ИНТЕРВЬЮ

«Наша среда» продолжает публикацию распечатки интервью Клары Ваграмовны Терзян, данное ей  Каринэ Саакянц, автору и ведущей программы «Остаться в памяти людской» Общественного радио Республики Армения

Начало

К.С. — Здравствуйте, в эфире программа «Остаться в па­мяти людской».  И сегодня мы снова беседуем с Кларой Ваграмовной Терзян. Упомянутые в прошлой нашей пе­редаче ее книги «Перекличка земли и неба», «Хоровод лет», «Созвездие великих», «Судьбы, дороги и тоска» и «Спасен­ные реликвии» могут служить (и в общем-то послужили) благодатным материалом и для нашей передачи, цель ко­торой напоминать о людях, забывать которых мы не впра­ве, как не вправе забывать их высокие дела и поступки.

Прошлая наша передача была посвящена чешской пере­водчице армянской литературы, арменоведу Людмиле Моталовой. Сегодня в продолжение этой темы я хочу остано­виться на рассказе Клары Ваграмовны о другом иностран­це, для которого Армения стала второй родиной, францу­зском арменоведе, переводчике Жан-Пьере Майе.

Клара Ваграмовна, в вашу книгу «Перекличка земли и неба»   вы включили и очерк о   Жан-Пьере Майе.

К.Т. — У меня очень искренние, очень теплые воспо­минания о нем. Как-то раз вечером прозвенел звонок, я открыла дверь, смотрю — стоят женщина, трое детей и мужчина. Все улыбаются. Я говорю: «Пожалуйста, захо­дите».   Мужчина  говорит  на  армянском  языке: «Я — Жан-Пьер Майе, я француз, моя жена Ани и трое детей. Мы все говорим по-армянски. Я слушал передачу с Доус Осетом, арменоведом из Англии. Вы представляли его по радио. Но он не говорит по-армянски. А я знаю не толь­ко западноармянский, но и восточноармянский язык». Я говорю ему: «Пожалуйста, пожалуйста, заходите». У меня на стене висела картина храма Рипсиме. Старший сын Жан-Пьера, Винсан, как только ее увидел, сказал: «Это храм Рипсиме». Потом спросил: «Папа, армянские письмена создал Месроп Маштоц? А кто французские пись­мена создал?» Отец ответил: «К сожалению, мы не знаем».

К.С. — Латиница у них…

К.Т. — И такой вечер был, такой задушевный. Он рас­сказал, что его дети идут в армянскую школу, а младшая — идет в армянский детский сад. И все ее куклы армянс­кими именами названы. И жена его, Ани, тоже преподава­ла в институте Брюсова, разговорную речь. И Майе тоже преподавал в университете разговорную речь. Жена гово­рит: «Как много света в Армении!» И я очерк так и наз­вала «Как много света в Армении»… Она говорит:  «Каж­дое утро мы любуемся Араратом. Сколько света! Сколько теплоты… Вот у Нарекаци есть «День, который равен го­ду». Действительно, этот вечер для меня был равен году.

К.С. — Из очерка Клары Терзян я хочу привести не­большой фрагмент.

«Разговор зашел об учителе Майе Фредерике Фейди, французском арменоведе, который приложил огромные усилия к тому, чтобы армия французских арменоведов не переставала пополняться.

— Мой учитель господин Фейди, всю жизнь мечтал увидеть Армению, но ему удалось ступить на армянскую землю только в 55 лет. А я, изучая армянский язык и литературу всего пять лет, живу в Армении и мечтаю ос­таться здесь еще хотя бы год, чтобы завершить все нача­тые здесь труды. Когда во Франции я начал изучать ар­мянский язык, я даже не допускал мысли о том, что од­нажды смогу приехать в Армению. Это чудо. В академии наук мне как человеку, интересующемуся армянской культурой, много помогают, идут навстречу, меня обеспе­чивают такими книгами, которые не то, что во Франции, даже в Армении найти сложно.

В 1986 году в Ереване был проведен Международный симпозиум по средневековой армянской литературе. В числе участников представительного форума был и Жан-Пьер Майе. Его доклад был посвящен «Книге скорбных песнопений» Григора Нарекаци. Надо сказать, что страст­ное желание перевести на французский язык вершинное произведение средневековой армянской поэзии у Майе возникло чуть ли не с первых шагов в арменоведении. И в 1986 году он только приступал к реализации своего за­мысла. А поскольку очерк Клары Терзян написан на осно­ве ее записей 1975 года и дополнен в 1989 году, то в нем как раз говорится и об этом. Конечно, в научных издани­ях, осветивших симпозиум 1986 года, можно найти выс­тупления и доклады всех участников, в том числе, и Майе. Но отличие публикации Клары Терзян в том, что научные издания рассчитаны на профессионалов, а выпущенные ею сборники рассчитаны на широкие круги читателей. Таким образом, обращением Майе к участникам форума Клара Терзян дополняет созданный ею портрет, иллюстрирует позицию Майе в отношении армянской культуры и дает возможность самым разным людям составить впечатле­ние о французском ученом, так много сделавшем для изу­чения и пропаганды армянской культуры. Приведу несколько выдержек из выступления   Майе на симпозиуме:

«Дорогие друзья, я с волнением обращаюсь к вам в свя­зи с первым международным, я бы сказал, всемирным симпозиумом, посвященным средневековой армянской литературе. Я отчетливо понимаю, что мы принима­ем участие в беспрецедентном и эпохальном событии. Надо отметить, что армянский народ, следуя по проло­женному Маштоцем пути, всегда с почтением отно­сился к гениям своей национальной литературы, всегда изучал их творчество. Что касается нас, иностранцев, то армянской книжностью, ее исследованием как одно­го из сокровищ мировой цивилизации мы стали зани­маться только с 18 века. Какого труда стоило нашим предшественникам, опиравшимся лишь скудные доку­менты, которыми они располагали, и не имевшим воз­можности посетить Армению, находить рукописи и работать над ними. И вот сегодня благодаря совмест­ным усилиям Института литературы Академии наук Армянской ССР и Матенадарана перед всеми специалис­тами мира широко распахнулись двери в арменоведение. И все мы, приехавшие со всех концов Советского Со­юза, из Европы, с Ближнего Востока и из Америки, при­соединились к армянским ученым, чтобы во имя разви­тия армянской и общечеловеческой культуры вкусить плоды научных достижений в этой области».

Представив читателям своей книги слово Жан-Пьера Майе, Клара Ваграмовна продолжает: «В свои ближай­шие планы Жан-Пьер Майе включил перевод на францу­зский язык «Книги скорбных песнопений». А отвечая на вопросы газеты «Айреники Дзайн», Майе сказал: «Хочу признаться, что я с колоссальным волнением, с одержи­мостью от корки до корки прочитал «Нарек». И я наде­юсь, что потрясение, которое я испытал, мне удастся передать в моем переводе на французский язык «Книги скорби». Хочу добавить, — продолжает Майе, — что арменовед-иностранец, прочитавший Григора Нарекаци, ни­когда не будет задаваться вопросом, почему он стал арменоведом. «Нарек» — сам по себе достаточный повод для изучения армянского языка. Но таких поводов в ар­мянской литературе много: это и Хоренаци, и Корюн, и Агатангелос, и Егише. Неправильно было бы считать, что сегодня об этих авторах мы знаем столько же, сколько знали, например, в 19 веке. Нет, конечно, сейчас мы знаем гораздо больше, а некоторые наши представ­ления о них кардинально изменились. И одно из подтве­рждений этого — сегодняшний международный симпози­ум, который, пожалуй, можно считать одним из важ­нейших этапов развития армянской литературы».

В постскриптуме к очерку Клара Терзян пишет: «Жан-Пьер Майе сдержал обещание и всем нам на радость пе­ревел на французский язык «Книгу скорбных песнопений» Григора Нарекаци. В 1990 году во время моей поездки во Францию, я услышала отрывок из этого перевода. Надо было видеть, с какой гордостью молодой армянин декла­мировал созданный в десятом веке шедевр и с каким во­одушевлением ему аплодировал весь зал!».

В дополнение к очерку Клары Терзян мне остается до­бавить, что совсем недавно Майе приезжал в Армению в связи с презентацией изданного в Ереване его перевода «Книги скорбных песнопений» Григора Нарекаци.

При таком отношении Майе к армянской культуре наверное можно считать закономерным то, что, когда в 2007 году в рамках Года Армении во Франции в Лувре была организована выставка «Святая Армения» («Арме­ния Сакра»), гидом экспозиции был Жан-Пьер Майе. Тогда журналист Гурген Карапетян писал (его статья бы­ла опубликована в газете «Голос Армении»):

«…В феврале 2007 г. в Лувре открылась выставка «Србазан Айастан», самая знаменательная выставка Го­да  Армении во Франции. Директор музея Лувра Андре Луарет и всемирно известный арменовед Жан-Пьер Майе были самыми востребованными искусствоведами, вокруг которых всегда толпилось множество людей. Внимани­ем посетителей всецело владел Жан-Пьер Майе, который разъяснял, комментировал экспонаты выставки, добро­вольно вызвавшись быть гидом-экскурсоводом экспози­ции. В числе других экспонатов в Лувре были выставле­ны и специально привезенные из Армении хачкары. На посетителей они производили ошеломляющее впечатле­ние. И Майе тогда сказал: «У меня первоначально был страх, что, если хачкары не будут находиться в своей естественной среде, они не будут смотреться. Слава бо­гу, они в музее словно в объятиях природы».

По убеждению ученого, продолжает Гурген Карапетян, защищенная естественными преградами Армения создала традиции, которые прошли проверку веками. «Мы знаем, что армяне сыграли большую роль в исто­рии мировой цивилизации, — говорит Жан-Пьер Майе. -Чтобы мир лучше узнал об Армении и армянской куль­туре, мы должны чаще давать слово памятникам армя­нского искусства, в первую очередь древнего и средневе­кового. Никто не может свидетельствовать о присут­ствии, о вкладе армянского народа в историю мировой цивилизации лучше, чем это делают исторические па­мятники, произведения изобразительного и прикладного искусства». Лучшая форма пропаганды армянской куль­туры и армянского искусства — это организация выста­вок, экспозиций в самых разных музеях мира».

От книги Клары Терзян я отвлеклась с одной только целью, мне хотелось еще одним штрихом дополнить соз­данный ею портрет Жан-Пьера Майе.

Книги очерков Клары Терзян можно открывать наугад на любой странице, и практически у вас нет шансов об­наружить в них какой-нибудь неинтересный, банальный текст с дежурным сюжетом. Так, в сборнике «Судьбы, дороги и тоска» среди прочих интересных материалов помещено интервью с Мстиславом Ростроповичем. При­мечательно, что Клара Ваграмовна интервьировала музы­канта в 1971 году. За год до этого Ростропович приютил у себя на даче опального Александра Солженицына и соз­дал там ему все условия для работы. Об атмосфере, во­царившейся после этого вокруг прославленного виолон­челиста, можно судить хотя бы по маленькой цитате из книги Галины Вишневской «Галина»: «Звонит из Лондо­на Егуди Менухин, — пишет Вишневская:

• Галя, где Слава?
• Он уехал на концерты в Ереван.
• Как его здоровье?
• Хорошо.
• Он должен приехать к нам с концертами, но нам прислали телеграмму, что он болен. Что делать?
• А ты скажи, — отвечает Вишневская Менухину, — что говорил со мной, и я тебе сказала, что министерство ку­льтуры врет.

Ростропович тогда уже впал в немилость властей, пе­ред ним  закрылись двери концертных залов Москвы, Ле­нинграда и столиц союзных республик. Я напомню, что из СССР его выдворили летом 1974 года, а тогда, в 1971 году руководство страны изощрялось в изобретении спо­собов унижения Ростроповича. Ему лишь великодушно позволялось время от времени выступать с концертами в каком-нибудь провинциальном городе России. И в этой ситуации армянские друзья выдающегося музыканта пригласили его с концертами в Ереван. Но даже здесь, в Ереване никто из журналистов не решался обращаться к нему с просьбой дать интервью. И когда после триум­фального концерта в Большом зале филармонии Клара Ваграмовна подошла к Ростроповичу, тот удивился ее смелости.   Я хочу привести ее интервью с Ростроповичем:

«Я была на том выступлении Ростроповича с оркест­ром, во время которого были исполнены концерты Тихона Хренникова, Арно Бабаджаняна и Антонина Дворжака.

Едва замолкли последние аккорды концерта Бабаджа­няна, как зал взорвался аплодисментами, снова и снова заставляя выходить на сцену знаменитого виолончелис­та и дирижировавшего оркестром Арама Катаняна. Они раскланивались перед зрителями, поздравляли оркестран­тов и знаками вызывали на сцену Арно Бабаджаняна, ко­торый аплодисментами приветствовал их из зала.

После концерта мне удалось записать Ростроповича. Он удивленно сказал, что единственным журналис­том, который подошел к нему, была я. Я попросила рас­сказать музыканта о его отношениях с армянскими композиторами.

— Армянские композиторы — с давних пор мои большие друзья, — ответил Ростропович. Я люблю не только их великолепную, многоцветную, душевную музыку, но я люблю их как людей, люблю как самых близких своих друзей, которые, как гласит русская пословица, позна­ются как в беде, так и в радости.

Я высоко ценю близкую дружбу с патриархом армя­нской музыки Арамом Хачатуряном. Горжусь тем, что он написал для меня рапсодию. Мы исполняли ее вместе с автором, он дирижировал оркестром в Советском Со­юзе и за рубежом.

Мои большие друзья, я их высоко почитаю, — Арно Ба­баджанян, Эдуард Мирзоян и Карен Хачатурян. Каж­дый из этих трех великолепных композиторов написал для меня по одному произведению.

Арно Бабаджанян посвятил мне концерт для виолон­чели с оркестром, который я многократно исполнял как в Советском Союзе, так и за рубежом».

К этому интервью Клара Терзян добавляет: «1988 год. По всему свету разнеслась весть об обрушившемся на Ар­мению страшном бедствии — землетрясении. Ростропович и вся его семья отнеслись к этой вести как к собственно­му горю. Ростропович был одним из инициаторов состояв­шегося в Великобритании благотворительного концерта «Миллион надежд», в котором приняли участие многие из­вестные музыканты. Весь сбор от концерта был передан британскому Красному Кресту для оказания помощи пострадавшим от землетрясения в Армении. Примеча­тельно, что в том концерте приняла участие вся семья Ростроповича, а накануне этого концерта в центральном зале Вестминстерского аббатства состоялся сольный концерт Ростроповича, весь сбор от которого также был пожертвован Армении. А в интервью газете «Таймс» Ростропович подчеркнул, что с Арменией и ее народом у не­го всегда была особая связь. Именно поэтому страшная весть о землетрясении причинила ему такую боль».

В помощь Армении Ростропович дал еще не один кон­церт. А я вспомнила другое его интервью, тоже после землетрясения, когда журналист поинтересовался, чем вызвана такая любовь к Армении, Ростропович ответил, что с самого детства армяне в его судьбе играли сущест­венную роль. Он родился в Баку, до пяти лет жил в ок­ружении армян, в армянском квартале, а когда с отцом приехал в Москву и они вдвоем стояли на Курском вок­зале и раздумывали, куда им пойти — в Москве у них не было никого, — к ним вдруг подошла красивая женщи­на с огромными глазами и, узнав, что им идти не к ко­му, пригласила их к себе. Она была армянкой, и у нее Ростроповичи прожили несколько лет. И неизвестно, сказал в том интервью Ростропович, как бы сложилась его жизнь, если бы не встреча с тетей Зоей…

Наш сегодняшний разговор с Кларой Терзян подо­шел к концу. Следующая встреча с ней нас ждет через неделю. С вами была программа «Остаться в памяти людс­кой», которую подготовили Каринэ Саакянц и компью­терный оператор Ани Арутюнян.

18 мая, 2013 г.

Продолжение