ИНТЕРВЬЮ

«Наша Среда online» — Любой художник задается вопросом: «А как стать успешным в искусстве? Что для этого нужно сделать? Кому продать душу?», художник Эдуард Энфиаджян уверен, для успешности необходимо «в нужное время оказаться в нужном месте». Не с этой ли мыслью он когда-то уехал за пределы страны, которая представляла собой одну шестую часть света, несмотря на то что, фактически, в эти годы являлся первым поп-артистом во всем постсоветском пространстве.

 — Когда ты впервые понял, что станешь художником?

— В моем случае, принято говорить: «Родился с карандашом в руке»,- ведь у меня в роду все мужчины были художниками, и папа, и дедушка, так что мне не приходилось выбирать, хотя я люблю заниматься многим: строить, чинить, ремонтировать, музицировать, фотографировать, люблю заниматься собственными семейными вопросами, смею даже утверждать, что это у меня на первом месте. Временами люблю также выпендриваться, и признаюсь, в этом деле мне очень помогает искусство. И если серьезно, то в искусстве у меня бывают длинные паузы, ведь когда я переехал из Армении в Америку я долгое время находился в полном одиночестве, и, естественно, рисовать у меня не было никакой возможности, нужно было платить арендную плату за квартиру. Мне удалось вернуться к творчеству только в последние годы, когда дети мои подросли, а я удачно развелся, и начал жить один.

— Говорят, что ты был первым армянским авангардистом, который стал заниматься поп-артом?

— Пожалуй, я был первым поп-артистом во всем постсоветском пространстве, может и так называемого Восточного блока.

— Каковы особенности поп-арта?

— Главное, что требуется от поп-артиста, чтобы он умел влюбляться в окружающую его среду.

— Поп-арт возник в Англии, но его считают американским искусством. Почему?

—  Честно говоря я не задумывался над этим вопросом, для меня поп-арт начинается с творчества Роберта Раушенберга и Джаспера Джонса.

— Слышал, что ты очень любишь музыку?

— Наверное, больше всего я бы хотел быть музыкантом и  играть в музыкальной группе.

– Так ведь, насколько мне известно, ты играл в какой-то группе.  Как называлась ваша группа?

—  Группа называлась «Underground Travellers», мы исполняли поп-артовские композиции, куда вместе с мелодией входили звуки автомобильных катастроф, рёв взлетающих моторов самолета, гомерический смех, громкие разговоры, шум моря и многое другое. В нашей группе играл гениальный гитарист — Тигран Абрамян, который к тому же обладал чудесным  ангельским голосом, как вокалист.

— Обычно ближе к  музыке себя чувствуют художники — абстракционисты, но ты поп-артист любящий музыку. Наблюдаются вкусовые разногласия? Какую музыку ты предпочитаешь слушать?

— Отличный вопрос. Во-первых потому, что большинство абстракционистов предпочитают слушать джаз, а я джаз не люблю, люблю рок-музыку, и я не только интересуюсь, а хорошо знаю рок, да и сам люблю сесть за барабан, когда предоставляется такая возможность. Какую музыку я люблю? Если я начну перечислять музыкальные группы, которые я люблю, это займет 160 страниц, а если из них выбрать самые-самые, то, пожалуй: The Rolling Stones, Pink Floyd, Steamhammer, Pearl Jam, Deep Purple, Led Zeppelin, The Who…

— Как случилось, что ты уехал из Армении?

— В ту пору я был радикальным западником, но уже спустя годы я стал радикальным консерватором.

— Были ли конкретные планы или мечты когда ты отправлялся в Америку?

— Даже сейчас я краснею, когда вспоминаю те времена; ситуацией, конечно же, управляли юношеский максимализм, незащищенность и множество комплексов, которые во мне таились, я умалял собственное достоинство и возвеличивал чужие заслуги больше, чем они того заслуживают. Один из моих друзей очень правильно заметил по этому поводу, сказав мне прямо: «Ты не мог быть не таким, каким оказался». В одной из своих песен прекрасный музыкант и автор песен британской группы «Who» Пит Деннис Блэндфорд Таунсенд называл таких людей «влюбленные в мир на грани самоубийства».  И все же стоило переступить границу, что я и сделал. Сначала я отправился в Вену, потом поехал в Рим. Там уже я выяснил для себя, что всюду все то же самое: те же люди и те же деревья.  Только в случае, если в нашей стране мы могли ходить куда угодно, в этих городах ходить можно было только там, где нет частной собственности.  Понятное дело, что обилие разных сортов колбасы в супермаркетах меня не особенно вдохновляло.  Сегодняшний либерализм это попытка построить общество недалеких подростков, которые легко манипулируются, словно стадо, это мода, подогреваемая призывом «приблизиться к цивилизационному миру» (ха ха ха). Наблюдаю как сейчас упорно проталкивают в президенты Джо Байдена, который в целом не соображает, где и на каком свете он находится… Ну ладно, что-то я в политику ударился. Здесь у меня есть знакомый, русский художник,  который раньше меня переехал в Америку,  когда-то в России он был настолько известным, что ни один каталог без его работ не обходился, был членом  союза художников, имел в России и свою мастерскую, и дачу, принимал участие чуть ли не на всех художественных конференциях, активно выставлялся. А теперь чтобы  сделать жене подарок, лезет на дерево нарвать яблок, ведь иных средств у него нет, картины, которые он нарисовал, ему удалось распихать по самым разным городским кладовкам, где они гниют, а за это еще нужно платить, но он уверяет: «Зато мне здесь свободнее дышится».

— В какой степени ваши ожидания оправдались в Америке?

— Для меня главное, что здесь я отстранен от всяких двусмысленностей и «неисполнимых ожиданий».  Здесь я предоставлен сам себе и люблю жизнь такой, какой она есть вокруг меня.

— Отличается ли поп-арт Америки и поп-арт Армении и СССР?

— Поп-арт получил признание в Америке и все что уже создавалось за его пределами больше похоже на подражание. Иногда в этом подражании обнаруживается что-то новое, интересное, что-то авторское, но в основном,  это работы поп-арта или социального или политического характера. В этом смысле советский соцреализм может показаться интереснее.

— Продолжал ли ты в Америке работать в стиле поп-арт или стиль изменился?

— Чтобы заниматься поп-артом нужно быть влюбленным в эту атмосферу окружающей среды, и когда понимаешь, что эта среда не имеет ничего общего с созиданием социально справедливого общества,  то творчество этого направления сразу становится мне неинтересным.

— Какие задачи ты ставишь перед собой в искусстве?

— Постараться стать хорошим художником.

— Что такое искусство для тебя?

— Это то, о чем можно поговорить за бутылкой хорошего вина да так, чтобы собеседники могли сблизиться друг с другом настолько, чтобы стать родными. Вот сказал, и сразу вспомнил одного из моих друзей Мишикa Пипояна, который стал мне здесь, в Америке ближайшим другом и творческим соратником.

— Ты возвращался в Армению, ностальгия замучила или были на то другие причины?

—  Захотелось снова оказаться в родной среде и снова почувствовать себя художником, построить свой собственный дом, помузицировать, поиграть с художником и бас-гитаристом нашей группы Вартаном Асатряном, заняться своим старшим сыном Маркусом, пока на все это имелись средства, и если бы были на то возможности, то только такой жизнью бы и жил. Еще была идея, организовать выставку с участием художников Вартана Товмасяна и Кики, Григором Микаеляном, как это было когда-то в 1977 году. Мне очень хотелось, чтобы Вартан Товмасян вернулся бы к созданию объектов, которые когда-то создавал с помощью сварочного аппарата, на что Вартан мне ответил: «Чтобы мне снова заняться сваркой, кто-то должен поддерживать меня за задницу». И это действительно было так, за эти годы он стал полным и грузным.

—  Какие связи сохранились с Арменией?

— Фактически, сегодня, когда уже нет ни Вартана Товмасяна, ни Давида Кареяна, ни Вигена Татевосяна, почти никаких.

— Говорят, время разных «измов» в искусстве завершилось, каким может стать искусство в будущем?

— Опять таки, хороший вопрос, которым я часто задаюсь. Полагаю, что наверно нового ничего не надо. Просто надо работать так, как художнику особенно по душе и очень близко. С другой стороны, задача эта не из легких, и на таком творческом пути есть много искушений, нужно быть очень самодостаточным чтобы так свободно относиться к искусству. Я как-то прочитал, как известный немецкий художник Георг Базелиц говорил о себе «Я как последний пассажир пытающийся впрыгнуть в последний вагон». Не знаю, что он этим хотел сказать, есть только несколько художников, Ансельм Кифер, Джулиан Шнабель и он, которые могут позволить себе так свободно работать в искусстве.

— Можешь назвать своих любимых художников?

— Опять же, это будет огромный перечень имен на 165 страницах. Попробую отметить, в Германии много хороших художников, но на первом месте конечно же уже упомянутые Георгий Базелиц и Ансельм Кифер, вне всякой конкуренции для меня Ван Гог, следом идут Морис Утрилло и Сай Твомбли, и никак не могу определиться кто же из них больше мне нравится, затем Роберт Раушенберг, Дастин Джонс, Хаим Сутин, Бернар Бюффе, Альбер Марке, Морис Вламинк,  и так до 165-ой страницы…

— И последний вопрос: способно ли искусство в конце — концов спасти мир?

— А мир и так держится на искусстве.

Беседу вели искусствоведы: Арутюн Зулумян, Зинаида Берандр