c8c673bf45cf5aeb
  • Вс. Дек 22nd, 2024

Кнарине Казанчян. Соседи

Мар 17, 2020

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Бабушка-гречанка

На лестничной площадке старого ереванского дома были две квартиры, напротив друг другу. Сейчас уже пятое поколение здесь проживает. Хотя старейшая представительница первого поколения одной семьи, Елена Антониади, продолжала здравствовать вместе с сыном и внуками до середины девяностых годов.

Бабушка Елена была красива, несмотря на морщинистую кожу и несколько орлиный нос. Глаза у нее были ярко-голубые, по-молодому озорные. Цвет глаз унаследовал в дальнейшем лишь единственный сын и один из пяти правнуков.

А напротив старой гречанки жила молодая семья, которая уже ждала рождения третьего ребенка. Первым двум детям соседей старая гречанка при рождении связала крючком красивые пинетки и жилетки в подарок.

С годами память стала ей изменять, да и шутка ли в 90 лет убирать и стряпать троим мужикам: сыну и его взрослым сыновьям. Постепенно круг её обязательств уменьшился, на кухне успешно хозяйничал сын, который подходил к этому процессу весьма ответственно и креативно, с фантазией, так сказать. Бабушка Лена перестала узнавать внуков и приходящих родственников, для неё единственным родным был и оставался сын, который с особенной любовью относился к ней.

Это был старческий склероз, так раньше все говорили. Лишь потом оказалось, что эта болезнь носит имя австрийского немца Альцгеймера, внешне ужасно похожего на ведущего энкаведешника эпохи Сталина.

Семьи дружили, делились лакомствами и хорошими новостями, помогали друг другу, передавали ключи, если вдруг кто зайдет — а дома никого, летними вечерами играли в нарды, рассказывали интересные истории, анекдоты.

В начале осени бабушка Лена прилегла, и сын попросил соседку осмотреть её, тем более, что она толковый врач и «лучшая сноха во всем доме, нет в районе, даже, можно сказать в городе», только если «наденет медицинскую маску, а то, шутка ли, инфекция». От этих титулов и маски со смехом отмахнувшись, соседка взяла фонендоскоп и пошла к больной. Бабуля лежала в чистой, свежей постели, в белой фланелевой ночной рубашке в мелкий голубой цветочек.

⁃ Добрый день, тётя Лена, — сказала соседка, бочком зайдя в комнату и пододвинув стул.

⁃ Здравствуй, деточка, ты кто?

⁃ Я Мосина жена, сядьте пожалуйста, я вас послушаю, — далее, одной рукой держа скрученную над головой её рубашку, другой рукой приставив к спине фонендоскоп, сказала — дышите, тёть Лен, через рот, во все легкие…

⁃ Подожди, ризам джан, дай поздравить тебя: поздравляю-поздравляю, будь счастлива с ним!

⁃ Спасибо, тёть Лен, дышите.

⁃ Чтобы у вас были детки красивые и здоровые!

⁃ Спасибо, уже двое есть, третий на подходе,- с улыбкой выговорила соседка.

Диагноз был неутешительный — двусторонняя пневмония. Решили бабушку лечить дома, а уколы антибиотика взялась делать соседка. И каждый из десяти дней, приходя к бабушке гречанке, ей приходилось отвечать на одни и те же вопросы:

⁃ Ты кто такая?

⁃ Мосина жена?

⁃ Поздравляю, поздравляю, будьте счастливы, ризам джан!

⁃ Чтобы у вас дом был полон детей!…

Спустя пару месяцев сын гречанки сварил кашу хавиц и понес соседке, родившей третьего ребенка, в роддом. Как ни странно, до этого никто ей эту традиционную кашу не приносил — ни мама, ни свекровь, а тут — сосед!

Бабушка Елена давно уже выздоровела, но третий соседский ребёнок с ней так и не успел познакомиться… Старая гречанка умерла в преддверии весны: тихо и мирно, во сне…

20.09.2019


Лестница

Если подняться на последний, пятый этаж дома, то можно удивиться: последний лестничный пролет аккуратно разделен посерёдке, причем это может заметить лишь цепкий взгляд работника советской санэпидстанции или же дотошной свекрови. Разделение идет ненавязчиво, вся лестница сама чистая, но слева она просто чистая, помытая, а правая половина еще и натерта мастикой, поэтому и правая сторона кажется более тёмной и блестящей.

Это разделение выработалось в результате длительной окопной войны двух соседок. Этим они пытаются донести до человечества своё право на движение по лестнице только с той стороны, по которой прошлась собственная, благородных кровей, тряпка… Абсурд доходил до того, что редкие гости, добиравшиеся на пятый этаж, всегда предупреждались об опасности шага в сторону вражеской части ступенек. Поэтому, даже парочки и то поднимались и спускались с пятого этажа гуськом, по одному, и только этажом ниже расслаблялись.

Слева жила шумная семья: бабушка, её сын, сноха и трое детей. Сноха работала сразу в трех школах, поэтому её совсем дома не было видно и слышно. Сын был инженер, лысый молчун, который даже в великие дни просмотра футбола по старенькому телику «Рекорд» никогда не кричал, а просто пыхтел, руками тузя невидимого противника, потел и при этом подскакивал на стареньком диване. Бабушка была высокая, худая как палка, в болтающейся одежде, с седым классическим пучком на голове, вечно вся в делах: или носилась с авоськами туда-сюда, или стряпала на кухне для всей оравы, или же замачивала стирку, чтобы наутро спокойно прокрутить в стиральной машине, отжать и повесить на бельевую веревку со стороны двора, а поздно вечером, когда все спали, штопала носки строго по старшинству — сначала сыну, а потом внукам.

В этой семье добытчиком, финансистом и устроителем всех дел была сноха, бабушка была руководителем домашних дел и смотрителем за детьми, один бабушкин сын был пассивным членом семьи, смахивающим на рудимент. Основную свою функцию он исполнил за первые четыре года женитьбы, когда почти один за другим появились на свет трое красивых горластых детей. Теперь он только занимал определённое пространство в доме, на этом его участие в семейных делах заканчивалось. Дети — два мальчика и девочка, были очень активные, непоседливые, неважно учились, но инстинктивно побаивались отца, резко снижая в его присутствии как голосовые децибелы, так и скорость передвижения, так, видимо, генетически передалась значимость отца в семье.

Здесь всегда варились вкусные обеды, вся семья устраивалась за большим круглым столом и с завидным аппетитом ела, за исключением невестки, которая после уроков ещё и подрабатывала репетиторством, завязывая нужные знакомства с родителями учеников. Поэтому приходила поздно, уставшая, как выжатый лимон. Свекровь честно жалела её, кормила на кухне и отправляла спать…

Семья справа была совсем другая. По их меркам они были достойные и размеренные люди. Тут стержнем семьи и их вселенной была мать семейства — женщина средних лет, дородная, с лицом матроны, с ухоженной головой, обрамлённой красноватыми, крашенными хной волосами, а также бюстом, красным атласным утёсом выдающимся над всем телом, этакая фрёкен Бок, без наива шведского аналога, намного злее и эгоистичнее. Она, как каравелла, проплывала из комнаты в комнату, изображая видимость занятости домашними делами. У неё был муж, два взрослых сына и квартира, вся украшенная где надо и где не надо бордовым плюшем: плюшевым были покрывала на диване и кроватях, скатерть на обеденном столе, тяжелые гардины на окнах и в дверях, прямо плюшевое царство, от которого становилось тяжело дышать и хотелось выйти вон…

Семья состояла из значимой важной половины, коими были мать и младший сын и незначимой никчемной половины, в которую входили муж и старший сын. Отец семейства был бывшим военным, уволился в звании прапорщика, что было оскорбительно для мадам, представляющей себя как минимум генеральшей. Поэтому она с мужем особо не считалась и не общалась, предпочитая все указания делать через младшего сына. А тот подтрунивал над отцом как за глаза, так и без, всё время повторяя «курица не птица, прапорщик не офицер». Бывший служивый был мастер на все руки, что ему приносило маленький, но устойчивый доход. Рано утром он спускался во двор, в свой пустующий гараж, который после продажи старенького жигулёнка полностью превратился в мастерскую широкого профиля. Вся округа приносила к нему нуждающиеся в ремонте вещи: начиная от утюга, кончая стульями. Он все спокойно ремонтировал, делая это сосредоточенно и с любовью, таксу не назначал, брал то, что давали. Этого ему хватало на завтрак, обед и ужин, всё делалось в сопровождении компании немолодых сверстников и пузыря с волшебной прозрачной жидкостью. Только поздно вечером, он, слегка поддатый, поднимался наверх домой и ложился на свою кушетку спать. Если градус «принятых на грудь» зашкаливал, грозная супруга отправляла его вниз, не переживая, что мастер может простудиться, ведь условий для сна там не было — лишь старый продавленный диван непонятного цвета. Поэтому мастер придерживался строгой меры: полтора пузыря на троих было той чертой, которую он со своими дружками старался не переходить.

Старший сын очень был связан с отцом и после армии выбрал его профессию, отслужился уже до ефрейтора, жил в военном городке, женился. В семье невестку видели всего один раз, на похоронах дяди. Младший сын подтрунивал и над братом, говоря что великий деспот человечества Гитлер тоже был ефрейтором, но таки завоевал всю Европу. На это никак не реагировал старший, да и отец старался не встревать в редкие разговоры братьев.

Младший был фигляр, заканчивал языковой вуз, несмотря на молодость, уже начинал лысеть и, в противовес процессу, отрастил усы. Носил яркий галстук с вишнями, всегда был в костюме, а со сверстниками разговаривал свысока и с иронией. Если кто-то его интересовал, он начинал говорить, что собирается писать диссертацию. На вопрос «на какую тему?», он невозмутимо отвечал, что «пока не выбрал, но финскую шикарную бумагу формата А4 уже купил»… Умные люди улыбались и отходили, не очень умные восторженно задерживались рядом…

Прошли годы, бабушка слева и её сын умерли, дети разъехались, невестка переехала поближе к детям. Матрона справа похоронила мужа, который отдал Богу душу в своей мастерской-гараже, а потом и она пошла вослед. Сын продал гараж, квартиру, переехал…

Одним словом, лестничная война закончилась в ничью, не было ни побежденных, ни победителей. Заселились новые люди, у которых уже не было принято особо общаться с соседями, тем более времени мыть или делить лестницу. Ступеньки потеряли свой прежний вид, стали обычными, слегка пыльными, с немного щербатыми краями, помнившими всех, кто проходил за все эти годы вверх и вниз…

21.09.2019

Соседи

Сосед, шофер огромного грузовика, спускается по лестнице, навстречу поднимаются малыш с мамой. У ребенка в руках вкусно пахнущая булка, которую он, видимо, сильно голодный, с аппетитом ест.

⁃ Привет, дружище, в одиночестве ешь и не делишься? — в шутку сказал сосед и пошел дальше вниз.
Пацанёнок с грустью посмотрел на надкусанную булку и вдогонку крикнул соседу:

⁃ Арто, это лекарство, ты понимаешь, моё лекарство…


Ночь. Зима. Тьма.

Ночь. Зима. Окраина города. Три высотки рядом. Свет в окнах не горит, так-как его дают в сутки два раза по часу — днем и ночью. Почти час, как свет погас. Жильцы закончили свои дела и уже пытаются согреться и заснуть в своих квартирах. В этой звенящей морозной тишине вдруг раздается пронзительный скрежет ролика бельевой веревки. Скрежет невыносимо монотонно повторяется, в темноту унося отстиранное бельё. Со стуком открывается окно и заспанный мужской голос кричит в темноту:

⁃ Перестаньте, что это такое, дайте поспать!

Ролик продолжает своё ржавое дело…

⁃ А что вы хотите, человек отстирал, где ему вешать, дома? — с ленивой нотой страдающего бессонницей, ответили с другого конца высотки.

Монотонность скрежета ролика была сродни метроному. Прачка была норовистая и понимала толк в ритмике.

⁃ А что, трудно смазать этот несчастный ролик маслом? — откуда-то сверху новаторское предложение было брошено в темноту вместе с окурком, пролетевшим маленьким красным метеором в ночной темноте.

⁃ Вот возьми и намажь сам, а то советы даёте, а если бельё заляпается от этого машинного масла, сколько сил понадобится отстирать заново, думал об этом, Эйнштейн джан? — женский голос раздался снизу, по тембру можно было догадаться, что обладательница имеет шикарный бюст и многолетний опыт решения бытовых проблем.

⁃ А я просто так сказал, не хотите, не мажьте, — лениво продолжил мужчина-новатор.

⁃ Было бы что намазать, так на тонкий кусочек хлеба масла, а сверху икорки… — почти полушёпотом раздалось справа…

В морозной тишине даже дыхание приобретало материальные черты…

⁃ Размечталась, а шампанского? Может вам ещё красный кабриолет с задранным верхом? — почти одновременно начали открываться новые окна…

⁃ А почему бы нет? Мечтать не вредно, ещё бы лето, да и соул Шаде на всю катушку… — мечтательно произнёс молодой женскизй голос с окна напротив.

⁃ Соль просить не надо, если эта Шаке даст тебе соль, у неё все дела пойдут вкривь и вкось, — втесался в разговор бывалый женский немолодой голос.

⁃ Какая Шаке? С ума сошли все… — молодая женщина захлопнула окно.

⁃ Им Шаде подавай, нет чтобы национальную музыку слушали, им хорошо только то, что за бугром поют, — поучительным тоном и с особым прононсом человека, имеющего усы или же выдающийся нос, сказал сосед где-то снизу.

⁃ Если бы не армяне за бугром, вряд ли мы выжили бы — землетрясение, распад страны, война, карточки, — трезво оценил четкий мужской голос слева.

⁃ Эх, когда у нас всё станет хорошо, как у цивилизованных людей, — с грустью, но с неунывающей мечтательностью вошёл в ночную беседу красивый женский голос.

⁃ Все зависит от правительства, кухаркины сыны стали руководить нами, вот и сидим без света и тепла, мы достойны наших правителей, — педантично четко высказал свою точку зрения новый мужской голос.

⁃ А вот при дневном свете, да на людях повторите про этих кухаркиных детей, ведь не посмеете-то, — сказал и сам же рассмеялся над сказанным игривый женский голос.

⁃ Если честно, то большинство жителей нашей городской окраины — кухаркины дети.

⁃ Ничего подобного, вот я прямой потомок карабахских князей, меликов, мне рассказывала моя бабушка, — раздался молодой безусый подростковый голос.

⁃ А в первые советские годы твоя бабушка говорила что вы из крестьян или из рабочих? — на эту реплику пару голосов рассмеялись…

⁃ Не верите, не надо,- подросток закрыл окно… Стало тихо, немного даже грустно. Вдруг кто-то сказал:

⁃ А ведь стирка уже развешена, ролик молчит, скоро три часа ночи, что не спим, люди? Спокойной ночи…

⁃ Спокойной…

⁃ Сладких снов…
⁃ Мира нам всем…

По одному стали закрываться окна, темнота заполнила всё пространство, стала холодной, одиноко звенящей…


Данные

Соседки с третьего и четвертого этажей невзлюбили друг друга. Они были очень разные. На третьем этаже жила женщина несколько пышных форм, первую половину дня дома ходившая в бледном халате с постоянными бигудями на голове, вторую половину дня она готовилась к приходу мужа с работы. Всегда гремела посудой на кухне, закатывала огромные грандиозные стирки, варила обед минимум на 7-8 персон, хотя их с мужем и детьми было всего четыре человека. Аромат её готовки заполонял весь квартал. На зиму она готовила шеренгами компоты, варенья, соленья и прочую нужную для дома еду. Но в её жизни чего-то недоставало, любви, наверное…

Соседка сверху была маленькая, с короткой стрижкой, одевалась несколько вызывающе, хотя хрупкость её фигуры превращала её скорее в изящную японскую статуэтку, напрочь отметая всю вульгарность. Высокие каблучки она часто, даже придя с работы, не снимала, продолжая цокать над головой соседки с третьего этажа. При всей её беспомощностью в кухонных делах, соседку с четвертого этажа очень любил муж, что наглядно демонстрировалось при каждом случае в виде прекрасных букетов и маленьких подарочных пакетов с неизвестным содержимым, которые с великой поспешностью нёс на крыльях любви, перепрыгивая через две ступеньки, супруг.

Первая стычка случилась, когда неся к мусорным контейнерам уже увядший букет, соседка сверху случайно обронила пару листиков прямо на половичок соседки снизу. На несчастье, прямо в это время открылась дверь, так-как соседка снизу собиралась прикупить кое-что вкусненькое к обеду. Оценив ситуацию, она грозно выкрикнула:

⁃ Да что это за манера, пачкать лестничную клетку соседей своими вонючими цветами?

На что верхняя соседка ничего не ответила, исчезнув с молниеносной быстротой. «За ней не угонишься, но я ей, пигалице, припомню» — подумала соседка с третьего этажа.

Случая пришлось недолго ждать, на следующий день верхняя соседка вывесила мокрое платье на плечиках сушиться, вода потекла ручейками, забрызгав чистейшие окна соседки снизу. Тут разыгралась настоящая баталия: сначала была ругань и крики с окна, а потом процесс переместился на верхнюю лестничную клетку. После настойчивых звонков, дверь приоткрылась, и соседка сверху в сердцах выговорила пару слов, в которых присутствовало и название древнейшей женской профессии… Всё, цель была достигнута! Хозяйка снизу подозрительно спокойная и решительная, резко повернулась и спустилась к себе.

Через полтора часа, в сопровождении молодого лейтенанта, нового участкового, нижняя соседка поднялась к верхней. Дверь открылась, верхняя соседка несколько удивлённо уставилась на лейтенанта. Тот представился, и сказал, что нижняя соседка подала заявление на неё за оскорбление.

⁃ Я? — удивилась миниатюрная соседка, — я даже с ними не знакома, это какая-то ошибка…

⁃ Да, ты! Она меня самыми последними словами обзывала, сказала, что я бл.дь! — с неистовством орала нижняя соседка.

⁃ Как я могла такое сказать этой милой женщине, если у неё даже таких данных нет… — наивно удивилась соседка сверху.

⁃ Что?! Это у меня нет данных, сука такая, — и сделала движение по направлению к соседке, — у кого нет данных, да я чихну, ты сдохнешь, муха!

⁃ Гражданка, успокойтесь, — лейтенант, тронув козырек фуражки, извинился перед соседкой сверху и, цепко схватив за руку соседки снизу, спустился с ней вместе на третий этаж.

Дойдя до своего этажа, женщина поняла, что выставила себя в ужасно глупом свете, ей было очень грустно и обидно. Она, вытирая ладонью слёзы, попросила у лейтенанта заявление, порвала его и, не попрощавшись, захлопнула дверь своей квартиры. С того дня соседки избегали друг друга, а если и сталкивались, то смотрели мимо или сквозь, как умеют только женщины…

18.09.2019

КНАРИНЕ КАЗАНЧЯН