КУЛЬТУРНЫЙ КОД
9 января – День рождения Сергея Параджанова (1924)
Направляюсь в Музей Сергея Параджанова. (Между прочим, фамилия его предков Параджанянц). Иду по дороге к музею. Пока я довольно далеко от него, однако уже чувствую себя окунувшейся в параджановскую среду. Неужели произведения Параджанова обладают способностью действовать на расстоянии? Ускоряю шаг, душа преисполнена радости: скоро я ступлю в не знающий границ мир Параджанова!
На сей раз в его доме звучала музыка. И, когда я увидела в фойе фотографию с прикрытым ладонью лицом, мне почудилось, будто это движение было произведено в этот самый момент, прямо перед моими глазами – под влиянием грустной мелодии. Удивительно, почему меня сразу объяла грусть? Ведь совсем недавно моя душа была полна радости…
В этом мире одним из тех, кем я восхищаюсь, является Параджанов. Он, обладая неограниченными творческими возможностями, необъятным воображением, – что было одним из первейших его качеств, – бился в сотканной вокруг него паутине, его руки-ноги буквально были связаны, и только его воображение не удалось обуздать никому. Именно эта реальность, подобно тяжелому прессу, до сих пор довлеет над справедливостью. Почему? Ответ не будет дан никогда, хотя и сам Параджанов неоднократно хотел его услышать.
***
Январь 1988 года, в одном из ереванских демонстрационных залов открылась выставка Сергея Параджанова. Это была его первая выставка в Ереване. В то время я написала такие строки: «Уже час, как я вернулась, но чувствую себя будто прибывшей из иного мира. Мне казалось, что я услышала песню, которую никогда прежде не слыхала. Там были работы, представляющие собой результат не известного мне ранее взгляда на все вокруг, необычной манеры видения мира.
Казалось, что работать над всем, что было выставлено, он начинал очень давно, а донес до нас и привел к завершению уже в наши дни. Быть может, его «материалы» были найдены много веков тому назад, из-под земли, в раскопках. А возможно, что он при помощи удерживаемого в своих руках магнита сумел добыть то, что было ему необходимо. Даже в собранных откуда попало осколках стекла присутствует волшебство…
В течение долгого времени не могу оторвать взгляда от произведения «Букет после дождя». Интересно, в тот момент, когда на столе перед Параджановым были свалены осколки стекла, зéркала, связка бус, видел ли он, глядя на них, этот восхитительный «Букет после дождя»? Конечно, так и было. Поскольку, когда, пройдясь по залам, я вновь вернулась к этой картине, увидела и капли слепого солнечного дождя, сверкающие меж кусочков зеркала и хрусталя, бусин и других неизвестных нам составляющих коллажа.
Солнце, свежесть и легкость. Свободное дыхание. В конце концов, чистота. Эти ощущения охватили меня и долгое время не покидали.
После просмотра «полотна» (позвольте так его назвать) «Букета после дождя», уже когда дошла до «Инфаркта», произошла резкая смена впечатлений. Жуткая картина смерти, созданная самыми простыми средствами. Спички – несожженные, разбросанные вокруг разбитых закопченных стекол лампы. Уже не будет надобности запалить эти жалкие спички, поскольку красно-бело-черные катушечные нитки перепутаны, местами изорваны, и никогда уже по кровеносным сосудам не потечет жизнь. Как обыденно, и какой замогильный оттенок… При разглядывании «Инфаркта» во второй раз и даже в третий человека бросает в дрожь. В чем причина? Человек, так сказать, самый совершенный среди всех живых существ, является игрушкой, подверженной ударам окружающих, лишенный возможности самозащиты. Напряжение аккумулируется, а нить так тонка… И в итоге она обрывается.
О, век инфаркта! О, век удушения параджановской свободы!
***
В свое третье посещение его дома, как только я вошла, услышала щемящую мелодию. Именно в это мгновение Параджанов прикрыл ладонью свое лицо. С трудом поборов загадочное ощущение, я бросила быстрый взгляд на висевший на противоположной стене «Коллаж, посвященный землетрясению». И мне стало понятно, что на сей раз он поступил так под впечатлением им же созданной работы.
Здесь же и старый Тифлис. И армянские, и грузинские пласты старого Тифлиса находятся рядом, бок о бок. Да и по-другому быть не могло. Например, «Тифлисская вышивка». Кто автор? Армянка ли, грузинка? Может быть, каждая из них. Так, обе и есть.
Не все шляпы «памяти несыгранных ролей Нато Вачнадзе» выставлены в музее. И более того, они размещены в витрине за стеклом. Конечно, так шляпы защищены от пыли, прикосновения рук посетителей, однако нет того впечатления, какое они произвели при экспозиции в Музее народного искусства. Шляпы – роскошные и скромные… Чувствуется, что Параджанов хочет сказать, что они помимо красоты и отражения времени представляют собой нечто более тонкое и глубокое, о чем мы и подумать не можем. В этом я убедилась, прочитав у автора: «На этой выставке я хотел выразить свое восхищение по отношению к безвременно скончавшейся Нато Вачнадзе и сделал это с помощью шляп. Здесь вы найдете шляпы Анны Карениной, Моей Прекрасной Леди, времен НЭПа и многие другие, так называемые шляпы памяти…» И вот в память о Вачнадзе и моем детстве с помощью сорока шляп мне удалось построить громадный алтарь, где дремлет трепет моего детства».
Трепет детства… Именно этот трепет – простой, непосредственный, красочный, прошедший через годы детства и юности, а после и через целую цепь тюремных камер, остался безупречным, дошел до нас, чтобы помочь пробудить в нас трепет нашего детства.
***
В «Куклах» присутствует cтолько трепета – и щемяще печального, и радостно веселого! Целая картинная галерея театральных образов. Внимательно приглядитесь к этим куклам, и в их одеяниях, пожалуй, сумеете отыскать пуговицу от бабушкиной блузы. Но какое ощущение овладеет вами, когда в уголке окна одного из залов заметите «Зека с… веником»? Символ заключенного: невообразимо грустный человек, одетый в сшитый из полосатого карпета наряд, рот, руки и ноги которого связаны колючей проволокой…
Смутные воспоминания, о которых Параджанов напишет несколько строк: «Порой я сам себе задаю вопрос: у кого мне требовать ответа за мое 15-летнее бездействие – без зарплаты и средств к существованию? Я единственный советский режиссер, который трижды сидел в советской тюрьме. Я сидел при Сталине, затем при Брежневе, потом при Андропове и, может быть, еще буду сидеть, хоть и неизвестно почему. Кто должен ответить за все это?»
Наивный вопрос. В стране, в которой 70 лет понятие «ответственность» было до такой степени лишено смысла, что и после ее распада по инерции продолжалось обессмысливание. «Зек с… веником» – символ этого. Кто-то другой, возможно, написал бы толстый роман, а Параджанов ограничился лишь этой куклой.
***
«Кармрахайт » «Золотая рыбка», «Соломенная рыбка», «Зеркальный карп» и, наконец, «Чудо-рыба». В искусстве безграничны средства для создания впечатлений. Вот перед нами Параджанов, чья голова и сердце полны чудес, сказок, радуг… Каждая из подаренных им нам рыб выплыла из глубин волшебных морей. Пойдите в Музей Параджанова. Поведите туда ваших детей. Чудо-рыбы оживут перед их глазами. Ваши дети соприкоснутся с пластом искусства, отличающимся от всех остальных, который – в наши времена повсеместной серости – распалит их воображение и пробудит в них фантазию.
***
Кино Параджанова. Когда я смотрела «Цвет граната» (1969 год), помню моменты: пораженная красотой сменяющих друг друга образов, околдованная ими, я целиком была поглощена этим зрелищем. Перед глазами зрителя проплывает полноводная река красот. Такая новая, настолько необычная… А в музее всего несколько эскизов из «Цвета граната». И сразу возникает страстное желание вновь посмотреть кинокартину.
«Когда я завершил съемки «Цвета граната», мне позвонил министр и сказал: «Что же это вы сняли? Совсем непонятно. Может, перепутались части фильма?» Я ответил: «А почему вам кажется, будто я понимаю? Мое кино – это и есть именно то, что я снимаю».
«Сто лет одиночества» мы прочитали спустя некоторое время после «Цвета граната». В романе Маркеса, подобно потоку, струились прекрасные, ужасные, радостные и жестокие картин жизни, рокотали, словно морские волны, в виде непрекращающегося в течение трех лет дождя и падающих с неба цветов. И был ли кто-нибудь, кто бы спросил Маркеса: «А может, перепутаны страницы?..»
Нобелевская премия Маркеса, параджановский «Цвета граната» в кинозалах всего мира напоминают нам слова, произнесенные как-то поэтом Генриком Севаном: «Все новое в своем великолепии нам сумасбродным кажется».
***
В «Исповеди» он пишет: «Наш родной Тбилиси, прежний Тифлис, отличался и отличается от других городов вдобавок и своими предубеждениями. Если курица кричит петухом, это весть о смерти, если зимой вишневое дерево расцветает своим белым нарядом, это опять известие о смерти…»
А разбитые зеркала? В детских воспоминаниях автора этих строк живы полные ужаса глаза взрослых по поводу треснутого или разбитого зеркала. Впрочем, Параджанов даже и не говорит об этом, но сквозь его произведение проскальзывает эта тема. Хоть сверкающая радуга, излучаемая разбитыми зеркалами, радует нас, однако это тем не менее разбитые моменты его жизни.
В конце концов, в этой жизни все разбивается, умирает, исчезает — не так ли? Нам остается память о красивом переживании, наслаждении, если оно существовало. А все остальное возрождается – в новом виде, с новым цветом и звуком, чтобы удивить вновь пришедших. Может, в этом заключается философия Параджанова?
***
Ереванский дом Параджанова стоит на краю ущелья. Напротив его дома обширная панорама родной природы, увы, слишком поздно. Он должен был жить здесь, в этом красивом созданном из армянского камня здании, с его полным цветов двором. А между тем теперь там стоит его скульптурный портрет в камне. Одаренный художник должен был здесь встречать (в своем стиле!) своих гостей – представителей разных национальностей, разных стран. Можем утешиться лишь тем, что вместо него это делают сотрудники музея во главе с директором Завеном Саркисяном и его заместителем Кареном Микаеляном.
…Прежде чем проститься с домом художника, я, проходя через фойе, снова бросила взгляд на фотографию. Его ладонь уже не прикрывала лица. Оно было безмятежным. Произведения автора превосходно выставлены в его доме, под его собственной крышей.
***
В день похорон Параджанова в Ереване (был знойный июльский день 1990 года) в армянском парламенте кто-то сделал объявление: «Товарищи, заседание надо прервать. Скончался гений».
А народ – тысячи поклонников Параджанова – шел по проспекту Маштоца за одним из Мастеров своей культуры, к пантеону бессмертных, к последнему месту его упокоения.
***
Вчера, переходя перекресток, увидела на земле кусочек зеркала размером с ноготок. Прошла мимо. Не подняла… Разве можно было так поcтупить?!
Марго ГУКАСЯН
Перевод с армянского Эринэ Бабаханян