ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

«Наша Среда» продолжает публикацию глав из книги Кима Бакши «Духовные сокровища Арцаха»
Глава 1. «Я укрепил эту дружбу стихами…». Вступление к книге
Глава 2. Девяносто восемь ступеней (или) Как родилась эта книга
Глава 3. Начало путешествия
Глава 4. У Левона Айрапетяна
Глава 5. Гандзасар. Князь князей Гасан Джалал Дола
Глава 6. Умный в гору…
Глава 7. Зорий Балаян — мне друг, но…

Глава 8. Как всё со всем связано

Да, в мире всё удивительным образом связано друг с другом. Только мы этого порой не замечаем и не понимаем — до поры до времени. Разве, пу­тешествуя по Арцаху, переходя от одной крепости к другой, от одной церкви к другой, мог я предста­вить себе, что, отправляясь в очередной поход, я со временем свяжу исследование Ахбрадзорского или Майреджурского очень древнего монастыря с дале­ким Киликийским армянским царством, а значит, и с крепостью Ромкла на крутом берегу Евфрата, ре­зиденцией армянского католикоса, а, значит, и с То­росом Рослином, его придворным любимым масте­ром, гениальным миниатюристом. Хотя, на первый взгляд, Арцах и Рослин слишком отдаленные друг от друга имена (понятия). Но оказалось, что это не так.

В этот раз мы объезжали ту часть Арцаха, которая была освобождена, как говорят армяне, от азеров, так они «ласково» зовут азербайджанцев. «Оккупирова­на» — это на языке их противников. И в самом деле, повсюду видны следы многолетней «мирной» жиз­ни азербайджанского населения: из распадков к рекам спускались деревни с почти целыми, добро­тными домами, но без крыш и окон: животноводчес­кие фермы размещались часто в бывших армянских церквах; армянские кладбища были беспощадно ос­квернены и разорены, надгробия разбиты, разбро­саны или использованы, несмотря на то, что это над­гробные камни с армянскими крылатыми крестами. Эти обломки хачкаров мы видели вмонтированными в стены домов, в пороги у входа в заброшенные жи­лища. Армянских следов на этой земле были тысячи, но многое выказывало на варварское к ним отноше­ние, причем со стороны простых азербайджанцев к армянам, жившим здесь ранее их и вместе с ними, что называется, бок о бок. Откуда такая ненависть, думалось. Ну жили бы себе и жили… Зачем же гу­бить соседей? Скажете, темные, дикие… Тут нечего винить власти, тут само население ненавидело ар­мян. За что?.. Так благород­ные, культурные, с детства читавшие Гёте немцы-фашис­ты уничтожа­ли живших с ними рядом евреев. У меня нет ответа на эти воисти­ну проклятые вопросы!.. Но я ясно вижу, что любой на­род можно за короткий срок превратить в зверей.

Стоит те­перь сказать, где мы находимся, что это место значит для Арцаха — я имею в виду то место, куда мы движемся на нашей (уже нашей!) белой «Ниве». Кашатах — так переиме­нован этот район Арцаха, бывший Лачин, который во время войны был единственной тонкой транспорт­ной артерией, некогда соединявшей борющийся за освобождение Арцах с матерью-Арменией… Так ска­зать, дорога жизни! Кашатах — это широкая полоса земли, которая тянется с юга на север и соединяет Армению — восточные берега Севана и Республику Карабах. Если эта земля останется у Карабаха, если будет создана полноценная дорожная сеть, замкну­тая на такую же сеть Армении, то путь до централь­ных и северных районов НКР сильно сократится. Недаром азеры хотят вернуть себе Кашатах любой ценой и задушить карабахскую республику в своих объятиях, полных ненависти.

В первое время после освобождения этой зем­ли правительство президента Левона Тер-Петросяна назначило Алексана Акопяна главой администрации этого района. Мы еще не были с ним знакомы, но я уже слышал рассказы о нем, как о талантливом гу­бернаторе, и заботливом хозяине… И сейчас, когда мы путешествуем с ним вместе, вижу, что люди о нем не забыли. Узнают, здороваются, обнимаются. И нынешний губернатор, старый товарищ Алексана, поместил нас в дом для приёма гостей, кормит, заботится о нас. Алексан — ученый, специалист по письменным памятникам Армении и Арцаха. Знает наизусть всё о древних манускриптах, созданных в этих краях. Может перечислить, где, когда и какая стояла церковь, что о ней известно из первоисточ­ников.

Мы уже побывали во многих местах. Видели армянскую церковь Сурб Аствацацин, Пресвятой Богородицы, взорванную азерами-дорожниками в 1983 году: она расположена недалеко от дороги, для них соблазн уничтожить ее был слишком велик, тем бо­лее что, техника и взрывчатка — под рукой…

Сегодня мы отправляемся в самый дальний угол района, за 55 километров от районного центра, в село Айтах. «Расположение сил» в машине обыч­ное: рядом с шофером, который за эти недели стал нашим другом, сидит Акоп Берберян с фотокамерой наперевес. На заднем сиденьи мы с Алексаном. До­рогу не нужно указывать, она всего одна — хрустит крупным гравием под колёсами. А справа и слева за окнами то мелькают стволы деревьев меж кустами спелого шиповника, среди непроходимых зарослей ежевики, то вдруг возникает и долго тянется отвес­ная стена скалы. То мы едем над берегом пенистой реки, то поражают глаз от золотого свечения до винно-красного цвета листьев те или иные деревья. Сен­тябрь уж на дворе, но еще далеко до холодов, еще будут дожди и густые туманы — беда для фотографа.

—   То место, куда мы едем, развалины Ахбрадзорского или Майреджурского монастыря, будут для тебя волнующим открытием. И, по-моему, важным для твоей книги.

—   Почему? Что там такое, необычайное?..

Алексан с таинственным видом улыбается и по­щипывает усики. Меня же, честно скажу, волнует другое — как я смогу добраться до этого самого Май-реджура? Опыт этой поездки развеял прежнюю мою самоуверенность. Я уже не говорю о том, как еле-еле добрался до церкви Бадара-Птрецик. Вче­ра, когда мы искали следы второй церкви в одном селе, я поскользнулся буквально на ровном месте, упал, ушиб ко­лено и порвал брюки. Акоп осмотрел мои кроссовки, пог­ладил их отпо­лированную от долгого ноше­ния подошву и сказал: «Надо срочно поку­пать новые. Этим сколько лет?» — «Да лет десять, не меньше…» — «Вот видишь!»

Мы въехали в село Айтах — село как село. Остановились у крайнего дома. Здесь, как и в других местах, у Алексана нашлись приятели. Это был староста села. Они обнялись. Под навесом топилась летняя железная печка, «буржуйка» моего детства и воен­ной юности. Хозяйка что-то помешивала в кастрю­ле. К нам присоединился рослый парень Роберт, их сын, недавно отслуживший в пограничных войсках армии обороны Арцаха. Он взялся проводить нас до монастыря.

Я не постеснялся спросить у него: «Как дорога? Нет ли крутых подъемов?» Роберт улыбнулся. «Да нет, ровно. Да здесь и недалеко.» Знаю я эти «ров­но» и «недалеко», что они значат для пограничника: совсем не то, что для меня. Сидим у печурки, по­пиваем тан, приготовленный хозяйкой. Я стараюсь меньше двигаться, берегу силы. Но пора в путь.

В резвом темпе мы спускаемся к маленькой мел­кой речушке Рахиш, текущей по окраине села. Пере­ходим ее по камням, взбираемся на другой крутой берег. Так и есть: я сбился с дыхания. И скоро прошу остановиться. Рядом со мной присел и Алексан, опус­тил тяжело звякнувший мешок с аппаратурой. Это он взял у Акопа, чтобы облегчить ему дорогу. Идущие впереди Акоп и Роберт остановились, ждут. Неудоб­но долго сидеть, когда ждут, поднимаюсь. Идем по едва заметной тропинке, ведущей в лес. Подъем, действительно, не крутой, но постоянный, тягучий, к тому же, приходится перелезать через упавшие ство­лы, перепрыгивать через неглубокие рвы. В резуль­тате я снова с наслаждением присаживаюсь.

Теперь мы даем возможность далеко уйти на­шим спутникам. Все, что было потом, напоминало лекцию посреди леса — о Киликии. Говорил, естест­венно, Алексан. Мы присели на плоских камнях. И я разинул рот. Алексан говорил о Киликийском армян­ском царстве, которое просуществовало на берегу Средиземного моря более 300 лет. Кто его основал? Известно кто — князь Рубен I-ый, основатель царс­кой династии Рубенидов или Рубинянов. Восполь­зовался ослаблением Византии, многажды битой турками-сельджуками. Он и сам не раз показывал византийским полководцам, что такое неприступ­ные замки армян горной Киликии с узкими горными проходами, где горстка храбрецов способна задер­жать целый отряд.

Естественно, Византия не смирилась с потерей Киликии. Упрямо назначала своих греческих наместников управлять чужими, уже армянскими, по существу, землями. Имя одного из них запомним — Абел-хариб Арцруни. Не из тех ли он Арцруни?.. Был такой знатный царский род. Они приняли предложе­ние Византии и всем населением перешли на терри­торию империи — тысячи людей, целым народом. До своей смерти в 1080 году этот армянин Абел-хариб оставался верным Византии.

Армянский историк XII века Самуэл Анеци сообщает, что когда еще был жив Абел-хариб, в Киликию переселилось знатное семейство князей Ошинов, как он пишет: «вместе со своим братом, матерью, супругой, вассалами и подвластным людом.» От­куда они переселились? С Востока, Самуэл уточняет место — владение Ошина Гетумяна — Майреац джурк, «напротив Гандзака». Но где это «напротив»? В Азербайджане? Долгое время это оставалось не­известным и не вызывало интереса.

Как всегда это бывает, со мной по крайней мере, на место приходим неожиданно. Никаких развалин монастыря, никаких следов человека вокруг… Да и вообще никого. Акоп и Роберт куда-то делись. Кри­чим. Акоп отзывается откуда-то сверху, высовывая голову из листвы. Он там один, где Роберт, не зна­ет. Алексан просит меня оставаться на месте, реша­ет всех собрать. Опять с удовольствием присажи­ваюсь на свежую траву, еще не тронутую осенью. И так сижу довольно долго в одиночестве. Наконец, решаю встать и «сделать рекогносцировку», как пи­сали в старые годы. Слева от тропинки намечается невысокий вал, густо поросший мелким лесом и кус­тарником, решаю заглянуть — что за ним?

И вот до сих пор не пойму, что это было — сон, видение?.. Отогнув последнюю ветвь, заглядываю и как бы проваливаюсь: с неожиданно открывшейся мне высоты вижу ровную площадку и на ней раз­валины монастыря. Да и развалинами это не назо­вешь: небольшая церковь, хорошо сохранился купол в форме едва раскрытого зонтика, что характерно для XI века, для Мармашена, например, стоящего на высоком берегу реки Ахурян. Монастырь окружен отмосткой из тесаного камня, охватывающей монас­тырь широкой ровной полосой. У стен стоят хачкары, некоторые расколоты, валяются куски. Сверху мне кричат Алексан и Акоп, призывают к себе наверх. А я им кричу: спускайтесь, мол, здесь — чудо-монастырь! Алексан пожимает плечами. Однако спускаются.

«Какой монастырь, где?» — «Там, за кустами, посмотри!» — «Никакого монастыря не может быть!» — «Да я сам только что видел.» Встаю, иду. Что за наваждение? Провал за кустами есть. А монастыря нет. Что же такое я видел? Тогда я не знал, что конец года проведу в Институте нейрохирургии. Что мне вскро­ют мозг и под руководством академика Коновалова, директора института, удалят опухоль. А до этого бу­дет Петербург, Институт мозга человека, где опре­делят характер опухоли — раковая. Так что никакой мистики, всё что угодно могло показаться. Это если что-то очень хочешь увидеть.

— Но самое-то главное, самое интересное не здесь, — сказал Алексан. — Давайте чуть вернёмся.

Мы немного прошли по тропинке назад, свер­нули в глубину лесного массива и оказались на кладбище. На первый взгляд, ничего особенного. Надгробные камни-хачкары, частью стоящие на сво­их подножьях, частью сброшенные, разбитые, с над­писями и без. Всё это обычно видишь на старинном армянском заброшенном кладбище, где уже успели побывать и выразить свою ненависть азеры.

Я не понимаю, почему мы там ничего не снима­ли. Эти лежащие хачкары, их подножья с армянскими надписями, на которых когда-то они возвышались. Оказывается, к счастью, Алексан был в этих краях ещё раз с Грайром Базетом, он-то всё и сфотографировал.

Учёным историкам, археологам, кодикологам необходимо иметь отличную память. И умение сопоставлять. Помните, у Самуэла Анеци сказано, что Ошины пришли из своего владения Майреац-джурк, что где-то на востоке, «напротив Гандзака». Это сейчас он Гянджа, азербайджанский, а во време­на Самуэла Анеци, в XII веке, это был армянский го­род Гандзак. Из него, между прочим, родом Ованнес Саркаваг, поэт. И учёный, математик, календаревед, замечательный историк Киракос Гандзакеци. Кстати, среди арцахских рукописей сохранилась одна, из­готовленная в Гандзаке, она была там в армянской церкви, чудом дошла до Матенадарана.

Алексан и Грайр обследовали это кладбище, спустились к руинам церкви, прочитали надписи на надгробных камнях, хачкарах, которые рассказали: здесь был похоронен настоятель (слышите!) Майреджурского монастыря. Ни слова об Ошинах. Но где тот Майреджур, стало ясно — вот он, в Карабахе! Значит, и Ошины отправились в Киликию из Караба­ха, отсюда. Значит, мы с Акопом и Алексаном — на их родовом кладбище.

— Кладбище непростое, уникальное. Связано с Киликией, хотя это и может показаться невероят­ным. Связано, как исток реки с устьем. Как известно, в Киликийском армянском царстве правили две динас­тии: основатели царства — Рубениды и Ошины, Гетумиды. Так вот Ошины, Гетумиды родом из Карабаха.

Остальное время Алексан посвятил изучению хачкаров, очень древних — годы 1068, 1069, 1073.

Путь Ошинов до Киликии, конечно, был очень долгим. Проходили они через Грузию, через земли, подвластные Византии. А как добрались до Киликии, то решительно стали на сторону императоров Комнинов. Для такой ориентации важно и то, что Ошин I женился на дочери византийского наместника, того самого Абел-хариба, и получил в качестве приданого две крепости — неприступный Паперон и совершен­но неприступный Ламброн. Вот как он выглядит на позднейшей гравюре — подлинно орлиное гнездо. Эти две крепости стали прочной опорой Ошинов в их многолетнем противостоянии и борьбе за власть с Рубенидами.

Случилось так, что тринадцатилетняя девочка, дочь киликийского царя Забел, Изабелла была вы­дана замуж за шестнадцатилетнего принца Филиппа из соседней Антиохии с тем условием, что он, взой­дя на престол, будет править по армянским обычаям и не станет вмешиваться в дела государства. Но тот не только не выполнил этого условия, но и через не­сколько лет был уличен в том, что вывозил ценности из Киликии — царскую корону, царский трон из золота и серебра. А потому был лишен престола, заключен в крепость и вскоре умер (отравлен?). Встал вопрос, кому быть во главе Киликии? И было решено отдать Забел в жены, хотя и против её желания, одному из Ошинов Гетуму I-ому. Так князья из Карабаха, у мо­гил которых мы сидим, стали царями в Киликии.

«Чашоц царя Гетума II» — это, пожалуй, первый манускрипт, который я увидел и восхитился, полве­ка назад приехав в Армению. Это было время, ког­да о Торосе Рослине много знали, но мало видели в нашем замкнутом советском царстве-государстве, и каждую выдающуюся рукопись, в том числе и Чашоц, приписывали ему. С тех пор много воды утекло, и теперь известно, что в Матенадаране хранятся две подлинные, с его подписями, рукописи Рослина.

Мне выпало счастье в Соединенных Штатах уви­деть рукописи Рослина — в Вашингтоне и Балтимо­ре. А в Нью-Йорке — побывать в музее-библиотеке Пирпонта Моргана, буквально переполненном со­кровищами мировой культуры, на коллекциониро­вание которых сам миллиардер денег не жалел, и, в результате, все подарил — городу, народу. Там, у Пирпонта Моргана, армянских манускриптов собра­но немного, но все они — отборной ценности. И один из них — Евангелие маршала Ошина. Он ведь тоже Гетумид, младший брат Гетума I-ого, предки его, а может и он сам родом из Арцаха.

Как всё со всем связано! И вот еще пример. Не­давно я был в Израиле. Там, особенно в Иерусалиме, заметна благородная роль царя Гетума II. Армянам принадлежит исключительное право заботиться и ухаживать за могилой пресвятой Богородицы, Мате­ри Божьей. Ключевая роль принадлежит киликийскому царю в построении храма Успения Богородицы и армянской колокольни, над которой гордо разве­вается армянский трехцветный флаг. Прочтём царс­кую надпись на западной стене могилы Пресвятой Богородицы: «Я, по милости Божией царь армян Гетум II, после победы над египетским султаном при­шел в Иерусалим и построил этот алтарь, прилегаю­щий к Пещере Святой Гробницы Богородицы, в честь народа армянского, в году 1300 от Рождества Хрис­това, 13 июля».

Сохранилось несколько портретов Гетума II. Один из Чашоца. Другой из Скеврского реликвария, который хранится в Эрмитаже. Есть ещё третий порт­рет — фреска в Венеции, где Торос Рослин изобразил семью Гетума — жену, дочерей и сыновей, среди ко­торых, конечно, мальчик — будущий Гетум II. Торос Рослин был любимым художником Гетума II и не раз в своих манускриптах изображал Гетумидов, изго­товляя манускрипты по заказам Гетума II и его бли­жайших родственников.

Так мы вернулись в Арцах, чтобы отпраздновать тесную связь — ведь всё со всем связано — имена Гетумов, Рослина и этого отдалённого уголка Арцаха, что близ села Айтах. Да нет, не нужны какие-то ещё дополнительные доказательства, что здесь мы нахо­димся на исконно армянской земле! Какие ещё до­казательства, когда вокруг нас эти хачкары XI века, когда не то что азербайджанцев, но и кавказских «та­тар» здесь в помине не было. Верю, что, когда стихнут их безумные притязания на армянский Дом, будущие поколения не только армян, но и азербайджанцев станут гордиться такой связью между Киликией и Арцахом, между речными долинами Куры и Аракса и аметистовыми просторами Средиземного моря.

Ким Наумович Бакши, писатель, журналист, арменовед

Публикуется по: Ким Бакши. Духовные сокровища Арцаха.(Серия «Библиотека русско-армянского содружества») – М.: Книжный мир, 2012.

Продолжение