ИНТЕРВЬЮ
«Наша среда» продолжает публикацию распечатки интервью Клары Ваграмовны Терзян, данное ей Каринэ Саакянц, автору и ведущей программы «Остаться в памяти людской» Общественного радио Республики Армения
К.С. — Здравствуйте, в эфире программа «Остаться в памяти людской». Как и в прошлый раз, сегодня мы беседуем со старейшим сотрудником Общественного радио Армении Кларой Ваграмовной Терзян. Хочу напомнить, что в основу наших с ней бесед легли книги ее воспоминаний, очерков и портретов. Смело можно утверждать, что название одной из этих книг, «Спасенные реликвии», со спокойной совестью может быть отнесено к большинству опубликованных ею материалов: ведь в ряде случаев эти тексты сегодня заменяют утерянные звукозаписи и только в них можно найти ценнейшую информацию о том или ином выдающемся деятеле культуры, науки и вообще любой сферы приложения человеческих способностей.
В первой нашей беседе уже отмечалось, что передачи для соотечественников, живущих за рубежом, которые вела Клара Терзян, отличались от передач для местного вещания относительной свободой слова. Чуть ли не самой из запрещенных советской цензурой тем была самая больная для любого, кто считает себя армянином, тема геноцида. Но как бы бдительный Комитет Госбезопасности ни старался заставить целую нацию заболеть амнезией, это ему не удалось. И к 50-летию геноцида, которое все армянство (и в Армении и за рубежом) готовилось отметить достойно, в Ереване планировалось сооружение памятника жертвам. Идея такого памятника, а затем и проект руководством Армении держались в строгой секретности от Москвы. Когда же началось строительство, хотя и предпринимались все меры конспирации, народ знал, какой именно памятник сооружается в Цицернакаберде. И ждали его открытия с нетерпением. Незадолго до этого, 12 апреля 1965 года Католикос всех армян Вазген Первый в своем письме предстоятелю одной из зарубежных епархий армянской церкви архиепископу Симону Манукяну писал:
«Всех нас воодушевляет то, что в Армении с исключительным подъемом и патриотизмом готовятся отметить день памяти невинных жертв апреля. По решению правительства на берегу Зангу, на возвышенности Цицернакаберд в память обо всех убиенных сооружается гигантский монумент, который будет виден со всех концов Еревана. На возвышенностях вокруг памятника, а также вокруг Еревана и во всех районах Армении будет посажено полтора миллиона деревьев. Посадка деревьев началась уже с первого апреля. Эта работа организована на высоком уровне и к ней привлечены студенты, школьники, работники различных предприятий. Вчера по ереванскому телевидению показывали, как ученики школ сажают деревья в память о Варужане, Зограбе, Сиаманто, Комитасе и других убиенных наших великих сынов. Почти каждый день в ереванских газетах публикуются различные материалы об этих жертвах и вообще о геноциде. В эти дни ереванские газеты распродаются буквально молниеносно и передаются из рук в руки. Выходит много статей и о зораваре Андранике. В этом благородном деле участвуют и Ереванское радио и телевидение. В научных учреждениях, в учебных заведениях и даже на фабриках, заводах и в колхозных клубах проводятся лекции и читаются доклады о геноциде. Весь народ Армении, без исключения, от мала до велика, глубоко взволнован, буквально заряжен патриотизмом. Особенно воодушевлены студенчество и молодежь. 24 апреля состоится массовое паломничество к могиле вардапета Комитаса.
Многочисленные художники работают над живописными полотнами, чтобы своим мастерством увековечить память наших невинных жертв. Выставку таких работ мы откроем и в новом здании нашей резиденции, и эта выставка будет действовать весь год.
Одним словом, может быть, больше, чем когда-либо мы всем народом переживаем период подъема национального самосознания и единения. Как же глубок духовный мир нашего народа и как он мятежен! И какие внутренние силы в нем накоплены!.. Мы, свидетели этого откровения, с оптимизмом смотрим в наше будущее. Да благословит Господь наш народ!».
Тему геноцида Клара Терзян в своих передачах поднимала неоднократно. «Шесть новых капель» — так называется один из очерков ее книги «Перекличка земли и неба», о котором хотелось бы побеседовать с ней в нашей сегодняшней передаче. Этот очерк посвящен семье Самвела Осканяна, двоюродного брата Согомона Тейлеряна. Родом он был из села Багарич, близ Эрзерума. Там он и жил до геноцида, был крестьянином. Вынужденно покинув родину, больше полувека прожил в Югославии, в Белграде, где вместе с Согомоном Тейлеряном они открыли магазин и занимались торговлей. Согомон из Белграда уехал скоро, а Самвел Осканян, прожив в Югославии до середины 60-х годов, в 1966 году репатриировался в Армению вместе с семьей сына, Ваге. Хотя Ваге многого достиг в жизни, стал астрономом, руководил обсерваторией, преподавал в университете, все равно он стремился на родину. Примечательно, что в Армению стремилась и его жена Лилиана, сербка по национальности.
Клара Ваграмовна, в основу очерка «Шесть новых капель», легли ваши записи 1967 года. Это было уже после открытия памятника жертвам. Люди старшего поколения помнят, что массово мы стали отмечать день 24 апреля после 1965 года, после пятидесятилетия. И я думаю, что и репатриация семьи Осканянов именно в 66 году, не случайна: эта дата всколыхнула все армянство.
К.Т. — В 1965 году, когда было пятидесятилитие, секретарем Центрального комитета Компартии Армении был Заробян. Надо отдать дань его памяти: он был большим патриотом и очень много сделал для Армении. Заробян разрешил, чтобы и в передачах местного вещания поднималась тема геноцида (но, конечно, не так, как в передачах для зарубежных армян). И установить памятник жертвам геноцида — тоже было его инициативой. Но он не успел, и памятник был поставлен уже при Кочиняне. Я хочу рассказать один эпизод (правда, немного отклонившись от вашего вопроса). Как-то к нам на радио пришел главный редактор американского радио «Голос Америки». Они вещали на четырех языках, в том числе и на армянском. Он приехал в Советский Союз ознакомиться с теми республиками, на языках которых они вещали. Он поехал на Украину, там его, можно сказать, не приняли: испугались. Потом приехал в Армению, а в Армении был очень теплый прием. Я тогда заведовала отделом вещания на Европу и Америку. Потому главный редактор направил его ко мне. Во время беседы я ему говорю: «Час завтрака. Вы с нами будете есть?» Он говорит: «Хочу, конечно, приму участие». И мы всей нашей редакцией пригласили его в наш буфет. А наш буфет был на первом этаже, сейчас там главный вход. И там было очень, очень неуютно. Но я подумала: «Пусть он увидит, зачем скрывать и говорить неправду? Пусть он все увидит». Мы взяли бутылку коньяка, все выпили и за него, и за его семью, он выпил за нас. А потом я подумала: «Пусть он поедет и нашим соотечественникам расскажет, что он увидел в Армении». А тогда только-только открыли доступ к памятникам жертвам геноцида. И я предложила ему поехать туда. Он очень обрадовался. Тогда председателем был Джон Киракосян. Я попросила у него машину, и мы поехали. Еще не все было закончено, там еще работали машины… И вдруг он увидел, что дети с цветами, школьники, идут к памятнику. Он прослезился, и все время, что мы были там, у него на глаза наворачивались слезы. Когда же мы подошли к памятнику, он сказал: «А почему шпиль раздвоен?» И тут же сам объяснил: «Это ваш народ: здесь и за рубежом. Но вы едины». А когда мы уходили, он не мог повернуться спиной, уходил пятясь, как из церкви. Потом, когда он вернулся в Вашингтон, в своем выступлении по радио он поблагодарил работников армянского радио.
К.С. — В связи с этим рассказом Клары Ваграмовны у меня возникла ассоциация с повестью Юрия Карабчиевского «Тоска по Армении». В последний вечер переполненного впечатлениями пребывания в Армении ереванский приятель Карабчиевского, некто Володя повел его к памятнику жертвам геноцида.
«Мы выходим из троллейбуса на Киевян — Киевской улице, — пишет Карабчиевский. — Мы проходим по мосту через Раздан и начинаем подъем в гору по пологой тропинке. Вокруг лес или, может быть, роща и глухая тревожная темнота. Подъем кончается, и кончается лес, большое плато, но по краю — опять кусты и деревья, никаких строений и никакого света, кроме звезд, луны и невидимого города за горизонтом. Володя поддерживает меня под руку, но вдруг отпускает, и я чувствую под ногами ровную дорогу, то ли асфальт, то ли бетон. Я все еще по инерции смотрю себе под ноги, так мы проходим с десяток метров, и вдруг Володя говорит: «Оглянись». Я оглядываюсь и цепенею. Два ряда тусклых огней, целое погребальное шествие сопровождает нас на нашем пути.
— Это путь к памятнику жертвам резни, — тихо говорит Володя. — Сейчас мы к нему придем.
Так мы идем еще какое-то время, и печальное шествие позади и впереди сопровождает нас и выводит к каменной площади, на которой взлетают в небо два каменных острия, а вернее, одно, расслоенное тонкой узкой полоской света на две неравные части. Одна из них выше, другая ниже. А дальше — двенадцать каменных глыб под таким углом, что едва не падают, нависают по кругу над вечным огнем. Самого огня не видно, он в центре, внутри, под этими глыбами, едва не задавлен их страшной тяжестью…
Я должен признаться, — продолжает Карабчиевский, — не люблю памятников. Ни памятников событиям, ни памятников людям. И вот я впервые вижу памятник, который меня потрясает… В нем нет попытки изобразить события, потому что не было никаких событий, потому что не таким человеческим словом называется то, что стряслось с армянами. В нем нет рассказа, потому что он невозможен, потому что никакая система из металла и камня, ограниченная в материале, времени и пространстве, не в силах рассказать о двух миллионах изувеченных и замученных насмерть людей. В нем нет никакой прямой символики, ни имени скорби, ни даже попытки ее назвать — но есть ощущение скорби. Никаких боящихся сморгнуть часовых, никаких ракурсов и дистанций, никакой театральности…
… Сейчас нам ничего не грозит: это только памятник. Но все время, постоянно, всюду: смотришь ли издали, ходишь вокруг, стоишь ли внутри — всюду с тобой это чувство страха и скорби. Мы выходим на край площадки, и теплое разливанное море огней обнимает нас
с трех сторон. Это светится город, где живут оставшиеся в живых. Пусть будут спокойны и счастливы, пусть будут хоть эти»…
После такого отступления я снова хочу вернуться к началу нашего разговора, к рассказу Клары Терзян о родных Согомона Тейлеряна. Клара Ваграмовна, как и когда вы познакомились с семьей Самвела Осканяна?
К.Т. Я познакомилась благодаря моему двоюродному брату Акопу Терзяну, астроному. Он очень знаменит, живет в Лионе. Он мне сказал, что репатриировалась такая семья. И я пошла познакомилась с ними. Жена была не армянка, у них было двое детей, два мальчика. Бабушка Арменуи с дедушкой Самвелом учили их армянскому языку в Югославии. И дети даже получили премию газеты «Пионер канч», за рассказ. Так что, когда они приехали на родину, то уже знали язык. И жена тоже говорила по-армянски. Она была врачом, очень хорошим врачом. Она рассказала, что ее подруга в Югославии как-то спросила: «Как имя твоего первенца»? «Армен», — ответила Лилиана. Подруга удивилась: «А почему Армен?». «А потому, что он армянин. А если будет второй ребенок, он тоже будет носить армянское имя». И дед Самвел был большим патриотом, он был двоюродным братом Согомона Тейлеряна. И они были очень близки. Он очень подробно, буквально детально рассказал о Согомоне Тейлеряне и показал его портрет. Портрет был надписан: «Моему брату Самвелу». А Самвел, увидев, как заискрились мои глаза, подарил этот портрет мне. И до сих он хранится у меня.
К.С. — Это реликвия.
К.Т. — Да, реликвия.
К.С. — Портрет Согомона Тейлеряна, подаренный Кларе Ваграмовне, Самвел Осканян надписал: «В знак глубокого уважения и признательности дарю госпоже Кларе Терзян фотографию моего брата Согомона Тейлеряна. 20 апреля 1967 года. Самвел Осканян-Тейлерян. Ереван».
К устному рассказу Клары Ваграмовны я хочу добавить выдержки из ее очерка:
«Дед Самвел составил генеалогическое древо их рода, история которого насчитывает 200 лет и начинается с прапрадеда Тейлира, бунтарский характер которого не позволял ему мириться с несправедливостью, с подлостью. В молодости он покинул родину и отправился в город, а через много лет собрал деньги и вернулся в деревню.
— Гены деда Тейлира, — сказал Самвел Осканян, — перешли ко всем нам, а больше всего своим характером на него был похож Согомон. Мы все хотели вернуться на родную землю, но посчастливилось это сделать только нашей семье… Мой отец перед смертью вызвал меня к себе и взял с меня слово, что я не останусь на чужбине, вернусь на родину.
— В Бюракане, — сказал он, — в память обо всех погибших Тейлерянах, чьи могилы нам даже неизвестны, я посадил восемьдесят четыре дерева.
Поскольку с дедом Самвелом я беседовала весной 1967 года и передачу готовила к 24 апреля, он довольно долго рассказывал о Согомоне Тейлеряне, показал мне его письма. Особое внимание уделил одному из них: в нем Согомон завуалировано сообщал, что собирается предпринять какое-то дело, которое может сильно всех обрадовать и удивить. Сообщал, что это решение он принял не сразу, и в этом письме он снова говорил о зверски убитой матери, о том, что часто видит ее во сне…
Подготовленная мною радиопередача об Осканянах прозвучала по радио в тот же год, 24 апреля. Называлась она «Шесть новых капель». Так образно назвал возвращение на родину своей семьи дед Самвел. Свой репортаж я закончила его словами:
«Мы приехали на родину наших предков, чтобы избежать белого геноцида. Приехали для того, чтобы море армянства пополнилось еще шестью каплями. Приехали потому, что убеждены, что патриотизм лишь на словах пользы народу принести не может. Только дело, только личный труд могут быть полезны твоему народу. И наконец, мы приехали, потому что на своем опыте убедились в том, что армянин без родины подобен засохшему листку, которого капризный осенний ветер уносит то в одну сторону, то в другую. Все, чем обладает лишенный родины армянин, принадлежит не ему».
В очерке Клары Терзян есть рассказ и о внуке Самвела Осканяна, о том самом Армене, которого мать-сербка назвала армянским именем. Но о нем речь пойдет в следующий раз.
С вами была программа «Остаться в памяти людской», которую подготовили Каринэ Саакянц и компьютерный оператор Ани Арутюнян. Выдержки из книг Клары Ваграмовны Терзян читала Анна Экекян.
25 мая 2013 г.