• Вт. Мар 19th, 2024

Одиссея Мелик-Оганджанянов

Июл 24, 2015

СОЦИУМ

Прошлой ночью мне приснился тяжёлый сон: будто, по ошибке, или по какой-то другой, непонятной причине я очутилась в лабиринте. Извилистые, местами резко сворачивающие направо и налево, превращающиеся в туннели переходы, и сколько ни смотри, конца им не видно, а они всё разветвляются и разветвляются.

Дно и стены пепельно-белого цвета. Всё иду, иду, и сердце сжимается, выхода нигде не видно. А позади меня идёт женщина с ребёнком. Они не произносят ни слова, однако понятно, что заблудились, заметно, что и они растеряны. По-видимому, моё сновидение длилось довольно долго, потому что, проснувшись, я ощутила ужасную усталость, сердце сильно билось. От страха. В лабиринте присутствовал какой-то невидимый, неизъяснимый и гнетущий страх, освободиться от которого было бы невозможно, если б… это было не во сне.

На следующий день после привидевшегося мне сна я посетила Ачик (Ануш) Багратовну Мелик-Оганджанян. Она родилась в 1923 году в Ереване. С утра до полудня я внимательно слушала её рассказ, и только в последний момент мне вдруг вспомнился мой сон. Имело ли связь с этой историей то, что я оказалась в пепельно-белом лабиринте, быть может сумеет объяснить психолог Альберт Налчаджян, однако заранее посетившее меня сновидение я теперь сочла полностью истолкованным.

***

Melik-Ogandzhanyan_Parsadan
Парсадан Мелик Оганджанян с женой и сыновьями своего брата: Арташес (сидит), Баграт, Микаэл, Карапет, Ваан

– В годы моего детства, я помню, – говорит Ачик, – отец утром уходил, и возвращался поздно вечером. Он был врачом. Безмерно занят был.

Братишка мой был невозможным шалуном, привести его со двора домой было невероятно трудно. Я же во двор не спускалась. Сколько себя помню, сидела за письменным столом, всё читала и читала.

Мой дед Агабек был из Мегри, у него было шестеро сыновей, а брат моего деда, Парсадан Мелик‑Оганджанян был известным юристом и членом Эчмиадзинского Синода. Высшее образование детям своего брата дал именно он. Поставил перед ними условие: кто школу окончит с золотой медалью, поедет в Москву, расходы он берёт на себя.

Мой отец, Баграт Мелик‑Оганджанян окончил медицинский факультет Московского университета. После окончания с золотой медалью ереванской школы имени Маяковского я поступила в медицинский институт. “Отец, – сказала я, – хочу стать, как ты, врачом по инфекционным заболеваниям. – Скажут, что ты хочешь забраться под крылышко своего отца. Лучше тебе быть самостоятельной”, – посоветовал мне отец. Ну, я и выбрала невро­патологию.

Отец был заведующим отделом инфекционных болезней. Ответственность была ог­ром­ной. Мне не помнится, чтобы у него было свободное время.

Брат моего отца, Каро Мелик‑Оганджанян окончил Московскую Лазаряновскую гим­на­зию. Затем отправился в Германию для совершенствования в иностранных языках. В Берлине мой дядя проживал в одном доме с Аветиком Исаакяном. Они были близкими друзьями, преданными друг другу и армянскому завету. Они не только были в курсе дела относительно убийства Согомоном Тейлеряном турецкого злодея Талаата, но и…

После совершения действий, о которых имелась предварительная договоренность, Согомон должен был войти в здание, где проживали Каро и Аветик. Затем мстителя должны были прятать, переводя из одного подъезда в другой… Всё было проделано именно так, как и было запланировано заранее.

Мы, дети, знали наизусть все подробности этого факта и гордились нашим дорогим дядей Каро. Нам было хорошо известно, что об этом вслух говорить нельзя.

Дорогой читатель, Ачик довольно просто и задушевно произносит “брат моего отца”. Естественно, она имеет на это полное право. Однако мне бы хотелось, чтобы ты, мой читатель, если, конечно, не знаешь, то узнал бы, о каком крупном учёном идёт речь.

Он является одной из ярких звёзд армянской культуры, оставленный им след – сияющий и неугасимый.

Карапет Мелик‑Оганджанян владел более чем десятью языками, с которых делал пере­во­ды. Он автор четырнадцати объёмных и ценных научных трудов. Слушатель Берлинского университета, он впоследствии преподавал различные предметы в ереванских вузах. Его участие в научном издании армянского эпоса “Сасунских безумцев” пред­став­ля­ет­ся нео­це­ни­мым вкладом в армянскую культуру. К сожалению, надо сказать, что указанная гигант­с­кая работа была прервана на многие годы из-за периода сталинского деспотизма.

– В 1937 году, – продолжает рассказывать Ачик, – когда стали арестовывать про­фес­со­ров университета, забрали и дядю Каро. Местом его ссылки определили Сибирь, район около реки Лены, где он пробыл пять лет. Его семью, жену и двоих детей, сразу же выгнали из дома специалистов, что находится на улице Теряна, предоставив взамен какую-то каморку. (Кстати, впоследствии арестованные называли эту улицу не улицей Теряна, а улицей Без вины виноватых). Жена, не сумев перенести горя и оскорблений, скончалась через пять месяцев. Двое детей остались сиротами.

Спустя годы, когда дядя возвратился из Сибири, ему долгое время запрещали жить в Ереване. Он снял квартиру в Канакере.

***

Микаэл Мелик Оганджанян
Микаэл Мелик Оганджанян

– Другой брат моего отца, Микаэл был студентом юридического факультета. Он участ­во­вал в Первой мировой войне. Возвратившись в Армению, он в качестве командира роты принимал участие в битве при Сардарапате. Впоследствии он воевал в армии Гарегина Нжде, сначала в звании подполковника, затем полковника, а после – начальника штаба армии.

Микаэл женат, имел дочь, в ту пору ей было три года. У него была фотография, на которой он снят верхом на лошади. Это стало поводом, для того чтобы арестовать дядю Микаэла, как белого офицера. Позже мы узнали, что просто необходимо было пополнить количество арестованных белых офицеров. Для нас так и осталось неизвестным, кто, когда и кого информировал о фотографии со всадником, верхом на коне.

Дважды мы получали записки, по несколько слов в них: “Нахожусь в одной из тюрем России. Работаю. Микаэл Мелик‑Оганджанян”. И всё. Молчание. Тишина. Позже узнали, что его расстреляли. Его дочь, Илона Мелик‑Оганджанян, своего отца даже не помнит.

Илона с отличием окончила университет, и по сей день преподаёт там русский язык.

***

– Когда забрали дядю Каро, а затем и дядю Микаэла, моя мать подумала, что очередь дойдёт и до моего отца. Она собрала в узелок тёплую одежду, чтобы быть наготове. Однако… отца вызвали “наверх” и сказали: “Нам известно, что ваш род дал много талантливых людей. Вы не беспокойтесь. Вас не тронут. Идите, работайте”. Ведь бытовые условия в эти годы были неблагоприятными, и часто вспыхивали эпидемии. А мой отец, как врач, был крупным специалистом в этой области. Ему даже предоставили фаэтон. Помню, когда летом мы оставались в Норке, отец на фаэтоне приезжал повидать нас.

Правда, моего отца не тронули, но и мы, дети, и наша мать, держащая всегда узелок наготове, жили в атмосфере ужаса 37-го года.

***

– Один из братьев моего отца, Арташес Мелик‑Оганджанян был студентом эконо­ми­чес­ко­го факультета университета. В 37-ом году забрали и его. Грустная история. 20 лет он про­ра­ботал в Заполярье, в городах Норильске и Дудинке.

В Норильске армянские арестанты его считали своим спасителем. Старожилы говорили но­во­прибывшим: “Обратитесь к Арташесу”. Его советы всегда были очень полезными. Арта­шес был начальником финансового отдела крупного завода и пользовался большим авто­ри­тетом.

В 37-ом в Норильск были сосланы и талантливые армянские архитекторы Кочар и Мазманян. Они дружили с моим дядей. Все значительные строения, здания в центре города проектировались ими, и они же руководили их строительством.

– Тикин[1] Ачик, я была в Сибири, – сказала я.

– Что вы там потеряли? – удивилась она.

– В 1980 году я путешествовала по реке Енисей, с группой журналистов из республик СССР. Каждый пытался отыскать следы сосланных своей нации, что было для многих весьма трудным делом, а для нас было проще, поскольку центр города Норильска был украшен образцами армянской архитектуры, да и то возведёнными из розового туфа, привезенного из Артика.

– Люди боялись писать письма своим родным, – продолжает Ачик. – А мне удавалось писать так, чтобы меня не засекали. Быть может, сыграло какую-то роль то, что я была врачом… В Сибири мой дядя Арташес женился на русской женщине, сосланной с Украины. На мои письма отвечала она. Помню одно из них: “Мороз, пурга… Твой дядя очень добрый и справедливый человек. В нашей лаборатории в Дудинке нас десять женщин. Завёлся разговор о том, кто самый красивый, умный и справедливый мужчина в нашем районе. Тайным голосованием восемь из десяти выбрали Арташеса”.

Прошли годы. Арташесу и его жене разрешили приехать в Ереван, посетить родных. Моя тётя, сестра моего отца, собрала весь стар и млад нашего рода, чтобы всем вместе сфотографироваться. Нас было так много, все были безмерно рады встрече, мечта сбылась, и вот эта фотография тому доказательство.

Они возвратились в Сибирь, в Дудинку – место их принудительной работы. Их окон­чательно освободили через два года. На отдых они отправились в Кисловодск. На второй день, находясь в полной свободе, во время принятия лечебной ванны, Арташес скончался.

***

Ваан Мелик‑Оганджанян – заслуженный агроном.

Аветис Мелик‑Оганджанян – заслуженный строитель.

Слава Богу, Сибирь прошла мимо этих весьма достойных потомков своего рода.

– Расскажу ещё об одном очень горьком факте, – говорит Ачик.

И она, и я забыли о нашей главной задаче – очерк должен был касаться личности врача Ачик Мелик‑Оганджанян. Однако славный род со своими честными, но по велению того времени исстрадавшимися потомками увели нас в другом направлении, и, я думаю, вы согласитесь со мной, что к мартирологу века этим добавляются густые мазки.

– Сын сестры моего отца, Сос Нуриджанян – герой Бреста, – говорит Ачик. – Когда окончилась война, его, как преступника сослали в Сибирь, на золотые прииски… Всем известно, как губительно это для здоровья.

Когда Сос вернулся, внешностью он походил на престарелого, дряхлого и беззубого ста­ри­ка. В каком году он возвратился, я не помню, всех ведь угоняли в Сибирь. Одних рас­стре­ляли, другие вернулись с расшатавшимся здоровьем. Сос вернулся, однако прожил совсем недолго.

***

Ачик устала. Сидит, согнувшаяся под грузом своих воспоминаний. Мне кажется, она уже не станет продолжать свой рассказ. Она уловила мою мысль и упредила мой вопрос словами:

– Лучше докончу, а то после не будет сил начать сызнова.

Парсадан Мелик‑Оганджанян, мой брат. Его назвали в честь нашего деда, известного юриста и члена Эчмиадзинского Синода, но мы его ласково звали “Булик”.

Мой брат участвовал в Финской войне (1939 год). Когда началась Отечественная война, он находился в Киеве, работал там в аэропорту. Немцы, в первую очередь, бомбили аэропорты, брат был свидетелем этого.

Булик воевал до самого окончания войны, оказался в блокаде… Для нас было большой радостью его приезд в отпуск, на две недели. Он отслужил уже 7 лет. Люди нашего окружения говорили отцу: “Довольно ему служить, освободи сына, пусть останется в Ереване”. Отец молчал. Ходатайствовать не стал. Хорошо, что Бог сохранил моего брата. Он вернулся, с отличием окончил политехнический институт. Его направили на один из секретных заводов Москвы, где работало 12 тысяч человек. Он достиг степени доктора технических наук. Однако выезжать из страны не имел права. Сколько раз, когда возникал повод съездить на доклады в Германию, Японию или Париж, его прямо из аэропорта возвращали обратно.

После распада Советского Союза на этом заводе произошли сокращения, осталось 350 специалистов, среди них и мой брат – автор многочисленных важных книг по технике, которые так и остались для нас не рассекреченными.

***

80-летняя женщина жила воспоминаниями и всё время рассказывала о своей династии. Это было не только неотъемлемой частью её духовной жизни, но и историей 20-го века.

Мне удалось узнать некоторые важные факты и из её личной жизни.

Окончив с отличием институт, она работала во 2-ой больнице. Затем 30 лет была невропатологом 4-го мед. объединения. Все больные, которых она лечила, питают глубокое уважение к своей дорогой Ачик Багратовне. Она помнит, как в 1972 году, когда ей было присвоено звание заслуженного врача, она была так сильно занята, что даже не смогла присутствовать на торжественном вручении свидетельства.

– Зачем я рассказала о моём брате, о заводе с 12 тысячами работников? А вот почему, – пробует объяснить она. – Все мы, работающие Мелик‑Оганджаняны, к работе относились очень серьёзно, работа была очень важна для нас. Это, видимо, наследственное свойство. Наши племянники тоже были одарёнными и трудолюбивыми. Например, Булат Окуджава, сын моей родной тёти – сестры матери. Талантливые художники Арпеник и Дмитрий Налбандяны – мои тётя и дядя (сестра и брат матери). Бедный Димик, он любил рисовать цветы, но его заставили писать портреты Сталина.

– Да, – подтвердила я, – многие его называли придворным художником. Однако мало кто знал, что это было принудительным занятием – другой ипостасью тирании.

Ачик бережно хранит частицы трудов каждого из представителей династии Ме­лик­‑­Оган­джа­ня­нов – Ачикина квартира полна книг и картин. Целая полка занята только книгами Окуджавы.

– И его судьба была нелёгкой, – говорит Ачик. – Отца, Шалико Окуджаву тоже расстреляли, как врага народа. Можете представить, какой след это оставило в жизни сына.

Перелистываю одну из книг Окуджавы. Между песнями и нотами – фотографии. Вот он рядом с близким другом, Высоцким. На другой фотографии два улыбающихся лица – он с поэтом Константином Симоновым. Семейные фотографии… Сколько любви, улыбок, побед… Однако пути-дороги Мелик‑Оганджанянов, как и их потомков, за редким исключением пересеклись с деспотизмом 20-го века, прошли по безвыходному лабиринту. И мои слова о том, что находятся ещё люди, желающие возврата сталинских времён, ввергают Ачик в ужас, она удивляется тому, что кто-то может даже в мыслях иметь такое.

***

Вместо эпилога.

…Приближаюсь к своему дому. Соседи предупреждают меня: “Ачик, не волнуйся, зайди спокойно в дом. – В чём дело? – У вас гость.” Я медленно прохожу вперёд. Открываю дверь. Передо мной человек с измождённым, обросшим волосами лицом – настоящий каторжник. Не узнаю. Он поднимается со словами: “Ачик, это я, твой дядя”. По голосу я узнала его, это был дядя Каро… Вышла на улицу, чтобы встретить отца, предупредить его. Когда он подошёл, я сказала, что у нас большая радость, вернулся Каро… И вот так, каждый раз подготавливали друг друга, чтобы выдержать… А раньше – безо всякой подготовки, раз – и уже в Сибири…

Марго Гукасян

Перевела Эринэ Бабаханян

(26 февраля 2005 г.)

Напечатано в журнале “Литературная Армения”, 2006, №3

_____________________________

[1] Госпожа; сударыня.

Top