История жизни народной артистки Армении ЛЕЙЛИ ХАЧАТУРЯН
КУЛЬТУРНЫЙ КОД
Продолжаем публикацию глав из книги «Лейли», вышедшей в издательстве «Антарес» в 2010 году по госзаказу Министерства культуры Республики Армения.
Эта книга – история жизни ведущей актрисы Ереванского ордена Дружбы Народов Государственного русского драматического театра им. К.С.Станиславского, народной артистки Армении Лейли Хачатурян, представительницы легендарного армянского рода Хачатурянов, записанная с ее же слов. Вместе с тем, это история жизни армянской интеллигенции, рассказ о трудном, но замечательном времени расцвета искусства в Армении.
Текст публикуется с согласия автора литературной записи книги Армена Арнаутова-Саркисяна.
Продолжение. 1 | 2 | 3 | 4 | 5
Несостоявшийся концерт
Один знаменательный вечер был в моей жизни, я сдала в этот день физику на пять! Я училась, по-моему, в пятом классе, и папа решил сделать мне подарок. Я уже говорила, что такое для меня физика… Пятерка по физике — невероятно! Папа по такому случаю торжественно заявил: «Мы пойдем сегодня на концерт Ренского!». Это крупный джазист, который много путешествовал заграницей, в Москве, в Ленинграде… Он приехал на несколько концертов к нам в Ереван. Кто такой Ренский, я тогда еще понятия не имела, но мы пошли на этот концерт.
Перед самым началом вдруг погас свет в зрительном зале, погас свет на сцене, а инструменты уже лежали на стульях. И вдруг какой-то гул, страшный гул, такой шум, шум, шум, на сцену выбегает совершенно обезумевший Ренский и кричит: «Спасайся, кто может! Наводнение!». Он не успел даже договорить, как задняя стена сцены под силой потока воды обрушилась, и в зрительный зал хлынула бурная река! Что творилось в зале трудно передать словами…
Это был страшный день — наводнение в Ереване! Казалось бы, Ереван, где течет маленькая речушка Гедар, и вдруг такое наводнение, которое принесло с собой величайшие бедствия…
В то время там, где сейчас Дом камерной музыки, чуть дальше стоял деревянный двухэтажный летний театр, где обычно летом проходили концерты. Там и должен был состояться концерт Ренского. Так вот, этот второй этаж… Как люди залезали на второй этаж, кто меня подхватил туда, я уже не помню, здание буквально качалось, весь первый этаж уже залит, оркестранты едва успели схватить свои инструменты… Короче говоря, цепляясь друг за друга, в кошмарной толчее мы просидели на втором этаже какое-то время, после чего вода стала спадать постепенно, и мы спустились на первый этаж. Но у дверей течет громадная река, бурная! Это значит надо пройти сквозь поток воды и уже попасть туда дальше, на красный песок, которым был обсыпан садик… Короче говоря, вцепившись в меня, папа не знал вообще, как меня держать, чтоб я не уплыла куда-нибудь, были потеряны туфли, что-то с меня еще смыло, то ли юбку, то ли еще что-то, сквозь эту реку просто так пройти было невозможно. Наконец мы очутились на земле…
Как только мы выбрались из этой страшной разбушевавшейся реки, мы поспешили к маме, она лежала в больнице. У нее был аппендицит с осложнениями, и ей сделали операцию, которая тоже оказалась с последствиями. Мне кажется, ей просто сделали неудачную операцию, причем оперировал сам профессор Паронян, по большому знакомству… Оказывается все больные, кто в состоянии был двигаться, подходили к окнам и кричали персоналу: «Кого привезли, кого привезли?». В больницу стали доставлять раненых, больных, трупы даже. Люди просто плавали по городу, картина была жуткая… Мама после тяжелой операции, когда она нас увидела, она была счастлива. Посидев у нее немного, мы решили, что как-то надо добираться домой. Наш район, улица Налбандяна, оказался сравнительно сухой… Ну что сказать, мы раненые, исцарапанные, угнетенные, видевшие много всего ужасного добрались домой…
Впоследствии я много слышала об этом джазе, папа рассказывал, как он слушал его в других городах… Я запомнила фамилию Ренского и его джаз, который так и не послушала, на всю оставшуюся жизнь!
Вот такой случай, связанный с джазом Ренского и моей «любимой» физикой…
Декада армянского искусства. Папанин
В 39-м году Армения была одной из первых республик, представленных в Москве показывать свое искусство. Это была «Декада армянского искусства».
Дядя специально написал балет «Счастье», который потом стал знаменитым балетом «Гаяне». В этом балете был «Пионерский танец», впоследствии уже в балете «Гаяне» — «Танец розовых девушек». Я даже могу его сейчас станцевать… Участвовали дети хореографического училища, ну… взяли и меня. Во-первых, я великолепно танцевала, во-вторых, чудная мордашка, а в-третьих, извините, племянница автора… В общем, дядя там кому нужно и что нужно сказал, и взяли меня…
Я репетировала день и ночь, в оперном театре бесконечные репетиции, я хожу туда, репетирую, наизусть знаю весь балет, все темы, знаю все, все, все… Я стояла первая, потому что маленькая была. По росту выстраивалась одна колонна детей, вторая, третья, по-моему, четыре колонны было… Впереди — Азат Григорян, муж Терезы Григорян, директора хореографического училища, которая, к сожалению, скончалась совсем недавно. Он тогда тоже был подростком, я даже не помню, Тереза была уже в театре или еще нет. Он стоял как вожатый, а я очень важно, с поднятой головой стояла первой…
И вот, значит, этот танец танцуем в Москве в Большо театре, закончился первый акт. Я Большой театр знала великолепно, каждый колосник, кулисы, бесконечные входы, выходы… Это сложнейший театр! Многие работники, проработавшие там много лет, даже они говорили, что это что-то жуткое, лабиринт! Но я ориентировалась великолепно, поэтому во время антракта подумала, пойду, найду папу и маму в зрительном зале. Папу и маму, видите ли, захотела найти, и я выскочила. Бегу среди людей, бегу, бегу, бегу, и вдруг кто-то меня раз и на руки берет. Смотрю — Папанин! А я уже знала по газетам, по радио — Папанин! Папанин! Папанин!
Экспедиция «папанинцев» на Северный полюс стала началом героической эпопеи изучения Арктики. Весь мир внимательно следил за жизнью и работой четырех полярников под руководством Папанина. Девять месяцев провели на дрейфующей льдине в Арктике начальник экспедиции Дмитрий Иванович Папанин, радист Эрнест Теодорович Кренкель, врач Петр Петрович Ширшов и метеоролог Евгений Константинович Федоров, а с ними еще полярная лайка, легендарный пес Веселый. «Папанинцы» были первыми полярниками, первыми в истории освоения Арктики, поэтому о них столько писали…
Так вот, я говорю, почти выкрикиваю: «Вы Папанин?», — ребенок совсем еще. Он прижал меня к себе: «Ну, очарование, — говорит, — очарование! Ты прекрасно танцевала! Ты мое очарование!». Я в восторге: «Ой! Ой!», — и не знаю зачем, ласково погладила его по голове, а он держит, так крепко держит меня и говорит: «Ну, давай, пошли в буфет! Чего ты хочешь?». А я обожала, я не постеснялась, я обожала конфеты «Золотой олень»! Красная яркая коробка, золотой олень, летящий… Но самое главное, в этой коробке находились золотые щипчики, которыми можно было брать конфетки, такие аристократические штучки, и я говорю: «Вот эту коробку!». Он мне купил конфеты, поцеловал, и я с этой коробкой дальше бегу в зрительный зал, ищу папу с мамой, нашла… Когда я рассказала про Папанина, они были в восторге: «Что ты! Как интересно!». Дяде я тоже все рассказала, ну а он потом замечательно с ним общался на банкете…
А Шмидт! Этот бородатый красавец был влюблен в мамину московскую подругу тетю Олю. Кстати, портрет ее у меня до сих пор сохранился, очень красивая женщина! Он был влюблен в нее, и однажды я наблюдала такую сцену. Мы с мамой у нее в гостях, а она собирается на свидание. Я девчонка, но, как интересно, уже тогда я ощущала себя будущей женщиной, я уже понимала какие-то вещи, как она нервничает, какая у нее прическа великолепная, мех, платье, духи, шляпка… О! Подъехал, подъехал! Она выглянула в окно, и так бегом, бегом, бегом спустилась. Он вышел из машины, открыл дверцу, какая-то машина сногсшибательная была, она села и уехала с ним… Отто Юрьевич Шмидт, выдающийся ученый, первооткрыватель Севера, академик и мореплаватель, «шеф Арктики», как его называли…
Декада, о Декаде нужно подробнее рассказать, потому что действительно Армения очень хорошо прошла тогда и, конечно, балет «Счастье» сделал свое большое дело… Впоследствии, на основе балета уже «Гаяне» были составлены оркестровые сюиты, одна из которых включает всемирно известный «Танец с саблями», а вторая — знаменитая сюита, состоящая из фрагментов музыки к спектаклю «Маскарад» по Лермонтову…
Декада армянского искусства в Москве оказалась выдающейся вехой в еще только-только начинающейся истории нового искусства Армении. Это событие стало открытием для музыкальной общественности огромной страны. Наш оперный театр, насчитывающий всего шесть лет своей истории, вернулся домой с высшей наградой — орденом Ленина…
«Здравствуй, здравствуй, город дорогой!»
Я очень увлекалась песнями композитора Марка Григорьевича Фрадкина. Случай был в моей биографии, довольно необычный. Это как раз школьный период, мне безумно нравилась его песня «Здравствуй, здравствуй, город дорогой!». Папа собирался в командировку в Москву, и я написала письмо Фрадкину. Я попросила прислать мне ноты со словами этой песни и написала, что просто покорена ею, что все время ее пою. Всего текста я не знала, но пела, как могла…
Самое удивительное, что мне пришло в голову написать письмо композитору песни! Если бы мне понравилась песня другого композитора, я бы обязательно написала ему…
Я передала письмо папе, поскольку он должен был остановиться у дяди, и знакомство с Фрадкиным могло состояться без всяких трудностей… Папа это сделал, он передал мое восторженное письмо Марку Григорьевичу, который прочитал и, широко улыбаясь, сказал: «Я обязательно подготовлю пакет с нотами и текстом для вашей дочери. Поблагодарите ее за чудесное письмо, мне лестно и очень приятно, что моя песня произвела на нее такое впечатление, я это сделаю…», — и действительно, через месяц папа вернулся и привез ноты со словами. Я уже по нотам играла и пела с удовольствием эту замечательную песню: «Здравствуй, здравствуй, город дорогой! Здравствуй, здравствуй, город над рекой!»…
К сожалению, песни того времени звучат все реже и реже, хотя они имеют определенную ценность. Эти песни — напомина¬ние о потрясающей трагической и, вместе с тем, победоносной эпохе нашей страны…
«Покрассово блюдо»
Я уже старшеклассница, в гостях у дяди в Москве, и со мной произошел случай, связанный с композитором Дмитрием Яковлевичем Покрассом…
Дело в том, что в Союзе композиторов часто устраивались вечера, на которые собирались все композиторы со своими семьями. Эти вечера всегда проходили весело, с шутками и капустниками. На одном из них мне посчастливилось присутствовать…
Помню, как тетя моя Нина Владимировна Макарова начала с утра озабоченно думать, что же такое с собой взять. Я спросила ее: «Что значит «что же такое с собой взять»?». «Ты понимаешь, там будет разыгрываться лотерея…», — а так как на дворе послевоенные годы, купить что-либо сложно, существовала договоренность, что каждый принесет с собой что-нибудь сувенирного плана, чем и будет украшен стол для розыгрыша лотереи. Она думала-думала и вспомнила о коробке конфет, моих самых любимых. Ярко красная коробка с золотыми щипчиками, перевязанная красивым бантом, которая к счастью оказалась целой. «Это то, что надо! Очень хороший подарок!», — сказала тетя Нина, и мы с ней и с дядей отправились на вечер в Союз композиторов.
Все уже собрались, расселись, и начался, буквально, волшебный вечер. Музыка! Музыка! Музыка! Там присутствовали молодые композиторы, с которыми я была уже хорошо знакома. Не могу забыть Матвея Исааковича Блантера, как он играл на рояле и сам пел свои песни. Он пел «В лесу прифронтовом», тогда еще совсем новую, только-только написанную песню, пел многие свои песни. Они звучат до сих пор! «Катюша», например, стала одним из символов Великой Отечественной войны, «Летят перелётные птицы», «Футбольный марш»… Многие пели, танцевали, царила добрая, веселая, а главная творческая атмосфера.
Наконец, началась знаменитая лотерея! Подошла моя очередь, и я вытягиваю бумажку, на которой написано «Пачка нотной бумаги». На сувенирном столе начинают искать нотную бумагу, кто-то из композиторов видимо пожертвовал целую пачку, и я ее выигрываю. В следующую свою очередь я вытягиваю бумажку с надписью «Рыбное блюдо»! Все ищут это блюдо и никак не могут найти. С места вскакивает полный симпатичный человек, артистично поднимая руки и громко смеясь, выкрикивает: «Это я, это я принес рыбное блюдо!». Выходит композитор, песни которого, марши особенно, я очень хорошо знала, но я его никогда не видела. Дмитрий Яковлевич Покрасс! Маленького роста, очень смешной, добродушный веселый человек, он встал рядом со мной и громогласно заявил: «Я сам буду искать свое блюдо! Сейчас вы увидите, какая это прелесть!». Он погладил меня по голове и сказал: «Умница ты моя, ты выиграла замечательную вещь!», — потом подошел к столу, чтобы взять и самому вручить мне это блюдо. Оно оказалось такое большое, что в него были помещены все остальные разыгрывающиеся сувениры, поэтому его никак не могли найти. Покрасс, торжественно высвобождая свой сувенир, объявил: «Вот мое блюдо!», — и я увидела нечто громадное, в длину всего сувенирного стола! Я выиграла потрясающее, тяжеленное, огромное блюдо уникальной красоты под всеобщие аплодисменты. Больше всех радовался сам Дмитрий Яковлевич, он расцеловал меня от всей души. Тетя была в восторге, а я ей говорю: «Как же мы его будем нести домой?», — она засмеялась… Было очень весело, все хохотали, а Покрасс все говорил: «Да, я очень рад, что мое дорогое и любимое блюдо досталось такой очаровательной девочке!».
Это блюдо мне пришлось везти в Ереван. Я хотела его оставить дяде, но он категорически был против: «Ты что, это же такая память! Ни в коем случае, все-таки это Дмитрий Покрасс! Давай-давай, вези домой!». Я привезла его домой, и вы знаете, оно служило в нашей семье долгие годы. Сколько вкусной еды, особенно если это была рыба, мы подавали на блюде Дмитрия Яковлевича Покрасса. Странно, вы знаете, в Москве блюдо мне казалось гигантским, а дома в Ереване на наших столах оно особенно не выделялось…
Блюдо это, как и предрекал Арам Ильич, всегда напоминало мне о замечательном вечере в Союзе композиторов и о замечательном композиторе Дмитрии Покрассе. Мы все называли его «Покрассово блюдо»…
Рашид Бейбутов
Было время, когда имя Рашида Бейбутова звучало повсеместно, в каждом доме, в каждой семье. В это время Государственный джаз-оркестр Армении много гастролировал, и Бейбутов был главным исполнителем замечательных песен нашего армянского композитора Артемия Айвазяна, который создал и долгое время руководил этим оркестром.
Мы его называли просто Рафиком, Рашид он был официально, а так его все называли Рафиком. Пел он великолепно, красивый, нежный, чуткий молодой человек. Пианистом в это время в джаз-оркестре работал отец моей близкой подруги Жанны, она со мной училась в музыкальной десятилетке, и мы просиживали все репетиции оркестра, пропуская уроки…
Как-то Бейбутов меня заметил в зале… Я была подростком, бесконечно влюбленная в него, в его песни и джаз-оркестр Армении. Папа мне привез из Москвы красивую меховую муфту из дорогого меха с большими помпонами. Я смотрела на Бейбутова, слушала его, руки держала в муфте и играла этими помпонами. Однажды на репетиции Рафик со сцены внимательно посмотрел в зал и обратился ко мне: «Можно мне вашу муфточку? Я бы хотел согреть руки…». Надо было видеть, как я вскочила со своего места, полетела к сцене и передала ему муфту. До конца репетиции он держал руки в моей муфте, а я умирала от счастья в это время. Под конец он спустился в зрительный зал, с Жанной он был знаком через ее отца, а со мной стал знакомиться. Ему стало приятно, что я имею отношение к музыке, и когда я сказала, что мне очень нравится его пение, он обрадовался, весь засветился прямо. Я была удивлена, известный певец, любимый миллионами, а слова мои воспринял не как комплемент, а как какой-то зов моей души, он что-то уловил, конечно, и безумно обрадовался…
Еще одна оригинальная встреча состоялась у меня с ним. Я с подругами и товарищами одноклассниками каталась на санках рядом с нашим домом на улице Налбандяна, и вдруг смотрю, идет Рафаэль Бейбутов. Я всех предупредила: «Рафик идет! Рафик идет!». Это был боевой клич! Я сидела на санках, вскочила, поправила пальто, привела себя в порядок, сделала шаг вперед. Он подошел ко мне и говорит: «Ой, какая прелесть, какие санки, — и даже обнял меня, — можно я вас покатаю на саночках…». Счастью моему не было предела, он бегом помчался по садику, который находился напротив Дома Красной армии, и сейчас этот садик существует, и дом тоже есть, мы жили буквально рядом… Он меня покатал, и я ему предложила: «А теперь хотите, я позову моих одноклассников, они вас покатают…». Он как ребенок обрадовался, мы с ним долго смеялись, говорили о музыке, о песнях, я даже попросила его написать слова одной из его песен, которая мне безумно нравилась, он мне пообещал. Он сказал, что его пригласили в Баку на съемки фильма «Аршин Мал-Алан» и объяснил мне, что это такое…
В дальнейшем сложились чудесные, теплые отношения у нас с ним. Я иногда его вспоминаю, вспоминаю, какой он был лучезарный, ну очень красивый человек и, конечно, бесконечно теплый и нежный певец. Успех у него был феноменальный, а после выхода этого фильма тем более…