КУЛЬТУРНЫЙ КОД

История жизни народной артистки Армении ЛЕЙЛИ ХАЧАТУРЯН

Продолжаем публикацию глав из книги «Лейли», вышедшей в издательстве «Антарес» в 2010 году по госзаказу Министерства культуры Республики Армения.
Эта книга – история жизни ведущей актрисы Ереванского ордена Дружбы Народов Государственного русского драматического театра им. К.С.Станиславского, народной артистки Армении Лейли Хачатурян, представительницы легендарного армянского рода Хачатурянов, записанная с ее же слов. Вместе с тем, это история жизни армянской интеллигенции, рассказ о трудном, но замечательном времени расцвета искусства в Армении.

Текст публикуется с согласия автора литературной записи книги Армена Арнаутова-Саркисяна.

Продолжение. 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8  | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 

Маршал Баграмян

Мне хочется рассказать о нашем любимом и уважаемом, легендарном маршале Иване Христофоровиче Баграмяне.

Уже закончилась война, мы жили в нашем особняке, и в один из своих приездов дядя Арам привел к нам в гости маршала Баграмяна. С ним был молодой юноша, похожий немного на Баграмяна. Очень красивый, но очень гордый, недоступный какой-то. Меня это даже удивило немножечко, потому что сам Баграмян оказался исключительно улыбчивый, интеллигентный, мягкий. Казалось, что не он прошел эту громадную кошмарную войну, а просто где-то прекрасно провел время, ходил в театры, гулял, бывал на дачах, на приемах, но вовсе не командовал войсками, не совершал подвигов, не рисковал своей жизнью…

Это была для меня, еще совсем молодой девочки, очень интересная и значительная встреча. Я просто откровенно на него смотрела, я слушала… Ни слова о войне, мы говорили о каких-то совершенно других проблемах, об искусстве, общих знакомых в Москве… Был накрыт сразу милый стол, кофе…

И вот, мне моргнул папа, чтоб я обратила внимание на молодого гостя, которого тоже надо было занять разговором, он сидел с очень серьезным лицом и молчал. А я уже успела побы­вать в двух-трех странах заграницей, и одна из них Чехословакия, которая произвела на меня потрясающее впечатление…

Прошло столько лет, но впечатления о Чехословакии незабываемые! Это воистину потрясающе красивая страна! Какие города, я не говорю о Праге… Острава, которая была как малень­кая Прага, Братислава, тогда еще не отделенная… Мне посчаст­ливилось побывать в этой стране дважды. И я, вроде бы, хорошо знала Прагу, знала улицы, даже какие-то магазины, Эстрадный театр, слушала там Карела Гота, популярного певца, который много гастролировал в СССР. Помню, один человек из нашей не­большой делегации, мы были, как всегда, в ограниченном коли­честве от Союза Театральных Деятелей, он сказал: «Моя цель поездки увидеть на эстраде «живого» Карела Гота!». Мне тогда показалось странным его заявление, среди таких красот — музеи, дворцы, площади, мосты, и вдруг… Но потом, когда мы попали на концерт, я поняла, конечно, видеть этого певца «вживую» — это было очень интересно. Я с восхищением наблюдала, как он работает — действительно класс, высший пилотаж!..

… Мы разговорились с моим гостем… Звали этого моло­дого человека Михаил. Он оказался племянником Баграмяна, тоже военный, тоже в большом чине. Я сейчас уже не помню, был ли он на войне, но мы разговорились о красотах городов. Я начала взахлеб рассказывать о Праге, о ее невероятных красотах, которые мне удалось посмотреть, и вдруг, он таким холодным безучастным голосом мне говорит: «Ну, вы знаете… Прага — нет… Вот Рига — это город замечательный!». От неожиданности я чуть не подавилась. Я была потрясена! Мне уже удалось побывать в Риге. Действительно, Рига изумительный город, таинственный, красивый… Но разве можно сравнить с Прагой?! С ее просто­рами, с ее роскошными мостами, изысканной архитектурой, скульптурой… Мне было неловко начинать с ним откровенно спорить. Я говорю ему, так, осторожно: «Наверное, даже спорить не надо…». «Конечно не надо!», — очень уверенно по-солдатски сказал он мне. Я все поняла: «Как жаль, как жаль…», — много­значительно по-светски произнесла я. Мы, конечно, каждый остались при своем мнении, и я оставила в покое своего моло­дого собеседника, восседающего на троне собственных амбиций, и вернулась к столу, где было очень тепло, уютно и интересно.

Встреча была изумительной! Эта единственная встреча с маршалом Баграмяном, но она очень мне дорога. Вы знаете, как будто действительно не он пришел с этой кошмарной войны, после такой усталости… Он вызывал громадное чувство любви и уважения к себе, разговаривал спокойно, интеллигентно, даже, я бы сказала, весело, совершенно не давил своим авторитетом маршала. Он мог поддержать любую тему о театре, о музыке, жи­вописи, поэзии… Человек — личность, глыба! Невероятное обая­ние и простота…

Паруйр Севак

Сколько нежных и самых прекрасных слов хочется сказать в адрес моего близкого друга Паруйра Севака. Мы очень дру­жили, он со своей женой и маленьким сыном бывал постоянно в нашем доме, а уж день моего рождения никогда не праздновался без Паруйра…

Очень тонкий, ранимый, невероятно талантливый чело­век. Я помню, когда он написал поэму «И я про это», он расска­зал мне, кому она посвящается. Поэма посвящалась женщине, которую он безумно любил. Так как она была женой довольно знаменитого человека, я не буду сейчас говорить об этом, и дело видимо не в фамилии, пусть это останется его тайной. Он поде­лился со мной, он очень любил ее, без всяких притязаний, пово­дов на какие-то, так сказать, более близкие отношения… Он всегда был хорошим семьянином, у него была замечательная жена и очень хороший сын. Всей семьей они часто бывали в моем доме. Я никогда не забуду этих вечеров, этой грандиозной улыбки на всем его некрасивом, но обаятельнейшем лице. Я счастлива, что такой друг был в моей жизни…

Смерть его, трагическая смерть — горе, мое личное, грандиозное горе… В автокатастрофе погибли он и его семья. Они возвращались домой из родной деревни, и на них наехал грузо­вик. Погибли все, он, его жена, которая была в положении в тот момент и их ребенок… Трагедия! Тогда, я помню, вся обществен­ность говорила, что смерть Севака кем-то спланирована. В это же время было покушение на известного танцовщика Вилена Галстяна. В Эчмиадзине его ударили ножом, и даже в прессе, я помню, писали, что пошла очень нехорошая, негативная волна на армянскую интеллигенцию…

Память о Паруйре Севаке вечна, так же как и его гениаль­ная поэзия…

Аветик Исаакян

Мы дружили семьями, общались, ходили в гости, напри­мер, на обед. Кухня у них всегда была весьма оригинальная, французская, какие-то уникальные блюда… Кое-что, конечно, для нас казалось странным, гастрономически неудобоваримым и даже смешным, но несколько французских блюд, все же, пере­шли от них в обиход нашего домашнего меню…

Очень интересный был человек Аветик Исаакян, разгова­ривал всегда тихо, улыбчивый, гостеприимный, никогда не читал своих стихов, даже когда мы просили, он этого не делал. Изуми­тельно, сказочно просто говорил об Армении, об истории армян­ского народа, о литературе, его слушать было одно удовольствие. Именно благодаря Аветику Сааковичу я прониклась к своей стране огромной любовью и безумно полюбила армянский язык. В его устах этот язык становился музыкой. Он говорил: «Дорогая молодежь, любите родной язык и прекрасную страну Армению. Тот, кто не имеет Родины и матери, — сирота, бездомный, оди­нокий. Советую вам все мерить любовью — вот что должно быть вашим единственным мерилом. Без любви мир — бессмыс­ленная машина». Исаакян говорил на красивейшем армянском языке, который сейчас, к моему огромному сожалению, даже со сцены и с экранов телевизоров не услышишь…

Его дом отличался, он был двухэтажный, из черного камня, как-то выделялся красиво, величественно. Мы часто про­водили тихие, приятные вечера вместе. Они тоже бывали в нашем доме, особенно в дни рождений, мы вместе встречали Новый год… Я всегда гордилась этой дружбой, я любила стихи Аветика Исаакяна и знала множество их наизусть…

С радостью и грустью всегда вспоминаю об этой семье, но грустью прекрасной, ностальгической. Эта дружба скраши­вала нашу жизнь и была необходима тогда всем нам…

Ашот Граши

Довольно часто в нашем доме бывал поэт Ашот Граши. Удивительно скромный, вежливый, я бы даже сказала, ласковый человек, такой интеллигентный. Он был, наверное, одним из самых ярких, самых прекрасных представителей нашей армян­ской интеллигенции.

Ашот посвятил много стихов дяде. Я помню, он как-то специально пришел к нам в гости, принес сборник своих стихов и подарил Араму Ильичу с замечательной надписью на память. Книга довольно долго хранилась в нашей библиотеке, но потом, в один из приездов дядя увез ее в Москву. Для него, видимо, она тоже была ценной и важной…

Я с большой теплотой вспоминаю Ашота Граши и его неугомонную, хлопотливую красивую жену, которая все старалась для него сделать. Она бесконечно хлопотала, она так хотела, чтобы его книги, сборники стихов и басен печатались. Она по­нимала, что он не способен пробивать, что-то делать для самого себя и очень ему помогала. Мне всегда приятно было за ними на­блюдать. Честно говоря, если б не она и не ее большая любовь к нему, мы так и не увидели бы эти замечательные издания. Это была замечательная пара! Они жили недалеко от нас, на нашей улице Баграмяна, и часто, очень часто бывали в нашем доме, осо­бенно сам Ашот Граши…

Я о нем сохраняю добрую память, подернутую особен­ным, если можно так сказать, флером нежности, любви и боль­шой благодарности просто за его тогда необходимое присутствие в нашей жизни…

Павел Лисициан

Дорогой-дорогой Павел Лисициан, Павлик, как его все называли, шумный, красивый, честолюбивый, прекрасный…

Тогда происходило как бы становление этого певца. Его первая большая работа в нашем Оперном театре была партия царя Аршака в опере «Аршак II». Пел он изумительно, красавец невероятный! Тогда уже было понятно, что скоро Павлик Лиси­циан покинет Ереван и, конечно же, будет работать в Большом театре в Москве. Так и случилось, может быть не сразу, конечно, но, тем не менее, случилось. Уже через какое-то время я слушала его в Большом театре в «Аиде», он пел партию Амонасро. Зри­тельный зал принимал его изумительно, я была горда…

Должна сказать, что опера «Аршак II» у меня ассоцииру­ется, прежде всего, с исполнением партии царя Аршака Павлом Лисицианом и, безусловно, с Татевик Сазандарян, которая пела партию Парандзем, она была тоже великолепна! Замечательная музыка, замечательная опера! Я бывала на репетициях, когда создавался этот спектакль, и мне повезло, что я видела именно этот вариант постановки, слушала выдающихся исполнителей, кото­рых помню до сих пор.

Я с большим удовольствием вспоминаю этот период жизни. Помню, в последний раз мы встретились в гостинице «Интурист», дядя приехал с концертами, а Павлик как раз гото­вил партию царя Аршака. Очень много они говорили об этом, обсуждали, и все время Павлик суетился, подбегал к телефону, звонил жене, говорил ей ласковые слова, объяснялся в любви, потом садился о чем-то думал, потом вскакивал опять…

В быту он был суетливый, беспокойный и вместе с тем очень целеустремленный. Жена его — родная сестра нашей лю­бимой, замечательной певицы Зары Долухановой. Они внешне не были похожи. Зара роскошная брюнетка, красавица, а Мара, жена Павлика, была светлая, голубоглазая, и тоже невероятно красивая женщина! Павлик, как мне казалось тогда, юной де­вушке, он ее безумно любил. Он стремился осуществить свои че­столюбивые планы, мечты, и этот переезд в Москву, когда представилась возможность показаться в Большом театре, да еще потом стать солистом, все для нее и ради нее и потом уже ради своих двух чудесных дочерей и сына. Их замечательные дочки, прекрасные камерные певицы с прелестным репертуаром, они стали изумительными певицами, достойными этой фамилии…

Продолжение