ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

ЧАСТЬ ПЕР­ВАЯ

Опер­шись о сте­ну до­ма, она си­де­ла на кам­не, по­ло­жив на не­го подстил­ку. Пле­чом постоян­но ощу­ща­ла проч­ность плот­ной ка­мен­ной клад­ки, и по­то­му ей уда­ва­лось си­деть, дер­жа спи­ну пря­мо. Вок­руг бы­ло пустын­но. Мыс­лен­но она уко­ря­ла му­жа за то, что он ушёл в мир иной, оста­вив её в этом.

Клён в их дво­ре приу­ныл. Муж лю­бил это де­ре­во. Она пом­ни­ла, как по вес­не, ког­да на кле­но­вом де­ре­ве появ­ля­лись листья, он вре­ме­на­ми по­дол­гу востор­жен­но разг­ля­ды­вал его. В ту по­ру клён был кра­си­вым, здо­ро­вым де­ре­вом. Со­се­ди всё спра­ши­ва­ли:

– Бра­тец Акоп, к че­му его дер­жишь, он же пло­дов не даёт?

Акоп удив­лял­ся:

– А его кра­со­та? Ед­ва клён расц­ве­тает, пчёлы пря­мо наб­ра­сы­вают­ся на не­го: ведь клён – мощ­ный ме­до­нос.

Акоп ушёл в мир иной, и те­перь его соста­рив­шая­ся же­на чувст­вует, что ту­да же, вслед за ним, путь дер­жит и клён. И ого­род пе­ред до­мом, что преж­де был до­воль­но боль­шим, аж до даль­ней из­го­ро­ди до­хо­дил, – те­перь съёжил­ся, все­го две гряд­ки оста­лись: на них кинд­за, лук, ба­зи­лик. Ей и это с тру­дом удаётся об­ра­ба­ты­вать.

Она нео­жи­дан­но встре­пе­ну­лась. Неуж­то зад­ре­ма­ла? Вро­де нет. Вот пря­мо пе­ред ее гла­за­ми ис­си­ня-фио­ле­то­вая гряд­ка ба­зи­ли­ка. Мо­жет, че­го-то ис­пу­га­лась? Ог­ля­ну­лась вок­руг – ти­ши­на. Ни зву­ка, ни шо­ро­ха. Из-за этой пусто­ты и без­мол­вия она в пос­лед­нее вре­мя то и де­ло зад­ре­мы­вает и вска­ки­вает, буд­то её врасп­лох застиг­ли. По­рой ей ка­жет­ся, что эта ти­ши­на за­полз­ла к ней в уши и с двух сто­рон стис­ки­вает го­ло­ву.

Она вы­расти­ла че­тырёх до­че­рей и сы­на. Ог­ля­ды­вает­ся ок­рест – где они? Бы­ло вре­мя, приез­жа­ли со свои­ми деть­ми – как снег на го­ло­ву сва­ли­ва­лись на них с Ако­пом… На её ли­це зас­ве­ти­лась улыб­ка. Гряд­ку клуб­ни­ки за пять ми­нут уми­на­ли…

Те­перь од­на из до­че­рей со всей своей семьёй пе­рее­ха­ла в Рос­сию, дру­гая – в Ар­цах. Го­во­рят, у той, что в Ар­ца­хе, хо­ро­шие оре­хо­вые де­ревья, и она, и муж имеют ра­бо­ту. Да­же ко­ро­ву дер­жат. Ста­ру­ха зау­лы­ба­лась ещё ра­дост­нее. Ко­ро­ва! На­вер­ное, ры­жая мо­лоч­ная ко­ро­ва. Для неё са­мое боль­шое бо­гатст­во в ми­ре – ко­ро­ва, при ней дом – пол­ная ча­ша.

Третья доч­ка живёт в Ере­ва­не. При вос­по­ми­на­нии о ней ще­мит серд­це: зять ушёл из семьи, бро­сив её и троих не­со­вер­шен­но­лет­них де­тей. «Ес­ли б оста­лись в де­рев­не, не слу­чи­лось бы та­ко­го не­счастья», – бор­мо­чет се­бе под нос ста­ру­ха. Са­мая млад­шая доч­ка и един­ст­вен­ный сын, ко­то­рый не очень-то удач­лив, пе­рее­ха­ли то ли то ли в се­ло, то ли в сов­хоз поб­ли­же к Ере­ва­ну. Наз­ва­ние «сов­хоз» ещё со времён Со­ве­тов оста­лось. О при­тя­га­тель­нос­ти Ере­ва­на она зна­ла дав­но, од­на­ко по­ка де­ти не уе­ха­ли, не по­доз­ре­ва­ла, как она силь­на.

Ах, Акоп, Акоп! Под­ни­ми же го­ло­ву, пос­мот­ри…

В хле­ву ещё стоят две ко­ро­вы, как-то она уп­ра­вит­ся с ни­ми в этом го­ду?..

Как ока­за­лось, ду­мы бед­ной ста­ру­хи о ко­ро­вах слов­но био­то­ка­ми пе­ре­да­лись её сы­ну. «Неп­ло­хо бы­ло бы, – стал ду­мать он, – пе­ре­вез­ти ко­ров ко мне. У ма­те­ри, да и у ме­ня то­же, за­бот поу­ба­вит­ся».

На сле­дую­щий день ста­ру­ха, как всег­да, дре­мав­шая, прис­ло­нив­шись к сте­не до­ма, вдруг ус­лы­ша­ла го­лос сы­на:

– Мам, спишь се­бе спо­кой­но, ник­то не ме­шает, да?

– Где уж там! Хо­ро­шо бы хоть кто-ни­будь по­ме­шал, – от­ве­ти­ла мать.

Пос­ле рассп­ро­сов о том о сём сын по­ве­дал ма­те­ри о своём на­ме­ре­нии.

По­го­во­ри­ли, по­раз­мыс­ли­ли и ре­ши­ли сей­час ко­ров от­вез­ти к сы­ну, а по вес­не, ког­да тра­ва про­растёт, они смо­гут вер­нуть­ся об­рат­но. Ве­че­ром сын приг­нал гру­зо­вик из рай­цент­ра, пог­ру­зил в не­го ко­ров. Бу­рен­ки с удив­ле­нием взи­ра­ли свер­ху на свою хо­зяй­ку. Стоя ря­дом с гру­зо­ви­ком, мать го­во­ри­ла:

– Боюсь, они жа­ры не вы­дер­жат, им при­выч­нее гор­ный кли­мат.

– Не го­рюй, ни­че­го не слу­чит­ся… – сын еще до­го­во­рить не ус­пел, а во­ди­тель уже завёл мо­тор, ма­ши­на тро­ну­лась, и они уе­ха­ли.

Преж­де мать пе­ре­жи­ва­ла за до­че­рей, за сы­на и вну­ков, ко­то­рые бы­ли да­ле­ко от неё, сей­час её серд­це бо­ле­ло и из-за двух слав­ных мо­лоч­ных ко­ров.

ЧАСТЬ ВТО­РАЯ

Всю зи­му ста­ру­ха про­ве­ла в стра­хе. Ещё хо­ро­шо, что ки­зя­ка хва­та­ло. За­тап­ли­ва­ла печь, уса­жи­ва­лась воз­ле неё. Близ­ко ни од­ной жи­вой ду­ши. Вре­ме­на­ми подб­ра­сы­ва­ла в огонь щеп­ки и прис­лу­ши­ва­лась к уют­но­му гу­де­нию пе­чи. В та­кие ми­ну­ты она на­чи­на­ла раз­мыш­лять о жиз­ни: что­бы жить, че­ло­ве­ку нуж­но-то все­го ни­че­го – та­рел­ка су­па с аве­лу­ком [1] или бе­лой зе­ленью [2] да кус­ок хле­ба… Мыс­ли пе­рес­ка­ки­ва­ли на дру­гое: как прият­но слы­шать буль­канье су­па в ко­тел­ке. Она про­дол­жа­ла фи­ло­софст­во­вать: те­ло мо­жет до­вольст­во­вать­ся ма­лым, а вот ду­ша – нет. Ду­ше хо­чет­ся чувст­во­вать ря­дом чье-то ды­ха­ние, слы­шать го­лос.

Вре­мя ле­те­ло быст­рее, ког­да она при­ни­ма­лась по паль­цам пе­рес­чи­ты­вать своих вну­ков и на­роч­но сби­ва­лась, что­бы на­чать вспо­ми­нать их сыз­но­ва. Уже год их не ви­де­ла. Ро­див­ше­го­ся в Ар­ца­хе вооб­ще не ви­де­ла ни ра­зу. Воз­мож­но, и те, ко­то­рым те­перь го­да три или че­ты­ре, сов­сем её по­за­бы­ли. Пред­ставь­те се­бе, по своим до­че­рям и сы­ну она не так силь­но ску­ча­ла, как по этим озор­ни­кам.

По­ка муж, Акоп, был жив и вре­ме­на бы­ли не та­кие смут­ные, ве­че­ра­ми, ког­да ко­ро­вы и ов­цы от­де­ля­лись от ста­да и возв­ра­ща­лись во двор, вну­ки, жи­ву­щие ря­дом, под­ни­ма­ли ве­се­лую ку­терь­му, тис­ка­ли яг­нят, со­ба­ка за­ли­ва­лась счаст­ли­вым лаем… Толь­ко сей­час ста­ру­ха по­ни­мает, ка­ким прек­рас­ным и ра­дост­ным был для неё этот гам. Те­перь же ти­ши­на за­пол­за­ла к ней в уши, и в серд­це сгу­ща­лись тос­ка и страх.

Вот так – в вос­по­ми­на­ниях и раз­думьях – прош­ла зи­ма. Од­наж­ды ве­сен­ним днём она си­де­ла вот так же, прис­ло­нив­шись спи­ной к сте­не до­ма, как вдруг до её ушей донёсся шум мо­то­ра. «Сын прие­хал, мои ко­ро­вы вер­ну­лись!», – зах­ло­пав от ра­дости в ла­до­ши, она под­ня­лась, что­бы встре­тить их.

Сын и во­ди­тель при­ла­ди­ли к ку­зо­ву гру­зо­ви­ка дос­ку. Спер­ва спусти­ли на зем­лю ко­ро­ву, ко­то­рую зва­ли Ца­хик [3], а ко­ро­вы по име­ни Чал­ча­кат [4] не был­о…

Ока­за­лось, сын взял день­ги под про­цен­ты, влез в дол­ги. Приш­лось за­ре­зать слав­ную ко­ро­ву Чал­ча­кат: он про­дал мя­со и уп­ла­тил долг.

– Как же так, сы­нок? – сок­ру­ша­лась мать.

– У биз­нес­ме­нов та­кое слу­чает­ся, – от­ве­чал сын.

Ну что тут ска­жешь. Вслед за ста­ру­хой сын и шофёр вош­ли в дом, ко­то­рый по­хо­дил на по­ки­ну­тый пче­ли­ный улей, на остыв­ший то­нир [5], и моло­дые пар­ни стол­бом засты­ли на месте, пы­таясь по­нять: толь­ко в этом до­ме так пусто и ти­хо, или во всей де­рев­не так?! А мать всё пы­та­лась в уме пов­то­рить нез­на­ко­мое сло­во, произ­несённое сы­ном: биз-мес-нес, биз-мес-нис – и ни­как ей это не уда­ва­лось.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Пер­во-на­пер­во ста­ру­ха про се­бя ре­ши­ла, что, ес­ли зайдёт речь о том, что­бы осенью опять заб­рать ко­ро­ву в го­род, она восп­ро­ти­вит­ся. Но по­том пе­ре­ду­ма­ла: ес­ли на­до – пус­кай уво­зят. Зи­мой де­ти бу­дут мо­ло­ко пить и ма­цун есть, а вес­ной при­ве­зут ее об­рат­но, хо­тя как знать – вдруг этот са­мый биз-мес-нес… Од­на­ко од­но она ре­ши­ла твер­до. На сей раз пус­кай ко­ро­ву за­берёт доч­ка. Тем бо­лее, она живёт не­да­ле­ко от бра­та, вместе смо­гут поль­зо­вать­ся. Доч­ка знает, что ко­ро­ва – её ды­ха­ние, её мы­ча­ние – для ма­те­ри опо­ра и под­держ­ка. И ста­ру­ха пос­ла­ла весточ­ку то ли в се­ло, то ли в сов­хоз ря­дом с Ере­ва­ном, где, по сло­вам обоих ее де­тей, они вре­мен­но про­жи­вают.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Этой вес­ной дож­ди бы­ли частые, и тра­вы на­рос­ло мно­го. Вок­руг де­рев­ни, на рав­нин­ных местах и на скло­нах гор, взош­ли и цве­ты, и тра­вы, и ди­кие съе­доб­ные расте­ния. Ма­ло кто со­би­рает те­перь синдз [6], шу­шан [7], аве­лук, эриндж­нак [8], си­бех [9].

Мо­лодёжь по­да­лась из де­рев­ни в дру­гие места. И эта вкус­ная и по­лез­ная зе­лень в де­рев­не ока­за­лась бес­хоз­ной. Па­мять ста­ру­хи хра­нит вос­по­ми­на­ние о том, сколь­ко кув­ши­нов со­ленья за­го­тав­ли­ва­ла она в преж­ние го­ды из стеб­лей си­бе­ха и шу­ша­на, соб­ран­ных до­черь­ми на по­ля­нах и лес­ных опуш­ках воз­ле студёных род­ни­ков. А те­перь эти кув­ши­ны стоят се­бе на пол­ках гор­лыш­ка­ми вниз. И двух-трёхве­дер­ные кад­ки, ко­то­рые каж­дой осенью за­пол­ня­лись ква­ше­ной ка­пустой и ещё до на­ча­ла вес­ны ста­но­ви­лись пусты­ми, то­же стоят в ря­док, пе­ревёрну­тые квер­ху дном.

В эту вес­ну ста­ру­ху ста­ла му­чить тре­во­га и из-за съе­доб­ной зе­ле­ни, и из-за пустых кув­ши­нов: вдруг тра­вы оби­дят­ся на то, что ник­то их не рвёт, а кув­ши­ны и гли­ня­ные горш­ки раст­рес­кают­ся от су­хости? Страх стал осо­бен­но силь­ным пос­ле то­го как ей прис­ни­лось, буд­то она спус­кает­ся в пог­реб и ви­дит там рас­сы­пав­ший­ся в че­реп­ки кув­шин. Она ста­ла се­бя ус­по­каи­вать: «Был бы жив Акоп, ска­зал бы: «Не­бось во сне одея­ло сбро­си­ла». «Да, Акоп джан, ты прав, вот и спи­ну све­ло», – вслух сог­ла­си­лась с ним ста­ру­ха.

***

Вот так и ле­те­ли дни и ме­ся­цы, то во сне, то ная­ву. Хо­тя она ро­ди­ла и вы­расти­ла пя­те­рых де­тей и у каж­до­го те­перь своя семья, но ког­да обыч­ные де­ре­венс­кие и го­родс­кие ра­бо­ты за­ме­ни­ла тор­гов­ля и этот биз-мес-нис, кол­хоз то­же рас­пал­ся: ни трак­то­ра, ни се­мен­но­го зер­на – всё в де­рев­не сме­ша­лось. Во мно­гих до­мах, по­доб­но ей, остал­ся один «сто­рож».

Же­лая рас­сеять груст­ные мыс­ли, ста­ру­ха под­ня­лась и, что­бы лег­че бы­ло пе­ре­дви­гать но­ги, ста­ла расти­рать се­бе ко­ле­ни. По­ду­ма­ла о млад­шем сы­не до­че­ри, пе­ре­се­лив­шей­ся в Ар­цах, ко­то­ро­го она так ни ра­зу и не ви­де­ла, но представ­ля­ла се­бе го­лу­бог­ла­зым – в де­да, Ако­па.

Её взгляд привлёк клён – он на­по­ло­ви­ну по­жел­тел. А ба­зи­лик расцвёл, вы­дал се­ме­на. Да-а, клён по­жел­тел, зна­чит, ско­ро прие­дут за ко­ро­вой. От этой мыс­ли за­ще­ми­ло серд­це. Бед­ная ско­ти­на, прев­ра­ти­лась в бро­дяж­ку. Ин­те­рес­но, по­ни­мает она это? И ста­ру­ха уп­рек­ну­ла са­ма се­бя: «Ко­неч­но по­ни­мает, по гла­зам вид­но».

Осенью за ко­ро­вой прие­хал зять. Поо­бе­щал, что к Но­во­му го­ду за­берёт мать в го­род, что­бы она до вес­ны по­жи­ла у них, ото­шла от это­го оди­но­чест­ва. Ког­да ко­ро­ву Ца­хик под­тал­ки­ва­ли вверх по нак­лон­ной дос­ке, ста­ру­ха пог­ла­ди­ла её по бо­кам и на­ка­за­ла зя­тю:

– Ска­жи доч­ке моей, что­бы хо­ро­шо за ней прис­мат­ри­ва­ла, без неё я дол­го не про­тя­ну.

ЧАСТЬ ПЯ­ТАЯ

На­ка­ну­не но­во­год­них празд­ни­ков зять в са­мом де­ле прие­хал. Ска­зал: «С деть­ми всё в по­ряд­ке, твоя дочь оп­ра­ви­лась пос­ле вы­ки­ды­ша, с не­тер­пе­нием ждёт те­бя». По­том за­мол­чал. Серд­це ста­ру­хи объял ужас. Не слу­чи­лось ли че­го? На пол­пу­ти зять до­ба­вил:

– За­был ска­зать, завт­ра бу­дем есть хаш. Семья сы­на твое­го то­же придёт, со­берёмся у нас до­ма, по­ве­се­лим­ся.

Хаш?! Ста­ру­ха вдруг съёжи­лась и обеи­ми ру­ка­ми схва­ти­лась за жи­вот. Вне­зап­но по­чувст­во­ва­ла ост­рую, ко­лю­щую боль. Что за хаш? У неё слов­но язык от­нял­ся. Вдруг этот хаш?.. Она отог­на­ла не­вы­но­си­мую мысль и ещё силь­нее стис­ну­ла жи­вот, по­то­му что боль всё уси­ли­ва­лась. Ста­ру­ха нак­реп­ко сжа­ла гу­бы, что­бы не­на­ро­ком не спро­сить зя­тя о том, что мельк­ну­ло в го­ло­ве.

Ког­да они доб­ра­лись до места, дочь и вну­ки встре­ти­ли её, рас­це­ло­ва­ли и ста­ли рассп­ра­ши­вать о до­ме, о де­рев­не. Старуха еле сумела выговорить: «Хо­ро­шо, там всё хо­ро­шо, прек­рас­но».

За­пах ва­рив­ше­го­ся в боль­шом кот­ле ха­ша ду­шил её. Она смог­ла лишь произ­нести:

– Го­ло­ва кру­жит­ся, на­вер­ное, из-за до­ро­ги, от ма­ши­ны.

И под этим пред­ло­гом выш­ла из ком­на­ты. Ста­ла ис­кать гла­за­ми дверь хле­ва. Наш­ла. Сна­ру­жи она бы­ла зак­ры­та на за­сов. Дро­жа­щи­ми ру­ка­ми ста­ру­ха от­ве­ла зад­виж­ку и, вы­тя­нув пе­ред со­бой ру­ки, шаг­ну­ла в по­луть­му хле­ва. Ещё не ви­дя ко­ро­ву, она по­чувст­во­ва­ла ее при­сутст­вие. По­дош­ла, об­ня­ла за шею. Страх, ко­то­рый всю до­ро­гу ду­шил ей гор­ло и схва­ты­вал жи­вот, от­пустил и на­ко­нец про­лил­ся слёза­ми, ко­то­рые по­ка­ти­лись по её мор­щи­нистым ще­кам. К ней вер­нул­ся дар ре­чи:

– Как толь­ко день­ки по­теп­леют и у нас в го­рах взой­дут тра­вы и рас­пустят­ся цве­ты, вместе вернёмся до­мой.

МАРГО ГУКАСЯН

Перевод Эринэ Бабаханян

____________________________________

[1] Конский щавель.

[2] Телук – марь, лебеда, или алаяз – беллевалия.

[3] Цветок.

[4] Крапчатый Лоб.

[5] Земляная печь.

[6] Козлобородник.

[7] Лилия, красоднев.

[8] Синеголовник.

[9] Резак.