ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
(Отрывок из романа «Закон маятника», дипломанта литературного конкурса «Русская премия»)
Заслышав звук хлопнувшей калитки, Майя вышла во двор. Селим – так звали археолога – только коротко кивнул и прошел в дом. По мрачному выражению его лица и по донесшимся из дома причитаниям Майя поняла, что ему снова не удалось найти машину, чтобы отправить жену и детей – троих пацанов мал мала меньше – в деревню к родным. Селиму, почему-то, казалось, что там они будут в большей безопасности. Сам же он собирался, освободив руки, вычистить из извилин забившуюся в них пыль веков и принять посильно-активное участие в событиях дня сегодняшнего. Саддама он недолюбливал, хотя от режима у него никто не пострадал, но как интеллектуал был весь за реформы. А что касается цены, в которую они обойдутся, то рассуждал он об этом с отстраненным спокойствием профессионала, который может, держа в руках иссушенный тысячелетиями череп бывшего властителя, без трепета обсуждать его деяния. Или ей так казалось?
Майя огляделась. Да, на мирную обитель ученого это уже никак не походило… Сколько часов они провели в дебатах о применимости категорий добра и зла к историческим событиям… Правда, тогда фокусом их бесед, вернее, споров был Вавилон – его расцвет, падение и последующее влияние на мировую культуру. При этом Майя то и дело сбивалась на обсуждение феномена империи как такового. Дискуссии привели к тому, что она, раньше считавшая все и всяческие империи воплощением богопротивного стремления построить все ту же вавилонскую башню, стала склоняться к мысли, что возникновение и распад империй суть есть проявление заложенного в основе основ закона маятника, в данном случае – попеременного роста и спада центростремительной и центробежной сил. Она представила гигантскую стрелу маятника. Р-р-раз – налево, и торжествующий завоеватель усаживается на высоком троне; направо – и его потомки бегут от безжалостного острия, которое косит по пути туда и обратно миллионы людей, оказавшихся на линии его движения. Майя усмехнулась. Сейчас на эту линию угодили иракцы и – спасибо «Фонду содействия» – она. Впрочем, она-то уже во второй раз под этой косой. Майя поежилась. Надо бы перечитать написанное вчера. Она включила компьютер. Пока он загружался, она передвигала стрелку внутреннего времени на пятнадцать лет назад. Клик. На экране высветилось название: «ЗАПАХ НАСИЛИЯ». У нее застучало в висках, заныло в сердце. Майя закрыла глаза.
– А как они отличали вас от своих, вы же так похожи? Все черные, ой, простите…
Пожилая еврейка смущенно умолкла.
Майя усмехнулась.
– Не знаю. Это трудно объяснить. Но отличали четко. И сама я тогда безошибочно узнавала их. Даже издалека. Даже в спину.
– В спи-и-и-ну? – недоверчиво протянула женщина и переглянулась с мужем.
Майю начала бить дрожь. Она посмотрела прямо в выцветшие серые глаза.
– Да. Особенно в спину. У них были особенные спины. Жесткие, прямые. И все в черных кожаных пальто. Я… Я смотрела и знала точно – это они. Простите. Я пройдусь.
Супруги закивали.
– Идите, идите, не беспокойтесь за ваше место.
Майя побрела вдоль очереди, потом круто повернула. Подальше отсюда! У нее горело сердце. Место. Какое место? Для нее теперь нигде нет места. А эта очередь в Американское посольство… Приходят с утра, выстаивают день за днем… с протянутой рукой… Спасите наши души… Мы потеряли все. На нас обрушилось небо. Под нами раскололась земля. Ощущение унизительной беспомощности затравленной жертвы, силящейся сохранить человеческое достоинство, навалилось на нее, как тогда, в Баку. Стоп! Так нельзя. Надо сделать глубокий вдох и вернуться на «свое место».
Какая злая шутка! В Москве, у ворот посольства США встретились беженцы-армяне, безработные русские и встревоженные перестройкой евреи. Эта пожилая супружеская пара. Он все время вздыхает и молчит, а она все задает и задает вопросы. Не понимает, какие они больнючие. Или хочет что-то выяснить для себя…
– Что вы сказали?
– Вот эти люди, они кто по национальности?
Майя обернулась. Женщина указывала на группку молодых людей неподалеку, что-то обсуждавших, оживленно жестикулируя. Майя недоуменно пожала плечами.
– Откуда мне знать? Я ведь не слышу, на каком языке они говорят. Я… – она резко замолчала. Потом начала смеяться. Ловушка! Ей подставили ловушку. Еще немного, и она затряслась бы в истерике, но, заметив, что на нее оборачиваются, взяла себя в руки.
– Хорошо. Я попробую объяснить. Вы правы, внешне мы действительно похожи, тем не менее, тогда в Баку можно было сразу распознать, кто есть кто. Энергетика. От них исходила особая энергетика. Как ее определить, сформулировать?.. Это было… злое торжество победителей-насильников, хозяев, которым можно все… Нет, не то. Вот это ближе – они источали запах насилия.
Она застонала так громко, что Джалал, трехлетний карапуз, подобравшийся втихаря к мышке, выронил ее и заревел. Майя очнулась. Помотала головой, прогоняя кошмарные воспоминания. Все это – в прошлом, прошлом, прошлом. То, что происходит сейчас и здесь, страшнее, потому что – сейчас и здесь. Она подхватила малыша, успокоила его и пошла в дом, утешать хозяев.
На следующий день Селим вернулся весь сияя от радости. Майя помогла ему погрузить вещи, пока его жена сидела, обняв детей, в шоке от неожиданности ожидаемого, который бывает, когда чего-то долго и напряженно ждешь, не вполне понимая, хочешь ты этого или нет. Майя махала им вслед, потом до трех часов ночи, как могла, успокаивала Селима. Бедняга то впадал в угрюмое оцепенение, то, очнувшись, повторял на разные лады, что теперь, когда за семью можно не волноваться, он наконец займется делом – надо, мол, надежно схоронить плоды пятилетней работы и двинуть в Багдад. Утром он развил бурную деятельность, выполняя первую часть программы, и был бодр, даже весел, пока одно за другим не пришли два известия. Автомобиль, в котором ехали его жена и дети, обстреляли по дороге, а несколькими часами позже разбомбили село, где жили родители Селима, к кому они направлялись.
Майя молча стояла рядом. Мертвое оцепенение, почернелое застывшее лицо, только в глубине глаз мечутся тени – прокручиваются вперед и назад сцены расставания, и стучит, стучит в мозгу вопрос: почему, ну почему, Господи, почему это произошло со мной? Все это было знакомо. Она прошла через это сама и знала: тут ничем не поможешь. Неизвестно, сколько бы так продолжалось, если бы на второй день не пришел незнакомец с классической внешностью боевика, который назвался двоюродным братом Мейсун, жены Селима. Они уединились в теперь уже бывшей спальне супругов и долго что-то обсуждали. Когда они вышли во двор, где ждала Майя, и Селим сказал, что должен немедленно уехать, Майя не спросила, куда и зачем. И так было ясно: Аль-Каеда приобрела еще одного бойца. Глаза Селима горели, в движениях появилась решительность и четкость, которых Майя у него никогда не видела. Прощаясь, он неожиданно спросил: «А ты что будешь делать?» И тут же добавил: «Можешь остаться здесь». Майя мотнула головой. «Я лучше как-нибудь доберусь до ближайшего корпункта». – «Как-нибудь», – передразнил он, и уголки его рта дернулись, но, не дотянув до улыбки, снова опустились. – Не надо «как-нибудь». Брат поможет». «Брат» осклабился и прогундосил что-то, по всей видимости, подтверждающее, потому что Селим кивнул и снова изобразил улыбку. Майя побежала собираться.
В Басре Майя, полагавшая, что после резни, землетрясения и «мрачных лет» ей уже ничего не страшно, растерялась. Больницы переполнены ранеными, содержащимися в жутких условиях, при острейшей нехватке медикаментов. В городе не достает воды, продуктов питания, топлива, электричества… Магазины и лавки – выметены. Население пребывало в постоянной – двойной – опасности, оказавшись буквально меж двух огней: иракские военные заходили в жилые кварталы и вели оттуда стрельбу, а британцы наносили по ним ответные удары. Каждая такая схватка заканчивалась десятками убитых и сотнями раненых. Ей рассказали, что в пригороде Басры около ста обитателей жилого комплекса, принадлежавшего нефтяной компании, – нефтяники с семьями – были убиты в результате прямого попадания в комплекс нескольких бомб. Мирные жители гибли и тогда, когда американо-британские ВВС наносили по Басре авиаудары, и когда иракские ПВО сбивали вражеские самолеты, поскольку те падали на крыши их домов.
Как к этому привыкнуть? Абстрагироваться, отстраниться и составлять сухие лаконичные сообщения: «за последние сутки погибли столько-то и получили ранения столько-то мирных жителей», «столько-то американских солдат пострадало при взрыве автомобиля к северу от города», «в результате падения американской ракеты на рынок убито столько-то десятков и ранено столько-то сотен человек, в том числе дети. Были люди – мужчины, женщины и дети. Они пришли на рынок – место, где в результате нехитрых обменных операций они рассчитывали добыть предметы первой необходимости, то есть обрести возможность жить дальше, выжить в осажденном городе. Кто-то робко приценивался. Кто-то ожесточенно торговался. Кто-то, завершив покупки, спешил домой. Кто-то схватил за руку неловкого воришку. И все они внезапно застыли, услышав странный свистящий звук откуда-то сверху. Они подняли головы и увидели смерть, летящую на них с неба. Что в тот миг почувствовал мальчишка, пытавшийся стащить картофелину, и что подумал хозяин картофеля, вцепившийся в его плечо? Успели ли они испытать предсмертный ужас в те несколько мгновений? Или их время остановилось, как только они увидели летящий снаряд? Ракета взорвалась, и все они превратились в число – цифру в сводке новостей. Майя вдруг вспомнила молоденького американского солдата, которому снарядом оторвало ступню. Как он дико закричал, увидев на своей ноге болтающийся ботинок. Он еще не почувствовал боли – он кричал от ужаса. Его образ вытеснил иракский мальчик, который требовал пришить ему оторванные руки, все повторял и повторял: «Пусть мне вернут мои руки, пусть мне их пришьют обратно!» А потом наплыло обожженное, обезображенное лицо шестнадцатилетней девушки. «Где-то сейчас Селим?», – вдруг подумала Майя. Почему-то в ней жила уверенность, что их пути пересекутся еще раз, и произойдет это очень скоро. Это действительно произошло очень скоро, но при таком фантастическом стечении обстоятельств, какого ни ее интуиция, ни воображение не могли бы подсказать.
Американцы задержали на шоссе нескольких иракцев (одетых в штатское) по подозрению в причастности к террористической деятельности. В их машине нашли пулеметы и навигационные приборы. Было непонятно, почему иракцы не взорвали автомобиль, когда их остановили, как того следовало ожидать от террористов-смертников. Группа журналистов, и среди них Майя, оказалась поблизости от места происшествия. Они заспешили туда, и, подойдя ближе, Майя тотчас узнала в одном из задержанных Селима, а повернувшись к стоявшему рядом с ним военному, увидела, что перед ней – Дик. Забыв обо всем, Майя протянула к нему обе руки.
– Дик!
По его лицу будто прошла рябь. Все понятно: и то, что Дик уже не Дик – красавец профессор – мечта университетских девиц, и то, что он ей не рад. Но узнать-то он ее узнал, и, конечно, задал естественный при таких обстоятельствах вопрос, который сразу вернул ее к действительности.
– Майя? Что ты тут делаешь?
– Я здесь как аккредитованный журналист, но дело не в этом. Ты должен освободить вон того парня, – она указала кивком на Селима, который угрюмо наблюдал за ними, так же, как и все остальные.
– Освободить? Почему? Ты знаешь, кто он?
– В том-то и дело, что знаю. Это ученый. Археолог. Он мыши не обидит. Я уверена, что он ничего не сделал!
– Да, не сделал, потому что не успел. Мы его вовремя остановили.
– Дик, его жену, детей, а потом и родителей убили…
– А у меня погиб брат одиннадцатого сентября.
– Ты в своем уме? Какое это имеет отношение к этой стране?
– Эта страна стала очагом терроризма.
– Не стала, а вы ее сделали!
И внезапно они услышали странный свист откуда-то сверху. Они подняли головы и увидели смерть, летящую на них с неба. Майя успела заметить застыло ошеломленное выражение на лице Дика и промельк торжества в глазах Селима. Сама она не почувствовала ничего – просто перестала дышать. Потом ее ударило…
Каким таким хитросплетением целесообразность каждой отдельной жизни сочетается с очевидно слепым движением косы? Почему люди, полные желания жить, особенно те, кто не отравлен загустелым ядом несбывшихся надежд, кто далек от кощунственных сомнений во всем и вся, и главное — дети, гибнут, а она остается целой и практически невредимой? Чего от нее ждут? Что она должна сделать. Что она может? И конечно, самый бессмысленный вопрос из этого ряда, которым она и задаваться не собирается, – что она хочет делать? Все погибли – и Селим, и Дик. А она опять выжила. Не баба, а кремень. Каменная баба. Нашла коса на камень. А и то, обозвал же нас Тойнби окаменелой цивилизацией. «Я так и не понял, горы делают из камней или камни из гор?» А вот выберусь отсюда – сначала из этого жуткого импровизированного госпиталя, потом из этой несчастной страны – и начну добиваться разрешения на восхождение на Арарат. Поднимусь и посмотрю на все сверху, может, что и пойму.
А еще лучше – задрать голову и крикнуть: «Эй, вы, там наверху!» А когда откроется светлое окошко, спросить дерзко и весело: «..?..»
Полностью роман можно прочитать здесь: http://www.proza.ru/2006/03/06-166