Продолжаем публикацию повести Эдуарда Атанесяна «За чертой истины».
«… Эта книга о человеческих трагедиях, которые являются следствием реализации множества истин. На основе одного лишь фрагмента из череды событий, связанных с конфликтом между Азербайджаном и Нагорным Карабахом, автору удалось убедить читателя в состоятельности этого, на первый взгляд, парадоксального утверждения…» (Александр Григорян, политолог, эксперт по вопросам Кавказского региона)
Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15, Глава 16, Глава 17, Глава 18, Глава 19, Глава 20
ГЛАВА 21
Сержант Тед Рейнольдс уже давно служил в нью-йоркской полиции. Впрочем, еще не настолько долго, чтобы мирно уйти на заслуженную пенсию, стать членом благотворительной организации отставных сержантов и чинно прогуливаться по Центральному парку в рабочее время. Нет. К сожалению. Просто, Старый Тед уже давно дослужился до репутации образцового, «хорошего» полицейского, и поэтому на его широкие плечи была возложена ответственная миссия по подготовке желторотых стажеров, которым предстояло опериться и встать на крыло на улицах 17-го участка, что в Среднем Манхеттене. Взращивание юной поросли и ее ознакомление с тонкостями профессии стража общественного порядка было занятием бесспорно благородным и благодарным. Но с другой стороны «детский сад», как здесь нарекли работу со стажерами, требовал много времени и хлопот, и несмотря на то, что Тед и впрямь был малым неплохим, даже его порой захлестывало обостренное чувство несправедливости, когда в дверном проеме его кабинета появлялся очередной «птенец» с письменным направлением за размашистой подписью начальника участка.
В свое время, когда рядовой первого класса Рейнольдс после трех лет службы в военной полиции на американской базе в ФРГ решил сменить солдатскую койку на родные пенаты, а службу на работу нью-йоркского копа, с новичками здесь так не сюсюкались. Это был конец шумных 60-ых, тогда «Черные пантеры» создавали филиалы в Бруклине и Гарлеме, а «король рок-н-ролла » выпустил свою знаменитую песню о чернокожем мальчике из чикагского гетто. Да, в те годы чернокожим парням действительно было трудно работать в полиции, не то что сейчас. Дело было не в отношении коллег по цеху, наоборот – высокие чины из Управления муниципальной полиции, да и, как тогда поговаривали – сам губернатор – всячески поощряли увеличение числа афроамериканцев в полиции, что должно было стать четкой иллюстрацией равноправия и равной представленности граждан в органах власти. Нет, проблемы создавали те, кто никак не мог смириться с мыслью о том, что темная кожа и вежливая белозубая улыбка свидетельствовали не о слабости и бесправии их обладателя, а о его наделенности реальной властью, подкрепленной увесистой дубинкой и револьвером в ременной кобуре. Правда, с проявлениями подобного рода нетерпимости в «Имперском штате» боролись особенно рьяно: здесь традиционно недолюбливали всякого рода проявления нетерпимости, но ведь и скунса не всегда заметишь, пока не учуешь.
Жизнь показала, что расчет политиков и полицейских чинов был правильным и психологически выверенным – увеличение числа чернокожих полицейских на городских улицах было с пониманием встречено со стороны подавляющего большинства полутора-миллионной афро-американской общины мегаполиса. Одним импонировало, что «братья» будут призывать к порядку зарвавшихся белых, а для других чернокожий защитник правопорядка был символом краха дискриминации и нетерпимости, когда-то насаждаемых людьми в белых балахонах со звучным, как лязг винтовочного затвора, именем – Ку-Клукс–Клан.
Тед остановился, перевел дух и вытер платком лоб. «Все это понятно. Но как, черт побери, объяснить новую политику этих заправил из Управления?» – маячило у него в мозгу.
Как и большинство добропорядочных граждан, ставящих семейный уют выше карьерного роста, бравый сержант также иногда грешил привычкой рассуждать о приземленных тяготах трудовых будней сквозь толстую призму глобальных проблем. Разумеется, происходившее сейчас было событием мелковатым для того, чтобы выбить его из седла, однако пройдясь по лабиринту мыслей и воспоминаний, он все же решил, что очень часто настроение – самый скоропортящийся продукт. Ну и что, что 17-ый всегда слыл местом спокойным – последний раз полицейский поплатился здесь жизнью в 1943г. Лично в его, Теда, понимании это отнюдь не означало, что здесь тишь да гладь, и пора нанимать на работу красоток, как будто предстояло не патрулирование улиц, а дефиле с весенней коллекции от какого-нибудь эксцентричного кутюрье.
– Ладно, потерпи еще немного, я на подходе, – Тед отпустил кнопку на рации и ускорил шаг.
С самого детства Тед всем своим нутром был против всякого рода проявления сегрегации и ущемления прав человека по любому, включая половой, признаку. Хотя, если речь идет о работе полицейского, то лично он не пустил бы свою Девору патрулировать улицы в темное время суток, хотя и был готов отдать свою жизнь за то, чтобы это могли делать другие женщины. С одним обязательным условием – женщины, готовые к подобной работе.
– Сэр, ситуация ухудшается, – в рации вновь послышался взволнованный женский голосок, – собирается толпа зевак. Если будет так продолжаться, то скоро у въезда в туннель будет огромная пробка.
Только этого не хватало. Пятьдесят шагов назад Тед уже пришел к выводу, что эта девчонка ни на что не способна, кроме регистрации звонков и ведения делопроизводства в участке. Формальный приговор материализовался как-то сам собой: «неспособность проявлять гибкость и быстро ориентироваться в ситуациях, граничащих с кризисными».
Впрочем, на самом деле все обстояло значительно проще и прозаичнее. Минут двадцать назад сержант Рейнольдс оставил стажера Мэри Прессел на углу 2-ой Авеню и 34-ой улицы. В отличие от обычных постовых, стоящих по углам кварталов, ей предстояло патрулировать вплоть до пересечения 34-ой улицы с Лексингтон авеню – всего ярдов триста или около того. В час пик количество прохожих на улице увеличивалось многократно, и одетой в обычную гражданскую одежду девочке, по плану сержанта, предстояло «поплавать» в бурном потоке «белых воротничков». Пройдясь с ней большую часть пути и попутно расспрашивая постовых о состоянии дел, Тед остановился на углу 3-ей Авеню:
– Почувствуйте дух переполненной улицы, мисс Прессел, – сложив руки на груди, он стоял, прислонившись спиной к чугунному основанию столба. – Я имею в виду не смог, а подлинную атмосферу Манхэттена. Помните, что в это время суток, когда из всех пяти органов чувств человеком движет только голод, каждый житель нашего мегаполиса, ведомый зовом желудка и мучительными поисками гармонии между кулинарными пристрастиями и семейным бюджетом, является потенциально уязвимой мишенью для разного рода преступников и проходимцев. От их ловких и быстрых рук, снабженных к тому же парой прытких ног, никто не застрахован, Мэри, и даже самые важные топ-менеджеры здесь превращаются в Золушек финансового мира после того, как часы пробьют час. Ваша задача – мониторинг ситуации и предотвращение возможных преступлений. А заодно и узнаете, как работается нашим ребятам. Жетона у вас нет, так что в случае необходимости свяжитесь по рации со мной и ближайшим постовым. Вернусь через полчаса, у меня дело на 35–ой. Все понятно?
– Да, сэр.
Тед махнул рукой и направился вверх по улице. За время работы в полиции он пришел к выводу, что лучшим методом налаживания отношений является юмор, а лучшим методом поддержания хорошего настроения – вкусная еда. Кивая постовым, он прошел пару кварталов и завернул в некое заведение, упоминание названия которого, согласно нью-йоркским законам, может быть воспринято как политическая реклама. Поэтому можно ограничиться частичной ссылкой на меню – заведение было известно прокопченными на костре телячьими ребрышками по-техасски – нехитрым блюдом, скрашивавшим суровые будни пастушеской жизни к юго-западу от Миссисипи. Впрочем, для некоторых особо рьяных юристов из окружения джентльмена из Массачусетса – Роджера Арчибальда – сказанного было бы более чем достаточно для того, чтобы предъявить обвинение в завуалированной политической рекламе действующего президента США.
Между тем, сидевший за столом в ожидании заказа Тэд был вынужден резко пересмотреть свои планы на ближайшие полчаса: сквозь мирное доселе потрескивание рации до его ушей дошло едва скрываемое волнение в голосе стажера Прессел:
– Сэр, я на углу 2-ой Авеню и 34-ой стрит, рядом с церковью Святого…
– Святого Вардана.
– Да, странное имя… Здесь у нас нестандартная ситуация, женщине требуется медицинская помощь.
– Ну и в чем проблема? Вызывай неотложку, – Тэд кивнул официанту в мохнатых штанах и ковбойке, застывшему с подносом в руках, – ставь сюда, сынок.
– Все не так просто…, – послышалось в рации.
– Кто там рядом из наших? Сэм? Передай этому бездельнику. В чем дело, что за паника?
– Докладываю, сэр. Молодая женщина лет 20-25-и. Ей неожиданно стало плохо. Ее парень, вместо того, чтобы вызвать неотложку, усадил ее в свой автомобиль и попытался направиться в сторону Медицинского центра, но выехав на проезжую часть, столкнулся с другим автомобилем. Столкновение было несильное, пострадавших нет. Зато автомобили сцепились бамперами и перекрыли движение.
– Что с девушкой? Роды или что-то с сердцем?
– Ни то и ни другое, сэр. Симптомов алкогольного или наркотического опьянения также нет. Ее парень клянется, что со здоровьем у нее все в порядке, хотя сам он разошелся так что, видимо, мне придется вызывать вторую бригаду медиков.
– Проклятье. Сейчас подойду. Оставь нашу девчонку с дамочкой, а сам попытайся разрулить пробку. Надеюсь, ты уже вызвал эвакуатор?
Пришлось бросить затею с обедом и идти распутывать ситуацию натощак. Хотя… Сержант чинно надел форменную угловатую фуражку и салютовал своему отражению в стекле витрины: в вопросах чести 17-го участка – именно на его территории располагалась штаб-квартира ООН и офис губернатора – Тед компромиссов не признавал.
Итак, поплутав по воспоминаниям и пройдясь не более трети мили, сержант Рейнольдс очень быстро оказался на месте происшествия, где сразу же взял быка за рога. Через десять минут все было в полнейшем порядке: «неотложка» увезла девушку, эвакуаторы убрали сцепившиеся машины, пробка рассосалась. А заваривший кутерьму горе-водитель, получив повестку в Транспортный суд, сразу же вызвал такси и умчался в больницу – к даме своего сердца.
Еще через десять минут сержант Рейнольдс и стажер Прессел сидели в известном техасском заведении и, предвкушая груду прелестных ребрышек, несколько вяло анализировали произошедшее на предмет «последовательности шагов, которые полицейский должен предпринимать в аналогичных ситуациях». Обычно строгий и требовательный с подчиненными Тед уже отошел, и сейчас в его сердце вместо раздражения шевелилось нечто, более смахивающее на отеческие чувства. Вид напуганной и взволнованной стажерки, растерявшейся при первом же происшествии, разжалобил его так, что он даже решил угостить ее. Быть может в иное время Мэри смущенно отказалась бы от угощения или, по крайней мере, выбрала бы себе нечто значительно менее калорийное. Но не сейчас. Сначала чувство вины сковывало ее, но почувствовав расположение грозного начальства, она успокоилась. Появление запоздавшего официанта позволило Теду прекратить надоевшее обоим цитирование циркуляров и положений.
– Думаю, что теории достаточно, – сказал он, принюхиваясь к принесенному блюду, – вам предстоит закрепить сказанное в ходе практических занятий, в реальных условиях. И последнее, Мэри, надеюсь, в следующий раз вы будете вести себя так же хладнокровно, как наш Сэм, а не как этот парень…, О’Коннел. Знакомая фамилия, по-моему, так звали мою учительницу географии.
Сержант впился зубами в сочное мясо: с едой он был так же подчеркнуто беспощаден, как и с нарушителями общественного порядка, и это ему принадлежал афоризм: «Кто как ест, так и патрулирует».
Мэри, однако, не спешила следовать его примеру. Молодая женщина задумчиво смотрела в окно, поверх спешащих прохожих. На ее губах играла легкая улыбка.
– В чем дело, стажер Прессел? – Тед отложил ребрышко, в котором было добрых пятнадцать дюймов, и вытер губы широкой бумажной салфеткой. – Что-то не так?
– Я успела немного расспросить это парня, О’Коннела. Так вот, представляете, сэр, – сказала она, подперев рукой подбородок и мечтательно закатив подведенные темным карандашом голубые глаза, – он сделал ей официальное предложение там, в церкви, а затем надел на ее палец перстень. А она потеряла сознание… От нахлынувших чувств…
Тед Рейнольдс чуть было не поперхнулся.
– Клянусь, сэр. Я слышала о таком…
– У тебя есть право хранить молчание, – Тед предостерегающе поднял правую руку, а другой придвинул к Мэри блюдо, источавшее волнующий аромат костра, южной ночи, прерии и еще много такого, что мало гармонировало с этой мизансценой среди каменных джунглей.