КУЛЬТУРНЫЙ КОД
История жизни народной артистки Армении ЛЕЙЛИ ХАЧАТУРЯН
Продолжаем публикацию глав из книги «Лейли», вышедшей в издательстве «Антарес» в 2010 году по госзаказу Министерства культуры Республики Армения.
Эта книга – история жизни ведущей актрисы Ереванского ордена Дружбы Народов Государственного русского драматического театра им. К.С.Станиславского, народной артистки Армении Лейли Хачатурян, представительницы легендарного армянского рода Хачатурянов, записанная с ее же слов. Вместе с тем, это история жизни армянской интеллигенции, рассказ о трудном, но замечательном времени расцвета искусства в Армении.
Текст публикуется с согласия автора литературной записи книги Армена Арнаутова-Саркисяна.
Продолжение. 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6
Музыкальное училище
Поступив в школу десятилетку, я училась девять классов только фортепиано. Но я уже столько пела…
С профессором Кардян я познакомилась случайно на спектакле в нашем Русском театре. С детских лет я посещала театр им. Станиславского, очень любимый и дорогой для меня театр. Там работала актриса Алла Андреасян, ее знают все в Ереване, она потом стала народной артисткой Армении и пела в Театре музыкальной комедии. Очень красивая женщина, с прекрасным небольшим, но очень хорошим голосом. И вот на одном из этих спектаклей, по-моему, это был водевиль «Лев Гурыч Синичкин», если я не ошибаюсь, где она очень много пела…
Я была на этом спектакле с папой и мамой, а папа был знаком с Надеждой Григорьевной Кардян. В антракте он меня подвел к ней, представил и сказал: «Вот моя дочь, певунья! Поет, поет, поет все время! Мечтает петь Татьяну…». Она сказала: «Ну что ж, я с удовольствием ее послушаю…». И вот, папа повел меня в консерваторию к Надежде Григорьевне. Я пела все арии Татьяны, я даже пела, сразу, дует Ольги и Татьяны, в общем, все подряд… Она послушала меня и сказала: «Да, конечно, голос у нее есть… Но, милая девочка, ты его уже испортила…». «Да, — сказал папа, — она все время поет!»…
В то время шел фильм «Большой вальс», и я пела все арии Штрауса из этого фильма, со всеми колоратурными делами. Я все пела, я даже пела оперы Вагнера, какие-то куски, даже арию Маргариты из оперы «Гугеноты» композитора Мейербера, сложнейшую арию! Эта опера шла в нашем театре, я ее несколько раз слушала, этого было достаточно. Я все время что-то пела, и у меня стал тремолировать голос, он не пропал, но подключилась такая хорошая тремоляция…
Она сказала: «Ну что ж, один год ты будешь молчать. Вообще не пой! Если ты хоть раз споешь, не приходи ко мне. Через год я начну с тобой заниматься. Для этого надо будет перейти в музыкальное училище на вокальный факультет, чтоб я могла официально тебя оформить. Ты поступишь, тебя возьмут, конечно, я возьму тебя в свой класс, и мы начнем заниматься. Мне очень жаль, что ты подпортила себе голос, — говорит, — но я исправлю, я исправлю, не волнуйся…». Кстати, так же, как Галина Вишневская исправила голос Елене Образцовой, у которой тоже была тремоляция…
Так и было. Я молчала… Это была страшная пытка для меня, но, тем не менее, я молчала! Мы созванивались иногда, общались по телефону. За это время Надежда Григорьевна перенесла глазную операцию, ей удалили катаракту. Когда я начала с ней заниматься, она уже была в таких больших очках. Очень красивые большие ее серые глаза в этих очках становились особенные, огромные такие, я прямо даже пугалась иногда…
Класс у нее был потрясающий! Все знаменитые впоследствии певицы в опере: Елена Микаелян, Ася Степанян, Межегурская Эльвира… От нее уйти не певицей было невероятно. Попасть к ней очень сложно, очень трудно, но все становились большими певицами.
Курс наш в училище собрался сильный, чудные пианисты, композиторы, например, Эдик Хагагортян — армянский композитор, впоследствии заслуженный деятель искусств России. Он стал учеником Арама Ильича. Эдик поехал в Москву и поступил на дядин курс, окончил аспирантуру Московской консерватории у Хачатуряна. Очень был талантливый, он погиб в автомобильной катастрофе, но многое все-таки успел написать. Есть его музыка к кино, он автор детских опер, балетов, симфоний, камерно-инструментальных ансамблей… Ему, безусловно, удалось многое. Вот он был моим однокурсником…
Я начала заниматься с Надеждой Григорьевной Кардян. Все было замечательно, замечательно, замечательно… Наступило преддипломное лето. В сентябре я должна была вступить в последний четвертый курс музыкального училища, сдать экзамены и, как мечтала, поступить в консерваторию…
Этим летом я поехала вместе с женой и дочкой моего старшего брата Бебика отдыхать на берег Черного моря в Гантиади, это недалеко от Гагр, между Сухуми и Гаграми. Видимо я сильно простудилась и заболела воспалением легких в какой-то ужасно сильной сложной форме с высоченной температурой. Городок маленький, одна аптека, одна поликлиника, в общем, положение серьезное… Пока мы отдыхали, с местными жителями, разумеется, происходило какое-то общение. Мы общались на пляже, у всех сады, фрукты, мы покупали фрукты у хозяйки, у которой снимали квартиру, у других местных жителей, в частности, инжир, мы все его обожали…
Жил там юноша, прекрасный молодой человек, армянин по национальности, звали его Сурик. Он, как ни странно, сыграл положительную и очень важную роль в этой ситуации. Врачей вокруг не было, приходили какие-то бесконечные медсестры, говорили что-то, что-то делали, но мне становилось все хуже и хуже, уже была послана телеграмма домой маме… Тем не менее, из местной поликлиники одного врача ко мне все-таки привели, и он сказал, что нужно лекарство, какое я конечно сейчас не вспомню, но это лекарство практически достать было невозможно. И что вы думаете, на второй же день где-то к вечеру я лежу, вся горю, у меня жар, приходит мальчик Сурик и приносит лекарство. И действительно, через пару приемов мне полегчало, я стала легче дышать. Билеты на поезд уже заказаны, меня должны были срочно увезти в Ереван, но хочу сказать, что участие этого мальчика оказалось настолько бескорыстным, настолько каким-то человеческим, что я до сих пор, прошло столько лет, не могу его забыть. Он фактически спас меня…
С ним же связана одна смешная история. В этом Гантиади существовал единственный маленький клуб, где развлекалась местная молодежь. Мы с моей невесткой, она была очень привлекательной молодой женщиной, решили туда пойти. «Давай, -говорю, — Иза, сходим в этот клуб…». Мы засмеялись, но, тем не менее, решили, а что, почему бы и не сходить. Посмотрим, как танцует местная молодежь, что вообще там происходит в этом загадочном единственном и неповторимом заведении. Оделись мы, конечно, по-городскому шикарно. Я в роскошном голубом шифоновом платье с какими-то потрясающими цветами, очень модном, красивом, а Изабелла в шикарной кофточке, вышитой узорами, тогда были очень модными китайские кофты…
Мы появились в местном клубе. То, что мы там увидели, нас глубоко потрясло, настолько, что было даже не смешно. Сидела довольно странная публика, молодая в основном, хотя и бабушки сидели по краям, видимо из любопытства наблюдали за происходящим, играла радиола, музыка достаточно хорошая, самые модные танго, вальсы, но… Мы сели, и я говорю Изе: «Слушай, куда мы пришли? Может, все же пойдем отсюда, пока не поздно…». Она говорит: «Да ладно, раз пришли, давай посидим, просто посмотрим…». Сидим мы, значит, и смотрим. Ну, танцуют, каждый по-своему, все это, конечно, комично несколько выглядит, тем не менее, это такая социальная прослойка, не очень знакомая нам, но интересная по-своему. Хорошенькие девочки, которые в этот вечер особенно, видимо, постарались выглядеть, хотя на их фоне мы сидели как две фифы-королевы, нам от самих себя было смешно, в каком виде и куда вообще мы пришли, но мы сидели и честно наблюдали…
В один момент подходит ко мне Сурен, который одет был, ну что мне вам сказать… Непонятного цвета рубашка поверх непонятного цвета брюк… Сейчас, кстати, многие так одеваются и даже в таком виде выходят на сцену, но тогда это выглядело как-то странно. Он был красивый юноша, и так как был знаком мне, я с улыбкой его встретила и согласилась потанцевать. Танцевал он достаточно хорошо, и вдруг я вижу, как к Изе направляется, издали, причем, он идет почти через всю площадку, идет на нее кавалер! Кепка страшная, куда-то набекрень, майка, брюки, а главное, он был абсолютно босой! Меня невольно разобрал смех, и я подумала, неужели Иза встанет и пойдет с ним танцевать. Как же танцевать с босым человеком? Но он, тем не менее, шел очень гордо, с большим достоинством и шел именно к ней. Она, толи с перепугу, толи не знаю с чего, встала и пошла с ним танцевать. После танца я подошла к ней, и она усекла по моему выражению лица, что пора уходить, и чем быстрее, тем лучше. На улице у нас началась истерика, мы хохотали и не могли успокоиться. Перед глазами постоянно возникала уникальная сцена шествия молодого босого парня в кепке к шикарно разодетой Изе. Изины туфли и его босые ноги до сих пор перед моими глазами! Мы смеялись, наверное, часа два… Зрелище в этом клубе было, конечно, совершенно незнакомое и необычное для нас. Нам было жутко смешно и немножечко страшно одновременно, что мы очутились в такой среде. Они все оказались добрыми, очень веселыми и хорошими парнями, никто и не думал нас обижать, но сама картинка — это был шедевр!
Мальчик Сурик приехал в Ереван, разыскал меня, мы с ним встретились, я его пригласила к нам домой на ужин. Мы чудесно пообщались, он уезжал в Новосибирск учиться, просто приехал, чтобы посмотреть Ереван, а главное, как он все время говорил, повидать меня. Все это замечательно, но он просто тогда меня выручил, спас…
В Ереване я долго лечилась, ходила на бесконечные процедуры, делала все, чтоб обошлось без последствий…
… Идет дипломный год, четвертый курс, у меня программа потрясающая, трудная, большая. На эту программу приходит певец, который пел в нашем Оперном театре — Василий Яковлевич Савельев-Дамурин. Ну! Это интеллигентнейший человек с прекрасным голосом, красивый мужчина! Жена его пианистка Мария Александровна маленького роста такая была, а он красавец невероятный! Приезжала Мухтарова из Баку, меццо-сопрано знаменитая. Она пела Кармен, пела Далилу, Амнерис. Но она была такая темпераментная, что он, бедный, боялся с ней петь, просто потому, что она его… В «Кармен» она его терзала, в «Самсоне и Далиле» она его давила куда-то, в «Аиде»… Темперамент невероятный! Но красивая женщина с великолепным голосом…
Надо сказать, что в этот период в Ереване была грандиозная культурная музыкальная жизнь. Во-первых, шли потрясающие оперы, лучшие оперы — мировой репертуар! Приезжали гастролеры с мировыми именами: Давид Ойстрах, Лев Оборин, Исаак Стерн, Леонид Коган… Все… А какие певцы приезжали, балет был на таком уровне потрясающем… Об этом времени я расскажу обязательно…
И вот дипломный экзамен… Певец Василий Савельев-Дамурин кумир Еревана с женой пришел на мой экзамен. Экзамен открытый, так и назывался — экзамен открытых дверей, фактически настоящий концерт. У меня изумительная программа, я тогда уже пела один романс Таривердиева, романсы Ипполитова-Иванова, пела Маргариту из «Фауста», третью картину у храма… Очень большая была программа… Когда я закончила экзамен, он пришел меня поздравить. Куда-то мы вышли в коридор, он поцеловал мне руку, девочке, в общем-то, и сказал: «Вы знаете, вы та певица, на которую я с удовольствием покупал бы билеты, на каждый ваш концерт!». Это, конечно, высшая похвала, Надежда Григорьевна была счастлива…
Надо сказать, атмосфера педагогическая была крайне напряженная в училище. Как-то к Надежде Григорьевне относились, я не могу сказать так грубо, с завистью, но… Во всяком случае, ее ученики всегда оказывались на высоте. Но если бы не она, не ее грандиозный труд, если б мы действительно были недостойны, при малейших неточностях или, Боже упаси, ошибках нас всех скушали бы просто. Она готовила так, что к нам невозможно было придраться, мы крепко, прочно существовали в музыкальном училище! Например, была еще педагог Ада Яновская, полька по национальности, которая всем честно портила голоса, но делала это очень авторитетно. Очень! Ада Павловна Яновская… Проходила по коридорам со своим невероятным носом, страшная женщина…
Надежда Григорьевна мало бывала в училище, она занималась дома. Кстати, жила она в Доме специалистов, нашем легендарном ереванском доме, где, можно сказать, проживала элита города, армянская интеллигенция. Там жили профессора, академики медицины, науки, архитекторы, выдающиеся деятели культуры, художники… Откуда я хорошо знаю этот Дом, я ходила к ней туда на занятия. Племянница ее Лидия Сергеевна тоже занималась с нами, чтоб тетя не уставала, очень много было учеников. Она давала нам специальные уроки, а муж ее был ректором Института иностранных языков, сам англист, преподавал на кафедре английского языка…
Я сдала выпускные экзамены в училище и стала поступать в консерваторию на вокальный факультет к моей дорогой Надежде Григорьевне. Но тут случилось… Уже такая личная страница биографии пошла…
На тот период я уже была обручена с молодым композитором Микаэлом Таривердиевым, который приехал из Тбилиси и поступил на четвертый курс в музыкальное училище, совершенно блестяще знал все предметы, он их вообще почти не сдавал, какой-то феноменальный был человек, талантливый, эрудиции невероятной, пианист потрясающий…
Мы с ним вместе, уже будучи близкими людьми, решили поступать в консерваторию. Он поступил на композиторский факультет в класс Григория Егиазаряна, чем очень оскорбил многих в то время именитых композиторов, которые хотели бы иметь его учеником. Но чувство неприятия его как личности не позволило им сблизиться с ним на этом этапе, а он был очень гордый, можно даже сказать, амбициозный, очень заносчивый молодой человек, но невероятно талантливый…
Он поступил в класс профессора Григория Ильича Егиазаряна. Кстати, Арам Ильич ценил и уважал Егиазаряна. Это был хороший симфонист, талантливый армянский композитор и очень хороший педагог. Но и тут возникли свои сложности, Таривердиев не поладил с Егиазаряном с первого дня. Между ними постоянно возникали споры. Гарик все время что-то доказывал, а Григорий Ильич не желал мириться с противодействием своего ученика, но даже низкая оценка по специальности не могла сломать Гарика. Мнение, что якобы из-за этого он уехал в Москву, ошибочно! Это не так. Тогда он и не помышлял об этом, в конце концов, шел еще только первый курс, Мы были вместе. У него все должно было сложиться хорошо, все постепенно налаживалось. Я повторяю, ни о какой Москве речи быть не могло. Но тут произошло событие…
Приехал в Ереван Арам Ильич с концертами как дирижер, со своими произведениями. Таривердиев его увидел, услышал и заболел… Заболел буквально тем, что «… Если я не стану его студентом, мне лучше не жить! Я уйду из консерватории, я вообще не буду заниматься музыкой… Я должен стать его учеником! …».
Что для этого было нужно? Для этого было нужно ехать в Москву. Ну что ж, мы сорвались с первого курса, я — вокального факультета, он — композиторского, и поехали в Москву…
Об этом времени я расскажу вам позже и очень подробно…