на хлеб. Что нам делать? Как будем жить, не представляю. Умоляю, помогите мне! Предполагаю, что когда я во дворе вывешивала бельё, Акоб – брат Тиграна, забрал их…

– Хорошо, – сказала тикин Арус, – я поговорю с Акобом, если он взял, вернёт.

Тикин Арус намеренно пошла в то время, когда Тиграна не было дома. Акоб, будто почувствовал, зачем она пришла, решил выйти из дому.

– Акоб, останься! – сказала тикин Арус, – я должна тебе что-то сказать. Сынок, может, ты был голоден и поэтому взял хлебные талоны у Соны? Жалко их, и её дети голодают, верни талоны. Взамен я отдам тебе один наш талон.

В голосе тикин Арус было так много нежности, что Акоб не мог отрицать свою вину, со стыда он опустил голову.

– Что?! – завопила тикин Гулумия, – ты моего сына вором назвала? Это вы воры, что моего Тиграна отняли у меня. Здесь у нас ни родственников нет, ни денег, ни дома, не хватит ещё хотите Тиграна себе забрать.

Тикин Арус удивлённо смотрела на сбесившуюся женщину и не знала, как быть: то ли выйти из комнаты, то ли продолжать объяснять ей, что никто не крадёт её сына, молодые люди симпатизируют друг другу. Разве это преступление? Она хотела сказать об Акобе: “Кто украл яйцо, завтра сумеет украсть и лошадь”… Но язык не поворачивался, да и губы не сумела разъять. Сона, которая, услышав шум за стеной, приложила ухо, а потом пришла к ним:

– Акоб, я видела, как ты зашёл в наш дом, когда я во дворе вывешивала стирку. Если ты в сию секунду не вернёшь, я сдам тебя полицейскому.

Акоб, не поднимая головы, достал из кармана талоны и протянул их Соне. Взъярённая мать вскочила с места, взяла кожаный ремень и стала стегать им по рукам Акоба, по спине, по голове.

– Успокойся, – сказала тикин Арус, – парень признался, чего ты ещё хочешь? Акоб – честный парень.

– Будь проклят тот день, когда мы сюда приехали, будь проклят тот корабль, что нас сюда доставил… будь проклят тот день, когда мы встретились с вами…

– Спустя немного тебе станет стыдно за твои слова, – сказала тикин Арус, – обещаю забыть их. Считай, что я их не слышала.

Она в возмущении вышла из подвала, всё время мысленно повторяя: “Бедная Ани, бедный Тигран! Что за преграды перед вами”.

Каро не стал ждать, пока мать войдёт в комнату, прямо в коридоре напал на неё:

– Ну, как? Я же был прав, что это Акоб украл. И он вор, и его мать тоже. Отвратительная семья! Кто такая эта Гулумия, чтобы смогла бы сына воспитать! Только по одному сидению на полу можно понять, чем она занималась: сидит безобразно на полу и не глядит, кто сидит напротив неё, мужчина или женщина… Чтоб ноги их больше не было в нашем доме!

– Собери себя, – сказала мать, – правда, Акоп взял, но…

– Взял, нет ещё, может, ему сказали: “Дорогой Акоб джан, забери себе, мы и без хлеба можем прожить”.

Ани молчала.

Когда Каро пошёл на кухню, мать тихо сказала Ани:

– Тигран хороший парень, его не надо втягивать в эту историю.

– Да, но я уже не могу терпеть слова Каро. Он пытается нас рассорить.

– Любовь – это могучее чувство, – подавленно сказала мать, – и силой её не искоренить.

Поздним вечером к Ани домой пришёл Тигран, на нём лица не было.

– Ты очень устал? – спросила Ани.

– Нет, от моей матери я узнал кое-что, пришёл, чтобы выяснить. Тикин Арус, вы меня очень огорчили, во всём мире у меня есть только одна мать, и я не позволю играть её честью.

– Кто играл с её честью?

– Зачем вы пришли в наш дом, почему сказали ужасные слова?

– Сона попросила поговорить с Акобом, парень понял свою вину и вернул талоны.

– Нет! Это не вы должны были делать, надо было сказать мне, я знаю, что надо было делать.

– Извини, я не хотела впутывать тебя в это дело, даже не хотела, чтобы ты об этом знал.

– Акоб поступил скверно, я его растопчу, но что вам сделала моя мать, зачем вы её оскорбили?

– Я?!

– Да, вы.

– Может быть, наоборот, – не выдержала тикин Арус, – вместо того чтобы телега скрипела, возница скрипит?.. Каких только слов она не произнесли в наш адрес! А я промолчала.

– Что она сказала, мамочка? – с места вскочила Ани.

– Ничего, я просто сказала ей: “Считай, что я ничего не слышала…”.

– Нет, прошу, скажи, – настаивала Ани.

И Каро с Тиграном тоже требовали сказать.

– Она сказала: “Вы у меня украли сына…”

– А вы назвали ее аморальной. Вы знаете, с какими трудностями она нас вырастила, с какими лишениями.

– Разве я могла сказать что-либо подобное? – возмутилась тикин Арус.

– Моя мама вообще не использует это слово, – сказала Ани.

– Во-первых, она его не говорила, но если и сказала, то молодец, – вступил в спор Каро.

– Тигран, – попросила Ани, – иди, не нужно продолжать этот разговор. Просто твоя мать ввела тебя в заблуждение. Иди, успокойся, завтра поговорим.

– И правда, за словом слово тянется, за оскорблением оскорбление. Я буду ждать тебя после уроков, около школы.

– Получили?! – сказал Каро, – там вам обеим и надо, я же говорил, что они нехорошие люди, а вы не верили.

– Ох, Тигран, Тигран! – оскорблено произнесла тикин Арус, – я люблю его, как моего сына, а он смеет так говорить со мной.

– Его мать виновата.

– Конечно, мать. Но мог сперва спросить, говорила ли я или нет, а потом уже упрекать. Неужели за всё это время он не понял, что я не ровня его матери?

Тикин Арус больше ничего не сказала, только всё время вздыхала. Было удивительно, что Каро молчал, на него снизошло какое-то спокойствие.

Ани не знала, спала ли она в эту ночь или нет. Перед глазами она видела себя с Тиграном и их поцелуй на лестнице.

Первый поцелуй, кто тебя нашёл? Наверное, он родился из морских волн, раз был таким мощным. Но волны стихают у берега, а меня они довели до небес, а затем разбили вдребезги.

Они встретились в полдень. Оба были печальны.

– Давай пойдем в наш любимый сад на детской железной дороге, – сказал Тигран.

По дороге они молчали, будто шли на условленное место дуэли. Однако они шли не как противники, а как жертвы. Тиграну нравились скалы у входа в парк, которые как слоистые колонны простирались в небо. Казалось, что рука мастера выложила их так равномерно, да и в каждую из них поместила на хранение по тайне. Если бы камни говорили, сколько чего они могли бы рассказать. Вот и Ани с Тиграном должны были доверить им свою тайну.

Скалы казались надёжными и добрыми. Скалы были созданы для того, чтобы придать силы, принести утешение.

“Ой, вы горы, высокие горы…”

Мощный голос Тиграна был подавленным. У Ани побежали мурашки по коже: “Ничего, сейчас раскроется, станет прежним голосом”.

Однако, наоборот, чем дальше, голос замирал: “Это прощание не со скалами, а со мной”, – подумала Ани.

Тигран допел песню. Ани сказала:

– Тигран, ты помнишь, когда в первый раз мы с моей мамой пришли к вам домой, какой вопрос ты задал мне в уме?

– У тебя есть наречённый?

– А что я тебе ответила в уме?

– Да, есть. Это – ты.

– И сейчас мы прочитали мысли друг друга: нас разлучили.

Тигран был потрясён:

– Это временно, пока я встану на ноги.

– А может, в то время уже и я, и ты настолько будем отчуждены друг от друга, что больше не захотим дружить?

– Это невозможно. Для меня это будет означать смерть.

– Хочешь, скажу, что будет? Ты станешь великим певцом, вокруг тебя будут крутиться девушки. А я внушу себе, что судьба вмешалась в нашу жизнь. Быть может, злонамеренность твоей мамы и Каро тоже были закономерностью для нашей разлуки. И я так поверю в это, что не смогу уже вернуться к тебе. Я прошу тебя только об одном, при встрече мы не должны даже здороваться друг с другом. Я не смогу поздороваться с тобой и пройти как чужая. Давай сразу отвернёмся друг от друга. Неважно, как каждый из нас перенесёт разлуку. Главное – решение: разрыв навсегда и безвозвратно. Так будет проще для нас обоих.

***

Ани шагала с поникшей головой, напевая себе под нос песню первой любви.

На проезжей дороге расцвел цветок. Он не мог быть нежным, поскольку выстоял под землёй, пробил асфальт и протянулся к солнцу. И всё же, это был цветок, прохожие улыбались и шагали осторожно, чтобы он остался живым. Но был и другой редкий цветок, который раскрылся в сердце девушки, и у неё от этого внезапно появились крылья, она парила и не понимала, почему заканчивается день, и почему темень простирает свои крылья над миром.

Но этому цветку люди не улыбались, не оберегали его, чтобы он выжил. Цветок, как тянущееся к солнцу дитя, обиделся, и постепенно закрыл свои лепестки.

И никто не заметил, что цветка уже нет. И только тот, кто потерял, больше уже не парил, как и все остальные, он понял, почему приходит к концу день и почему ночь простирает над миром свои тёмные крылья.

Клара Терзян

Перевод с армянского Эринэ Бабаханян

Продолжение

Наша Среда online

Клара Терзян. Расцвёл цветок на проезжей дороге