ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

«Наша Среда» продолжает публикацию глав из книги Кима Бакши «Духовные сокровища Арцаха»
Глава 1. «Я укрепил эту дружбу стихами…». Вступление к книге
Глава 2. Девяносто восемь ступеней (или) Как родилась эта книга
Глава 3. Начало путешествия
Глава 4. У Левона Айрапетяна
Глава 5. Гандзасар. Князь князей Гасан Джалал Дола
Глава 6. Умный в гору…
Глава 7. Зорий Балаян — мне друг, но…
Глава 8. Как всё со всем связано
Глава 9. Запах Пшата
Глава 10. Встреча в Москве
Глава 11. Самое дальнее путешествие: Гетаван, Дадиванк
Глава 12. Неизвестная миру крепость
Глава 13. Город-призрак (Шуша)
Глава 14. Аббат Сэвен получает задание
Глава 15. Что там, в британской библиотеке?

Глава 16. Как я узнал о Красном Евангелии

Я услышал о Красном Евангелии в Матенадаране. Рассказал мне о нем Геворк, Юра Тер-Варданян, главный хранитель.

После того, как вместе с Артюшей мы просмотре­ли рукописи, созданные или хранившиеся в Арцахе, Юра аккуратно внес эту солидную стопку в хранили­ще и расставил по местам. Затем он присел за свой стол, указал мне место за близко стоящим столиком и начал говорить с таким видом, как будто все, что я видел до сих пор, это, конечно, очень интересно, но у него для меня есть нечто выдающееся. Именно с таким выражением он спросил: «А о Красном Еван­гелии Гандзасара ты слыхал?» Я не слыхал. Тогда Юра начал излагать мне историю потрясающей книги.

С трудом дождался я паузы в его рассказе и поп­росил скорей показать мне рукопись, при этом со­строил мину: мол, сам знаешь, лучше один раз уви­деть… Я был уверен, что Юра отвалит тотчас же дверь хранилища и вернется с манускриптом. Но Юра толь­ко улыбнулся:

— Вот если мы с тобой когда-нибудь вместе отправимся в Соединенные Штаты, в Чикаго…

В 1988 году это звучало как: «Если мы с тобой полетим на Марс». Тот давний разговор так ничем и не закончился, и я забыл о нем. Вспомнил об этом Евангелии полтора десятка лет спустя, по поводу не совсем обычному. Уже была задумана эта книга, уже я совершил не одно путешествие по Арцаху, и вот, готовясь к очередной поездке, разрабатывая марш­руты, натолкнулся на необычное название церкви в центре Арцаха — Кармир Аветаран. Оно переводится на русский как Красное Евангелие. Тут-то я и вспом­нил рассказ Юры, вновь спросил его о манускрипте в Чикаго. Нет ли в нём каких-то указаний, что он на­ходился в этой церкви, ведь недаром же церковь так называется?

Юра пообещал мне кое-что дать. Сказал и не за­был. Через несколько дней с точностью редкой не только для армян, он подал мне ксерокопию своей давнишней статьи. Я с благодарностью ее взял, тогда же прочел, внимательно рассмотрел нечеткие газет­ные иллюстрации. Эта статья оказалась интересной сразу в нескольких отношениях. Во-первых, так ска­зать, выходные данные.

Она была опубликована в газете «Советский Карабах» от 13 апреля 1990 года, более двадцати лет назад. Я попытался представить себе, что такое ап­рель девяностого, да и весь этот год в Армении и в Арцахе. Обратился к своему дневнику. Из него мож­но было понять тогдашние настроения в Ереване. Все были, конечно, «за» свободный от Азербайджа­на Арцах, публиковали статьи, выступали по радио, по телевидению, в том числе и я, грешный; как мог­ли мы поддерживали армян в Арцахе, вдохновляли, показывали их многовековую связь с историей, с ис­торической родиной.

Вот с этой целью была опубликована и статья Юры в подцензурной тогда азербайджанцам газете «Советский Карабах».

Судьба всего одного манускрипта, его история и приключения на земле Арцаха в то время были не просто любопытными страницами истории, но ещё одним живым и достоверным подтверждением древности пребывания не азербайджанцев, а имен­но армян в Карабахе, несомненной принадлежнос­ти этой земли именно армянскому народу. Это был прозрачно завуалированный (ведь, подчеркиваю, газета была под цезурой) призыв: «Армяне! Это всё ваше, родное. Воюйте, защищайте Родину!»

А я по этой статье впервые познакомился с Крас­ным Евангелием: всё для меня было важно — когда и в каком месте была создана рукопись. Ответ был огорчительный — место и год создания Красного Евангелия неизвестны, главный ишатакаран, т.е. па­мятная запись, утрачен. Но по косвенным признакам предполагалось, что это конец XII — первые 10-летия XIII веков. Среди возможных мест, где мог быть пе­реписан и украшен текст, указывалась столица багратидского царства Ани или окружающие ее монас­тыри Оромос, Хцконк. Может быть, и влиятельный монастырь Ахпат, многими нитями связанный опять же с Ани.

Но меня, в первую очередь, интересовал Арцах. Однако, слава Богу, одна из памятных записей на страницах рукописи указывала на две важных вещи: в 1232 году рукопись была приобретена и привезе­на в Арцах, а приобрели ее два брата-священника из монастыря Гандзасар, духовной столицы Караба­ха. Кстати сказать, главный собор — украшение мо­настыря, подлинная жемчужина архитектуры — еще только строился, он будет завершен в 1238 году. Где, в каких ещё местах, побывал манускрипт за время своей жизни на арцахской земле?

В одной из памятных записей сообщается, что, по неизвестным нам причинам, Красное Евангелие покинуло Гандзасар и переместилось в расположен­ную на высоком плато близ берега реки Трту (Тар­тар) крепость Шикакар или в рядом лежащее село Караглух. Точно где оно было, сейчас установить трудно. В одной из памятных записей упоминается церковь Сурб Аствацацин, Пресвятой Богородицы, которая до сих пор сохранилась, хотя и в позднем перестроенном виде в селе Караглух. Но церковь с тем же посвящением могла быть и в самой крепости Шикакар, в цитадели, где ещё видны следы многих строений.

Крепость Шикакар долгие века была прочным звеном в кольце крепостей, которые окружали и защищали княжество Хачен, сей островок армянской независимости. Эти надежные крепости хранили от разорения и сам монастырь Гандзасар. Со своих наблюдательных башен они могли перекликаться друг с другом, перемигиваться, обмениваться знаками, заблаговременно — огнем и дымом — сообщая всей цепи укреплений о приближении врага.

Среди немногих памятных записей, как сообщал Юра, что еще можно прочесть в Красном Евангелии, мы находим имена двух князей, братьев — Марзпана и Мамикона, по-видимому, из младшей ветви рода владетелей Хачена. И хотя в самой памятной записи, посвященной им, не сохранилась датировка, о вре­мени жизни братьев можно судить по надписи на церкви Анапатского монастыря в Кошик, неподалё­ку от ныне существующего древнего, известного с IХ века армянского села Колатак. Я был в этом монас­тыре, видел в главной церкви длинную надпись на торце алтарного возвышения, где сообщалось, что братья-князья построили эту церковь в 1265 году.

То было тяжелое время для Армении и Арцаха — засилье монголов, вспышка их особой жесто­кости. Мы не знаем, при каких обстоятельствах и когда Красное Евангелие покинуло Гандзасар, но скорее всего после убийства Гасана Джалала Дола, когда монголы захватили и разрушили крепости Хачена, ограбили Гандзасар. И это очень может быть. Невольно связываешь перемещение Евангелия с трагическими событиями: сначала со смертью жены «царя царей» Гасана Джалала Дола — Мамкан. Хасан горько оплакал ее — есть надпись на листах мануск­рипта, ныне хранящегося в Матенадаране.

Перевод этой памятной записи, сделанной рукой Гасана Джалала Дола, датируемой ХШ веком, впер­вые выполненный академиком Иосифом Орбели, даёт нам образец этого стиля — выражения высокой скорби. Подробно об этом рассказывает сам Иосиф Орбели в своей работе «Гасан Джалал, князь Хаченский». Кстати, приведем перевод имени князя по Орбели. Это всё арабский язык, язык культуры того времени, как мы ныне, скажем, носим библейские и древнееврейские имена. Итак, Гасан означает краси­вый, Джалал — слава, величие, Дола — богатство. Это всё символы, с которыми ассоциировались судьба и деяния знаменитого князя Арцахского или Хаченского. Орбели открывает знатную родословную Гасана Дола, переводя впервые памятную запись в перга­менном Уставном Евангелии, которое тогда храни­лось в Эчмиадзинской библиотеке, а ныне в Матена­даране (№378). Естественно, я взял его в хранилище и много часов провёл над этим манускриптом.

Князь Вахтанг умер ок. 1240-41г. Достраивать Гандзасар стали Гасан и его матушка Хоришах. Сохранилась надпись 1240 г. на одной из стен храма, Дола пишет: «Отец мой при кончине завещал мне и матери моей Хоришах, чтобы мы достроили цер­ковь в Ганзасаре, усыпальницу предков наших». Она умерла ок. 1260-61г., и в том же году в Казвине по приказу его врага Аргун-хана был зарезан и сам Гасан Дола, чье тело расчленили. Но, каким-то образом, оно было собрано, перевезено в Арцах и захоронено в усыпальнице Гандзасарского собора. Так погиб мощный властитель, князь арцахской зем­ли. Духовные ценности, собранные и охраняемые им оказались в опасности, и кажется естественным желание спрятать Красное Евангелие. И впрямь, ре­шение перевезти столь драгоценный манускрипт из духовной столицы в отдаленную крепость не могло быть принято без серьезных причин. При этом важ­но, что владельцами его стали второстепенные князья, а местом пребывания — сторожевой Шикакар, церковь Сурб Аствацацин. Всё это косвенно свидетельствует об ослаблении центральной власти в Арцахе. И, косвенно же, приблизительно определяет возможную дату перемещения Красного Евангелия в Шикакар — 1281 год.

Памятная запись, посвященная братьям-князь­ям, рассказывает нам о том, что, отдавая манускрипт в храм, они освободили эту обитель от подати и ого­ворили новые обязанности монастырской братии: посвящать регулярную заупокойную службу памяти родителей князей и их близких родственников.

Чтение памятных записей на страницах Красно­го Евангелия — дело чрезвычайной трудности, в чем мне еще предстояло самому убедиться: неразбор­чивость почерков, утраты строк и целых абзацев, а иногда и всей записи, которая когда-то читалась и была опубликована, а ныне практически исчезла. Но все это позволяет сделать вывод, что манускрипт был на арцахской земле где-то до ХV века. При этом он, что называется, не сидел на одном месте — пе­ремещался из монастыря в монастырь, менял хозя­ев, попадал в чужие руки, бывал выкуплен. И эта его «непоседливость», непостоянство — ещё один пока­затель неустойчивого, опасного времени: вслед за монголами, пришел завоеватель Тамерлан, Ленк Ти­мур, Железный Хромец, а его сменили туркменские племена. О страданиях армян в рукописи прямо ни­чего не говорится, мы видим их через судьбу самого манускрипта — в ней путь и судьба народа. Я смутно надеялся обрести какое-нибудь историческое свидетельство, связанное с пребыванием манускрипта в церкви с чрезвычайно редким названием (и явно не случайным!) — Кармир Аветаран, Красное Еванге­лие.

Туда и предстоит моя очередная поездка. По привычке с утра поглядываю в окно: какова пого­да? Вглядываюсь в цепь невысоких гор на горизон­те. Если они освещены солнцем — хорошо! Когда же горы слегка затянуты туманом или кучевые облака толпятся над ними — тоже ничего, на месте может быть сносная погода. Когда накрапывает или даже льет дождь, да и самой цепи гор не видно — это не беда, доедем до места, там поглядим, в горах всё бывает. Этой беспроигрышной мудростью руководс­твуюсь и на этот раз, отправляясь туда, где находится Кармир Аветаран, но не рукопись, а церковь.

В девять утра белая «Нива» уже стоит у подъез­да гостиницы, в ней сидят друзья, сопровождающие меня в путешествиях по Арцаху: «Поехали?» — «По­ехали!»

Любая поездка в Арцахе, кроме самых первых, идет сначала по знакомым местам, дорог всего не­сколько, вот и выбирать, собственно, не из чего: на Север ли едешь, на Юг ли — всего одна стратегическая дорога Север-Юг, сооруженная благодаря зарубеж­ным спонсорам. Вот и эта идет на Юг мимо Шуши, через деревню Шош по пути к Амарасу — древней­шему храму Арцаха, с него началось в IV веке хрис­тианство на карабахской земле.

Сворачиваем налево на путь, мной ещё не хо­женый, в места удивительные, исторически богатей­шие. Здесь по склонам гор, ведущим к Амарасской долине, по берегам реки Амарас и ныне встречаешь многолюдные богатые армянские села. Но всё равно их не сравнить с тем, что было здесь восемьсот-тысячу лет тому назад и даже ранее. Все это пространс­тво было густо заселено, стояло множество церквей, монастырей, резиденций владетельных князей-меликов. На каждой вершине — Сурб, место поклоне­ния и молитвы. Одна из гор и сейчас называется Лусаворич, в честь Григора Лусаворича. Сёла тогда тянулись сплошной лентой, славились промыслами, особенно гончарными. На шумные ярмарки сюда съезжались даже из Дагестана, Баку, Тавриза. Теперь от всего этого осталось то, что в специальной литературе называется «селищем» — неясные следы на земле, заброшенные кладбища, руины церквей, замков, крепостей.

А какие замечательные названия донесли до нас письменные источники и сберегла народная память! Одна церковь называлась Красной, дру­гая — Евангелием (это кроме Красного Евангелия!); несколько церквей посвящены памяти мучеников; есть монастырь, в котором сохранилась церковь, где по легенде под алтарем был похоронен Егише, ге­роический инок, принявший участие в Аварайрской битве 451 года, а затем воспевший подвиг армянско­го народа в своей героической истории «О Вардане и войне армянской». Егише, возведенный в святой чин, был погребен — я прежде не знал этого! — в арцахской земле.

Те же исторические источники, которые рассказывают о богатстве окружающих мест, раскрывают и свои черные страницы: как и когда сёла, церкви и вообще вся разнообразная человеческая жизнь с ее вечными надеждами, трудами и борьбой превраща­лась в мёртвое, едва заметное ныне селище. Они на­зывают и виновников этих опустошений и погибели. Это и арабы, и персы, и монголы, и турки — все те, чьи смертоносные полчища ринулись на эту землю.

… И при советской власти были разрушены мно­гие памятники христианства: так, в храме святого Григориса, летней резиденции амарасской братии был устроен склад, разломано алтарное возвыше­ние, а камень пущен на загородки склада.

В селе Керт, куда мы приехали, церковь Пресвя­той Богородицы еще с довоенных времен была пре­вращена в клуб и позже перестроена — снесли цер­ковную главу. Но ее стены и крыша сохранились: ра­дует глаз красивый портал с хачкаром, вырезанным в стене над входом.

Мы не стали заходить в эту сравнительно новую церковь, спешим увидеть церковь Красное Еванге­лие. Но никто не знает, где она находится. Как всегда это бывает в сельской местности (да и в России тоже) скоро собралось целое вече, начались споры. Нас от­правляли в соседние деревни там спросить. Но мы стояли на своем. Развернули на капоте машины кар­ты, раскрыли книгу Шаэна Мкртчяна, где сказано, что церковь, а вернее, матур — часовня находится здесь.

—    Вот смотрите, что написано: «В Керте, в местности, называемой Татунц-тап до сих пор сохранились следы часовни-святилища Кармир Аветаран, Красное Евангелие».

Где эта Татунц-тап? Никто не знал.

—    Может быть, Араби-тап? — высказывались предположения.

—    На склоне той горы? Говорят, там, стояли лаге­рем арабы в VIII веке…

—    Пойдемте, я вам покажу, — сказала неожидан­но подошедшая к нам плотная, на вид уже пожилая крестьянка. Впрочем, она была в том неопределен­ном возрасте, который довольно рано наступает у женщин, тяжело работающих. В ширину она была почти такая же как в рост, напоминая курицу-насед­ку, всем широким телом и растопыренными корот­кими крыльями берущую под защиту цыплят. Мы стали подниматься вслед за ней по крутой и грязной после недавнего дождя улице с выступающими кам­нями. Оглаженными тысячами ног.

Поскольку село не кончалось, и окрест не видно было какой-то особой отделённой от него местности Татунц-тап, а вокруг ничего не говорило о хоть каком-то присутствии храма — справа и слева шли обычные дома, усадьбы, каменные заборы — я не поверил этой женщине. Но вот она отомкнула какую-то дверь, будто бы в сарай и зашла туда как за прилавок; там стала за столом, украшенным дешевыми бумажны­ми иконками, закапанным догоревшими свечками, и ждущей покупателей связкой новых свечей, похо­жих на тонкие не очиненные карандаши.

Я заглянул внутрь — пространство, открывшееся в глубине за столом поразило меня. Грубой кладки стены уходили вверх. Было непонятно, откуда взя­лась такая высота в похожем снаружи на сарай по­мещении. Действительно когда-то это была церковь! Но что это? Где-то в высоте виднелись мощные бал­ки, вставленные в пазы: когда-то они поддерживали пол второго этажа, и еще там видна была дверь, ве­дущая неизвестно куда. Была ли это попытка исполь­зовать церковь под жилье или что-то оригинальное было в строении самой церкви? Ответа на этот воп­рос получить было не у кого.

Я оставил денежку и возжег свечки, думая при этом: «Эти во здравие. Эти за упокой души». Как стремительно с каждым годом растет число помина­емых за упокой!

Потом женщина повела нас по слякотной и стоптанной тропинке вдоль церковной стены. Мы завернули за угол и увидели крупную кладку стены, очень знакомую, характерную для многочислен­ных арцахских базилик: полосы грубо обломанных камней на известковом растворе. Там и сям, чтобы сохранить строй ряда, в цемент вморожены мелкие камни. Нарушен ритм. Это как прерывистое дыхание.

Заглядываю в узкое окошко, низкое, вросшее в землю. Да, несомненно, это был храм! Сквозь тьму, в скудном рассеянном свете, льющемся из открытой внизу двери виден высокий взлет стен. Строители этого храма из-за неровности рельефа углубились в тело скалы — вот почему так низко стоит окошко. Думаю, что при последующих перестройках люди захотели использовать высоту зала и устроили вто­рой этаж. Но это было уже тогда, когда церковь пере­стала существовать как святилище духа. Ныне храм включен в надворные постройки, но дородная его хозяйка добровольно взяла на себя обязанность по­могать верующим, приходящим в Сурб, поклониться святому месту.

Эта потерявшая былой облик церковь демонстрирует, кстати сказать, одну важную вещь. Я давно заметил это во время своих многолетних хождений по Армении: это верность армян своей церкви, дале­кая от всех формальностей. Сколько у нас на россий­ских просторах, среди лесов и полей неразрушенных церквей. Всеми покинутых, молчащих и явно никому не нужных. Пустующих. Они ждут, когда же, наконец, официальная РПЦ найдет средства для возрождения храмов.

Не то в Армении! Сколько раз я видел, как сре­ди развалин, даже при одной сохранившейся стене храма, где-нибудь в малой нише, над которой купо­лом разворачивается бесконечное синее небо, стоят свечи, огарки, а рядом лежит коробок спичек. А то стоит железный короб о четырех ножках с песком, в который воткнуты уже оплывшие свечи. В округе на много вёрст нет никакого священника, но люди при­ходят сами. Не по обязанности, а по вере.

Так и в этот, потерявший свой былой облик храм — тем более, что это рядом, близко, в своей же деревне, приходят люди, чтобы помолиться, и добрая женщина эта, добровольная смотрительница храмо­вых стен, помогает им, согревает добрым словом.

Поняв, что церковь Кармир Аветаран найдена, и успокоясь, я стал снова внимательно и подробно разглядывать пространство и заметил гладкотёсанные камни входа, наводящие на мысль о былом церковном портале. Оценивал высоту внутреннего пространства. Нет, здесь когда-то была именно на­стоящая церковь, не часовня.

Судя по памятным надписям в Красном Еванге­лии, которые удалось расшифровать ученым, оно долго и, скорее всего, в XV веке могло храниться здесь, в этой одноименной церкви рядом с селом Керт. Думаю о манускрипте Кармир Аветаране, на­шедшем свое пристанище где-то далеко за океаном в библиотеке Чикагского университета. Вспоминаю статью Юры Варданяна о «Красном Евангелии Гандзасара» и не совсем понимаю, почему оно именно «Гандзасара». Ведь оно не было создано в этом мо­настыре, и большую часть времени находилось вне его стен. Как раз может быть, оно долго хранилось в этой, ныне разрушенной церкви, оставив ей свое имя. Этого нельзя доказать, но нельзя и опроверг­нуть: в пути манускрипта через века зияют лакуны, пробелы: неизвестно, где оно находилось многие годы. А то, что эта церковь, потеряв свой прежний вид, сохранила свое имя и что здесь до сих пор мо­лятся — это ведь о чем-то говорит?! Неслучайно это.

Возвращаемся. В этой местности повсюду шли дожди — недаром туманились утром горы, когда я разглядывал их из окна гостиницы. И хотя небо поч­ти всё очистилось, серое тяжелое облако зацепилось за невысокую гору, поит ее своей влагой. А дорога жадно впитала в себя лужи, посветлела, просыхает. Едем весело, спускаемся. Завтра с утра нас ждет но­вое путешествие.

Но о нем позже, позже! Перескочим через со­лидный отрезок времени, через две поездки в Арцах, наполненные ежедневными путешествиями. Перенесемся в февраль 2008 года. Я отправляюсь в Америку, лечу в Чикаго с одной-единственной це­лью — своими глазами увидеть Кармир Аветаран, этот манускрипт с удивительной судьбой.

Ким Наумович Бакши, писатель, журналист, арменовед

Публикуется по: Ким Бакши. Духовные сокровища Арцаха.(Серия «Библиотека русско-армянского содружества») – М.: Книжный мир, 2012.

Продолжение