ЛИТЕРАТУРА
«Наша среда online» — Продолжаем публикацию книги Надежды Никитенко «От Царьграда до Киева. Анна порфирородная. Мудрый или Окаянный?». Благодарим автора за разрешение на публикацию!
АННА ПОРФИРОРОДНАЯ
Феофано делает выбор
Неожиданная смерть молодого василевса повлекла слухи, что его отравила Феофано. Прошла молва, что царица приложила руки и к смерти своего свекра, Константина VII. Об этом пишется и в византийской хронике — якобы по приказу Феофано Константину дали яд вместе со слабительным. Царь вроде бы ненароком поскользнулся и разлил большую часть напитка, потому и выпил незначительное количество яда. Это привело к тому, что Константин умер не сразу, а после нескольких месяцев тяжких страданий. Однако то были лишь слухи, распространяемые падкой на них публикой.
У Феофано, только что родившей дочь, были другие хлопоты, когда умер ее муж. Родильница радовалась долгожданной дочери, все мысли и заботы матери были прикованы к младенцу. Пораженная страшным известием о смерти Романа, царица побледнела, но через мгновение овладела собой и, еще слабая от родов, покинула опочивальню. А вскоре показалась на людях во всем блеске: подданные не смеют видеть ее немощь и примерять венец на нового василевса.
Правда, трон не был свободным — его формально занимали коронованные отцом малолетние Василий II и Константин VIII; Василию было 5 лет, Константину — 3, а их сестре Анне — лишь два дня. Пока мальчики беззаботно резвились, а девочка мирно спала в колыбели, их мать лихорадочно искала выход: потеря власти угрожала царскому семейству потерей всего. В таком случае мальчиков могли оскопить, а Феофано с дочерью выслать в отдаленный монастырь на пожизненное заключение. Стремления Феофано остаться на троне обычно объясняют ее чрезмерным властолюбием, однако она, прежде всего, была матерью, боявшейся за своих детей. Она хорошо знала, что в ее стране порфирородный ребенок, потерявший отца, очень редко сохранял жизнь.
Молодой овдовевшей царице нужен был сильный покровитель, популярный в народе и влиятельный при дворе. Ее выбор пал на знаменитого полководца Никифора Фоку, прославившегося своими блестящими победами над арабами. Никифор завоевал популярность еще при Константине VII, когда был назначен великим доместиком Востока, то есть главнокомандующим армией азиатских провинций Византии. Никифор происходил из влиятельного малоазийского семейства Фок, давшего государству немало известных военачальников. Самым блестящим из них был избранник Феофано, которого в народе называли «бледной смертью сарацин».
Когда в марте 961 г. он покорил столицу критских арабов Хандак, в империи распространились слухи, что Провидение назначило корону тому, кто отвоюет у арабов утраченный когда-то византийцами Крит. Роман II был еще совсем молодым, и тогда эти слухи воспринимались как происки его врагов. Однако теперь Феофано вспомнила это пророчество. Вспомнила она и триумф Никифора, радость ромеев: богохранимая империя вернула себе господство на Эгейском море! 150 лет Крит находился в руках арабов, контролировавших восточное Средиземноморье. Почти ежегодно критские арабы осуществляли морские набеги на империю, вывозя в Хандак тысячи пленных и награбленные ценности. Невольничьи рынки были переполнены рабами-ромеями. Империя неоднократно снаряжала военные экспедиции на Крит, однако все они испытывали неудачи и завершались огромными потерями. Никифор жестоко отомстил сарацинам: Хандак был почти полностью вырезан, ограблен и до основания разрушен.
Никифор сразу стал всенародным любимцем, имя великого доместика было у всех на устах. Однако из-за коварства евнуха Иосифа Вринги, которого пугало растущее влияние семейства Фок, герою дня вместо полного триумфа устроили «пешую овацию». Торжественный въезд на колеснице в столицу через Золотые ворота к Великому ипподрому аллеей Побед была заменена пешим триумфом. Триумфатор в золотом венке шествовал по убранной гирляндами, коврами и ценными тканями аллее. Звучала музыка, курились ароматы, пылали тысячи факелов. Народ, сдерживаемый гвардейцами, бурно приветствовал своего фаворита: «Счастливо пришел ты, о самый храбрый победитель, всегда священный! Благодаря тебе скипетры ромеев воскресли»!.
Вот Никифор появился на ипподроме под торжественную музыку и остановился перед Кафисмой — дворцом ипподрома, заполненным высшей знатью. Там, в отдельной ложе, восседал сам василевс. Феофано со своей свитой наблюдала за событием через зарешеченные окна церкви св. Стефана, что выходили на ипподром. Так требовал этикет: ипподром — форум византийцев — был предназначен лишь для мужчин. К подножию Кафисмы подходили колонны пленных. Под оглушительный бой бубнов и кимвал поверженные враги падали ниц перед повелителем империи, к ногам которого летели знамена и бунчуки побежденных.
По знаку доместика пленный эмир пал на колени перед императором, и тот поставил ногу на голову «нечестивого агарянина». Ипподром взорвался криком триумфа: пурпурная сандалия повелителя ромеев попирает вождя сарацин! Ромейская мощь, к которой ощущал свою причастность каждый из стотысячной публики, была явлена во всей своей полноте. Сопровождаемые величественными аккордами органов, звучали благодарственные гимны Христу Вседержителю, Богоматери, святым, скандировались славословия царскому семейству.
Добыча ромеев была несметной. Публика с ликованием смотрела, как на арене складывали ценности, награбленные критскими разбойниками. Рассказывали, что во время осады Хандака Никифор приказал отрезать головы мертвых пиратов и, насадив их на колья, поставить напротив стен города кровавый частокол. Осажденных больше всего напугали страшные снаряды — головы арабских воинов, забрасывавшиеся ромейскими камнеметами в город. Но солдатская жестокость Никифора еще сильнее привлекала к нему сердца соотечественников.
Через два года после новых побед в Сирии Никифор въезжал в град Константина уже в роскошной колеснице. То был настоящий апофеоз героя: победные звуки приветствий и музыки были слышны и на азиатском берегу Босфора. Отозвались они и в сердце честолюбивой императрицы. Роман II был еще жив, когда Феофано стала любовницей Никифора. Поседевший в боях полководец безумно влюбился в ослепительную красавицу. Пятидесятилетний воин-аскет, проведший всю жизнь в походах и привыкший к суровым солдатским будням, был полной противоположностью бывшему мужу Феофано. Любила ли его изнеженная и утонченная двадцатилетняя царица? Никифор был некрасивым, даже уродливым. Невысокий, дородный, с большой головой, маленьким черными глазами, загоревшим — цветом оливы — лицом, старый воин вряд ли мог рассчитывать на верную любовь легкомысленной красавицы.
Но теперь, очутившись на вершине власти, Феофано руководствовалась не чувствами, а разумом. В сложной ситуации, когда каждое мгновение мог вспыхнуть мятеж узурпатора, вдова Романа II нашла единственно правильное решение. Никифор был не просто достоин императорских регалий. Он мог защитить Феофано от всесильного ненавистного императрице Вринги. Уже в начале апреля Феофано начала переговоры с Никифором. Момент был избран весьма удачно. В народе зрело возмущение жесткими финансовыми притеснениями Вринги. Выдвинутый Романом II евнух-министр до этого командовал флотом и был способным государственным деятелем. Шла непрерывная война с арабами, нужны были огромные средства. Вринга добывал их всякими возможными способами. Полководцу Никифору выпадали лавры победителя, первому министру — возмущение народа. Врингу обвиняли во всех бедах. И все же влияние паракимомена было огромным.
Никифор не сразу осмелился вступить в борьбу за трон. Сказались и особенности его нрава. Он был набожным, высоконравственным аскетом, человеком глубоко мистического склада. Незадолго перед тем он потерял жену и единственного сына Варду, цветущего юношу, у которого на щеках едва успел пробиться золотистый пушок. Племянник Никифора Плеве во время игры копьем случайно попал Варде в глаз. От испуга Плеве выпустил копье. Ударившись древком о землю, оно подскочило с такой силой, что прокололо череп Варде. Оплакивая потерю семьи, Никифор соблюдал суровый пост, спал на твердом, во власянице. В его глубоко посаженых черных глазах затаилась печаль, и только мужественная натура воина не позволяла Никифору оставить светскую суматоху ради уединения в монашеской келье. Но под спокойной и хмурой внешностью воина-монаха пряталась глубоко страстная натура. Без памяти влюбившись в юную императрицу, Никифор был способен для нее на все.
Известие о внезапной смерти Романа, а вслед за ним — предложение Феофано занять освободившийся трон застали Никифора на обратном пути из Азии, после взятия Алеппо. Поводом для торжественного вступления в столицу стал для Никифора триумф в честь его побед над арабами в Сирии. Победителя восторженно встретил народ. Взятые от арабов богатые трофеи он назначил для казны. Бурную радость публики вызвал бесценный дар Никифора ромеям — частицы ризы Иоанна Крестителя, найденные византийцами при взятии Алеппо.
Страшась огромной популярности Никифора, а также узнав о его сговоре с Феофано, Вринга решил избавиться от претендента на престол давним способом. Он вызвал Никифора во дворец, намереваясь схватить его, ослепить и отправить в ссылку. Но коварное намерение евнуха не осуществилось. Никифор нашел спасение в св. Софии, воспользовавшись ее статусом неприкосновенного убежища. Здесь он заручился поддержкой патриарха Полиевкта, известного своей прямотой и независимостью поступков. Вместе с Никифором тот пришел во дворец и созвал синклит. Патриарх красноречиво разоблачил интриги Вринги и убедил синклит оставить меч империи в руках Никифора. Полководец поклялся синклиту страшной клятвой «никогда не покушаться на власть малолетних царей, детей Романа и не замышлять ничего нечестивого против их правления».
Так Феофано достигла главного: Никифор публично признал себя защитником царевичей и ее самой. Теперь порфирородные дети и их мать были вне опасности.