«Наша Среда online» — Важное место в распорядке любого праздника занимали игрища, которые были обязательны именно в этот день. В иное время года их не положено было разыгрывать. Игрища в этнографической литературе принято называть театральным фольклором. Некогда они были ритуальным действом с развернутым сюжетом, с пением, музыкой, танцами. Однако для большинства таких игр к моменту их фиксации (конец XIX – начало XX вв.) обрядовая приуроченность стала неясной, и только сравнительно-типологическое сопоставление с традициями других народов позволяет понять некоторые элементы. Со временем праздник стал делиться на две части – ритуальную и игровую.

Обычно наблюдается переход разыгрываемых сюжетов из обряда в обряд и скольжение их по календарю. Это, с одной стороны отражает процесс ослабления их связи с обрядом, а с другой – является свидетельством семантического сходства календарных, семейных и окказиональных обрядов. И не случайно, что многие те же театрализованные игры встречаются как на Новый год, Рождество, так и на Масленицу и свадьбу.

Еще в середине ХХ в. можно было записать по воспоминаниям очевидцев, что на Новый год или на Рождество в группе колядников участвовал ряженый в козла или козу. В его функции входила комическая пляска, разыгрывание сцены смерти и воскресения. Сюжет имел региональные варианты, а поздние записи этнографов и наши полевые материалы не дают возможности полностью восстановить эту важную театрализованную сцену, истоки которой восходят к древнейшим языческим мистериям, связанных с почитанием Диониса в Античной Греции.

В среде армян, репатриантов из Тигранакерта, в процессии был ряженый, которого называли Каланд баба – Дед Каланд (т.е. Дед Новый год)[1].

На Новый год в Нор-Нахиджеване «мальчики в масках, облаченные в костюмы сказочных персонажей и в шкуры животных (козел, волк, лиса) группами обходили дома односельчан. Начинали петь каландосы с утра до вечера 31 декабря, причем армянские дети пели на армянском и русском языках, а русские дети – на русском и армянском. Дети пели: «Каландос, дос, дос, / Каждый год встретим с добром. / Поздравляем с Новым годом, / Новую лялю принеси в дом. / Шерстяную рубашку надел, / Пояс из свясла завязал, / Дайте калач!»[2].

В с. Гадрут Елисаветпольской губернии «по общепринятому обычаю армян в последний вечер перед Крещением весь вечер ходили толпами по домам. Один из мальчиков играл на дудке, другой на барабане, третий спускал через дымоотводное отверстие корзину с яблоками или другими фруктами и с зажженной свечою, держа в руках конец привязанной к корзине веревки; четвертый товарищ заходил с сумкою в дом за получением муки или какого-либо подаяния; пятый брал масло и соль; шестой – яйца и хлеб; седьмой тащил дрова; восьмой, надев маску, шутил и танцевал. То же самое практикуется детьми и в первый день Нового года и на Масленицу»[3]. Из приведенного текста трудно определить, что за маску надевал восьмой мальчик, но данные из других регионов помогут нам выяснить, в кого рядились на Рождество.

В ходе полевых работ в г. Дилижане и окрестных селах нами записаны несколько вариантов рождественских колядок (Аветисов). Так, в Сочельник вечером дети делились на несколько групп и ходили по домам. Они останавливались перед домом или входили по приглашению шумной толпой. Дети пели Благовест, сообщая о рождении Иисуса, желали всех благ семье, особенно младшему в семье мальчику. Хозяева, в свою очередь, одаривали мукой, маслом, яйцами, фруктами. Принцип одаривания был следующий: лицо, совершающее ритуальные действия в пользу другого должно быть за это вознаграждено.

Когда колядники завершали обход села, то все вместе собирались у кого-либо дома на праздничную трапезу. Если собранных припасов было много, то оставшуюся часть делили поровну.

Но важно следующее: в составе колядников был юноша, ряженый в козла. Он был одет в вывороченную волосом наружу шубу. Лицо обмазано сажей. Из козлиного волоса были прикреплены накладная бородка и усы. На голову ряженому надевали шапку, надвигая ее почти на глаза. На шею привязывали колокольчик, а в руку давали палку. Он прыгал, подражая повадкам козла, танцевал, размахивая палкой под мелодию Кекели[4]. Ряженому тоже давали продукты.

В Апаране на Рождество, после того, как совершали обряд Водосвятия-Крещения и расходились по домам на традиционную трапезу, дети группами, ориентировочно по 7 человек, начинали ходить по селу, останавливаясь у каждого двора. У двоих было по мешку для сбора продуктов. Они плясали, шутили, поздравляли с Богоявлением, но не пели, так как на улице было холодно. В их свите был парень, которого называли ицук – «козлик». На его голову натягивали мешок так, чтобы получилась конусообразная шапка, надвинутая на глаза, чтобы его не узнали. В руках он держал косу для косьбы травы, к которой были привязаны два колокольчика.

Когда дети входили в дом, то козлик начинал подпрыгивать, размахивать косой, смешить всех комичным танцем. Парни тоже участвовали в веселье. Один из них громко хлопал в ладони, и козлик, испугавшись, падал. Парни начинали громко кричать: «Козлик сдох! Гоните его!» Все смеялись, тормошили козлика. Он оживал. Хозяйка давала парням муку, пшеницу, рожь, сухофрукты, сладости, деньги. Дети все складывали в мешки и, благодаря всех, уходили, продолжая обходную процессию[5].

В Джавахке и Гугарке в группе колядников, певших Аветисы, тоже был юноша, ряженый в козла. Он был одет в длинное платье из скрепленных на плечах козьих шкур. На голову нахлобучивали мохнатую островерхую пастушью шапку из бараньей шкуры. К ней привязывали скрученные из войлока рога. Ряженый был опоясан поясом из ослиной кожи. Спереди привязывали передник из шкуры, а на шею вешали колокольчик.

Козел плясал вместе с группой колядников, продвигаясь по улице. Когда процессия входила в дом, ряженый прыгал, вертелся, скакал, блеял по-козлиному, позванивал колокольчиком. Во время танца он падал и «умирал». Все тормошили его, горевали, давали подарки: яйца, гату, отварную пшеницу, сушеные фрукты. Когда подарков набиралось достаточное количество, то по команде предводителя процессии козел вскакивал, продолжая плясать. А парни благословляли хозяев и разбрасывали пшеницу по квартире, желая хорошего урожая[6].

В старину в провинции Васпуракан (Западная Армения) тоже рядились на Рождество. Юноша надевал островерхую шапку из войлока, обматывал нижнюю половину шапки платком, на который нашивали бубенчики. За платок затыкали бутафорские рога из войлока. Шапку низко надвигали на лоб, чтобы никто не узнал ряженого.

Лицо ряженого обмазывали мукой либо сажей, привязывали накладную бороду и усы[7].

В некоторых регионах в составе процессии, певших Благовест, вместо ряженого в козла был коса – «плешивый». Он был одет в старую, рваную шинель, голова обмотана шалью, лицо обмазано сажей. В одной руке он держал ведро для сбора еды, а в другой – палку, чтобы отгонять собак.

Косу сопровождали парни и музыканты. После пения Благовеста он плясал[8].

В селе Маргаовит тоже на Рождество ходила по домам группа парней, певших аллилуйя. Все поднимались на кровлю дома и свешивали через окно мешок, куда хозяева клали хлеб, сыр, яйца и вообще все, чем хотели одарить. В их свите был ряженый в коса. Но как он был наряжен, информант не помнил[9].

На Рождество или свадьбу, когда все в семье были в сборе, в дом приходили двое. Один был наряжен в козла, а другой – в его хозяина. Ряженый в козла надевал на себя две козлиные шкуры с длинным волосом: одну спереди, другую сзади, которые закрепляли на плечах. Лицо тоже закрывали шкурой с прорезями для глаз. Мохнатую пастушью шапку надевали так, чтобы почти не были видны глаза. Из тряпочек скручивали рога, которые привязывали к шапке. На волос шкуры привязывали 10 – 20 бубенчиков, которые при потряхивании звенели.

Хозяин был одет в старую одежду наизнанку, опоясан шалью, лицо обмазано мукой, накладные борода и усы делали его неузнаваемым.

Хозяин тащил козла за веревку в дом, где все собрались на ужин. Козел упрямился, нападал на зрителей, комично плясал, импровизировал различные ситуации. Пляска козла завершалась его падением и имитацией смерти. Хозяин сокрушался: «Чабан прибил моего козла, оплатите его стоимость». Он обходил зрителей и собирал деньги или еду. Когда подарков было достаточно, он подходил к «мертвому» козлу и стягивал с него шкуру. Все удивлялись, что это человек[10].

В среде репатриантов из Тигранакерта на Рождество разыгрывалось развернутое игровое действо. Участвовали юноши. В свите певших Благовест были также ряженые в невесту, жениха, шута, хозяина, который тащил мешок, а также музыканты, 2 – 3 танцора и несколько помощников. Все были одеты в старые одежды наизнанку. Среди них выделялся шут. На нем был конусообразный колпак из козьей шкуры волосом наружу. На верхушку колпака привязывали бубенчик. Лицо обмазывали сажей, привязывали накладные бороду и усы из козлиного волоса. Ряженый надевал наизнанку старую одежду, а поверх – безрукавку из козьей шкуры волосом наружу и лапти. К одежде привязывали кисточки из цветных ниток, бубенцы, бусы. В правой руке у него был сухой коровий хвост, а в левой – веник. По ходу процессии по селу ряженый (информант назвала его козлом) размахивал хвостом, стараясь кого-либо ударить, а веником подметал улицу. Он все время молчал, только плясал.

Весь ход действа был заранее обговорен. Если село было большое, то было несколько групп.

Обход домов начинали после заката солнца в новогоднюю ночь. В какой-то момент невеста незаметно исчезала и пряталась в доме, куда должна была подойти процессия.

Пляшущая свита подходила к дому. Посетители здоровались, обменивались взаимными любезностями, поздравлениями. Наконец жених спрашивал, где его невеста. Хозяева отрицали, заставляли по очереди всех плясать. Центральным эпизодом была пляска козла, после которой жених требовал подарков для козла. После долгих препираний выходила невеста. Тогда пришедшая свита начинала требовать подарков и для невесты. Хозяева выносили отварные горох и пшеницу, семечки арбуза, дыни, крупу, масло. Взамен пришедшие, уходя, благодарили и благословляли всю семью.

Пепел, зола – это прах, символ умерщвления. Поэтому вымазанные золой лица ряженых, в частности козла, являются знаком принадлежности персонажей к миру смерти, пришельцев-предков. Как и у большинства индоевропейских народов, был типологически схожий сюжет, где главным действующим лицом был ряженый в козла или козу, а основным мотивом – его «смерть и воскресение».

«В канун Нового года, когда вся семья была в сборе, грелась у очага, вдруг раздавался громкий стук в дверь. Она открывалась, и кто-то кидал в комнату на веревке мешок с камнями. Человек за дверью держал мешок за веревку, но не показывался.

В доме начинался переполох, смех, суматоха, тянули веревку, но снаружи ее крепко держали. Как только отпускали, человек за дверью притягивал мешок к себе. Через некоторое время он снова кидал мешок в комнату, и все повторялось сначала. И так несколько раз, пока хозяева не заполняли мешок орехами, фундуком, выкинув оттуда камни. «Невидимка» тянул мешок к себе и удалялся неузнанным»[11].

Другая ритуальная игра имела место утром Нового года. «Двое парней приходили молча: один поднимался на чердак, где обычно были норы мышей. В руках у него была палка (топор или камень), и он начинал стучать по перекладинам чердака или по верхней части двери. Другой парень (он заранее заходил в дом) снизу спрашивал: «Что ты делаешь?» Верхний отвечал: «Изгоняю мышей». Нижний спрашивал: «Куда их гонишь?» Верхний отвечал: «В Стамбул (или за Черное море)». Мог также назвать имя человека, которому хотел нанести вред.

Снова раздавалось постукивание и снизу спрашивали: «Что ты делаешь?» Отвечали: «Изгоняю болезни». Нижний спрашивал: «Куда пошлешь?» Верхний называл какое-то дальнее место. Так при помощи вопросов и ответов из дома изгонялось все, что могло принести вред семье[12].

Подобная обрядовая игра с ритуальным изгнанием нечисти имела место почти во всех армянских регионах также в один из дней первой недели Великого поста. Чаще участниками были свекровь и невестка.

Утром Нового года было принято «запугивать» неплодоносящее дерево. Двое парней молча шли в сад к дереву, и один из них замахивался топором, говоря: «Если не будешь плодоносить, срублю». Другой заступался: «Не руби, будут плоды». Так повторялось три раза. В тот год дерево обязательно плодоносило[13].

Наиболее распространенным народным представлением в среде армян всех регионов было разыгрывание сценки с ряженьем в супружескую пару. «В Верхнем Лоо Краснодарского края обычно утром Нового года собирались подростки, молодежь, в числе которых было трое парней, возглавлявших процессию. Один был наряжен женихом, другой – невестой, а третий с сумой для складывания продуктов был сопровождающим. Все были одеты в старье и так, чтобы их никто не узнал. Процессия двигалась по селу с песнями, плясками, заходя в дома с поздравлением. Пришедшие раскидывали в разные стороны пшеницу и ячмень. Супружеская пара начинала плясать, допуская непристойные шутки и жесты, разыгрывая любовную сцену. Хозяева радовались и выносили подарки: орехи, яблоки, груши, каштаны. Все складывали в мешок.

После обхода села, молодежь собиралась на трапезу, приглашая также друзей. Если продуктов было очень много, то часть продавали»[14].

Приведем несколько вариантов театрализованной сценки под названием Папи хах (Игра в Деда), разыгрываемой в селах.

В Верхних Эшерах (Абхазия) на Рождество армяне рядились в Деда, Невесту, Жениха, Арапа (негра), Юношу и Доктора. В состав группы входил также игрок на кямани – музыкальный инструмент типа скрипки. Все роли исполняли парни. Они были одеты в старье, часто в одежде наизнанку. Только все лицо Арапа было вымазано сажей.

В один из домов села приходил (заранее договаривались с хозяином о согласии), опираясь на палку, Дед. Хозяин спрашивал: «Что тебе надо?». Дед просил выделить грядку для посадки кукурузы. Хозяин говорил: «На, вот столько земли тебе!» и очерчивал на полу круг. Дед же старался палкой «копать ямку».

Дед звал невесту Гюлизар. Она тоже приходила с палкой. Вместе начинали «копать». Действие сопровождалось комическими телодвижениями и размахиванием палкой. К ним на помощь приходил Арап. Он был возлюбленным Гюлизар. Дед, Жених, Юноша, Арап и Гюлизар начинали плясать Кочари под сопровождение игры на кямани.

Вдруг во дворе раздавался выстрел, и Арап замертво падал. Невеста начинала причитать над ним. Через некоторое время появлялся Доктор, который старался «лечить». Он тормошил Арапа, переворачивал, прикладывал ухо к груди, к спине, к заднице, тряс за руки. Арап оживал, и все радостно плясали. Хозяин дома давал деньги, еду, и свита с ряжеными уходила продолжать представление туда, куда были приглашены.

К сожалению, информант не помнила, каковы были функции Жениха и Юноши. Понятно, что Жених был женихом Гюлизар. Вероятно, до появления Арапа разыгрывалась любовная сцена. Но это лишь предположение, основанное на типологическом сопоставлении подобного рода сюжета у других народов. Во всех случаях, у армян ни в каком другом регионе не записана игра Папи хах.

Два варианта записаны в селе Мцара (Абхазия).

На Рождество парни ходили по домам, распевая аллилуйя: «Поздравляем с праздником, благословляем невесту и жениха». С ними были ряженые в Деда, Невесту, Жениха, Арапа. Дед был одет в тулуп наподобие накидки священника. К спине был приделан горб, голова обернута тряпьем, приклеены накладные борода и усы. Обут он был в лапти, цветные носки и опоясан.

Одежда Араба была немного иной. Он был одет в старье наизнанку, лицо – в саже. Только видны были белые губы, обмазанные мелом. На голову надевали турецкую феску, обувались в лапти.

В невесту рядился юноша. На нем было платье с поясом, на который повязывали передник, а поверх накидывали чуху. На голову надевали феску, обвязывая платком. Невеста все время прикрывала лицо руками.

Жениха изображал юноша с накладными усами, но безбородый и хорошо одетый. Остальная свита была в старье и тряпье, в одежде наизнанку.

Свита останавливалась у одного из домов, стучалась в дверь. Хозяева открывали и приглашали войти. Все плясали, кривлялись, некоторые играли в бабки, разными выходками забавляли зрителей – членов семьи и соседей.

Появлялся Дед. Он просил всех расширить площадку, чтобы заставить плясать Невесту. Потом сам начинал плясать, широко раскинув руки. В танец включались все ряженые. Через некоторое время Дед заявлял: «У меня есть Невеста, приведу ее, пусть и она танцует». Невеста сначала упрямилась, немного приоткрывала лицо и снова закрывала руками. Все вместе продолжали плясать.

Кто-то из ряженых прятал Невесту. Жених в отчаянии начинал ее искать. Наконец находил и снова плясал с ней. К ним подключались свита и все присутствующие.

Хозяева благодарили и давали продукты: отварных кур и яйца, гату, печенья и многое другое. Парни все вместе собирались у кого-то в доме и пировали. Денег давать было не положено.
Второй вариант действа несколько отличался.

Участвовали трое парней. Один из них наряжался Дедом, другой Арапом, третий – Невестой. Все надевали старые одежды наизнанку. Только лицо Арапа было обмазано сажей, а губы – мелом.
Все внезапно, без предупреждения, вваливались в дом одного из сельчан, чаще зажиточного.
Дед говорил: «Освободите нам место, мы должны плясать!», и ряженые занимали самую большую комнату в доме.

Дед, Невеста начинали танцевать. К ним присоединялся Арап. Он разыгрывал с Невестой любовную сцену: обнимал, старался поцеловать. Под конец они вместе убегали. Но Дед ее похищал, приводил назад и начинал с ней плясать. Так повторялось несколько раз.
Хозяева одаривали юношей продуктами.

Третий вариант театрализованного действа назывался hАрси хах (Игра в Невесту). Записан в с. Цебелда (Абхазия).

Участвовали только юноши. Одного наряжали Невестой, другого Стариком (Дедом), третьего в Крестного отца. Несколько парней, одетых в старые одежды, составляли свиту. Иногда рядились и в священника.

На Невесту вместо фаты накидывали рыболовную сеть. Старик был женихом. Ему давали палку, на спину и на живот накладывали подушки, голову повязывали тряпкой наподобие чалмы, прикрепляли накладные бороду и усы из конопляной пакли. Все лицо обмазывали сажей. Старика и Крестного отца одевали во что попало.

Процессия шумно шествовала по улице, сопровождаемая музыкантами, толпой детей и взрослых. Заранее была договоренность с одним из сельчан на разрешение у них в доме разыграть сценку. Без разрешения приходить не полагалось.

Наконец подходили к намеченному дому. Первым входил Старик и просил хозяев: «Можно ли у вас начать посадку на грядке?» или «Можете ли вы выделить нам место для грядки?».

Хозяин говорил: «Берите, даю».

Старик палкой очерчивал большой круг, просил музыкантов играть и начинал плясать. Через некоторое время он требовал: «Приведите невесту!». Та кокетничала, отнекивалась. Но, узнав, что ее жених старый, обижалась и убегала (пряталась за зрителями).

Старик обращался к невесте: «Я куплю тебе шелка». Он еле стоял, качался, опираясь на палку, и продолжал просить: «Я куплю тебе платье, туфли, шаль и носки, кольцо и браслет».

Свита подзадоривала Невесту, плясала вокруг нее, стараясь ввести ее в круг. Наконец Невеста соглашалась, начинала плясать со Стариком, обниматься. Разыгрывалась любовная сценка.

Если рядились в священника, то комично разыгрывали сцену венчания.

Хозяин давал яблоки, сушеные фрукты, отварной горох. Если он был состоятельным, то одаривал и деньгами.

Информант в конце рассказа добавил: «Все это делается ради развлечения»[15].

Если проанализировать все варианты Игры в Деда, то можно отметить несколько общих мотивов: выделение участка для посадки, похищение («исчезновение») и свадьба. Ни один из них не связан с христианской обрядностью Рождества Христова, за исключением того, что процессия пела аллилуйя или просто поздравляла всех. Поэтому можно полагать, что Игра в Деда имеет более древние истоки. Заметим, что брачный, скорее эротический, сюжет издавна был самым популярным в театральном фольклоре.

Эмма Петросян,
доктор исторических наук, этнолог

1. ПМА 1970г. Г. Аштарак.
2. Շահազիզ Ս. ԱՀ. IХ, Թիֆլիս, 1902, Էջ 7–8 (Шахазиз С. ЭО, IХ. Тифлис, 1902. С. 7–8).
3. СМОМПК. Тифлис, 1888, вып. 6, отд. 1. С. 190–191.
4. ПМА 1962. С. Блдан-чай. Ныне село входит в состав г. Дилижана.
5. ИАЭ. Запись С.С. Лисициан в 1960-е годы. Регион Арагацотн. Г. Апаран.
6. ПМА 1964г, 1974г, 1985г. Гугарк, Джавахк, Богдановский р-н ГрузССР (Ниноцминда).
7. ПМА 1969 г. Араратский р-н. С. Ванашен.
8. ПМА 1976г. Степанаванский р-н. С. Опарци.
9. ПМА 1962г. Регион Гугарк. С. Маргаовит.
10. ПМА 1978г. Гукасянский р-н. С. Зуйгахпюр.
11. Մուրադյան Հ. Համշենցի հայեր. Թիֆլիս, 1901, էջ 120–121: Արտատպված ԱՀ. (Мурадян А. Амшенские армяне. Тифлис, 1901. С. 120–121. Перепечатка из «Этнографического обозрения»).
12. Там же. С. 122.
13. Там же. С. 125.
14. Խաչատրյան Ժ.Կ., Պետրոսյան Է.Խ. Նշվ. աշխ., էջ 228 (Хачатрян Ж.К., Петросян Э.Х. Ук. соч. С. 228).
15. Там же. С. 228.

Источник: Петросян Э.Х. – Праздники армян в контексте европейской культуры. Ер.: Тигран Мец, 2011