ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Продолжаем публикацию книги Агаси Айвазяна «Долгая, долгая, мучительная жизнь Иуды».  Благодарим Грету Вердиян за предоставленную возможность публикации.

• Ага-Хан
• Простой человек
• Белый рай
• Заристы
• Шестой палец
• Небородная
• Протяжённость слова
• Низведение
• Рассказ, написанный на парижской салфетке
• Идея
• Вечер пожилых волков
• Будущее позади
• Испанский язык
• Пожилой боксёр
• Месяц туты
• Амкарство часовщиков
• Стереотип
• Занятие на этой земле
• В объятиях жизни

МУХАМБАЗ С ДУДУКОМ

Эта комната, и особенно ее дверь, безликая и темная, словно были в той жизни в запасе воспоминаний дудукиста Багдо Горголаджянца… Где находилась дверь, на какой улице? Хоть бы была подальше, но ведь в том-то и дело, что была она в Тифлисе… Хоть бы была не в Тифлисе, а в самом деле в той жизни, но вот поди ты — та жизнь Багдо была для него тоже в Тифлисе. Как не сойти с ума, эта жизнь — в Тифлисе, та жизнь — тоже. И порой Багдо путал — в какой жизни он играет на дудуке.

И хоть бы узнал, где эта комната и дверь в этом маленьком Тифлисе! И постарался бы, чтобы даже звук его дудука не нашел это проклятое место. А дудук бывал повсюду, поднимался вверх по Сирачхане, запыхался, потом разудало танцевал на помолвке в Авлабаре, потом спускался вниз, в Чугурет, скорбел над мертвецом Пепана, потом входил в Пески и объяснялся в безнадежной любви кокетливой с родинками Кетеван, сжимал сердце в пригоршню и выжимал кровь, и не было большего счастья, чем если бы его вздох добрался до ушей красавицы, чем если бы одно «ох» дошло до сердца красотки, потом спускался в подвал «Симпатия» Аветика Шихинова, говорил о непонятном мире и о той жизни, пьянел и приходил в Харпух, ложился в постель.

И всегда страх был с Багдо, дрожа ступал он даже в свой родной Харпух. Как появилась вдруг перед ним эта дверь, а за ней — эта комната? И весь наружу Тифлис — с его любовью и ненавистью, песней и плачем — этот Тифлис прятал в себе дверь и комнату, в которой Багдо Горголаджянц был изгоем, жалким и отверженным, последним в мире человеком, даже и не человеком, а всего лишь звуком дудука в образе человека.

Дудук открывал двери, его звали на свадьбы, на кладбище и даже в баню. Одного боялся Багдо — как бы не открыть дверь этой комнаты. И у ноги был страх, не тверд был шаг ее. Люди говорили — он на дудуке играет, только о дудуке и думает, потому не видит землю, потому боязно ему ходить. Откуда им знать, что на одной из тифлисских улиц есть прячущаяся за замшелой пеленой лет дверь, а за ней комната, где очень давно (время не знал и Багдо) стоял голенький ребенок, бедный, несчастный Багдо и на его жалкость было направлено множество взглядов — насмешливых и благожелательных, иронически-улыбчивых и заботливых. «Откуда появился на свет этот щенок — горсть костей, этот глупый Багдо, который будет жить и играть в Тифлисе на дудуке?» И мяли его нежные косточки, приспосабливали к кособоким улочкам Тифлиса, поворачивали так и сяк его ноги, руки, уши, брови.

«Может, вовсе и не было этой двери, этой комнаты? Она находится лишь на карте моего мозга?» — утешал себя Багдо, и с полузакрытыми глазами вдувал в дудук свой страх, покачиваясь, ходил по шумным улицам.

И однажды в Круглом квартале между монотонными звуками дудука неожиданно открылась длинная улица, очутилась под ногами, повела, повела и… на ее проклятом конце появилась знакомая дверь, за которой была ироническая благожелательность и насмешливая забота. И Багдо в ужасе повернулся и побежал, кое-как выбрался из кошмарного полусна, пустился по улицам и очутился в Харпухе. Люди смотрели вслед бегущему Багдо и ничего не понимали. Как могло им прийти в голову, что он убегает от какой-то двери? Тифлисские двери были просты и понятны, на каждой что-то написано, нечто определенное и точное, узаконенное обществом. «Банкирская контора Придонова», «Тифлисский полицмейстер Алхасов В. М.», «Князь Качкачашвили Ю. К.», «Мещанская управа Хурутян А. М.», «Ювелир Еганов Т. Т.», «Частный поверенный Ахназаров В. К.», «Нотариус Бахутов И. В.», «Акушерка Тухарели», «Торговый дом Африкяна», «Хатисов — городской голова», «Адвокат Чурчелишвили Ч. Ч.», «Братья Сейлановы».

Но эта бредовая дверь Багдо Горголаджянца не имела надписи, была гладкой и находилась за густой пеленой.

Прошло несколько дней, и Багдо никак не мог вспомнить, где находилась дверь. Круглый квартал был круглым, и ведь с какой стороны ни войди в него, ты бы не выбрался из круга, так откуда же появилась эта длинная улица и злополучная дверь? И Багдо уже не стал заходить в Круглый квартал. Его звали, говорили: «Есть свадьба, приходи, поиграешь». Но Багдо приниженно и уклончиво пожимал плечами.

Прошло несколько недель, и однажды вечером, когда в Авлабаре ныл дудук Багдо, звуки пошли по очень знакомым улицам и потащили за собой Горголаджянца, вывели его на незнакомую улицу, в конце которой шел дождь и во влажной печали едва намечалась опять эта дверь, снова эта дверь… Багдо, охваченный страхом, повернулся и опять убежал, и с этого дня перестал ходить уже в Авлабар.

Он дул в свой дудук в Песках, где все было на виду, улицы — короткие, дворы выходили на Куру. Багдо был обеспечен, его желания скромны, воображение исчерпано. И то, что и здесь его встретила печальная тень двери, с этим уже ничего нельзя было поделать, уж дальше было некуда. Дудук задрожал, прилип к губам. Багдо растерянно посмотрел по сторонам — где он, где он? Потом удрал, побежал и бросился в Куру. Около Турецкого мейдана его вытащили рыбаки. И с этого дня Багдо ногой не ступал в Пески. Его дудук играл только в чайханах Шайтан-базара для кисачи[2], которые охлаждали чай, размеренно дуя на блюдечки… Багдо брал Тифлис под свои закрытые веки, заключал его в звуки…

«Эй, чудак Багдо, что заставило тебя раскрыть пошире свои веки, что ты собирался увидеть? Ведь конец мира далеко, а конец дудука под твоим носом. Эх, болван Багдо, так тебе и надо»,— продохнул в порыве самоуничижения Багдо и, вскочив с места, бросился вон из подвала и удрал, потому что из-под суженных век он заметил новую улицу и в ее конце злополучную дверь. Ушел Багдо и из Шайтан-базара.

Потом дверь появилась в Ортачала, преградила ему путь в Анчхате, и Багдо убежал и из Анчхата… И под конец свой брат Тифлис почти кончился для Багдо, и он свой кособокий облик бросил в Сололак. Дудук попал в окружение звуков рояля и скрипки. Как сирота смотрел он на белые, украшенные ангелами окна, откуда все еще в тепле, испуская изо рта пар, выходили на улицу трели пианино и клавесина.

Багдо съеживался около швейцара или сапожника и в узкое отверстие дудука направлял свое дрожание и холод.

Какая это была зимняя ночь, что это была за напасть! — Из одного сытого переулка Сололака открылась дорога и вновь вдали появилась эта дверь. Ничего не поделаешь, не осталось в Тифлисе места, и он убежал, поднялся на гору Махат.

Тифлис был далеко, кругом ни души, а дудук был у него за пазухой. И вдруг неизвестно откуда перед ним появилась дверь, реальная, ощутимая… Прямо перед носом, порог заснеженный. И уже не было исхода для дудукиста Багдо Горголаджянца. Он улыбнулся. «Значит, и на горе — тоже ты? Что ты хочешь этим сказать? Что ты для меня построена? Так много времени тратишь на какого-то кособокого человека—дудукиста Багдо Горголаджянца?».

Усталый Багдо смирился, успокоился и подумал о жизни:

«Яйца выеденного не стоит все это», — вытащил из-за пазухи свое единственное имущество — дудук, приложил к губам, и залихватский визг полетел над Тифлисом, потом он открыл дверь и вышел…

Да только вошел или вышел? Сам не понял, и небу не ясно…

АГАСИ АЙВАЗЯН

Перевод Дж. Карумян

____________
1. Мухамбаз или мухаммас — строфическая форма восточной поэзии.
2. Кисачи — терщик в восточной бане.

Продолжение