СОЦИУМ

Ким Наумович Бакши, большой друг армянского народа, писатель, кинодраматург, автор восьми уникальных книг по истории и культуре Армении, автор сценария двадцатисерийного фильма «Матенадаран» в книге «Воскрешение святого Лазаря» пишет об отношении Байрона к армянскому народу: «Такую внезапно вспыхнувшую любовь к Армении про себя я называю “эффектом Байрона”, как будто это повторяющееся явление имеет действительно физическую природу. Это какой-то род духовной лихорадки, которая охватывает человека, может быть, на всю жизнь».

Эти слова в первую очередь и по справедливости относятся к самому автору, одному из уникальных, благороднейших людей, способных любить другие народы.

Этой духовной лихорадкой московский писатель Ким Бакши «заразился» в 1964 г., когда по заданию редакции журнала «Огонек» побывал в Армении.

Такая любовь к Армении – «эффект Байрона»   она нам очень и очень нужна. Это позволяет нам смотреть на себя со стороны и подкрепиться мыслью о наших достоинствах.

Ею, этой лихорадкой легко заражались представители  советской творческой интеллигенции. В Армении привлекало всё: и достопримечательности, и история, и культура. Особо, по моему мнению, привлекало то, что в Армении социалистического реализма, этой «лжи века», как писал мною горячо любимый филолог, лингвист, историк, блестящий публицист Рафаел Ишханян, чувствовалось меньше, чем, скажем, в той же Москве и Ленинграде.

В Советскую Армению на постоянное жительство в двадцатые, тридцатые и, особенно, послевоенные годы приезжало много армян из разных стран мира. И, несмотря на все трудности, кое-какая связь с диаспорой существовала. Благодаря всему этому в Армении, как мне кажется, лучше знали, что происходит в мире, как живут там люди и что Советское государство пытается скрыть от советских людей.

Фактически Армения была некой отдушиной для творческой интеллигенции Союза.

«Эффект Байрона» я нахожу у трех замечательных русских поэтов (не люблю слово поэтесса) – переводчиков армянской поэзии: Веры Звягинцевой, Марии Петровых, Елены Николаевской. О двух последних я писал очерки в газету «Армянская церковь».

Сегодня  я поведу рассказ еще об одном из необыкновенных людей, полюбивших Армению с первого взгляда и самозабвенно. И совершенно не случайно, что это  поэт-переводчик,  свердловчанин Марк Николаевич Рыжков.

У меня сложилась переписка   с сыном Марка Рыжкова, известным екатеринбургским художником и писателем Алексеем Рыжковым. Я приведу его слова об отце.

«Марк Николаевич Рыжков родился 28.09.1935 г. в городе Ханженково на Украине. Умер 15.12. 1988 г. в Свердловске. С трёхлетнего возраста жил в Свердловске. В 1959 г. окончил с отличием Свердловский медицинский институт. Работал патологоанатомом в Нижнем Тагиле, а с 1963 г. — в Свердловске, в городской клинической больнице № 1. С 1971 г. заведовал патологоанатомическим отделением. С детства любил поэзию, писал стихи. В 70-х годах написал цикл стихотворений, посвящённых своей профессии «Сонеты патологии» (не публиковались).

В 1970 году побывал в Армении, на Всесоюзном съезде врачей патологоанатомов. Армения поразила его своей величественной природой, трагической историей, древней культурой, прекрасной поэзией, открытыми, радушными людьми. Её поэзия стала для Марка Рыжкова драгоценным, счастливым и праздничным миром. Чтобы познакомится с этим миром ближе, он стал изучать армянский язык. Переводил самых разных поэтов: классиков и современных, известных и неизвестных. Переводы посылал авторам стихотворений, получая от них неоценимую помощь и поддержку. С 1979 г. эти переводы стали публиковаться в газетах, журналах и книгах в Свердловске, Ереване, Москве. Марк Рыжков был единственным переводчиком из неармян, кто пользовался исключительно собственными подстрочниками. В Армении Марк Рыжков до сих пор известен и любим не только среди литераторов и читателей, но и среди людей, далёких от литературы.  На его могиле стоит хачкар (национальное армянское надгробие), сделанный выдающимся армянским скульптором Генрихом Амбарцумяном».

В этом году Марку Рыжкову было бы 80 лет. К этой дате в Екатеринбурге был издан солидный том: «Армянская поэзия в переводах Марка Рыжкова». В середине декабря там состоялась презентации этого замечательного сборника.

Я решил представить и далее на суд читателей, то, что о нём пишут представители интеллигенции Екатеринбурга.

Алексей Рыжков
художник

ХАЧКАРЫ

Армению на карте разыщу я
Ты так мала, моя отчизна-мать.
Что занимаешь площадь поцелуя,
И можно всю тебя поцеловать.
      Арамаис Саакян

Пер. с армянского Марка Рыжкова
Линогравюра – очень хорошая вещь. Чёрно-белая условность и аскетизм этой лаконичной техники многому научили меня. Сделав когда-то два десятка гравюр, я решил, что, пожалуй, мне лучше будет восхищаться чужими, чем делать свои. И всё-таки несколько своих листов я считаю удачными. Среди них – армянский триптих.

Там изображены хачкары – армянские надгробия. Хачкар – по-русски – крест-камень. Одна из давних и не слишком достоверных легенд говорит, что в Армении в старину был обычай выплачивать долги в дни церковных праздников, когда весь народ стекался к храмам. Бедные и гордые горцы, не желая попадать в кабалу к обитателям плодородных и богатых долин, стали высекать на камнях кресты, вписанные в схематичные планы церквей, чтобы им было, где молиться. Действительно, на многих хачкарах можно обнаружить портал, алтарь… и языческий солярный знак, который неизменно, в течение тысячелетий, повторяется в местной каменной резьбе со времён древнего царства Урарту. И всё-таки хачкары – это надгробия. Все они очень разные, как были разными люди, в память которых поставлены камни. Простые и грубые соседствуют с утончёнными и нарядными. Вокруг крестов – ангелы, святые или изощрённые орнаменты в мусульманском вкусе. Есть орнаменты более строгие, неповторимо армянские, их – больше всего, есть плетёный узор идентичный ирландской средневековой традиции (источник декора один – Византия).* Есть современные хачкары, где ощутимо присутствует влияние модернистской скульптуры Запада. Вулканический туф – удивительный камень, мягкий и долговечный. Это благодатный, тёплый материал очень красивой фактуры и цвета.

______________________

*Согласно современным представлениям  именно архитектурные формы из средневековой Армении оказали определённое влияние на архитектуру Византии, Европы, Северной Африки.  Ирландские хачкары – «Ирландский высокий крест» или «Кельтский крест» занесены в Ирландию из Армении.  Недавно на археологических раскопках древнего армянского города Тигранакерт в Карабахе найдены прототипы ирландских хачкаров (Э.Д.).

______________________

На центральной гравюре триптиха я вырезал Арарат, священную для армян гору. Я сделал Арарат сложенным из хачкаров. Большое кладбище. Западная Армения и «пленный» Арарат находятся в Турции. В начале ХХ века, в разгар Первой мировой войны в Западной Армении геноцид, продолжавшийся уже много лет, достиг своего апогея. Было убито больше миллиона людей. Их единственная вина заключалась в том, что они – армяне. Это событие было предвестием многих трагедий прошлого века, в том числе фашизма разных цветов и Холокоста. Что же предвещает нам гибель знаменитых Нью-Йоркских башен-близнецов?

С Арменией я встретился благодаря своему отцу, Марку Рыжкову. Он был талантливым и разносторонним человеком, с увлечением занимался фотографией, живописью, скульптурой, писал стихи. Возможно, причиной этому были не только творческий темперамент и одарённость, но и его профессия. Мой отец был врачом-патологоанатомом, незаурядным врачом, а это занятие очень печальное, связанное со смертью и требует мощного противовеса в жизни. В 1970 году в Ереване, в Армении состоялся Всесоюзный съезд патологоанатомов, мой отец там был и полюбил эту древнюю, сказочную страну и её красивых, солнечных людей. Наверное, никто не сможет точно сказать, почему это произошло. Может быть, сыграло роль трагическое сходство судеб двух народов, евреев и армян (Выделено мною. – Э.Д.). К тому же открытая кавказская щедрость и шумное радушие резко отличаются от привычной нам уральской угрюмой сдержанности. Вернувшись домой, мой отец стал изучать армянский язык и переводить с него стихи, которые ему нравились. Поэзию Марк Рыжков очень любил и хорошо знал, а поэзия Армении – это целая вселенная. И поэтический перевод превратился из хобби во вторую профессию. Стихи армянских поэтов убедительно, образно и красиво зазвучали на русском языке. Армяне, услышав хотя бы одно слово на своём языке из уст иноплеменника, радуются и готовы одарить любовью такого человека. Что уж говорить про моего отца, который открывал для нашей большой страны их удивительные сокровища. Он часто бывал в Ереване.

В 1988 году мой отец умер.

Как получилось, что на его могиле стоит хачкар, я и сейчас не совсем понимаю. Каким-то чудом. Я об этом совсем и не думал. Его привезли друзья моего отца.

Решили сделать памятник из туфа, кто-то поехал в Армению…

Скульптор Генрих Амбарцумян был знаком с моим отцом очень недолго. Когда-то они встретились в Ереване, беседовали… Узнав, что ищут камень для надгробия Марку, он не только помог найти камень, но и взялся сделать хачкар. Хороший камень стоит недёшево, сделать такую работу можно не меньше, чем за месяц. Генрих – талантливый, известный художник. Вывезти хачкар из Армении в то время было непросто. Никто никаких денег у нас не взял, да у нас их и не было.

Потом я был у Генриха в Армении. Непривычно синее небо, сиреневые горы, выжженная земля, камни, маленькие древние храмы, невероятно красивые женщины и кудрявые дети с огромными чёрными глазами. Запах костра и еды на улицах и во дворах. Мясо, лаваш, фрукты, вино. Чувство всеобщего горя после недавнего землетрясения и медленно ползущая серо-зелёная колонна танков на Эчмиадзинской трассе.

В Ереване я открыл для себя мир армянской живописи. Великий Торос Рослин, Мартирос Сарьян, Геворк Григорян по прозвищу Джотто и великий Минас. Видел, как Генрих работает с детьми в ереванском эстетическом центре. Как во времена Возрождения маленькие ученики приходят работать в мастерскую художника. Помню, как 9-летний мальчик высекал скульптуру из камня. Мускулистый герой побеждает быка.

Генрих тоже приезжал в Свердловск: посмотреть памятник на месте, кое-что доделать и поправить. Как и всем, кто хочет быть в другой семье, стране, культуре не праздным туристом, а проникнуть в её внутреннюю жизнь, этому кавказскому амбициозному мужчине, несмотря на опыт армейской службы в России и долгое пребывание в Ленинграде, вновь пришлось приложить усилие, чтобы преодолеть разницу наносных, не главных привычек, представлений, ценностей… Я тогда переживал не лучшие свои времена, и Генрих предсказал мне, что теперь. когда на могиле моего отца стоит армянский камень, у меня будет много друзей и всё постепенно наладится. Самое удивительное, что его подробные, обстоятельные прогнозы и предсказания осуществились с почти буквальной точностью. Последнее время я часто вспоминаю Генриха, как он говорил: «Мексику хочу увидеть, никогда там не был, а чувствую, как будто что-то там забыл».

Литература Урала: исследования и материалы, 2011/http://www.litural.ru/teksty/ryzhkov/proza/

Виталий Волович
 художник

О Марке

Я приходил к Марку Рыжкову, когда мне было невмоготу от дурного настроения. Я шёл к нему в резекторскую по длинным коридорам отделения. Иногда двери в комнаты были открыты. На столах, обитых железом, под небрежно наброшенными простынями лежали застывшие трупы.
И я понимал тогда, что беды мои мелки, надуманны и ничтожны. Что есть другие масштабы, другие точки отсчёта, другая мера соотношений. Однажды, по какому-то случаю, в моей мастерской собрались поэты. Среди них был Евгений Евтушенко. Он подошёл к стене, на которой был прикреплён пожелтевший лист бумаги с переводом небольшого стихотворения.

Я не ищу. Сказать не смею,
Что ищет тот, кто не имеет.
А мне  бы способ отыскать,
Всё что имею, показать,
И всё отдать, что я имею.

– Замечательный перевод, – сказал Евтушенко. – Очень профессионально. А кто переводчик? Марк Рыжков? А кто он?

Кто-то сказал:  «Врач».  Кто-то сказал: «Поэт». Кто-то  сказал: «Философ».

С ним  произошла удивительная история. Он влюбился. Влюбился в солнечную и многострадальную страну. В её историю, её культуру, её поэзию. Её каменистая земля стала для него новой глубиной, новым ощущением времени. Нежданно обретённой реальностью. Он полюбил Армению. Он жил этой любовью. Жил радостью узнавания давно утраченной подлинности. Счастьем говорить с ней на одном языке. Он самостоятельно выучил этот язык. Он переводил стихи её поэтов. Ованеса Шираза, Сильву Капутикян, Севака, Эмина, Саакяна… Он писал и свои стихи. О жизни, о смерти, о любви. Всё-таки более всего он был поэтом. Проходя по коридору, в одной из открытых дверей, я увидел большого, грузного врача, с чёрной бородкой на бледном, потном лице. Он сидел на трупе словно всадник. В руке у него был скальпель. Я остановился… Проходивший мимо санитар резко захлопнул дверь.

Марк посмотрел на меня. Молча налил рюмку коньяка. Его профессия – патологоанатом, предполагала постоянное присутствие смерти. Она всегда была рядом. Изо дня в день. Может быть, поэтому и возник в нём редкий дар сострадания и сочувствия. Он был добр по природе своей, по призванию, по душевной отзывчивости. Он всем помогал, утешал, советовал.  Всё-таки, прежде всего он был врачом.

Потом пришёл тот врач. Со скальпелем. Я как-то неловко заговорил о том, какая у них «шекспировская» профессия. Что-то о философии смерти – «Бедный Йорик» и разные другие банальности по этому поводу. Врач посмотрел на меня с полным недоумением и даже как-то неприязненно:

– Глупости какие… При чём тут Шекспир? – сказал он. – Работа, как работа. Просто, работа такая.

Марк взглянул на меня, потом перевёл взгляд на врача… Усмехнулся. Он, всё-таки, был ещё и философом.

Марина Закощикова
 врач

О Марке

Мне довелось встретиться с ним, когда я была ещё совсем девочкой, студенткой третьего курса мединститута. И встрече с Марком я обязана узнаванием поэзии. В том числе и той поэзии, кото­рая была самиздатовская только. От Марка я получила самиздатовские томики Мандельштама и Гумилёва, из рук Марка я получила впервые «Поэму без героя» Ахматовой, которую мы уже потом читали в узаконенном издании. И Марк дал мне на одну ночь  переписать «Еврейское дадзибао» Губермана, которые многие сегодняшние читатели знают как «Гарики на каждый день». Марк по­знакомил меня с армянской поэзией. Понимаю тонкую любовную лирику армянских поэтов-жен­щин, он много их переводил. Мы достаточно хорошо знаем эти переводы, от Сильвы Капутикян до Анаит Парсамян. Марк умел переводить эти стихи таким образом, чтобы каждая женщина чувст­вовала хоть капельку своего женского величия.

Из персонального блога Аркадия Брызгалина/http://www/nalog—briz.ru/2014/12/12122014.html

Ирина Клепикова
Первый заместитель главного редактора «Областная газета»

Он называл себя Маркос Шекоян*

На его могиле стоит хачкар, армянский надгробный камень. Святыня. В непростые перестроечные армяне сами решили сделать это надгробие из туфа, сами перевезли, не спрашивая никаких денег, и установили на могиле уральца Марка Рыжкова. А только что в Екатеринбурге вышел сборник «Поэзия Армении», и, вопреки традиции, когда имя переводчика указывается мелким шрифтом внутри, прямо на обложке обозначено: «…в переводах Марка Рыжкова».

Досье «ОГ»

Марк Николаевич Рыжков (1935–1988)

• В 1959 г окончил Свердловский медицинский институт
• В 1963–1988 гг. работал в Свердловской городской клинической   больнице № 1.
• В 1970–1980-е гг. переводы М.Рыжкова с армянского публиковались в  журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Нева», «Огонёк», «Наш  современник», «Урал», «Уральский следопыт», «Литературная Армения», «Эчмиадзин», а также в поэтических сборниках, выходивших в Ереване и Москве.
• Имя Марка Рыжкова включено в Армянскую электронную  энциклопедию «Хайазг» в раздел «Друзья армянского народа».

______________________

* Шеко – по-армянски рыжий

______________________

Врач? Философ? Поэт?

Когда-то давно, по случаю, в мастерской другого нашего земляка – Виталия Воловича – оказался Евгений Евтушенко. Увидев прикреплённый на стене пожелтевший лист бумаги с переводом небольшого стихотворения, заинтересовался и прочёл. «Замечательный перевод. Очень профессионально. А кто переводчик?».

А это и был Марк Рыжков. Врач. Очень хороший врач. Настоящий. В отличие от иных эскулапов, служащих профессии в строго отведённое рабочим графиком время, он готов был броситься на помощь всегда. Любому. В любое время. На любое расстояние.

Такой был человек. Но не исключено: особенности натуры обостряла специализация в профессии. Он был патологоанатомом и, как никто, ощущал зыбкое пограничье бытия и небытия. Смерть всегда была рядом. Изо дня в день. Словно напоминание о тщетности недолгого пребывания человека на земле.

Поэтому, наверное, если мог помочь, спасти, спасал. Поэтому же так обострённо воспринимал вечную грусть армянской поэзии.

И умел передать её, будь то лирика или эпос. В только что вышедшей книге – переводы около 20 армянских поэтов, в том числе – классиков. Сильва Капутикян, Геворг Эмин, Егише Чаренц… Иные из них, к счастью, знали о переводах уральца Марка Рыжкова.

Любопытной и красноречивой оказалась его встреча с Ованесом Ширазом. Марк Николаевич с трудом добился её, но разговор не затевался: Шираз плохо понимал по-русски. Тогда Рыжков начал читать свои переводы. Поэт преобразился. Внимательно слушал. И вдруг… по его лицу потекли слёзы. Заметив потрясение переводчика, Шираз сказал:

– Не удивляйся. Поэты бе­зумны. Плачут от звуков…

За тысячи вёрст, на холодном Урале, один поэт (С. Капутикян переводила на армянский и стихи самого М. Рыжкова об Армении) попал в унисон солнечных строк другого: «В снах Раздан грохочет мой…».

В своём экслибрисе М. Рыжков философски соединил перо писателя и скальпель.

…Когда просыпался Арарат

Поэт Майя Никулина, редактор сборника, вспоминает: «Когда Марк читал свои переводы и доходил до армянских названий, он даже закрывал глаза. От нежности, благоговения. Так он любил этот язык…».

Любовь была нечаянной. Вдруг. И – навсегда. В 1970 году Марк Рыжков был участником Всесоюзного патологоанатомического съезда в Ереване. Прилетели ночью. Говорят: южные ночи темнее северных, а звёзды – крупнее и ярче. Он остановился поглядеть на небо. Но высоко над горизонтом заметил чуть розовеющую в наступавшем рассвете вершину Арарата…

Этот момент – сегодня почти легенда, которую друзья М.Рыжкова передают новым поклонникам его переводов и которой объясняют всепоглощающую нежность к Армении. Но, наверное, было что-то ещё, из-за чего он навсегда отдал своё сердце Армении. Вкрадчивый грустный голос дудука. Горькая история армянского народа. Взрывные, гортанные звукосочетания армянского языка… Да, врач-патологоанатом с Урала влюбился. И сам (!) выучил армянский язык. Не просто на бытовом уровне. Ему по силам стали поэтические переводы.

– Это только звучит легко – выучил язык, – на вопрос «ОГ» объясняли коллеги Рыжкова после презентации сборника в Доме писателя. – Он не останавливался в изучении языка. Годами. И – каждый день. Переводил классиков. Переводил газетные однодневки. Старинная армянская музыка фоном звучала у него с утра до вечера. Однажды в кабинет зашёл мужчина восточной внешности. Как Марк бросился к нему! Заговорил по-армянски. Но это был курд. А Марк Николаевич искал любую возможность общения на армянском…

Его любовь была бескорыстной. Переводчики работают обычно за гонорар. Или – из уважения к профессии. Чувства Марка Рыжкова не ведали этих расчётов. Поэтические переводы были для него единственным способом высказать свою неистовую любовь к нежной Армении.

…Он умирал, когда случилось землетрясение в Спитаке. Санитар в реанимации предупреждал посетителей: «Только не говорите Марку Николаевичу о Спитаке. Это убьёт его». Но где-то и как-то слова вырвались. Немыслимо, но аналогии напрашиваются: исчез навсегда город – ушёл в НЕбытие человек, боготворивший эту землю.

Русская икона и армянский хачкар

Кто бывал в Лувре, знает: в разделе древних памятников мирового искусства русская икона и армянский хачкар – почти рядом. В двух шагах друг от друга. Вряд ли случайно. Скорее – символично. Русская культура, отзывчивая в принципе, ментально, к любой иной культуре, особо созвучна с армянской в силу истории, общих христианских корней. Выход на Урале сборника «Поэзия Армении в переводах Марка Рыжкова» – ещё один шаг-подтверждение этого созвучия. Шаг, обретший дополнительный, общечеловеческий резонанс в сегодняшних условиях.

Главный редактор издательства «Налоги и финансовое право» (оно выпустило сборник) Аркадий Брызгалин, поклонник поэзии, когда-то представил в своём блоге, в рубрике «Поэтический понедельник», один из переводов М.Рыжкова, а в предисловии к сборнику признался, почему пошёл на его издание, презрев прибыльные расчёты: «Именно сейчас, когда сам термин “дружба народов” не на слуху, когда даже братские народы переживают сложные времена напряжённости и откровенных ссор, такие книги должны появляться, передаваться из рук в руки, читаться вслух и про себя».

… Уже сегодня известно: спрос на «Поэзию Армении в переводах Марка Рыжкова» больше, чем 1000-й тираж сборника.

Областная газета, Екатеринбург, 16  декабря 2014/http://www.oblgazeta.ru/culture/20992

***

Не могу без волнения смотреть на экслибрис Марка Рыжкова, сделанный художницей по его заказу. И, конечно, умиление вызывает несколько неумелое изображение армянских букв. Но это не главное.

Сама идея — Маркос Шекоян – это не ребячество, это выражение той воистину безграничной любви, которой он воспылал к Армении, к тому клочочку нашей земли, который злая судьба в лице двух геноцидных турецких народов не смогла полностью отобрать у нас.

Поэзия Армении в переводах Марка Рыжкова — дорогого нам  Маркоса Шекояна звучала и будет звучать на вечерах Армянского культурно-просветительского общества «Арарат».

Самым лучшим посвящением ему я считаю его перевод из, очевидно, самого любимого им армянского поэта Амо Сагияна. Не знаю, столь крепки были нервы, переводчика, но я – читатель, не могу  без волнения читать до конца, как оригинал, так и перевод Марка Николаевича. Дух захватывает, глаза увлажняются, речь прерывается. Точь-в-точь как в стихах описано.

При слове «Армения» щеки румянцем пылают мои,
При слове «Армения» гнутся невольно колени мои,
Сказать не могу, почему это так.

При слове «Армения» в трещинах губы мои,
При слове «Армения» годы меня не состарят мои,
Сказать не могу, почему это так.

При слове «Армения» слезы глаза наполняют мои,
При слове «Армения» ветром наполнены крылья мои,
Сказать не могу, почему это так.

При слове «Армения» домом становится мир для меня,
При слове «Армения» смерть не пугает меня…
С Арменией я не расстанусь. Останусь. Да будет так.

Пер. Марк Рыжков

Эмануил Долбакян

(Сокращенный вариант статьи напечатан в «Голосе Армении» от 8 июля 2015 года)