Продолжаем публикацию повести Эдуарда Атанесяна «За чертой истины».

«… Эта книга о человеческих трагедиях, которые являются следствием реализации множества истин. На основе одного лишь фрагмента из череды событий, связанных с конфликтом между Азербайджаном и Нагорным Карабахом, автору удалось убедить читателя в состоятельности этого, на первый взгляд, парадоксального утверждения…» (Александр Григорян, политолог, эксперт по вопросам Кавказского региона)

Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13

ГЛАВА 14

Небольшой караван – серый ослик c большими переметными сумами из потрепанного брезента, переброшенными через старое седло, пять серых баранов с запутавшимися в шерсти колючками, две козы и собака – медленно спускался в долину по узкой горной тропинке. Его путь проходил по западному склону скалистого массива, местами поросшего редкими кустиками и пятнами зеленой травы, колышащимися под порывами теплого июньского ветра. Иногда проворные козы дольше положенного задерживались у кустиков и пытались перехватить пару сочных веток, но резкий гортанный окрик каждый раз заставлял их отскакивать назад. Хозяин каравана – высокий человек в войлочной шапке, был одет в обычные для этих мест широкие шаровары и длинную рубаху из сероватой домотканой шерсти. Поверх рубахи он носил теплый черный жилет из верблюжьей шерсти, свидетельствовавший о достатке его владельца. На левую его руку, которую он постоянно держал за спиной, был намотан конец веревки, привязанной к шее вислоухого, семенящего за своим хозяином, а в правой руке человек держал длинный посох из кизилового дерева. И даже военные ботинки из коричневой кожи, покрытые пылью и разбитые у носков, не нарушали обыденного представления о простом жителе одного из местных горных кишлаков. Наоборот, они говорили о том, что владельцу приходится много путешествовать по каменистым горным тропинкам. Количество животных в караване было слишком малым, чтобы сторонний наблюдатель принял одинокого путника за пастуха, возвращающегося с высокогорных пастбищ в ближайшее селение, расположенное в нескольких милях от перевала. Судя по переметным сумам, это был один из тех мелких торговцев, которые обходят кишлаки и выменивают у сельчан продукты натурального хозяйства на китайскую и пакистанскую контрабанду.

Когда караван дошел до небольшой площадки среди поросших сероватым мхом валунов, торговец что-то крикнул своему псу, и тот почти демонстративно лег поперек тропинки. Человек подошел к краешку площадки, откуда открывался хороший вид на узкую зеленую долину, расстилавшуюся внизу. Довольно большой, по местным меркам, населенный пункт, засаженный высокими тополями и редкими фруктовыми деревьями, лежал в южной оконечности почти прямоугольной долины, протянувшейся по обе стороны речки, берега которой местами скрывались за высокими зарослями камыша. До одноэтажных саманных домиков с плоскими камышовыми крышами и глиняными заборами-дувалами, расположившимися вдоль трех, почти параллельных улиц, по воздуху было не более мили.

Торговец вернулся к ослику, мирно пощипывавшему редкую траву, и, достав из переметной сумы свернутый в трубочку коврик, вновь вернулся к кромке площадки. Здесь он посмотрел на часы и, расстелив коврик, повернулся в сторону кишлака, находившегося как раз к западу от него. Из кармана жилета он извлек длинные четки и, став на колени, стал медленно перебирать бусинки, простирая руки перед собой и отмеряя аккуратные земные поклоны.

Набожность этого странного торговца могла бы стать хорошим примером для очень многих в этой раздираемой войной стране. Но вместо внутреннего созерцания и поиска гармонии, в глазах «молящегося» читалась затаенная тревога и напряженное ожидание. Человек до боли в глазах всматривался в кишлак, он ждал какого-то сигнала. Так прошло около пятнадцати минут. Наконец, когда где-то в одном из ближайших дворов что-то через определенные промежутки времени трижды сверкнуло на солнце, торговец медленно встал с колен, свернул коврик и поместил его в на прежнее место. Взамен он достал небольшую радиостанцию и настроил ее на нужную волну. Сигнал, минуту назад увиденный им визуально, на сей раз повторился в виде трех щелчков с тем же интервалом.

– Наконец-то, – прошептал Шаин и свистнул собаке.

Обученный пес встал с места и, вильнув хвостом, медленно пошел вперед, тщательно обнюхивая пыль тропинки. Человек вновь намотал веревку вокруг руки и, взмахнув посохом, погнал свою маленькую отару.

Было около шести часов вечера.

В этот день он проснулся около восьми утра. Солнечный свет уже проникал сквозь дыры в старом одеяле, прикрывавшем вход в небольшую продолговатую пещеру, затерянную где-то высоко в горах, когда вошедший Джафар с ходу нарушил идиллию прохладного горного утра.

– Вставай, Шаин, для тебя поступила шифровка, – сказал он, протягивая небольшой листок бумаги с нацарапанными цифрами и буквами. – Я не знаю, что это значит, но, судя по настойчивости, с которой ее крутили в эфире, дело пахнет жареным.

– Как обстоит дело с постами? – Шаин задал свой традиционный вопрос, повторяемый каждое утро.

– Все чисто, без изменений. Абу вернулся под утро. Говорит, что шурави уже закончили прочесывать кишлаки и вернули бронетехнику на базу.

– Ладно, передай, чтобы не расслаблялись. Возможно, они уже наметили себе цели, – сказал Шаин, взяв протянутый листок.

Обычно, после каждой масштабной проверки, шурави поднимали авиацию для минирования горных троп, которыми пользовались моджахеды. Штурмовик в заранее намеченных точках сбрасывал несколько контейнеров с противопехотными минами величиной не более мячика для игры в гольф. Известные своей привычкой называть смертоносное оружие ласкательными именами, русские окрестили эти штучки «лепестками». Разрываясь в воздухе, контейнер на многие мили вокруг разбрасывал тысячи коварных сюрпризов, делая непроходимыми даже самые потайные тропинки. Несмотря на свои скромные размеры, «лепесток», искусно замаскированный под обычный камешек, при взрыве мог запросто оторвать ступню неосторожному путнику. Но на сей раз, судя по всему, русские штурмовиков не послали. А это могло означать лишь одно: они собираются задействовать свой спецназ. Ребята в бесформенных синеватых балахонах, со странными, развевающимися при малейшем ветерке ленточками, внезапно появлялись перед закатом и, закончив свое черное дело, как шайтан исчезали с первыми лучами восходящего солнца.

– Предупреди людей, чтобы не расслаблялись и не нарушали маскировки. Режим радиопереклички резервный, без особой нужды в эфир не выходить. Да, Джеф, – добавил Шаин, – и, пожалуйста, одерни это проклятое одеяло.

Сноп яркого утреннего света буквально ворвался в небольшую прямоугольную пещеру, в свое время служившую естественным пристанищем для пастухов, проводивших лето на высокогорных пастбищах. Шаин, не снимавший одежды вот уже седьмые сутки, вылез из толстого брезентового спального мешка и, взяв свои ботинки за каблуки, стал их усиленно трясти: местность кишела скорпионами и разными мерзкими пауками, так что приходилось повторять этот ритуал изо дня в день.

Обувшись, он вышел наружу и нежно потрепал по голове высокого худого пса с узкой мордой и длинной лоснящейся шерстью, в два прыжка оказавшегося рядом с его ботинками и радостно вилявшего хвостом. Затем перекинулся парой слов с одним из своих людей, который устроил пулеметное гнездо среди валунов в двадцати ярдах от входа в пещеру. Вероятно, разговор касался маскировки, так как, оставив пулемет, худой сорокалетний мужчина нехотя поплелся в сторону кустарника, разросшегося между валунами снизу по склону, и стал вырубать ветки широким ножом с непропорционально узкой рукояткой. Нож, как видно, мало подходил для подобного рода занятий и, часто вываливаясь из рук афганца, лязгал о камни. А возможно, человек в сером платке, замысловато обмотанном вокруг головы, просто устал.

Впрочем, устали все.

Уже седьмые сутки Шаин и дюжина его людей скрывались среди этих красноватых скал, выступавших из гладких округлых склонов, поросших изумрудной зеленью. Казалось бы, как обычно шурави проводили ежемесячную масштабную военно-полицейскую акцию по выдавливанию врагов режима из районов их постоянной дислокации. Сами боевые действия в горах сопровождались поисками оружия и выявлением моджахедов в населенных пунктах, рядом с которыми имели место инциденты с обстрелом автомобильных колонн и бронетехники. Как правило, все это происходило молниеносно и в редких случаях длилось более двух-трех дней. В противном случае терялся элемент внезапности, и поиски партизан заканчивались безрезультатно. Однако на сей раз командование русских, видимо, решило основательно потрясти «духов». Окружив бронетехникой одновременно несколько кишлаков, крупные силы противника стали так скрупулезно прочесывать окрестности, что командиру отряда пришлось в спешном порядке уводить своих людей повыше в горы. О столкновении с передовыми группами русских не могло быть и речи: ввязавшись в перестрелку, моджахеды обнаружили бы себя и стали отличной мишенью для поднятых по тревоге «Крокодилов», барражировавших над районом оцепления. Разделив своих людей на несколько групп, Шаин с одним из отрядов обосновался в пещерах, прикрывавших крутые горные тропинки, по которым основные силы отступили в сторону пакистанской границы. Здесь в 30 милях от границы, в точке схождения двух мощных горных массивов, пересеченный ландшафт лишал русских преимущества в живой силе и технике. Закрепившись вдали от населенных пунктов и дорог, моджахеды надеялись переждать бурю, не выпуская противника из поля зрения. И вот, только теперь, по прошествии шести суток, шурави наконец-то начали оттягивать основные силы.

– Ты уверен, что Абу ничего не перепутал? Это могли быть тракторы или строительная техника, – спросил он Джафара, устроившегося на одном из валунов, спиной к теплым лучам июльского солнца.

– Он говорит, что своими глазами видел, как еще затемно из Салеха выехала колонна бронетехники и с десяток грузовиков с пехотой. То же самое ему сказали и пастухи.

– А где он сейчас?

– Спит в общей пещере. Может, разбудить?

Шаин хотел было вызвать к себе Абу и разузнать детали, но вспомнил о шифровке и, отложив в сторону бинокль, развернул клочок бумаги, переданный ему помощником. Пробежав глазами по корявому ряду букв и цифр из 15 знаков, он достал зажигалку и сжег клочок бумаги.

– Оставь близнецов на постах, а остальных срочно собери в общей пещере, – сказал он помощнику через минуту.

– Что-то серьезное? – Спросил Джафар настороженно.

– Пока не знаю, торопись, времени мало.

Джафар пошел выполнять приказ, а Шаин вновь отложил бинокль и, достав из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и засунул во внутренний карман жилета.

Вскоре по-очереди стали подходить его люди. Оставив двоих опытных на наблюдательных позициях, Джафар привел остальных. Вместе с ним около брезентового одеяла перед входом в общую пещеру собралось восемь человек. Девятый – Абу – все еще спал внутри. Командир кивнул им и сделал знак рукой в сторону входа. Те одернули импровизированную дверь и молча вошли внутрь. Последним вышагивал нерадивый пулеметчик.

Судя по размерам, общая пещера в свое время служила основным загоном для овец. По форме она напоминала бутылку от хорошего французского коньяка – узкое короткое горлышко резко расширялось в овальное пространство с низким сводом, достаточно большое, чтобы вместить несколько десятков овец. Здесь и там на импровизированных ложах было наброшено с десяток овечьих шкур, служивших постелью для неприхотливых афганцев, которые уже устроились вокруг потухшего очага на ящиках от патронов. Еще пара деревянных ящиков была разломана на щепки и сложена у очага, выложенного почерневшими от огня камнями. Прямо над ним в прокопченный известняковый свод был вбит металлический штырь, с которого свисал кусок проволоки с двумя крючками. На нижнем висел котелок, а к верхнему был прикреплен керосиновый фонарь, дрожащее пламя которого придавало неожиданному собранию мистические нотки.
Оставив верного пса у входа в пещеру, Шаин вошел внутрь и сел спиной к свету. Бородатые люди с лицами, почерневшими от дыма и копоти, которую не могла вывести даже чистая родниковая вода, тщетно вглядывались в лицо командира, скрытое мраком пещеры. Неожиданный сбор на фоне охоты, начатой шурави в нижних кишлаках, не предвещал ничего хорошего, и в пещере наступила напряженная тишина.

Устроившись на одной из овечьих шкур, командир пару минут молча разглядывал своих моджахеддинов. Несмотря на грозный вид и дурную славу, все они на самом деле так и остались самыми заурядными жителями окрестных кишлаков, для которых мотыга и лопата были привычнее автоматов, с которыми они не расставались ни на секунду. Кругозор этих людей не выходил за пределы их гор, они имели крайне смутное понятие о достижениях цивилизации, цветами жизни для них были черный и белый, а пределом мечтаний – возврат к канувшему в Лету тысячелетнему укладу, который они когда-то унаследовали от отцов. Их прошлое походило на безвозвратно разбитую фарфоровую вазу, когда осколки ярких воспоминаний в сумме уже не в состоянии заменить целый сосуд. И лишь в одном они не знали предела и не признавали границ – в своей озлобленности и ненависти к тем, кто лишил их права на собственное понимание жизни. Эти чувства иссушили их души и тела даже больше, чем гашиш, к которому они часто украдкой обращались для того, чтобы хотя бы ненадолго уйти от реальности. Шаин пытался было отучить их от этой вредной привычки, но вскоре оставил это. Опасность, тяготы и лишения, которым он подвергался вместе с этими людьми, сплели между ними целую паутину невидимых уз. Он знал, что каждый из них имел какую-то, по-своему особенную, историю и личную причину идти по избранному пути, полному опасностей и не предвещавшему видимых перспектив в будущем. И сегодня, быть может впервые за все прошедшие годы, ему предстояло поставить все это под сомнение. Первая же буква шифрограммы, предназначенной ему, означала «высшую степень опасности», а уже следующие две цифры могли означать только одно – среди его ближайшего круга появился «крот».

Ему очень хотелось верить в свою способность разбираться в людях, многие из которых были обязаны ему жизнью и, при этом, он не мог усомниться в преданности тех, кто неоднократно выводил, а иногда и выносил его из опасных передряг. Но клочок желтоватой бумаги с корявыми закорючками свидетельствовал об ином, и услужливый рассудок, привыкший не поддаваться чувствам и сантиментам, уже четверть часа перебирал возможные варианты вербовки, фигурантами которых являлись его близкие. Вероятнее всего, думал он, русским удалось вычислить одного из них и посадить на крючок под угрозой жизни его семьи или родителей. В этом случае, чисто по-человечески, Шаин мог понять мотивацию шантажируемого, ведь за исключением его самого, практически у каждого из собравшихся «борцов за веру» были родные и близкие в нижних селениях, куда его люди при случае наведывались по ночам. На данный момент он мог быть более или менее уверенным лишь в одном: он под «колпаком», а возможно уже и под прицелом. Играть в открытую он не мог, так как это могло подтолкнуть человека русских пойти ва-банк, и тогда удара можно было ожидать откуда угодно. Оставлять все как есть, он не имел права: шифровка требовала, чтобы он срочно оставил место действия и вернулся в Пакистан по «аварийному» маршруту. Ему предстояло решить эту дилемму.
– Я вас собрал здесь, братья, чтобы сказать, что я сегодня по рации получил известие о том, что наши люди благополучно дошли до границы, и сейчас все они в безопасности.

Хранить в тайне факт получения шифровки не имело смысла. Наверняка тот, кому было нужно, уже знал о ней.

У собравшихся вырвался вздох облегчения, но атмосфера от этого не разрядилась.

– Это не все, – продолжил Шаин, зажигая сигарету и позволяя пламени зажигалки на пару секунд осветить свое бородатое лицо, – судя по поведению, шурави собираются бросить на наши поиски спецназ, и если они нас найдут, то не мне вам говорить о том, к чему это приведет… Какие будут предложения?

Собравшиеся молча наблюдали за маршрутом красного светлячка, устроившегося на конце сигареты своего командира.

– Думаю, что сейчас, когда наши уже достигли безопасного места, мы можем уйти отсюда, а не ждать прихода шурави как старый лев – шакалов, – нарушил тишину Джафар, – нам не обязательно оставаться здесь, Шаин. За два ночных перехода мы могли бы дойти до самой границы.

Некоторые из собравшихся, в основном молодые, одобрительно закивали.

– Понятно. А что ты скажешь, Абу, – спросил Шаин у самого старшего и наиболее опытного из своих подчиненных, прозванного «Отец» за свой возраст и патологическую любовь к нравоучениям и наставлениям.

Абу, все еще не выспавшийся после ночной прогулки, чинно сидел на корточках и, медленно поглаживая бороду правой рукой, проворно перебирал четки пальцами левой. В самой его манере сидеть сквозило нечто монументальное, и со стороны могло показаться, что он сидит в обществе ученых улемов , а не присутствует на военном совещании.

– Если шурави собираются использовать спецназ, то было бы глупо покидать свои позиции. Отсюда и до Хорса на востоке у нас нет таких оборудованных позиций и запасов продовольствия, как здесь. При желании, здесь мы можем выстоять даже воздушный налет, а в пути нас могут просто перестрелять как куропаток. Если нам суждено принять бой здесь, то на это воля Аллаха. Я считаю крайне неблагоразумным покидать наши позиции сейчас.

– Хорошо. Кто-нибудь еще? Ситуация сложная, и я готов выслушать каждого из вас, – светящийся кончик сигареты поднялся на самую высокую точку своей траектории, ярко разгорелся и вновь стремительно нырнул вниз, к каблуку ботинка, о который Шаин стряхивал пепел.

Желающих выступить не нашлось. Шаин уже давно убедился в том, что механизм коллективного принятия решений на Востоке пробуксовывал практически всегда. Никто не посмел добавить что-либо к мнениям, высказанным двумя наиболее авторитетными людьми из окружения командира.

– Я ценю вашу доброту, братья. Но вашим молчанием вы сами заставляете меня сказать здесь то, о чем все знают, но никто не решается сказать.

Шаин потушил сигарету и бросил окурок в очаг. По местным традициям этот поступок трудно было назвать корректным – очаг был символом семьи – но правила военного времени диктовали свое, и оставлять после себя лишние следы эти правила не позволяли.

– Вы, наверное, догадываетесь, что вся эта затянувшаяся возня шурави может иметь только одну цель, и эта цель – взять меня. Живым или мертвым.

Сидящие понурили головы, а Абу поднял кончик бороды и стал усиленно его рассматривать на свету.

– Я понимаю, что находясь здесь, среди вас, хочу я того или нет, я ставлю вашу жизнь под угрозу. Если бы шурави знали мое точное местоположение, то вам за дружбу со мной пришлось бы расплачиваться жизнью.

Вероятно, говоривший тихим монотонным голосом Шаин несколько обострял акценты, и со стороны могло показаться, что он сознательно сгущает краски в разговоре с этими малограмотными людьми. Но, на самом деле, весь гротеск имел вполне прагматичную цель – спровоцировать людей на непроизвольные жесты или движения, способные выдать их нутро. Было трудно судить о том, что, на самом деле, происходило в душах собравшихся. Уставшие люди продолжали сидеть с понурыми головами: им казалось, что на их лицах действительно были написаны их самые сокровенные мысли, которые Шаин озвучил сам.

– Мудрец сказал, что лучший выход из затруднительной ситуации тот, что позволяет выйти с честью, – задумчиво сказал Абу, не переставая теребить бороду.

– Со своей стороны я бы добавил: «И без потерь», – сказал Шаин. – У меня есть план, который позволит нам выйти из этого положения с честью и без потерь.

Он сделал акцент на последнем слове.

Моджахеды быстро подняли глаза и так же быстро их опустили. Доли секунды было достаточно, чтобы заметить в их глазах искорку надежды, сверкнувшей как блик солнца на битом стекле. Вряд ли можно было в чем-либо упрекнуть собравшихся. В сложившейся ситуации практически все они, кроме прямолинейного Абу, считали свое дальнейшее пребывание в пещере бессмысленным и опасным.

– Я должен уйти отсюда, – Шаин зажег очередную сигарету и, выйдя из тени, подсел ближе к потухшему очагу.

Его слова стали полной неожиданностью. По пещере прокатился шепот.

– Если нужно выбирать между избеганием потерь и честью, то я выбираю последнее. Аллах свидетель, что не пристало нам сидеть сложа руки тогда, когда твоя жизнь в опасности. Я пойду с тобой, – сказал Абу, продолжая невозмутимо поглаживать кончик своей бороды.

– Я тоже, – молодой и импульсивный Джафар передернул затвор автомата и вновь поставил его на предохранитель.

В пещере стало слышно, как лязгнул затвор и патрон глухо упал на утрамбованный пол пещеры.

– Я, конечно, ценю вашу поддержку, но когда я говорю уход, то подразумеваю отход на запасные позиции, а не акт самопожертвования. Абу и Джафар нужны здесь. Мы не можем просто уйти отсюда, это сломает людей внизу. Минут через двадцать я один выйду отсюда и пойду в сторону границы. Еще через сорок минут Джафар возьмет радиостанцию и, отойдя на безопасное расстояние от пещеры, свяжется с нашими людьми в Пакистане. Он передаст следующее: «Птица вылетела за солнцем». Возможно, это собьет шурави со следа, и они будут меня ждать на Змеиной тропе. С наступлением сумерек вы разделитесь на два отряда и по очереди пойдете на запад, в сторону зимовья. Командирами остаются Абу и Джафар, радиостанции должны постоянно быть при вас, третью я возьму с собой. К зимовью пойдете налегке, с собой возьмете самое необходимое, генератор и треть боеприпасов. Думаю, что этого хватит. Остальное спрячьте на прежнем месте. Без нужды в эфир не выходить, вас могут запеленговать. Если все будет в порядке, то встретимся через месяц. А теперь, все кроме Абу и Джафара могут вернуться к своим делам. Вас двоих я жду у себя.

– Люди очень устали, и у них могут сдать нервы, – сказал Шаин, как только Джафар и Абу устроились напротив него в командирской пещере. – Страх делает людей неконтролируемыми, и они могут пойти на необдуманные шаги, так что во избежание лишних хлопот не распускайте людей по кишлакам ближайшие 3-4 недели. Помните, что шурави сейчас усиленно сканируют эфир, и с рациями нужно обращаться предельно осторожно. Не оставляйте их без присмотра и всегда держите при себе. Связь с другими и внешним миром поддерживайте через курьеров. Можете поставить на это дело близнецов, у них достаточно опыта, и на них можно положиться.

– Ты позвал нас сюда, чтобы сказать нам это? – Абу оставил в покое бороду и посмотрел ему в глаза. – Мне кажется, что ты чего-то не договариваешь, Шаин.

– Сейчас рано строить какие-то предположения, но думаю, что через месяц мы сможем поговорить по душам. А пока, соблюдайте все меры предосторожности.

Когда через 10 минут Шаин вышел из пещеры в сопровождении своих собеседников, на нем, вместо привычной черной одежды, были широкие серые шаровары и рубаха из домотканой шерсти, а в руках он нес старые переметные сумы, перешитые из брезентовой палатки советского образца. Продолжая о чем-то говорить, троица подошла к третьей пещере, вход которой располагался под широким каменным карнизом на южной оконечности площадки. Здесь, в пастушеском загоне прошлых лет, моджахеды держали пару ослов, пару коз и с десяток овец. Большая собака, устроившаяся рядом с мешками овса, подняла голову, пару раз рявкнула на вошедших людей, но затем быстро успокоилась и, улегшись на прежнее место, прикрыла морду лапой.

Джафар перебросил на одного из вислоухих старое седло из мешковины.
– Скольких будешь брать с собой? – Кивнул он в сторону овец, столпившихся у кормушки с остатками овса.
– Заколите четверых и распределите мясо между людьми. Вам предстоит трудный переход, а они будут вам обузой. Консервов и остального провианта, спрятанного у зимовья, вам хватит примерно на месяц. После можете обращаться к Расулу, – сказал Шаин, перебрасывая переметные сумы через седло вислоухого.

– Тогда возьми и коз. Аллах свидетель, что молока от них меньше, чем хлопот. И очень уж эти твари смахивают на шайтана, – Джафар сплюнул и, войдя в загон, стал выгонять овец и коз из пещеры.

– На, возьми это, – Абу снял с себя черный шерстяной жилет и такой же кушак, – так ты будешь больше походить на пуштуна.

– Благодарю, – Шаин обнял обоих и, взяв прислоненную к стене пещеры длинную кизиловую дубинку, вывел осла наружу.

Худая длинношерстная афганская борзая по кличке Бон вновь подбежала к хозяину и, предчувствуя прогулку, стала виться у его ног.

Вскоре маленький караван медленно тронулся в дорогу. Спустившись около мили по крутой горной тропинке к бурному горному ручью, Шаин дал напиться животным и набрал воды. Ярдов через триста вниз по течению тропинка свернет на восток и, обойдя скалистый выступ, скроет его из поля зрения наблюдателей, следящих за ним в полевые бинокли. В то прохладное летнее утро он и не предполагал, что видит эти горы в последний раз, и ему более не суждено сюда вернуться.

Медленно ведя свой караван по еле заметной каменистой тропинке, идущей параллельно ручью, Шаин вновь мысленно просматривал все возможные варианты произошедшего. Разделив людей на два отряда, оставив рации под личный контроль наиболее преданных и запретив отлучки вниз, он фактически лишил потенциального предателя возможности связаться с внешним миром. По идее, это могло бы сработать определенное время, если, конечно, не одно обстоятельство. А что если «крот» – это один из… Шаин вновь загнал эту мысль куда-то в угол сознания.

Еще через милю у большого куста, покрытого мелкими желтыми цветочками со специфическим запахом, где тропинки разбегались в разные стороны, он присел на камень и, закурив сигарету, осмотрелся по сторонам.

Прохладный горный ветер шелестел в кустах и заставлял гнуться тонкие травинки, пробившиеся сквозь каменистую почву. Пройдет еще пару недель, и нестерпимый летний зной покроет окрестности желтизной. И только там, высоко в горах, где прохладные серые облака, споткнувшись о вершины, оставят после себя серебряные капельки росы, все будет по-прежнему.

Потушив сигарету и зарыв ее носком ботинка в желтоватой пыли тропинки, Шаин встал и свистнул псу. Обученная собака собрала разбредшихся животных и, пригнув нос к тропинке, медленно пошла вперед. Козы и овцы проследовали за ней. Обогнув каменные валуны, пригнанные сюда с вершин селевыми потоками, и пройдя мимо углубления в скальной породе – местные называли ее «Пещерой дервиша», – караван пошел дальше по тропинке, ведущей прямо в Салех, в логово «зверя».

Прошло около восьми часов, прежде чем Шаин, преодолев перевал, добрался до окрестностей этой долины. Вся эта затея с овцами и козами, которых он как мифический Сизиф выкатывал перед собой на кручи и скатывал вниз в скалистые ущелья, могла показаться несколько бессмысленной. Но лишь на первый взгляд. Здесь, в этой стране, уже три десятка лет раздираемой войнами идеологий и братоубийственными кровопролитиями, в кажущейся бессмысленности была своя, апробированная годами, железная логика. И дело было не только в том, что хозяева подобных караванов, имевшие связи по обе стороны границы, зачастую подрабатывали в качестве агентов разведки Демократической Республики Афганистан, что практически всегда обеспечивало им «зеленую дорогу» при встрече с шурави. Причина могла быть более прозаической и менее человечной: мины. Верный пес, которого Шаин более года приучал есть только около взрывчатки, уже не раз останавливал движение каравана и, усиленно виляя хвостом, повизгивал в ожидании хозяина. Получив от него кусочек жаренного бараньего курдюка, пес терпеливо ждал, пока хозяин обезвредит очередной опасный предмет, а затем вновь семенил вперед, надеясь найти еще одну ценную находку. Овцам предназначалась еще более трагичная участь: если чутье подведет Бона, и он не распознает очередную ловушку, то им суждено было пополнить длинный список разорванных в клочья жертв, ежедневно возлагаемых на алтарь кровожадного бога этой войны.

– Наконец-то, – прошептал Шаин, увидев сигнал.

Это означало, что он может начать свой опасный спуск в долину.

И хотя у него в переметных сумах лежало удостоверение высокопоставленного офицера разведки, а внешне он запросто мог сойти за одного из привилегированных торговцев контрабандой, спокойней от этого на сердце не становилось. Кто его знает, быть может сейчас где-то в скалах устроился его коллега по цеху – хладнокровный безбородый охотник со снайперской винтовкой, уже давно следивший за его действиями сквозь оптический прицел. Подгоняя овец и окрикивая коз, Шаин не мог отделаться от навязчивой идеи о том, что возможно сейчас его жизнь может зависеть даже не от выдержки, а от настроения того, для кого он был не более, чем движущейся мишенью.

Через полчаса, перейдя речку вброд, Шаин, провожаемый подозрительными взглядами работавших в поле сельчан, проследовал в сторону кишлака. Дойдя до окраины, он, как и подобает добропорядочному человеку, с почтением поздоровался со стариками, устроившимися полукругом на камышовых циновках под сенью высокого тополя с обрубленными сучьями.

– Кто у вас здесь в кишлаке главный? Мне нужно его видеть, отцы, – спросил Шаин, когда с церемониями взаимного пожелания мира было покончено.

– И у нас в кишлаке, и во всем мире главный – Аллах. Но он на небесах, а встречаться с ним тебе еще рано, сынок, – старший из них провел руками по бороде и продолжил чинно перебирать длинные четки из кизиловых косточек.

При упоминании Аллаха остальные из стариков также повторили жест.

– А кто главный на вашей земле, кто руководит этим селом, отец? – Вновь спросил Шаин, продолжавший играть в чужака.

– Шайтан. Вот уже десятый год, как он здесь хозяин, – также невозмутимо ответил старик и с чувством сплюнул через плечо, – а ты кем будешь, сынок, и с миром ли пришел? Вроде, говоришь как здешний, но лица твоего не припоминаю.

– Я пришел с миром. Но зря ты так говоришь о земной власти первому встречному. Люди разные бывают.

– Мне терять нечего, да и самому уже пора припасть к ногам Всевышнего, – продолжил упрямый старик. – А если хочешь увидеть Безбородого, то иди прямо по этой улице, вдоль арыка. Как только из-за дувала увидишь старую шелковицу с раздвоенным стволом, значит пришел. Иди с миром.

Прямолинейность старика импонировала, но ведь это были просто слова. Отгоняя дубинкой сельских псов, норовивших сцепиться с Боном, Шаин медленно шел по перерытой танковыми гусеницами улице, сопровождаемый недоверчивыми взглядами копошащихся в уличной пыли детей и их настороженных матерей, прикрывавших лица платками, накинутыми на головы. Война уже давно приучила людей бояться незнакомцев, а недавний рейд шурави только обострил это чувство.

Дойдя до дома представителя новой власти, Шаин постучал в деревянные, обитые тонкой жестью ворота. Во дворе залаяла собака и послышался лязг металлической цепи. Вскоре кто-то окрикнул пса и открыл маленькое прямоугольное окошечко в двери. Шаин представился офицером, выполнявшим секретное задание Генштаба афганской армии, и протянул в окошко удостоверение. Видимо, упоминание важных инстанций, расположенных где-то в далеком Кабуле, где хозяин, по правде говоря, и не был, вкупе с квадратной печатью, сделали свое дело, и прозванный «Безбородым» человек, попросив немного подождать, бросился укорачивать цепь своего пса. Вскоре ворота распахнулись, и Шаин, под злобное повизгивание хозяйской собаки, загнал свой караван в просторный двор.

Вопреки ожиданиям Безбородый – а эта кличка была очень обидной для восточного менталитета, – оказался бородатым худощавым человеком средних лет. Судя по всему, европейская бородка вызывала неприкрытое раздражение консервативных стариков, радеющих за незыблемость вековых устоев и без того отказывавшихся признавать в лице представителя власти полноправного мужчину.
Между тем, пока Шаин рассматривал хозяина дома, о котором уже давно был наслышан, тот позвал детей и крикнул жене, чтобы она приготовила чай. Пришедшие на зов отца дети десяти и семи лет, скромно потупившись в стороне, стали украдкой рассматривать гостя своими черными глазенками.

– Отведите скотину на задний двор и дайте сена, – сказал им отец.

– Подождите немного.

Шаин снял с осла переметные сумы и стал что-то в них искать. Вскоре он достал завернутый в бумагу кулечек со сладостями и жестяную коробку с индийским чаем, контрабандой, которая считалась большой ценностью не только здесь, но и в самом Пакистане.

– Это вам, дети, – сказал он, развернув бумагу и протянув яркий пластиковый кулек с конфетами.

Блеснувшая было в их глазах радость быстро погасла и, потупившись, они настороженно посмотрели на отца. Тот улыбнулся:

– Берите и не забудьте по-братски поделиться с Гюльнарой и Джамалом.

– А что они не выходят, стесняются гостя или, может, отца? – Шаин протянул коробку с чаем хозяину. – А это вам.

Тот приложил правую руку к сердцу и, немного наклонив голову в знак благодарности, продолжил:

– Нет. Это дети моего брата. Совсем недавно осиротели, вот я и взял их к себе. А стесняются потому, что еще не обвыклись.

Погрустневший хозяин проводил взглядом детей и, повернувшись к гостю, пригласил его к невысокому деревянному помосту, стоявшему под шелковицей и покрытому ковриком с незамысловатым узором. Через пару минут хозяйка на медном подносе принесла старый чайник, окруженный глиняными пиалами и двумя тарелками, в которых было немного сухофруктов и тутовая патока, заменявшая здесь сахар.

– Может, уважаемый гость хочет поужинать с нами? – Спросил хозяин.

– Нет, спасибо, – Шаин прижал руку к сердцу и отмерил легкий поклон в сторону хозяйки, – не стоит хлопотать, сестрица, я тороплюсь.

– Итак, чем я могу помочь в вашем деле? – Поинтересовался хозяин, когда, оставшись наедине, собеседники отпили по глотку обжигающего напитка.

В его взгляде сквозила настороженность.

– Мне нужно срочно попасть в расположение наших сил южнее Кандагара.

– Это далеко отсюда, для этого нужен автомобиль.

– Именно по этой причине, уважаемый, я и обратился к вам, как к представителю власти.

Хозяин почесал бородку.

– Я понимаю, что вы рискуете оказаться в затруднительной ситуации. Но все, кто меня видел, думают, что я простой торговец, а о том, что я офицер, знаете только вы, – сказал Шаин.

Казалось, у Безбородого немного отлегло от сердца:

– Вы понимаете, здесь неспокойно… Многие еще не понимают, что новая власть может изменить жизнь к лучшему…

– Не волнуйтесь, уважаемый – перебил его Шаин, сам в свое время давший приказ не трогать Безбородого, – более того, понимая, что моя просьба сопряжена с определенными трудностями материального характера, я готов полностью компенсировать все затраты.

Поистине, так складно мог говорить только человек, окончивший университет в большом городе – мечта, с которой Безбородый уже давно был вынужден расстаться.

– Нет, нет, что вы, я не возьму у вас денег, – сказал он, доливая чай в пиалы.

– Не волнуйтесь, мое командование заранее предусматривает подобного рода затраты и, помимо прочего, не пристало офицеру разъезжать за счет бедного кишлака, наверняка пострадавшего в войне.
Казалось, Безбородый был полностью обезоружен последним доводом гостя.

– Хорошо, – сказал он, немного подумав, – здесь есть автомобиль, который мог бы довезти вас до нужного места, да и водитель преданный человек. Но дело в том, что машина понадобится к завтрашнему полудню…

– Не вижу никаких проблем, уважаемый. За это время можно доехать хоть до Кабула.

Хозяин позвал старшего сына и куда-то его послал.

Собеседники успели выпить еще по пиале чая, прежде чем послышался шум работающего двигателя, и к воротам подъехала машина.

– Приехал, – сказал Безбородый, когда машина остановилась, и послышался звук открываемой дверцы, – это наш «УАЗ», его пару лет назад списали из одной войсковой части в соседнем вилайяте, и он достался нам. Расул, наш водитель, собирал его буквально по частям, но не волнуйтесь, она вас довезет. А вот и сам водитель.

Молодой человек лет тридцати, в обычной для этих мест одежде крестьянина, но с почерневшими от отработанного машинного масла ладонями, важно вошел во двор и направился в сторону деревянного помоста. В его спокойных и несколько медлительных манерах, преисполненных чувства собственного достоинства, не было бахвальства или самовлюбленности. Просто здесь, в этом затерянном уголке, где умение читать и писать уже было уделом избранных, Расул в свои молодые годы смог вскарабкаться на головокружительные высоты – он был механиком, а значит – незаменимым человеком.
Медленно подойдя к собеседникам, он поздоровался с хозяином и лишь затем повернулся в сторону гостя, сидевшего вполоборота от него. На какую-то долю секунды его лицо преобразилось, но он сумел совладать с собой и невозмутимо поздоровался с Шаином.

Хозяин, однако, ничего не заметил.

– Расул, нашему уважаемому гостю необходимо до наступления темноты добраться до расположения правительственных сил на юге. Помнишь, ты говорил, что тебе кое-что нужно из запчастей, заодно и посмотри, что можно достать.

– Хорошо, – кивнул он, – мне нужно подготовить машину и завершить кое-что из дел. Я над ней работал, когда ваш сын зашел за мной.

Механик кивнул на свои руки.

– Да, вот еще, – сказал Шаин, – у меня здесь пара овец, которых нужно будет куда-то пристроить. Думаю, что оставлять их здесь было бы неправильно: что подумают люди, когда узнают, что проезжий торговец оставил свою скотину во дворе представителя власти? Мне нужно их пристроить на месяц, после за ними зайду я или кто-нибудь из моих людей. Не мог бы наш уважаемый водитель приютить их у себя во дворе? Это не будет привлекать много внимания, а расходы на содержание я оплачу.

Расул вопросительно взглянул на «Безбородого». Тот развел руками, хотя в душе он был полностью согласен с рассуждениями нежданного гостя. Интересно, где же все-таки тот учился?

– Ладно, – сказал Безбородый, – пусть Расул езжает к себе и готовит машину, а мои дети подгонят баранов.

Отослав водителя и дав указания детям, «Безбородый» остался довольным проделанной работой и внутренне испытывал гордость за то, как ему удалось дипломатично выйти из деликатной ситуации. Потерев руки, он предложил гостю продолжить чаепитие, пока все будет готово к его отбытию. Хозяйка принесла еще один чайник и, немного поговорив на нейтральные темы в косых лучах заходящего солнца, он проводил гостя до дома водителя.

– Помните, что все сказанное мной необходимо держать в строгой тайне. Если кто-нибудь спросит обо мне, скажите, что я приятель вашего покойного брата, – сказал ему напоследок Шаин.
Войдя во двор, он направился в сторону выложенной из саманных кирпичей и крытой толем каморки, где Расул устроил свою мастерскую и в которой проводил большую часть времени.

– Как дела, Рассел?

Стоя посреди каморки, Шаин обнял водителя за плечи и посмотрел ему в глаза. У него была привычка переименовывать своих людей на английский манер.

– Не перестаешь удивлять меня, Шаин. Я и не ожидал увидеть тебя здесь, да еще в доме у этого… Сегодня, в условленное время, я увидел сигнал и подумал, что это связной и, как обычно, стал ждать гостей с наступлением тьмы. Я и не предполагал, что это ты. Да еще это посещение «Безбородого»… В чем дело? Что означает весь этот маскарад с овцами и козами? Ты и в самом деле куда-то собрался?

– Не все сразу. Мне нужно попасть к границе к югу отсюда.

– Что-то случилось? С нашими все в порядке?

– Да, у них все нормально, возможно, через пару недель зайдут за припасами. Но мне нужно на время исчезнуть отсюда. Сможешь довезти до перекрестка на Кандагар?

– Как?! Ты собираешься в Зорб, где совсем рядом гарнизон шурави, патрули, блок-посты на дороге? Тебя там сразу заметят.

– Так надо. Сам знаешь, что оттуда до перевала можно дойти за 5–6 часов пешего пути. Сколько времени потребуется, чтобы доехать до Зорба?

– При таких дорогах часа три пути, на лошади и то быстрее доедешь…, – водитель задумался. – Ладно, мне нужно заехать за бензином. Хочешь переждать здесь пару минут или поедешь со мной?
– Нет, не хочу лишний раз высовываться. И без того наверняка здесь все уже говорят обо мне.

Оставшись один, Шаин, переступая через сваленные в беспорядке шестеренки и старые двигатели, – и как только Расул умудрился притащить сюда все это? – подошел к небольшому зеркалу, встроенному в стену и замазанному глиной по краям. Взяв с полки ножницы, он за пару минут привел в более или менее цивильный вид свою кучерявую с проседью бороду. Повертевшись перед зеркалом и оставшись довольным своим внешним видом, Шаин, теперь уже мало походивший на командира партизан, достал из переметной сумы пачку афгани и немного долларов, рацию, армейский рюкзак советского образца и комплект военного обмундирования офицера афганской армии. Конечно, спускаться со всем этим скарбом с гор было далеко небезопасно: вряд-ли кто-либо пошел бы выполнять секретную миссию, имея при себе униформу и служебное удостоверение ХАД , но иного выхода не было. Уложив форму и еще кое-что из личных вещей в рюкзак, он достал пистолет, вынул обойму и, еще раз убедившись, что магазин полон, вернул оружие обратно во внутренний карман жилета. Два других магазина он заткнул за кушак и, в ожидании Расула, присел на низенький деревянный табурет. Теперь он готов. До последнего момента все шло так, как он и запланировал. Но вернувшийся вскоре механик принес плохую весть.

– У нас проблемы, Шаин, – бросил он, войдя в каморку и с чувством пнув один из старых моторов. – Этот безбородый пес что-то подозревает. Пару минут назад, когда я возвращался из гаража, этот пройдоха остановил меня и попросил по прибытии в Зорб сразу же предупредить о тебе своего давнишнего приятеля – тамошнего начальника милиции.

– Это становится интересным. Что будем делать? Мы сможем как-нибудь избежать встречи с этим блюстителем закона?

– Нет, – мотнул головой Расул. – Он безвылазно сидит там. Когда я еду в Зорб по делам, то каждый раз останавливаю машину во дворе этого человека. Так распорядился Безбородый, и так безопаснее. Так что, избежать встречи я не могу, Безбородый сразу начнет меня подозревать и что-то вынюхивать.

– Что предлагаешь? Отказаться от поездки я не могу.

– Ты бы смог поехать туда один? – В глазах механика читалось обоснованное беспокойство.

Ставить под удар Расула, человека, игравшего ключевую роль в деле снабжения партизан продовольствием, Шаин не мог.

– Хорошо, но как ты объяснишь это?

– Скажу, что ты сам в последнюю минуту отказался от моих услуг и решил поехать один. Он знает, как я привязан к машине и поймет, что по собственной воле я бы от поездки не отказался.

– Позаботься о моей собаке.

Через пару минут Шаин выехал со двора и, оставив Салех, направился в сторону солнца, кромка которого начнет постепенно заходить за вершины скалистых гор. Медленно продвигаясь по развороченной танками грунтовой дороге, он еще не будет знать, что именно им он через пару часов будет обязан жизнью. А пока он будет предполагать, что Джафар уже давно вышел на связь, и, по всей видимости, на «птичку» открыта охота, а разведгруппы шурави уже поджидают его в засадах на Змеиной тропе и у Восточного перехода. А это было далеко.

Шаин не волновался насчет дороги, по которой ему предстояло ехать. Он знал, что при приближении ночи она на много десятков миль в обе стороны становится практически безлюдной: шурави в целях безопасности избегали разъезжать по ней в темное время суток. Пол думал, что добравшись до перекрестка, он окажется в безопасности: окрестности Зорба всегда были «мертвой зоной», и тотальных проверок с прочесыванием местности там обычно не проводили. На полпути туда он попадет в пределы досягаемости радиостанции человека, засланного с территории Пакистана, а значит – сможет получить оперативную информацию о передвижениях шурави в радиусе 30 миль за последние несколько часов. И даже в самом крайнем случае, если русские, пронюхав о его настоящих планах, послали ему навстречу группу захвата, то у него всегда будет достаточно времени, чтобы раствориться в горах.

Через час езды по ухабистой дороге с многочисленными лужицами воды цвета какао, образовавшимися там, где ручейки пересекали полотно дороги, Шаин остановил машину. Маленькая красная лампочка, изредка подмигивавшая ему при выезде из Салеха, уже давно освещала приборную доску неярким рубиновым светом. Темнело. Выйдя из кабины, Шаин снял металлическую канистру, закрепленную на багажной дверце машины, и откинул сиденье водителя. Его всегда удивлял полет инженерной мысли шурави, додумавшихся установить два из трех бензобаков военной машины прямо под передними сиденьями. С одной стороны, это, конечно, удобно: в темное время машину можно заправлять, не отходя от водительского места, прямо под светом лампочки, освещающей салон. Но с другой стороны – водитель вынужден водить машину, сидя на пороховой бочке.

Через десять минут Шаин включил рацию и вышел на связь со своим связным, а еще через полчаса высокий худощавый человек с альпинистским рюкзаком за спиной и автоматом в руках, скрывавшийся в придорожных кустах, вышел на обочину и заскочил в притормозивший автомобиль. Сотруднику пакистанских спецслужб ISI, пожавшему руку Шаину и усевшемуся на переднем сиденье, было не многим более 30-и лет. В его рюкзаке было альпинистское снаряжение, прибор ночного видения и еще кое-что, что могло бы понадобиться им для перехода границы в запасной точке, находящейся к северу от Зорба.

Пока все шло нормально, но вскоре начавшийся ливень внес свои коррективы. Через пару миль дорога, развороченная гусеницами танков и разбухшая под потоками воды, стекавшими на грунтовое покрытие со склонов гор, стала практически непроходимой, и старый, видавший виды джип начал все чаще застревать в глинистой жиже, разбрасывая комья грязи из-под всех четырех буксующих колес. Через полчаса езды «УАЗ» нырнул передними колесами в очередную лужу и, пройдя несколько ярдов, в очередной раз натужно заревел мотором. Дав задний ход, Шаин попытался с разгона преодолеть бровку вымоины, но безрезультатно. Пробуксовав с минуту – да так, что с шин пошел пар – и убедившись, что машина серьезно застряла, он выругался и, включив освещение в салоне, осмотрелся по сторонам. Впереди, сквозь косые потоки дождевых капель, виднелся скалистый выступ, нависавший над дорогой: милях в пяти южнее от него лежал конечный пункт их путешествия на автомобиле. Справа в наступающей тьме черным бесформенным пятном растеклось узкое неглубокое ущелье, а слева в тусклом свете слабой электрической лампочки в пяти-шести ярдах вырисовывался развороченный бульдозерами покатый глинистый склон, местами изрядно изрезанный выступавшими наружу какими-то сланцевыми породами. Осмотревшись, Шаин попросил своего попутчика сесть за руль, а сам, приделав штык-нож к его автомату и взяв в зубы небольшой фонарик, выпрыгнул из кабинки.

Используя автомат в качестве лома и подсвечивая себе фонариком, Шаин за пару минут отковырнул от рыхлой скалы несколько крупных плит и осторожно спустил их к дороге. Его попутчик, между тем, не терял времени и пытался выехать из глиняной западни.

– Оставь, – крикнул ему Шаин после очередной безуспешной попытки, – подожди немного, и мы вытянем этот самовар.

Вскоре плиты были установлены под колесами и Шаин, встав в свете фар, махнул рукой: давай. «УАЗ» натужился, въехал было на камни, но левое переднее колесо почти сразу съехало с гладкого камня и вновь стало разбрызгивать грязь. Шаин поднял руку и, наклонившись, поправил камень. Оставшись недовольным проделанным, он с силой уперся в плиту прикладом и вновь махнул рукой. Пакистанец, напряженно всматривавшийся в происходившее рядом с передним колесом, находящимся вне освещенного фарами пространства, заметил знак и нажал на акселератор.

То, что произошло потом, еще долго преследовало Шаина в ночных кошмарах. Буквально через секунду после того, как сидящий за рулем человек завел двигатель, раздался громкий хлопок, покрывший ветровое стекло паутинкой мелких трещин, и высокий сноп яркого адского пламени, вырвавшись откуда-то из-под водителя, в доли секунды превратил его в большую свечу. Зрелище было ужасным: мечущийся в смертельной ловушке человек горел живьем.
Прошло пару секунд, прежде чем оглушенный взрывом и ослепленный вспышкой Шаин понял, что лежит на правом боку в луже грязи, куда его отшвырнуло взрывной волной. Инстинктивно ощупав себя, он вскоре бросил это занятие: он был весь мокрый, а если и получил ранение, то об этом смог бы узнать только тогда, когда боль заявит о себе. Через несколько секунд после взрыва погасли фары горящего автомобиля. Пошарив вокруг, Шаин нашел автомат пакистанца и включил фонарик. Несмотря на опасность – машина могла взорваться еще раз, — он подошел к багажному отделению и, отбросив штыком горящий брезент, попытался спасти то, что осталось от снаряжения. К сожалению, огонь уже подобрался к его вещам, но рюкзак пакистанца, откатившийся в дальний от огня угол багажного отделения, был цел. Поддев его штыком, Шаин убедился, что вещи целы и, в последний раз посмотрев на горящий «УАЗ», начал на ощупь спускаться в сторону ущелья. Ливень смоет его следы, а если в ближайшие 10-15 минут на звук взрыва сюда кто-то и заявится, то перед его глазами предстанет мрачная картина: горящая машина и труп водителя, навсегда застывшего в «позе боксера».

Действительно, спустившись по поросшему высокой травой склону в ущелье на 50–60 ярдов и начав осторожно пробираться вдоль дороги, Шаин минут через десять заметил скачущий по горам свет автомобильных фар и по приближавшемуся звуку определил, что это «УАЗ». Еще через пятнадцать минут автомобиль, подпрыгивая на колдобинах и пробуксовывая в грязи, поехал в обратную сторону. Должно быть, на передовых постах шурави услышали звук взрыва, а возможно и заметили отблески пламени и послали людей проверить, в чем дело. Но одно было странно. Обычно осторожные русские в ночные вылазки посылали несколько десятков солдат под прикрытием бронетехники, а здесь джип просто выехал на место происшествия и быстро вернулся назад. Это было нетипично.

Уже потом, сидя в плетеном бамбуковом кресле и разглядывая потертые по внешним краям каучуковые подошвы ботинок своего старого друга и коллеги по цеху, развалившегося в аналогичном кресле напротив и со смаком дымящего ароматной сигарой, Шаин найдет ответы на волнующие его вопросы. Допотопный настольный вентилятор, доставшийся в наследство новому хозяину со всей остальной мебелью углового кабинета на третьем этаже торговой конторы в Карачи, сделает очередной поворот и, погнав в сторону Шаина облачко сигарного дыма, попутно сдует со стола листок бумаги со схемой.

– Ну, что ты думаешь на этот счет? – Спросит приятель, пуская колечки дыма.

– Интересно, – скажет Шаин, возвращая бумажку на стол.

– Гениально, – хозяин кабинета поучительно поднимет палец, – миниатюрный заряд крепится под сиденьем автомобиля и подсоединяется проводом к немного переделанному датчику спидометра. Как только автомобиль накручивает определенное количество миль, заряд срабатывает и наносит водителю ощутимое, но не фатальное ранение, после чего тот наверняка теряет сознание и, тепленьким и мокрым от собственной крови, попадает в плен прямо на месте. Человек, получивший проникающее ранение в области икр, даже если и не потеряет сознание, то, в любом случае, будет парализован и не сможет сбежать.

– Не слишком ли грубо сработано? – Шаин сам закурит сигару и потянется к толстому граненому стакану с остатками виски со льдом.

– Нет, дорогой друг, я бы даже сказал — остроумно. Ни у кого не останется и тени подозрения о предательстве и тому подобное. Многие видели, как человек выехал из пункта А, и опять-таки многие увидели бы, как он практически доехал до пункта Б. И вдруг: взрыв, машина испорчена, а бедняга-водитель попадает в руки к шурави. Мало ли людей взрывается сегодня: где мина, где неразорвавшаяся граната или снаряд? Произошедшее можно легко списать на досадное недоразумение, совпадение фактов и так далее. Ставлю десятку, что никому и в голову не придет, что произошедшее было кем-то заранее спланировано и осуществлено. Спорю, что и сам водитель вряд ли бы догадался, что с ним произошло, скорее всего, подумал бы, что наехал на мину. Может, еще виски?

– Нет, спасибо. Жарко. Так значит, ты уверен, что все было спланировано?

– У меня нет и тени сомнения. Наши люди здесь кое-что изучили и проанализировали. Выходит, что эти ребята не учли пару обстоятельств форс-мажорного характера, ну и, конечно, мощность заряда. Судя по всему, тот, кто готовил тебе сюрприз, был хорошим механиком, но никудышным подрывником и просто перебрал с тротилом. Ну и, конечно, расчеты с расстоянием подвели. Думаю, что по его планам ты должен был ехать без пробуксовки, и если бы не дождь, то ты и в самом деле подорвался бы под носом у русских.

– Зачем им это? Если они знали, что я буду проезжать мимо, то могли бы просто устроить засаду и взять где-нибудь на дороге.

– Судя по всему, у твоего приятеля – Расула не было возможности сразу же предупредить о твоей поездке русских. Для этого ему надо было бы выехать вслед за тобой и попасть в пределы досягаемости их радиопередатчика. На всякий случай он сначала подготовил ловушку, а затем вышел на связь и передал закодированное послание русским.

– Вы его перехватили?

– Да, но пока мы поняли о чем речь, произошло то, что произошло. А к тому времени, когда наши люди дошли до места происшествия, русские уже увезли труп и столкнули машину в ущелье. От нее практически ничего не осталось: видимо, заряд был мощный.

– Думаю, что дело не в заряде, а в его креплении. Просто, Расул не учел, что я буду откидывать сиденье и заливать бензин именно в этот бак. Наверняка взрывчатка сместилась, и волна, вместо того, чтобы пойти параллельно полу и ранить ноги, пошла вниз и подорвала бак. Обычно для создания направленной волны саперы используют экран из куска толстой стали размером чуть больше самой взрывчатки. Наверно и этот сделал что-то подобное. И как я не заметил ничего странного, когда доливал бензин?

– Наверное, заряд был запрятан в самом сиденье. Ладно, скажи спасибо, что сюрприз не повернулся экраном в пол, а то – при взрыве уцелело бы все, кроме твоего самоуважения, – довольный шуткой, приятель засмеется и поменяет положение ступней: сейчас наверху будет правая.

– Как всегда, твоя шутка неуместна. Ты забываешь, что я спасся ценою жизни пакистанца, и если бы не он, то ты бы сейчас сидел и, оттирая пот и размазывая чернила, писал бы длинные рапорты начальству, пытаясь объяснить мою преждевременную кончину. Что вы сделали с Расселом?

– Ладно, перестань. Рассел исчез. Кстати, о паке, спасшем тебя… Люди наверху решили, что он будет продолжать изображать тебя до второго пришествия. Так что, начальство уже решило проблему твоей преждевременной кончины. Официально человек, известный всем под именем «Шаин», три дня назад подорвался на противотанковой мине, не доехав нескольких миль до провинциальной дыры под названием, как там… Зорб. Твое здоровье, – хозяин выпрямится в кресле и протянет руку с граненым стаканом, в котором будут плавать остатки льда.

– Ты не ответил на мой вопрос о поиске Рассела и дальнейшей судьбе моих людей…

– Послушай, есть люди, которые несут за все ответственность. Уверен, что ты это отлично понимаешь. Но я тебе скажу еще одну вещь. Большие люди в Вашингтоне ведут серьезную работу с Москвой по этой дыре, и вполне вероятно, что скоро русские уйдут из Афганистана. Понимаешь, что это значит? Это победа, мы добились того, о чем могли только мечтать пару лет назад. Так что, сейчас нет никакого смысла раздражать шурави. Все, приятель, «джихад» окончен, и это неплохой повод, чтобы выпить. Итак, мы уходим оттуда, чтобы вернуться в новом качестве, – приятель встанет и станет отмерять своими каучуковыми подошвами восточный ковер ручной работы.
Сквозь раскрытое окно в комнату будет доноситься многоголосый гул большого восточного города, изнывающего от избытка жары и недостатка свежего воздуха.

– Ладно, поговорим об этом позже, мне нужно закончить отчет. Могу я взять эту бумажку? – Шаин покажет на схему взрывного устройства, придавленную тяжелой глиняной пепельницей в виде изъеденного червями яблока.

Приятель кивнет и, положив руку ему на плечо, посмотрит в глаза:

– Я тебя отлично понимаю, Пол… Мы поговорим после, в любое удобное для тебя время.

Пол выйдет из кабинета, а легкая дверь, подхваченная потоком сквозняка, шумно захлопнется за его спиной. Ему почему-то будет казаться, что в квадратном с высоким потолком кабинете 15 на футов, прозаично и буднично он оставил все то, ради чего ему пришлось многим пожертвовать в жизни. Там, высоко в горах, он мог только мечтать об уходе шурави. Но почему-то сейчас здесь, за дверью, он впервые почувствует, как занемеет левая рука, отдаваясь тяжестью в груди.

Через пару минут его прагматичный и жизнерадостный приятель выйдет в коридор со скучающим выражением лица и, вытирая шею большим цветастым платком, случайно заметит, что выпал один из двух гвоздиков, которыми была прибита табличка на его двери, и теперь его фамилия висит вниз головой.

– Эй, Джойс, – крикнет он в никуда, – где это тебя учили так забивать гвозди? Боже мой, и кого только не посылают сюда…, а ну-ка быстро найди гвозди и прибей эту проклятую табличку. У тебя пять минут. Если не успеешь, лишу недельного жалования. Время пошло.

Дверь снова хлопнет, а табличка пару раз качнется и застынет в ожидании Джойса. На ее гладкой латунной поверхности будет выгравировано «Джереми Ли Гордон, менеджер по продажам».

Эдуард Атанесян

Продолжение