ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

«Наша Среда» продолжает публикацию глав из книги Кима Бакши «Духовные сокровища Арцаха»
Глава 1. «Я укрепил эту дружбу стихами…». Вступление к книге
Глава 2. Девяносто восемь ступеней (или) Как родилась эта книга
Глава 3. Начало путешествия
Глава 4. У Левона Айрапетяна
Глава 5. Гандзасар. Князь князей Гасан Джалал Дола
Глава 6. Умный в гору…
Глава 7. Зорий Балаян — мне друг, но…
Глава 8. Как всё со всем связано
Глава 9. Запах Пшата
Глава 10. Встреча в Москве
Глава 11. Самое дальнее путешествие: Гетаван, Дадиванк

Глава 12. Неизвестная миру крепость

Мы жили в Кашатахе, в Берд-дзоре, в доме гос­тей, который нам предоставил нынешний губерна­тор в знак уважения к прежнему, а прежним был не кто иной, как наш друг Алексан Акопян, с которым мы вместе путешествуем. Он, конечно, крупный учё­ный, но в нашей совместной поездке есть и привкус ностальгии: Алексану приятно вернуться в места, ко­торым было в своё время отдано так много забот и таланта, его ума и сердца. Сколько незавершённых планов он оставил здесь…

Не помню кто и что сказал, но прошёл верный слух, что охотники где-то здесь нашли, своими глаза­ми видели неизвестную миру крепость. У этого слуха имелось конкретное имя — Мамик Сараджян, пред­седатель кашатахского охотсоюза, личность неорди­нарная — он участник войны с азерами, геташенец, а значит и защитник армянских сёл с депортируе­мым армянским населением, и насильно заселяе­мых азербайджанцами — всё это было запечатлено в фильмах Цветаны Паскалевой.

«Ну что? Едем?» — «Конечно! Едем искать и снимать». Но надо выполнить одно условие: охотник отказывался ехать без оружия. «Кто же в такую поездку едет без оружия?.. » Чтобы выполнить это требова­ние, понадобилась встреча с главным пожарником района, совместное дружеское фотографирование «с коллективом», в чем опять сказался непоколебленный авторитет нашего Алексана, и в результате «калаш», автомат Калашникова оказался у нас (чест­но говоря, не понимаю зачем).

Выехали как всегда рано, охотник впереди, как надежный проводник. Мы особенно не торопились. Осмотрели в селе Харар прекрасные руины (если можно так сказать) церкви с порталом из тёсаного камня, красивыми хачкарами. Церковь возвышается над домом, где живёт большая семья, которая кро­ме ведения своих многочисленных дел, по-хозяйски присматривает за храмом, заботится о нём. Алексан разложил на капоте нашей «Нивы» свои запи­си — где, какие центры рукописных книг находились в Берд-дзоре.

Потом мы ехали — любовались долиной реки Хакари, самого полноводного притока Аракса. Спусти­лись в долину и на вершине горы увидели церковь Амутех, проехали через мелколесье и остановились перед обширным полем, покрытым сухими, в че­ловеческий рост, колючими травами. И тут я понял, что наш «чичероне» позабыл куда дальше ехать. По крайней мере, что он сомневается. Он вышел из машины и, раздвигая грудью колючки, устремился вперёд. В какой-то момент он внезапно поднялся над сухими зарослями, будто вынырнул из воды, ве­роятно, набрёл на пригорок. Орлиным взором огля­делся окрест и показал нам жестом, мол, двигайтесь сюда, вперёд.

Мы подобрали его по пути в машину и вскоре выехали на чистое место у опушки леса. И снова наш охотник устремился по едва заметной тропинке в чащу, и вскоре раздался его свист. А вот и он сам по­дает нам знак двигаться за ним.

Тут Акоп Берберян собирает свои тяжеленные сумки с фотоаппаратурой, критически глядит на бес­солнечное предвечернее небо с высокими перис­тыми облаками и говорит осторожно, чтобы, не дай Бог, меня не обидеть: «Может, ты останешься? Дело к вечеру, мало светлого времени на съёмку…» Я всё сразу понял. Вспомнил, как мы шли от деревни Айтах к кладбищу князей Ошинов, и я всё время приса­живался, и Алексан садился рядом и ждал, пока я пе­реведу дух. Я всех тогда задерживал, но это не было столь критично, как сейчас. И я сказал, как можно лег­че и беззаботней: «Идите, идите, ребятки, с Богом, не теряйте времени, мы вас подождем. Успеха!»

— Ты правда не обижаешься? (Это Акоп.) — «Иди ты к чёрту!»

Они устремились в лес. Наш шофёр включил ра­дио на весёлой волне. А я подумал, что мне пора ос­мыслить свой возраст, критически отнестись к себе, научиться рассчитывать свои силы. И что я сам дол­жен был предложить им пойти без меня, ведь неиз­вестно, каков там подъём и сколько сил он потребует от молодых по сравнению со мной моих товарищей. И вообще.

Вот теперь, в праздном ожидании, я сидел в машине, возвращаясь мысленно к руинам церкви в селе Харар, к гостеприимному дому под горой, к фотографии, которую я задумал, когда попросил всю семью на минуту выйти из дома: «На фоне храма снимается семейство».

…Вот что потом напишет Алексан Акопян в газе­те, где расскажет о крепости, открывать которую мы отправились вместе: «В конце сентября группа в со­ставе московского писателя Кима Бакши, фотокора Акопа Берберяна и автора этих строк по приглаше­нию главы администрации Кашатахского района НКР Эрнеста Гевондяна посетила центры средневековой арцахской письменности в Кашатахе.

Этих центров армянскими текстологами выявле­но пока шесть. Три из них — Арташиби, Арахиш и Ховатус (в каждом из них было переписано или рестав­рировано по две рукописи) — находятся в бассейне реки Шалуа, левого рукава Хакари, в историческом гаваре Вайкуник, провинции Арцах, согласно «Ашхарацуйцу» Мовсеса Хоренаци. И еще три — Харар (с четырьмя рукописями), Параджанц (с двумя) и Гетуз (с одной рукописью) — находятся южнее, по левобе­режью реки Хакари в древнем гаваре Берд-дзор (это название ныне носит райцентр Кашатаха — бывший Лачин), который в позднем средневековье имено­вался Хакари.

Группа исследовала и окрестности отмеченных сел, три из которых — Арташиби, Арахиш и Харар — и ныне заселяют переселенцы из Кашатаха. Были ос­мотрены и подробно сфотографированы позднесредневековые церкви в селах Вакунис и Зорахач, а также церковь XII-XIII вв. недалеко от Арахиша, с со­хранившимся названием Сурб Аствацацин, которую азербайджанские дорожники взорвали в 1983 г. От самого дальнего села Айтах (в 55 км от райцентра) в сопровождении сына главы общины Роберта, недав­но вернувшегося после службы в пограничных вой­сках НКР, группа отправилась к полуразрушенному Ахбрадзорскому или Майреджурскому монастырю. Здесь находятся могилы предков князя Ошина, пе­реселившегося из этой вотчины в Ламброн «вместе со своими братом, матерью, супругой, вассалами и подвластным людом» в 1073 г. (это сообщение хро­нографа XII века Самуэла Анеци), а там от него пош­ли киликийские цари Хетумиды.»

Все манускрипты из шести центров армянской письменности, открытых в Кашатахе, в большинс­тве своём хранятся ныне в Матенадаране, а подсчёт Алексана имеет невысказанный подтекст: все цер­кви, которые мы увидели, и все сёла и кладбища с разбитыми хачкарами неопровержимо свидетельс­твуют о том, что вся эта земля — издревле армянская. Была и должна остаться, несмотря на все претензии турко-азеров и всех их европейских подголосков с их двойными стандартами (Косово+албанцы и сербы — за албанцев. Армяне+Карабах и азербайджанцы —  за азеров).

В таких размышлениях я пребывал до тех пор, пока в лесу не послышались свист и два одиночных выстрела. И показалась вся наша группа. Алексан снял с плеч тяжеленный заплечный мешок с аппара­турой, который он взвалил на себя, чтобы облегчить путь Акопу, и сказал мне: — Ты бы, конечно, не вы­держал подъёма.

Охотник аккуратно убрал свой «калаш» в кабин­ку «Нивы»: — Там наверху сейчас кабанов много и медведей. Видели лежбище кабанов, клочья шерс­ти — о деревья чешутся. Хрюканье слышали. Жаль, не было времени пострелять.

Алексан Акопян: — Представь, из глубокого уще­лья, из каньона поднимается громадный базальто­вый столб, почти на вертолётную высоту. Его верши­на — площадка метров двести квадратных, видны остатки укрепляющей кладки. Какое-то похожее описание крепости, помнится, есть у епископа Ма­кара Бархударянца в его книге «Арцах», изданной в 1895 году.

Акоп был воодушевлён: — Успели! Еле-еле! Вышли на самый край ущелья, а замок — вот он, как раз чуть ниже, высота огромная! А солнышко уже садится.

Позже, в Ереване, я рассматривал съёмку Акопа — и замок, и небо с его прощальными облаками. Теперь и у вас есть возможность поглядеть на всё это, а главное, взглянуть на крепость!

Мы пустились в обратный путь уже в полной темноте. Я, человек городской, всегда удивляюсь, как это шофёры находят дорогу, пусть и обратную, в темноте, в незнакомой местности. Алексан, я и Акоп сидели в тесноте на заднем сиденьи, и я упус­тил момент, когда на дорогу (так после рассказыва­ли) выскочил зайчик. Шофёр затормозил, охотник выбежал, выстрелил, промахнулся. Но дела так не оставил, бросился в кусты, где скрылся зайчик, дал несколько очередей и, к моему великому удивле­нию, появился, держа подстреленного зайчика за уши. Дальше всё происходило на моих глазах. В огне фар охотник быстро и ловко освежевал добычу. Как рубашку через голову, легко снял шкурку. Тут мне показалось, что в кустах на мгновение показалась широкая, с узкими лисьими глазами голова волка. Охотник вскинул «калаш», но стрелять не стал: «Волчица голодная, видно, деток кормит, она и выгнала зайчика на дорогу».

Я вспомнил зоосад Левона Айрапетяна и осиротевшего оленёнка на дрожащих ножках, храбро принюхавающегося ко мне сквозь стекло вездехода. Вол­ка с перебитой капканом лапой. Как хорошо, что я не охотник! И не хочу я даже пробовать убитого зайчика. Правду сказать, никто мне его и не предлагал.

Глава 13. Город-призрак (Шуша)

Сижу в маленькой квартирке, которую уже много лет мне c радостью предоставляют друзья, семья умершего моего старшего друга Григора Асратяна. Она в самом центре Еревана, на проспекте Маштоца, рядом с Матенадараном — место которое любят дети и хорошо знают взрослые, короче, это у Пончиканоца. Перед Новым годом сладкая фирма «Гранд кенди» поставила под моим окном рождественскую ёлку. Это был вообще водоворот детских восторгов — вспыхивали фотоаппараты, крохотные девчушки осторожно брали ёлочку за искусственные иглы и зачарованно улыбались. А я радовался, глядя на это детское половодье — пусть растёт, множится этот любимый мною народ, пусть живёт в мире!

На фоне таких мыслей кажутся невозможными, жестокими окружающие Армению ненависть, неприятие. Разве её окружают верные друзья? Из Азербайджана катится потный вал ненависти. Из Турции — враждебное непризнание очевидной трагедии в истории — геноцида. Из Грузии — за плотной завесой слов о дружбе и добрососедстве — неприятие, нелюбовь к армянам, что особенно заметно на примере населённого армянами Джавахка. Невольно обращаешь надежды на свою родную Россию. Понимаем ли мы, что Армения — наш единственный искренний друг?..

Сегодня я видел, как крохотная девчушка сама пыталась надеть перчатки, тоже крохотные с разно­цветными пальчиками. Старалась, но неудачно: то два её пальчика попадали в один, то перчатка падала в растаявший снег.

Я должен начать рассказ о Шуше — очень краси­вом, но, увы, разрушенном городе. Его судьба состо­ит из тесно сплетённых друг с другом прекрасных и трагических страниц. Шуша — бывшая столица Кара­баха, с её высот видна новая столица — Степанакерт. Поэтому установленные азерами системы «Град» могли вести прицельный огонь по этому городу.

Длинные трубы-снаряды азеры хранили в Ка­федральном соборе Казанчецоц в центре Шуши: знали, что армяне не будут разрушать его. Какая ожесточенность и осмотрительность! Так и стоял Казанчецоц во всё время войны — без главы, с раз­рушенной колокольней. Сейчас всё как будто по-прежнему — как встарь собор колет небо своей гла­вой-шпилем, и трубит с восстновленной колокольни ангел, трубит-возглашает в туманно-голубое небо: Бог — это любовь!

Когда едешь в Степанакерт, каждый раз проезжа­ешь поворот на Шушу: видна хорошая дорога к горо­ду и героический танк на пьедестале, символ войны. Несколько раз в автобусе с какой-то делегацией мы не сворачивали и очень скоро оказывались на площа­ди у главного собора. Заходили в его сквозной глубин­ный простор, там нас встречал духовный глава Арцаха — Паргев Србазан. И каждый раз я со страхом заме­чал, что в бороде его и усах прибавилось серебра.

Когда же возникла эта крепость — Шуша? На этот счёт есть верные исторические источники. Они го­ворят, что существовал прочный союз пяти меликов Карабаха — братство хамсы. В то время, когда пов­сюду в Армении независимость была уничтожена иноплеменниками-иноверцами, Карабах оставался последним прочным островком — твердыней армян­ской независимости. Потом один из меликов, Варанда поссорился с остальными. Но он понимал, что один не справится. Чтобы защитить себя, он призвал на свои земли тюркское кочевое племя, возглав­ляемое Панах-ханом. Это происходило во второй половине ХVШ века. Панах-хан быстро укрепился, объявил себя ханом всего Карабаха, стал строить не­приступную крепость Шушу. Но вот оценка, данная этим событиям Александром Васильевичем Суворо­вым: «Мелик Шахназар может собрать войска около 1000 человек. Сей предатель своего отечества при­звал Панах-хана… отдал в руки свой крепкий замок Шуши-кала…»

Азербайджанские историки, мастера фальси­фикаций, пишут, что Панах-хан основал крепость и строил её чуть ли не на голом месте. Но это не так, на самом деле крепость Шуша уже существовала и успешно отразила в начале ХVШ века нападение турок-османов. Об этом сотник крепости докладывает русс­кому командованию. Вот к какому давнему времени относится русская ориентация в крепости Шуша!

Дополнительным аргументом длительного су­ществования Шуши до Панах-хана послужат и мои собственные наблюдения. В один из приездов в город я участвовал в раскопках, которые велись на древнем шушинском кладбище. Сенсацией были найденные хачкары IХ-Х веков. И я наткнулся на не­известный хачкар. Когда я расчистил его от мха и земли, стало ясно, что он относится к ХШ веку. Какой там Панах-хан! Тогда и следов не было кочевых тю­рок на арцахской земле. Никаких тем более азербай­джанцев. Историки из Баку могут отдыхать!

Когда бродишь по хорошим мостовым города, мимо мертвых особняков, глядящих на тебя без­глазыми окнами, невольно думаешь, сколько мил­лиардов долларов надо вложить, чтобы ожил этот некогда прекрасный город, а ныне город-призрак. Некогда это был центр армянской культуры, просве­щения, типографской деятельности. Я просматривал длинные списки армянских манускриптов, которые хранились в библиотеках города. К великому сожа­лению, далеко не все из них оказались в коллекции ереванского Матенадарана. В трагические минуты, навсегда покидая Шушу, жители увозили книги, спа­сали их от разъярённой толпы тюрок, которые разру­шали город, резали армян.

Последние (увы, не последние!) трагические со­бытия произошли в 1905 году — злодейские, бессмыс­ленные убийства, предвестия геноцида 1915 года. Имеющие и то сходство с ним, что преступные сторо­ны отрицают сам факт геноцида, а руководство азеров выдумывает какой-то ещё геноцид армянский и русский. Что касается 1905 года, то тогда в течение одного дня в Шуше был разграблен и сожжен армян­ский центр города, от театра остались руины. Но не менее чудовищной и разрушительной для города была резня 1920 года. Вот что писал об этом погроме Серго Орджоникидзе: «Сегодня я с ужасом вспоми­наю те картины, которые мы видели в мае 1920 года в Шуше. Красивый армянский город был разрушен до основания и лежал в руинах.»

Однажды я уговорил директора Музея Шуши пройтись вместе со мной по городу и рассказать о нём. Мы осмотрели руины трёхэтажного здания ре­ального училища, рядом — двухэтажная больница. Шушинская епархиальная школа… Шелкомотальная фабрика. Как раз в то время в мире был бум про­изводства шелка, отличались, естественно, китайцы. Вот бы восстановить былую славу шелкоделов Шуши! Сейчас из шёлка делают удивительные вещи.

Был туманный осенний день, туманы нередки в Шуше. Мой спутник называл цифры, характеризу­ющие город. До 1920 года выходило 22 газеты, ра­ботало 6 школ и училище. Три типографии. В театре ставили Шекспира, на гастроли приезжал великий Папазян. В армянской части города находились биб­лиотеки, бани, аптеки, Здесь была проведена пер­вая в Закавказье канализация, тоже разрушенная в 1920 году погромщиками.

Мне очень понравился город Шуша. Там до сих пор сохранились прелестные уголки, которые так и манят бросить надоевшую мою московскую город­скую жизнь и навсегда поселиться здесь. Так всегда бывает со мной, когда место мне почему-то особен­но нравится. Я хорошо помню, как я хотел провести остаток жизни в караимской крепости Чуфут-кале в степном, пропахшем полынью Крыме. То же самое было со мной, когда я оказался в Гарни лет пятьде­сят назад, среди обрушенных капителей, заросших сухой травой частей античного фриза — наедине с вечностью и красотой. Отдаю себе отчет — я нисколь­ко не верю в реальную осуществимость этой мечты, хотя реальней всего, как говорится, на сегодня — это все-таки Шуша. Я сидел бы на деревянном балкон­чике среди зелени, а вокруг творилась бы жизнь.

Ким Наумович Бакши, писатель, журналист, арменовед

Публикуется по: Ким Бакши. Духовные сокровища Арцаха.(Серия «Библиотека русско-армянского содружества») – М.: Книжный мир, 2012.

Продолжение