ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Памяти Леонида Енгибарова
Клоун, понурив голову, поплёлся за кулисы, облокотился о гимнастическую стенку и закрыл глаза. К нему тотчас же поспешила сердобольная тетя Клава и дёрнула за рукав:
— Лёнечка, что с тобой, родимый? Соберись-ка!
— Ну-ну, тётя Клава, ещё и приголубь — захихикали две эквилибристки и, измерив брезгливым взглядом коллегу, жеманной походкой продефилировали мимо.
Леонид, тяжело дыша, присел на фанерные ящики.
Ещё утром он почувствовал нарастающее тревожное душевное состояние: за завтраком дважды уронил на пол чайную ложку и выпил чай, так толком и не размешав сахар. Долго искал в гостиничном номере булаву РХЗ, попутно соображая, зачем он её вообще забрал из гримёрной.
Закрывая дверь, тоже пришлось повозиться — никак не мог захлопнуть её, поздно заметил тапочку, застрявшую под дверью. Да и ключ не сразу сообразил правильно вставить.
И вот теперь несколько раз уронил стейджбол, а ещё и булава откатилась на несколько метров — пришлось номер повторять заново. В результате – гробовая тишина…
Зритель промахов не прощает.
Подошел Юрка-конферансье и чуть слышно пробубнил:
— Старик, будь осторожен, антрепренёр сказал Дубову: «Это последний выход Енгибарова».
***
В гостиницу Леонид вернулся подшофе только поздно вечером. Захлопнул за собой дверь, не раздеваясь, в ботинках, бросился на кровать. И только сейчас, брякнувшись о подушку, он ощутил в руках булаву, ту самую, что во время представления выпала из рук и откатилась на край арены. Леонид горько усмехнулся и, теряя самообладание, завертелся на кровати от досады, то всхлипывая, то разражаясь диким хохотом…
Неожиданно его передёрнуло: он заметил, как из зеркала, висевшего на шкафу за ним следит , ехидно посмеиваясь, чья-то рожа и, вскипев от негодования, он поднял булаву над собой и швырнул её в это наглое изображение. Зеркало охнуло, покрылось сетью морщин, а на незадачливого артиста цирка с ужасом уставились тысячи испуганных глаз. Затем зеркало с шумом посыпалось на пол.
— Это конец, — вздрогнул он и схватился за сердце. Представил, как его будут разбирать на очередном собрании, которые проводились по любому поводу, гневную речь профорга на тему — честь коллектива и как за неё бороться, и другие подпевалы не останутся в стороне…
Он встал с кровати и заметался по комнате.
– Что делать-то, что делать? Кошмар!- заголосил он, теряя голову.
Нечаянно задел ногой огромный чемодан, который, испуганно, выглядывал из-под кровати. Пнул его от злости, но затем перевел взгляд на шкаф и, дико зарычав, схватил со стола сувенирный бурятский нож с рукоятью из натурального оленьего рога и по самую рукоять вонзил его в боковую стенку шкафа. Стал с остервенением наносить удар за ударом. Прогнившая фанера местами превратилась в труху, а потому, не оказывая сопротивления, легко крошилась. Вырвав часть стенки, он уже руками принялся дробить ее на мелкие части. Когда на полу образовалась куча мусора в полметра высотой, клоун вытащил из-под кровати чемодан, вытряхнул содержимое на кровать и заполнил его фанерной крошкой.
***
В полумраке холла гостиницы раздавался тяжёлый храп развалившейся на стульях пьяной дежурной. Чёрный силуэт, с чемоданом в руках, бесшумно проплыл мимо неё, осторожно задвинул за собой дверь и направился к мусорной свалке.
Три часа напряженной работы понадобились Леониду, чтобы перенести огромную груду из фанеры, деревянных обломков и разбитого зеркала, на свалку. Затем, он подмёл многолетнюю пыль на полу, очертившую края, приказавшего долго жить, шкафа. На это место водрузил свой чемодан и уже под утро вконец уставший плюхнулся в постель.
***
Утром две горничные пришли принимать номер.
— Маш, а здесь вроде шкаф стоял?
— Да-да, я на прошлой неделе в нем генеральную уборку делала, дохлую крысу нашла. Ну, ты представляешь, ужас какой. Думала тряпка — хвать, а это крыса.
— Гражданин, у вас в номере шкафа не было? – хором пропели они.
— Был, как без шкафа-то? — улыбнулся постоялец, упаковывая свой реквизит.
— А иде он тада?
— Я его вынес. Вот в этом чемодане.
— Ну хватит, не в цирке небось, — обиделись женщины, а та, которая с амбарной книгой возилась, пробурчала:
— Да списали его видать: старенький уже был.
— Давно пора. Когда я на работу поступала, он уже кряхтел, а я без малого семнадцатый год здесь, — согласилась вторая.
— Ну смотрите, я чистосердечно признался, чтобы потом не было никаких вопросов, – повеселев, стал подначивать Леонид.
— Давай-давай, вываливай отседа, — насупились работницы.
***
У автобуса прохаживались антрепренёр Кислов и директор Дубов. Последний, увидев Енгибарова, широко заулыбался и поспешил ему на встречу, обнял его и, не давая опомниться, в привычной для себя манере затараторил:
— Поздравляю тебя, Лёнечка, с заслуженной наградой. Утром из Главка позвонили, тебе присвоено звание Народного артиста Армении. Мы это дело обязательно отметим. Молодца!
Клоун-мим Леонид Енгибаров, теперь уже Народный артист Армении, прошел в автобус, опустился в кресло, устало откинул голову назад…
Он не замечал, как артисты поздравляли его: чмокали в обе щёки, тискали, хлопали по затылку, предлагали тут же откупорить…
Автобус выехал со двора гостиницы, проехал мимо мусорной свалки и, развивая скорость, помчался по столбовой дороге прочь из этого города.