c8c673bf45cf5aeb
  • Вс. Дек 22nd, 2024

Надежда Никитенко. Анна порфирородная. Василий II — слава династии

Янв 30, 2017

ЛИТЕРАТУРА

«Наша среда online» —  Продолжаем публикацию книги Надежды Никитенко «От Царьграда до Киева. Анна порфирородная. Мудрый или Окаянный?». Благодарим автора за разрешение на публикацию!

АННА ПОРФИРОРОДНАЯ

Василий II — слава династии

Анна возвела глаза на Василия. Он сидел на троне, как обычно, несколько наклонившись вперед, широко расставив локти и опираясь пальцами на бедра. Лицо молодого царя было отмечено утонченной красотой матери: идеальный овал с высокими скулами и упругим подбородком оживляли на удивление ясные голубые глаза, острый взгляд которых выдавал властную и энергичную натуру. На золотисто-смуглом лице резко выделялись изогнутые собольи брови, что вместе с красиво очерченными ноздрями тонкого носа с горбинкой говорили об армянской родословной царя. Весь вид Василия поражал мужественной красотой, удивительно гармонировавшей с внутренней силой и христианской одухотворенностью. Энергичность и живость его нрава не могли скрыть даже тяжелые, усыпанные драгоценностями царские одеяния, превращавшие василевса в неподвижного золотого истукана.

Царь выглядел моложе своих лет. Маленькие усы, небольшая курчавая бородка, окаймлявшая лицо Василия каштановой бахромкой, заправленные за уши пряди коротко стриженых вьющихся волос придавали Василию юношеский вид. Царя украшала невысокая драгоценная корона — стема со свисающими бриллиантовыми подвесками-перпендулиями. Молодой василевс был невысок ростом, однако статен и силен. Когда он надевал легкую короткую тунику-скарамангий, то своей удивительно пропорциональной фигурой напоминал античную статую.

В годы ранней юности не одна красавица была завоевана этим новым Давидом, пленявшим женщин благородной красотой и военной доблестью. Элегантный красавец и сам был небезразличным к женским прелестям. Но теперь Василий совсем охладел к слабому полу, который вызывал у него какое-то насмешливое презрение; казалось, что он не воспринимает женщин всерьез. Этим царь напоминал холодных бесстрашных викингов, которые в отличие от сластолюбцев-греков относились к женщинам с презрением высших существ. Подвиги не на ложе любви, а на поле брани — вот удел настоящего мужчины.

Анне доводилось слышать сплетни о том, что мать родила Василия от какого-то любовника-варяга: слишком уж брат не был похож своим нравом на ее родню! Впрочем, Анна не верила этой болтовне. Варяжские черты характера Василий унаследовал от их прабабки Евдокии Ингерины, жены Василия I, которая была родом из Скандинавии. А от кого Евдокия родила сына Льва: то ли от Михаила III, то ли от Василия I — навсегда осталось тайной. Вся столица знала, что Лев появился на свет тогда, когда с этой женщиной одновременно делили ложе император и его фаворит. Поэтому Македонская династия, возможно, была родственна по крови с Аморийской, происходившей из Фригии, что лежала в сердце Малой Азии. Нрав Василия странно соединил в себе черты его разноплеменных предков. Волевой и сдержанный, он редко поддавался гневу, не истязал без причины. Однако был злопамятным и беспощадным в наказании, подозрительным и коварным, хотя мог проявить великодушие даже по отношению к жестокому врагу.

Странным он был человеком. Настойчивый до упрямства, василевс ни перед чем не останавливался в достижении цели. Этот действительно железный муж, как называли его современники, привык полагаться только на самого себя, никому ни в чем не доверяя. Он не поступался ничем, даже перед братом Константином, которого, как и сестру Анну, искренне любил. Подбить Василия на какое-то дело было очень трудно, почти невозможно, однако от собственных решений он отказываться не спешил.

Сильная натура Василия вызывала у Анны восхищение, хотя и не все в его характере нравилось сестре. Василий был начитанным, имел большой и острый ум, однако в то же время с презрением относился к науке, ко всякому знанию, над которым постоянно глумился. Молчаливый и косноязычный, он не любил, как говорил сам, пустозвонства, расцвеченных эпитетами разговоров, свойственных ученым мужьям. Как и у западных рыцарей, говорливые ораторы вызывали у него насмешку и раздражение, он называл их беспомощными болтунами.

Правда, и сам он вызывал тайные насмешки недоброжелателей. Изъяснялся он короткими отрывочными фразами, чем напоминал своих варяжских наемников. Болтали, что василевс выражает мнения как неуч, как неотесаннная деревенщина, а не как образованный человек. Понятно, что выразить вслух свои насмешки и недовольство никто не смел: царя боялись. Под невозмутимым спокойствием он мог скрывать тяжелый гнев и погребать его, словно огонь под пеплом, а в нужную минуту раздуть в огромное пламя. При этом царя вовсе не заботила собственная репутация, он никоим образом не пытался произвести на окружение положительное впечатление. Современники говорили, что василевс имел привычку всех запугивать, подавлять, наводить на окружающих ужас.

Твердую руку Василия быстро почувствовали на себе надменные и независимые аристократы, особенно малоазийская военная знать, жившая по-царски в своих огромных имениях. Провинциальная знать высоко подняла голову в смутные времена междуцарствия, когда после смерти Цимисхия молодые Василий II и Константин VIII были фактически не у власти. Анна знала, как презирал брат спесивых и жадных к наживе вельмож. Он сравнивал их с прожорливыми пиявками. Василий принял себе за правило беспощадно унижать знать, где только можно чинить ей всяческие притеснения.

Зато василевс окружил себя людьми неродовитыми, иногда даже необразованными. Собственные приказы он диктовал в резких высказываниях, вовсе не заботясь их формой и стилем, ибо все мысли молодого василевса были направлены лишь к одному: собрать как можно больше средств для казны.

Как полководец, Василий превзошел даже прославленных Никифора Фоку и Иоанна Цимисхия. Как солдат, он был отважным в битве и нетребовательным в быту, легко переносил нестерпимую летнюю жару и лютый зимний холод. Император был готов выступить в поход в любое время года. Он проводил всю жизнь в седле и как будто сросся с конем. Писатель Михаил Пселл свидетельствует: «Сидя на коне, он являл собой ничем несравненное зрелище: его чеканная фигура возвышалась в седле, словно статуя, вылепленная искусным скульптором. Нес его конь вверх или вниз, царь держался твердо и прямо, натягивая повод и не осаждая коня, вздымаясь птицей кверху и не изменяя своего положения ни на подъемах, ни на спусках».

Враги страшились его. Даже известие о прибытии василевса на место военных действий пугало противника и склоняло его к быстрому миру. Из-за своей осторожности Василий пытался избегать больших битв, «потому и занимался по большей части тем, что размещал в засаде отряды, сооружал осадные машины, издалека обстреливал противника и учил боевому искусству легковооруженных воинов. Однако, вступая в бой, Василий сжимал ряды по правилам тактики, как будто обносил армию стеной, смыкал войско с конницей и никому не позволял выходить из рядов и нарушать строй. Когда же воины выражали недовольство суровым присмотром и в лицо оскорбляли царя, он спокойно переносил их насмешки и благодушно отвечал: «Иначе нам никогда не закончить войну. На войне он обнаруживал больше коварства, а во время мира — царственности». Пселл, которому принадлежат эти слова, лично не знал Василия II, поскольку был еще ребенком, когда тот умер, но застал в живых многих его современников. Таким запомнило императора его окружение, таким знала брата Анна.

Ромейская держава еще не знала подобного правителя: этот человек, воплотивший черты уроженца Востока и Запада, Севера и Юга, оставил по себе незабываемый след в истории. Царствование Василия II, сурового воина, жесткого, однако последовательного, избавленного от слабостей властителя, было наиболее длительным и славным в истории империи. Именно такой государь как нельзя лучше отвечал требованиям того сурового судьбоносного времени. Правление этого императора наложило глубокий отпечаток на судьбы многих народов тогдашнего мира, в частности русов.

Когда решалась будущность Анны, это правление только начиналось. Утро царствования Василия II было драматическим. Лишь человек с его характером мог победить лернейскую гидру заговоров и мятежей, войн и землетрясений, эпидемий и голода. Беда сменялась новой бедой, и василевс, словно умелый кормчий, вел государственный корабль по бурным волнам житейского моря. Затяжная борьба и горькие испытания навсегда остались в душе императора. Он перестал радоваться жизни, соблазнами которой так утешался смолоду. В этих условиях ковался не только нрав Василия, но и формировалось его окружение, что, прежде всего, отражалось на царском семействе.

Василий стал настоящим главой царствующего рода, полностью ему подчинившегося. Чувствуя себя главой царского дома, он не пытался завести собственную семью. По-видимому, здесь сыграла роль и его глубокая набожность. Идеалом для благочестивых византийцев считалось безбрачие, и Василий, воспринимая себя преемником апостолов, постоянно вспоминал Писание: «Хорошо мужчине не касаться женщины». Ведь добродетель монашеского одиночества свойственна лишь избранным. Нелегкий жребий избранности он принял на себя с тех пор, когда отказался от пустой жизни и посвятил себя служению Священной империи.

Анна боготворила Василия. Благочестивый монарх, он с достоинством нес груз власти. Управляемый Всемогущим, он украсил трон святого Константина. Умом и доблестями он превзошел всех венценосцев великой династии Василия Македонянина. Он истинный наместник Всевышного. Его воля — это воля Господа. Анна — раба Господня, и потому должна подчиниться воле брата. А воля эта будет мудрой, ведь Господь не допустит греха принять святое таинство брака с язычником. Так думала Анна, глядя на старшего брата. Ее душа испытывала спокойствие под сенью мудрости василевса.

 

Продолжение