ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Действующие лица:
ЭМПЕДОКЛ, ФАЛАРИД, ПАВСАНИЙ
ГЕРОДОТ, СОЛОН, ПЕРИКЛ, АСПАСИЯ,
ЕВРИПИД, ПЛАТОН, ГЕРАКЛИТ, ДИОГЕН,
ЛУКРЕЦИЙ, ГЕСИОД, ОДИССЕЙ, ГАДАР
Они же – народ-зал-реплики
Группа танцоров — певцов
——————- = ——————-
1 — Зал – площадь, а сцена – возвышение перед ней. По центру сцены — тоже возвышение с 3-4-мя ступенями, где в одеянии пурпурном сидит Эмпедокл: под слабым светом только лицо его – зрителю. Фаларид выходит справа, мягко-неслышной, но уверенной поступью проходит по сцене, останавливается слева в задумчивости. Свет попеременно и спокойно высвечивает трижды их лица зрителю и останавливается на них при звуках песни, греческой, старо-народной. Вот и танцующие входят. Через время Эмпедокл встаёт и беззвучно им аплодирует. Не обращая внимания на громко аплодирующего Фаларида, люди разом становятся на колени перед Эмпедоклом.
ОДИН ИЗ них — Мы ждём согласия твоего, Эмпедокл, — будь нам царём!
ЭМПЕДОКЛ — Не могу: я поэт, свободный гражданин, занятый творчеством.
ФАЛАРИД – Что теряет поэт (подходит к Эмпедоклу), то находит политик! (люди подымаются с колен) Народ! Стране нужен царь, это правда! Вот вам и наш союз – политика и поэта.
ЭМПЕДОКЛ – Поэт и политик – это же союз романтики и силы!
ФАЛАРИД – Политик и поэт – это же союз закона и фантазии!
ЭМПЕДОКЛ – Союз свободных мыслей и справедливых законов! Свободное творчество и справедливые законы – это же душа и дух народа!
ФАЛАРИД – Справедливость закона – дух и сила народа!
ЭМПЕДОКЛ – Вот вам и царь, народ! Фаларид – политик! Он и царь вам! (уходит в затемнение)
Люди в поклоне склоняют головы перед Фаларидом. Он машет им, улыбаясь и уходя. Они растеряны: ни в радости, ни в грусти. Тихо поют. Но вот шум в зале. ОДИН из них лицом к залу поднимает обе руки, призывая к вниманию остальных, позади него стоящих.
— Посмотрите! Там, на площади, не Эмпедокла ли ждёт народ? Пойдём, послушаем (они спускаются в зал и становятся участниками)
————— = —————
ПАВСАНИЙ – Послушайте! Народ, стихи Эмпедокла излагают такие открытия, будто он рождён не от смертного корня. Я человек зажиточный, но в ученики к нему пошёл не только, чтобы поддержать его, а ещё и затем, чтобы понять кто он – материалист, идеалист, рационалист, гений или богочеловек!
РЕПЛИКА-1 — Да ни то, ни другое, ни пятое-десятое, обыкновенный шаман, неупорядоченный колдун.
РЕПЛИКА-2 — Мне кажется мистик он, и ничего другого.
ПАВСАНИЙ – Эмпедокл — философский кентавр! Человеческий гений: за что ни берётся – оставляет след своей индивидуальности!
РЕПЛИКА-3 – Одно нагромождение непонятной бестолковости, а вы всё – гений, богочеловек!
РЕПЛИКА-4 — Он помесь Ньютона с Калиостро — учёный и авантюрист одновременно!
РЕПЛИКА-5 — Ему дан дар, а он разменивает его на всевозможные знания, ходячей энциклопедией себя мнит. Но многознание уму не научает!
РЕПЛИКА-6 — Эмпедокл — единственный и неповторимый. Когда он появляется, люди забывают о своих богах.
РЕПЛИКА-7 — Эмпедокл — аристократ мысли! Он вынужден середины придерживаться: меж собой, мудрым, и нами — улицей, переменчивой от любви до злобы.
РЕПЛИКА-8 — Эмпедокл каждую минуту здесь и не здесь. То политические страсти влекут его на площадь — на наши собрания, то он остерегается нас на расстоянии рукопожатия.
РЕПЛИКА-9 — Говорит, непостоянные мы: любим сегодня, ненавидим завтра. А сам-то он что? Стихотворец, который вздумал философствовать.
Двусмысленным многословием морочит нам головы.
РЕПЛИКА-10 — Эмпедокл? этот сумасброд из Греции? Он же пришёл после Гераклита, Фалеса и Кленофана. Они уже умертвили миф и уже создали философию, а он, как эпигон и эклектик, заурядный философ, вошёл в готовый материал философии. То ли гений, то ли гордец тщеславный.
РЕПЛИКА-11 — Какой-то умный скульптор в статуе изобразил его почти без лица, мол, скрыт он для смотрящего. Да, но мне его и слушать сложно.
ГЕСИОД – Да что вы вокруг гения, как дробильно-разлагающие силы, подтачиваете строящееся здание!?
ПАВСАНИЙ. – Эмпедокл — из сицилийского Акраганта. Поэт он и философ, политик и ритор, врач и чудотворец, энциклопедист, религиозный реформатор — да он всё! А вы… нет, люди, вы сейчас… не о нём. Он хорошо видит, что людям надо. И непонятливых видит. Они же, такие, есть сейчас и среди вас. Так от непонятливых он убегает, конечно: по доброте душевной боится невольно начать заигрывать с ними. Да, он, я вам скажу, не от мира сего!
АСПАСИЯ – А в нём и не хотят видеть смертного – все его боготворят. Когда он появляется на олимпиаде, как зритель или слушатель, все забывают про музыкантов, певцов или силачей – глаз не могут оторвать: как на бога, с неба спустившегося, смотрят на него. А вы – эк-лек-тик, как будто сами много понимаете.
СОЛОН – Эклектиками были и Цицерон, и Посидоний. А Эмпедокл по складу философского характера — искатель и новатор! Созерцание и уединённый покой — это желаемое состояние философов, а Эмпедокл кидает себя на улицу, на площадь — к вам, к людям!
ЭМПЕДОКЛ – (скидывает капюшон, проходит по центру зала, поднимается на сцену) Так бы и слушать вас, люди… и книгу-то дописать не захочется: вот она, книга моя – здесь, в жизни общественной с вами. Дух мой беспокоен, да, он влечёт меня достичь предела человеческих возможностей, истину понять чтоб, а она – предмет воли и деятельности. Вот я и обретаю её в живом контакте с вами. Может, я и существо иной природы, иных миров посланник, не знаю. Может, сверхчеловек, не знаю. Но я чувствую цель мою: она в том, чтобы не дать людям опуститься до уровня животного, чтобы себя раз-умели, разум имели. И я сам глашатай моих идей. Мне важно личное участие в сопротивлении несправедливости и злу. Так говорит мне мой внутренний голос, совесть моя и сознание моей правоты.
(луч света – на возвышение, где теперь царь Фаларид)
ФАЛАРИД – О, да! Эмпедокл! Идеал универсального человека! Плодовитый автор: поэмы, трагедии, трактаты, гимны! Олимпийский небожитель! Маг в жреческом одеянии! В пурпурном великолепии одеяния он и вправду как Орфей, неземной!
ЭМПЕДОКЛ – (внутренне отстраняясь) Ни к чему сейчас гимны о гимнах моих, будто о чём-то великом. Истина свойственна мифам. А я пока жив, и люди с трудом меня понимают: редко нисходит в их души веры моей порывистый пламень.
ФАЛАРИД – (медленно спускается) «Веры порывистый пламень»! Истина в союзе пламени Веры с силой Закона. Тогда есть страна, есть государство. Эмпедокл, ты же нашей Эллады — мистический просветитель! Мы (за руку с Эмпедоклом, в зал) и вы — вместе составим эпоху расцвета страны греков! Страна – это союз культуры Слова (выводит Эмпедокла чуть вперёд) и силы Закона! (становится чуть перед ним, поёт гимн, народ-зал подхватывает)
2— Пир у Павсания, музыка, песни
ЭМПЕДОКЛ – Прости, Павсаний, гости твои поустали от песен, спрашивают у меня, что такое с вином, почему его не подают?
ПАВСАНИЙ – Я жду очень важную персону, Эмпедокл. Ты сам предложил его людям в цари. Так что (разводит руками), будем ждать, и ты жди.
ЭМПЕДОКЛ – Какая бестактность! Я не желаю ждать его, я покидаю вас. (Собирается уйти, Павсаний удерживает его). Этика пифагорейца и уважение к тебе, Павсаний, велит мне сдержать себя и держать уста сомкнутыми.
ФАЛАРИД – (входит, кивком головы приветствует Павсания, Эмпедокла, всех; каждый по-своему приветствует его, вносят вино) Я ухо не прикладывал, Эмпедокл, нет, но невольно услышал тебя, пока входил. Ты же создатель сицилийской школы красноречия, тебе не молчать, а говорить полагается. Или Пифагорову тайну хранишь ещё и другую? Я знаю, что ты представил ему своё понимание тайной его доктрины, а он возмутился и отлучил тебя от секретных собраний. Отлучил ведь, да?
ПАВСАНИЙ – (видит протестное состояние Эмпедокла) Позволю себе, как ученику Эмпедокла, сказать вам (с поклоном) почётный гость мой, царь Фаларид, Эмпедокл взял роль Пифагора-проповедника идей не тайных, а явных: он реформатор и пророк не внутри закрытого общества, а среди народа, то есть, для государства.
ФАЛАРИД – А мне говорил, что далёк от политики, да, Эмпедокл?
ПАВСАНИЙ – Учитель — философ-богослов: мыслящий искатель божества. Найти в боге разумное слово и передать его людям — не та же ли политика? Не тот же практический деятель в государстве богослов-философ, что и политик?
ФАЛАРИД – Не тот же, нет. Государство – не храм божий. В государстве каждый должен знать дело своё. Как, впрочем, и в храме божьем. Как впрочем и власть в государстве.
ЭМПЕДОКЛ – Власть? Власть – это всегда деньги, деньги – это всегда несправедливость, несправедливость – протест, протест – это укрощение и так далее в цепи, ведущей к вечному противостоянию власти и народа.
Павсаний жестом велит работнику разлить вина, разрядить некоторое напряжение.
СОЛОН – А ведь я, Эмпедокл, помню, как начинался государственный деятель в тебе: ты — народный заступник, борец со злоупотреблениями должностных лиц, с продажными руководителями государства. Но почему, ты, философ, с народом держишься не на равных: потомственный аристократ в тебе мешает?
ЭМПЕДОКЛ – Так получается поневоле: с умными – на языке умном; с разумными – на разумном; с глупыми, то есть, с недалёкими – или молча, или никак. Общение, оно же, как реки: глубокая река течёт неслышно, а мелкая – урчит: с каждым камнем на пути ссорится. А я ссор боюсь.
ФАЛАРИД – (откашлялся) А я слышал, философ, что ты, усмотрев в простом деле коррупцию и злоупотребления, подал в суд, выиграл и наказал их, негодяев знатных. Вот с той поры авторитет твой стал решающей инстанцией для людей. Тебе даже стали государственные должности предлагать.
ЭМПЕДОКЛ – Должности и раньше предлагали, наверно, помня, что дед мой был царём. Но я предпочёл остаться частным лицом. Знаки отличия у царей – скипетр и пурпуровая хламида: знаки слияния религии и государства, — вот я и оставил себе пурпурное великолепие от религии. Но, вижу, Фаларид, государство отстаёт: вот-вот догонит и перегонит, да?
ФАЛАРИД – Думаю, да. Плохо то государство, которое не стремится быть сильным. А ты, Эмпедокл, кто? Философ-жрец или жрец-философ: твоё богослужение не знает ни храма, ни алтаря…
ЭМПЕДОКЛ – Потому что внутренний культ моей совести — думающее моё сознание.
ФАЛАРИД – И этот внутренний культ своей совести ты противопоставляешь внешнему культу государства?
ЭМПЕДОКЛ – И внешнему и внутреннему — если культ тот принудительный.
ФАЛАРИД – Ну, да, конечно, ведь дед твой и, кажется, отец тоже были царями общины, а не государства.
АСПАСИЯ – (Фалариду) Эмпедокл – чародей! Тем и в народе он знаменит! Но религиозным властям не нравится его магическая практика, и это не одну меня тревожит. Одно утешает: есть уже у Сицилии царь — Фаларид! Мудрый и волей характера сильный!
ФАЛАРИД – (сверкнув на неё глазами) Да, Аспасия, да! Сицилия – страна Красивого берега! Ослепительная! Земля плодородная! Люди на ней –трудолюбивые! И все — одинаково богатые!
ЭМПЕДОКЛ – Вот именно за это, Фаларид, ценя проницательный ум в тебе, я предложил тебя народу в цари – чтоб все стали одинаково богатые! И, о, Фаларид, как бы хотел я, чтобы ты, царь, не входил бы в роль тирана.
ПАВСАНИЙ – (к Аспасии) Красавица Эллада наша и умы все большие притягивает к себе! (к Фалариду) Даже тех, кто не нашёл понимания и признания у себя на родине.
ЭМПЕДОКЛ – (внутренне) Блажен, кто надёжно владеет кладом божественных знаний! И, о, как жалок, кто о великом бессмертии смутное мненье имеет.
АСПАСИЯ — У людей золотого века не было ни бога войны, ни бога смятений, ни Посейдона — одна Любовь царила! И люди свято чтили её!
ЭМПЕДОКЛ – Но Ата до сих пор сеет повсюду вечную злобу, зависть, мщенья, убийства, болезни заразные, и род человеческий счастья лишён. Да и сам человек плох: о, как горько рыдал я, мир непривычный людей увидев. Радость природы — человек хороший, и горе природы — человек плохой. Но не терпит Любовь власти жестокого Рока. Вот и свергнут я был на Землю, чтоб смертных удел разделить: чтоб горя меньше было у них.
ПАВСАНИЙ – (к Фалариду) Эмпедокл следует за древними греками: Гесиод и Ксенофан, Гераклит и Пифагор говорили о единобожии, да и эволюция природы и человека указывают на наличие бога единого.
ФАЛАРИД – (откидывается, вертит головой: разминает мышцы шеи) Однако… Послушай, Павсаний, ты звал меня на что? На пир свой или на собрание вот это? Аспасии голос, я знаю, приятней чем у… (Павсаний жестом просит его не называть Эмпедокла и так же, жестом, просит Аспасию петь) приятней, чем у нас с тобой.
Аспасия поёт, Павсаний начинает танец, она подходит к нему. Свет с музыкой одновременно идут на нет.
3 — Эмпедокл с Аристотелем среди народа (они на сцене, народ – в зале)
ЭМПЕДОКЛ – Так вот, если движение — это связь различных вещей, и идёт в направлении покоя, значит, на пути вверх должна быть точка абсолютной неподвижности? Точка наивысшего идеального состояние бытия! В ней — абсолютный покой: никаких тревог и страстей чувственного мира земли. Вселенная там равна сама себе: ни мук рождения, ни страданий умирания. Мир в состоянии досточтимой Гармонии. Бог как одухотворённое мировое пространство, в котором нет ни тел, ни свойств, ни…
РЕПЛИКА-1 — А какой же формы он, твой бог-покой?
ЭМПЕДОКЛ – Форма бога? Математики любят круг.
РЕПЛИКА-2 — Круг у математиков – это ноль. Бог – это ноль?
ЭМПЕДОКЛ – Круг – это шар, это всеобъемлющая сфера. Бог – эфир, энергия, огонь, но огонь разумный (хохот в зале)
РЕПЛИКА-3 – Бог – ноль? Бог огонь?
РЕПЛИКА-4 — Бог – огонь, да не какой-нибудь тебе, а разумный! Нет, ты понял, да, огонь – разумный! понял?
РЕПЛИКА-5 – Да понял я, понял! Огонь, а поумней тебя получается! (хохот)
ЭМПЕДОКЛ – Но периодически он выходит из своего гармоничного покоя Верха и начинает путь Вниз, то есть, от однородного единства – к разнородному множеству (Шум, смешки, непонимание)
АРИСТОТЕЛЬ – Я согласен с Эмпедоклом: элементы возникают друг из друга. Подумайте сами, если огонь – это Зевс, воздух – Гера, вода – Нестис, земля – Аид, а…
РЕПЛИКА-6 — А Эмпедокл же не признаёт мифологию?
АРИСТОТЕЛЬ – Но как человек умный, он её реставрирует, представляет в духе гомеровского пантеизма и полидемонизма.
РЕПЛИКА-7 – А у Гомера боги ведут себя похуже людей!
АРИСТОТЕЛЬ – Поэтому боги у Эмпедокла — это известные вам стихии природы: Зевс – не громовержец, а огонь, Гера – не ревнивая супруга, а воздух…
РЕПЛИКА-8 – Какая разница, не одно и то же, что ли? Самообожание, что ли, не даёт увидеть ни предшественников, ни современников?
ЭМПЕДОКЛ – Есть два принципа: «Все во всём» и «Каждый в себе», и между ними есть закон сменяемости. Когда вместо «все во всём» начинается «каждый в себе» — наступает самый злотворный и гибельный час в бытии.
РЕПЛИКА-9 – А попроще нельзя? Как это там…
АРИСТОТЕЛЬ – Все элементы эгоистически замкнуты на себе и заражены жаждой взаимного истребления.
РЕПЛИКА-10 – Какой ужас…
ЭМПЕДОКЛ – Но тут вмешивается Рок и направляет их к исходному первоединству бога, и начинается новый мировой цикл.
РЕПЛИКА-11 – А этот твой Рок, он что, сильнее бога-огня выходит? (смех возникает, но тут же угасает)
ЭМПЕДОКЛ – Он распорядитель космических циклов, на службе у Бога. Люди его называют Судьбой. Рок задаёт порядку условия, переходить границы которых не позволено никому – ни людям, ни богам. Как только кто-то где-то что-то нарушает, тут Рок и вмешивается. У мира нет ни начала, ни конца. Вселенная – кольцо. В нём две точки: исходная и конечная. Они постоянно меняются местами. И в этой непрерывной его изменчивости — Вселенная вечно молода и нова.
РЕПЛИКА-12 – Но нарушения постоянны? И люди винят не себя, а Судьбу? Так как-нибудь нельзя так, чтобы не доводить людей до дурного? Тебя послушать, так, будто творческие часы греческого гения кончились, а ты, несчастный, призван собрать воедино все его приобретения. Может, ты просто полон самомнения, а?
АРИСТОТЕЛЬ – Логическая цепь такова: человек действует, совершая и добро, и зло. Когда же Рок его судит, то человеку не хватает два крепко взаимосвязанных условия: *интеллектуального ума для защиты своего добра, и *осознанного покаяния за зло.
ЭМПЕДОКЛ – (к Аристотелю) Пожалуй, я поэт несамостоятельный: да, я весь из греческой философии, но я продолжаю её опыт со своей целевой установкой. Я знаю все греческие философские школы, но предпочтение не отдаю ни одной: хотел бы всех примирить в одном мировоззрении, но возможно ли это?
АРИСТОТЕЛЬ – Думаю, нет. Я насчитал сейчас из народа 12 обращений к тебе. Возможно ли, чтобы это их множество подвести к твоему единому в тебе? Думаю, что нет, невозможно.
Они оставляют народ, неслышно меж собой продолжая беседу, постепенно, со светом вместе уходят. В зале же ещё продолжают повторяться реплики, вперемежку со смехом. На последнюю реплику они задерживаются.
РЕПЛИКА-13 – Скажи, Эмпедокл, почему ты всё время один? Назначение жизни главное не выполняешь: бездетный ты, да? ни сына, ни дочери?
ЭМПЕДОКЛ — У множества главное — множить, у единичного главное – мыслить, разум пробуждать, с богом единить. Дочь есть у меня — умница Галаана! С Гадаром в дружбе – сыном Фаларида (продолжают идти)
РЕПЛИКА -14 – Смотри-ка, с принцем в дружбе! Принцесса, значит?!
ЭМПЕДОКЛ – Святое чувство – Любовь! (уходят)
4 — Пир в саду у Павсания, стол меж деревьев, в глубине по центру в тени – беседка.
ПАВСАНИЙ – Мы снова вместе, братья философы, прошу полного ощущения свободы в высказывании своих мыслей.
ЭМПЕДОКЛ – Как? Не вижу Фаларида, или мы не ждём владыку нашего?
ПАВСАНИЙ – Владыка наш, конечно же, мною приглашён, но сказал, что очень занят и, может быть, подойдёт позже, если сможет.
ЭМПЕДОКЛ — Владыка Неба и Земли, Хаос из Хаоса — неразумный. А человек — из пыли этого Хаоса, и туда же – владыка! Даже Бог не творец и не судья: Он и сам всё ещё развивается с миром и с человеком.
ГЕРАКЛИТ – Мировой процесс нам известен лишь на уровне стихий. В этом беспощадном потоке становления — распада и гибели больше, чем созидания. Мне не даёт покоя близящийся мировой пожар. Это мешает мне любоваться красотой и гармонией мироздания.
ЭМПЕДОКЛ – Тебе, Гераклит, не зря дали прозвище Плачущий. Пессимист ты. Космос — это всеобщая религиозно-нравственная ценность. Понять его судьбу – значит дать человеку перспективу и надежду! Я оптимист! Моя философия – учение об исполнении чаяний человека.
ОДИССЕЙ – Прости, но твоя поэма «Очищения» — высокопарная риторика! А люди живут, предавшись тяжёлым порокам: не умеют душу от тягостных дум облегчить и безжалостно рвут друг друга на части.
АРИСТОТЕЛЬ – Космос постоянно воспроизводит циклы происхождения себя: Хаос и Гармонию. Периодически сменяясь, они дополняют друг друга.
ЭМПЕДОКЛ – Бог, как шар, сущность завершённая и совершенная. Мир я понимаю, как нравственный миропорядок, природу познаю через целевое назначение в ней человека. О четырёх первоначалах мироздания: огонь, воздух, вода, земля, вы говорите, как о равноправных, а я вижу их во взаимодействии.
ПЛАТОН – Парменит даёт два учения о мире: одно для логически мыслящих философов, а другое — для профанов — обывателей.
ЭМПЕДОКЛ – Модель мира — задача моральная: я связываю развитие мира с усовершенствованием человека, с обновлением человечества.
СОЛОН – Даже у Бога единого в иерархии его команды все подчинены чередованию рождения и смерти. Как же ты хочешь решить свою задачу, если не успеешь совершенствовать одних, уже подходят другие? Мир во взаимодействии двух полюсов: Космос и Человек. А человек в разрывании себя его трёхчастностью: телу — одно, душе – другое, уму — третье. Как изначально привести их в гармонию, чтоб без проб и ошибок короткое время жизни пройти? Внешнюю жизнь человека ты сможешь улучшить, но изменить изнутри, да ещё всего, как целое человечество!? Эм-пе-докл, как?
ЭМПЕДОКЛ – Вот и я всё думаю: Как? Тайна творчества — у первобытного Хаоса: у него — вся правда о происхождении Космоса и Человека, об их характерах, и о целях их взаимодействия.
ПАВСАНИЙ – Учитель, известные четыре стихии у тебя лишь как две: огонь – сверху, остальные три снизу да плюс человек — так у тебя уже пять сил! И их функции переходят одна в другую: они попеременно господствуют в мироздании, следуя Року, — но кто он, этот всесильный Рок, рядом с самим Богом?
ЭМПЕДОКЛ – Рок — это Необходимость. Он на службе у Бога: повинуется круговращательному ритму вселенной. Справиться с ним никто не может, потому что его орудиями являются две такие силы, как Любовь и Вражда. А кто из нас знает, повинуясь какой из двух этих сил, он появился на свет?
ГЕСИОД – Я читал у тебя, Эмпедокл: ты считаешь, что у бытия существуют ещё более дробные величины — мельчайшие атомы.
ЭМПЕДОКЛ – О, да! Они образуют то нейтральное поле, на которой разыгрывается драма космической жизни! Драма, действующие лица которой – Верх и Низ! Верх – это тепло, со знаком жизни и добра, а Низ – это холод, со знаком зла и смерти. А между ними — космос, в котором мы живём. А весь мировой процесс – попеременная экспансия то одного, то другого.
ДИОГЕН – То есть, в мировом процессе Верх и Низ постоянно в оппозиционных взаимодействиях? И, значит, вся структура мирового процесса не генетическая, а циклическая?!
ЭМПЕДОКЛ – Истинно так. Философы до меня учили от своего ума и были одинаковы в том смысле, что им неведома была Истина. Я же, говоря так, чувствую и слышу голос бога в себе. Поверьте, как если вы и сами можете услышать голос божества в себе.
ГЕРОДОТ – То ты принимаешь старых философов, то утверждаешь только себя самого.
ЭМПЕДОКЛ – Я принимаю их, как начало меня и в единении со мной — как единство знания нашего времени. Так после меня будет Другой, и тогда в начале его будете вы, и буду я.
АСПАСИЯ – Для меня истинна правда Хроноса: разве он и до сих пор не пожирает одних своих детей, чтоб могли приходить другие? Какому Зевсу по силам убить Время — отца не только его, но всех нас, людей? Подумать только, Эмпедокл, по-вашему, неразумный Хаос и разумная Гармония породили тот Космос, в котором мы живём!?
ЭМПЕДОКЛ – Да-да! А божественный эфир! эта пятая стихия! Она же образует границу меж двух сил: меж Верх-Эросом — бестелесностью, и Низ-Аресом — телесностью. Верх преодолевает вражду, сплачивает Любовью и Дружбой, а Низ расчленяет целое мира на множество чужеродных частей и повергает Гармонию в Хаос Враждой и Войной. Какая грандиозная драма: Агон! Космическая жизнь — это же мировая борьба, где Верх и Низ — попеременны, то есть, Эрос и Арес — в вечной борьбе.
ГЕРАКЛИТ – Грандиозная космогоническая фантазия! Очевидно, не философского происхождения. Рок обрёк Бога быть вселенской жертвой: он, Единый, жертвенно разрывается на части по числу участников трапезы. Смягчит их взаимонеприязнь, сдвинет их друг к другу, и тогда сферический Эрос закончит свой мировой год и возвратится к исходной точке, к началу.
ЭМПЕДОКЛ – (задумчиво) Бог – вселенская жертва, говоришь? Значит, я всечеловеческая жертва Богу. Вот вы все согласны, что всё возникает из Единого и в Него же возвращается. А ведь меж началом и концом есть ещё и промежуток, тот, что заполнен живой историей мира с человеком. Два господства: Любовь-Единство и Вражда-Множество, и два промежуточных состояния — переход из одного в другое и обратно. А в апогее каждого — то всё слито, то всё разъединено. И вот как их все состыковать меж собой в целостную, логически приемлемую картину эволюционного процесса, как?
АРИСТОТЕЛЬ – Так есть ещё и наука! Есть законы бытия!
ЭМПЕДОКЛ — Для кого? Для вас? Хорошо! Но моя наука религиозно-нравственная. Моё слово о космосе – это двоякое слово: Космос проходит один и тот же путь, но в двух взаимообратных и долгих направлениях: от Любви к Вражде и обратно: от Вражды к Любви.
АСПАСИЯ – Но позвольте, Эмпедокл, если ваша Космогония не имеет точки отправного пункта, значит, она никогда и не закончится?
ГЕРАКЛИТ – И выходит, что мира среди людей не будет никогда? Одна борьба противоположностей: добро становится злом, а зло – добром? Двуликий Янус – ваш Бог Единый, Эмпедокл?
АСПАСИЯ – Я поняла мировой цикл Космоса: от Единого — к Множеству и обратно, но как-то грустно, что Вражда яростно изгоняет Любовь, и её власть над Космосом ослабевает, уступает место всеобщей неприязни. Я поняла необходимость вечно кругового движения эволюции и инволюции — это чтобы не было застоя. Но как быть человеку? Да и откуда он, человек?
ГЕСИОД – Я знаю, Аспасия, человек оттуда же, откуда и сам Бог. А вот откуда вы, чудо такое неземное, вы-то это хоть сами знаете?
СОЛОН – Оставь его, Аспасия, меня послушай. Моя теория андрогинная. Человек родился от акта совокупления первого мужчины — Зевса и первой женщины — Земли. Семя попало вглубь Земли, развилось и проросло из Земли человеком. Сначала люди были неопределёнными существами без половых различий. Я назвал их андрогинами — бесполыми существами, ещё не разделёнными на мужчин и женщин — муже-женщины. В таком существе ещё нет ни эстетики тела, ни голоса, ни половых отличий. Разделение произошло как у Бога.
ГЕРАКЛИТ – Странная теория. А эволюционная антропология Эмпедокла так и вообще чудовищна, как кошмарный сон: человека ещё нет, но его органы уже готовы, и, ничего не зная друг о друге, они блуждают в мировом пространстве, инстинктивно следуя воле Любви. Появилось много голов, рук, лбов, глаз… они ищут друг друга, встречаются… чудовища, страшилища: человеко-бык, конь с плавниками вместо ног, муравей с желудком свиньи и прочие уродства. Методом проб и ошибок Любовь, движимая созиданием, синтезирует отдельные части человеческого организма и, наконец, создаёт все современные виды живых организмов, в том числе и человека. Но создание человека Любовью ещё только началось, ещё долгий эволюционный путь ему пройти.
ОДИССЕЙ — Вопрос: если в каждом цикле человек родится дважды: один раз эволюционно стремясь к богу, а в другой – инволюционно разложиться на простейшие элементы, то интересно: в каком мире живёт современное человечество: в мире возрастающей Любви или возрастающей Вражды?
ЭМПЕДОКЛ – Хочется думать, что Космос на пути от несовершенства Хаоса к совершенству Гармонии, то есть, к Богу.
ПИФАГОР — Напротив, Эмпедокл, мы живём в мире, идущем на убыль, к вырождению и гибели: Арес завладел троном Эроса. Человечество перед очередным выбором: поддаться власти зла или спастись в акте самоотречения.
ЭМПЕДОКЛ – Моя религия — очищение и спасение погрязшего в пороках человечества.
ПАВСАНИЙ – Ах, учитель, от кого спасаться и от чего очищаться: от Силена, этого духа всех стихий, или от царя Мидаса? Помнишь, Мидас спросил у Силена: Что самое лучшее из всего возможного для человека? — Силен ответил, что самое лучшее для человека и вовсе бы не родиться. Но Мидас не согласился, сказал, что он очень даже рад, что родился!
АСПАСИЯ – Еще бы, он же сын царя и сам царём родился. Неравенства много среди людей. Может, поэтому философия учит людей умирать?
ЭМПЕДОКЛ – Моя философия учит жить! И учит, как жить! Размышлять, понимать, что Бог – это не страдание, а Разум! Я не жду, когда ко мне придут просить совета, я сам иду к людям и делюсь опытом своих духовных переживаний. У Природы две сферы: Земля и Небо. Всё околоземное пространство исполнено зла, а Земля – его средоточие: счастье и покой изгнаны, господствуют злоба, мщения, убийства. Человек и сам из плоти земной, и несёт в себе все беды земного происхождения, и все они от земли поднимаются наверх и заражают окрестности.
АСПАСИЯ – Какое несчастное существо человек: живёт во зле, в мире вражды и насилия. Как же мне смотреть на себя, человека, иначе, как не с плачем и рыданиями?
СОЛОН – Философски смотреть. Философия страданий — ещё от греческой истории. А тут ещё драматизм нашей жизни: сложности периода распада старого и становления нового: человек не находит в государстве ни надёжной законности, ни гарантий безопасности, не видит в нём опору своего существования, теряет доверие к нему и поневоле обращается к Космосу. Но и тут, как ему оставаться наедине с безмолвием вселенной? Философ Фалес упал в яму, когда засмотрелся на звёзды, а простому смертному так и вообще не до звёзд, ему бы что-нибудь более насущное. Так его не пугать, а утешать надо бы в религиозно-романтическом духе.
Сбоку показывается Фаларид, оценивает обстановку, жестом велит подошедшему к нему работнику молчать, решив не показываться, незаметно проходит к беседке и остаётся там.
ПЛАТОН – Масса утешителей есть среди народа: прорицатели, ведуны, гадатели, колдуны, чародеи, чудотворцы – они все осведомлены в делах божественных, все знают толк в жертвоприношениях, заклинаниях, молитвах. Каждая толпа имеет своего кумира, ясновидца, собеседника с богом, знатока разных божьих тайн. Люди, завороженные ими, не видят юродства, напротив, именно, юродивым, сумасшедшим они верят больше, чем логике здравомыслящего философа. Помню, даже тебе, Солон, пришлось прикинуться сумасшедшим, чтобы склонить сограждан к разумному решению.
СОЛОН – Государство, как корабль: буря застигнет, и он терпит крушение. Тут и теряется из вида день завтрашний. И пока одни отдают силы свои на выздоровление государства для будущего, другие в панике горюют о прошлом и проклинают всё новое, как непоправимое бедствие. Им, ещё не устоявшимся в новом, их старое снова видится идеалом.
АСПАСИЯ – Люди золотое время хотят видеть в своём веке, при власти Закона.
ЭМПЕДОКЛ – Золотой век! Абсолютная беззаботность, никаких проблем: одни уже решены, другие ещё не назрели. И природа — неоскудевающий сад, где звери и люди питаются растительными плодами; и все общаются языком благорасположения друг к другу. Религия владычествует, но не как догма, а как безгрешный образ жизни с Богом Единым, которого все почитают как начало жизни и смысл её; и алтарь его не обагряется невинной кровью жертв, а покрывается благовониями, мирром и ладаном. И каждый обретает себя в богопочитании.
ОДИССЕЙ – Говоришь, Бог – это Разум!? А я вот не стал бы героем, если был бы просто умным, а не хитроумным! Не знаю, куда полетит душа моя, это моё «я», в Аид или ещё куда, но в жизни хитроумие помогало мне весело выходить из разных затруднений. Так вот и думаю, Эмпедокл, может, бог тоже — Хитроумный!?
ЭМПЕДОКЛ – Человеку свойственно равнять себя с Богом, видеть в себе богочеловека. Конечно, это лучше, чем ощущать себя зло-человеком. Душа живая – загадка. Она пленница у тела и жаждет побега. А ум-то, уж какой там есть, глупый, умный или хитроумный, понимает, что побег её – это смерть для тела. Тело сопротивляется, не выпускает душу. Но телу общечеловеческому — Смерть необходима!
ЕВРИПИД – Моя религия – Дионисова! Её любят все: как посмотрит Дионис вакхическим взором, так горожане тут же раскрепощаются и бегут за ним на его безумные оргии. Мой Дионис в сопровождении сатиров и менад любой город берёт легче, чем гомеровский герой!
АСПАСИЯ – Но какой мученической смертью был наказан твой Дионис за то, что спаивал людей и предавал их оргиям, беспросыпным? Ты же знаешь, Еврипид: Титаны его растерзали да съели.
ЕВРИПИД – Пророк религии страдающего бога, Орфей, предсказал ему это. Но Дионис принял мученическую смерть: принёс себя в жертву, чтобы человеческий род создать: ведь это потом из праха самих Титанов произошли люди! Слышишь, Аспасия, вот он откуда – человек!
АСПАСИЯ – Получается, что боги – это бессмертные люди, а люди – это смертные боги? Боги лишают себя блаженства: становятся людьми — это что, Рок? Необходимость такая?
ГЕРОДОТ — Неправильно весь мировой процесс сводить к Необходимости. Вот Гомер рядом с Роком ставил не только решение богов, но и свободное решение отдельных людей.
ГЕРАКЛИТ – Над слепой судьбой Гомер возвысил вселенскую мудрость – Ум, который всё видит и всё слышит!
ПЛАТОН – А мой бог – творческая воля Демиурга: свободное начало Вселенной! Демиург и Рок-Необходимость договорились не нарушать совместно установленный порядок вещей и необходимость рождения людей.
ЭМПЕДОКЛ – Люди рождаются и поневоле, и по своей воле, и в силу необходимости! Вот я перед вами — биографический факт: рождён в силу Необходимости. Изгнали меня боги поблуждать по тягостным перипетиям жизни земной. Человеку отведён один мировой год — это 30 тысяч лет для того, чтобы он в этом круговороте бесконечных проб и ошибок выстрадал бы себе прощение. А я как увидел непривычную эту обитель – зарыдал…
ГЕРОДОТ – Так ты можешь сократить этот срок — умереть добровольным самопожертвованием. Но это грех: тело же не виновато, что в нём душа -самоубийца. Тут правило очищения есть: делами полезными очиститься надо, чтобы заслужить прощение.
ПЛАТОН – Выходит, и мирового года человеку мало, чтобы познать себя нравственно-духовно, то есть, найти своё назначение в жизни. Мудрецы делали это руководством своей жизни. Мы, философы, одинаково видим путь самоспасения в нравственном самоусовершенствовании трехчастного человека – в гармонии его тела, души и ума.
ЭМПЕДОКЛ – Дело в том, что желающих спастись больше, чем способных к размышлению над образом спасения: как нормировать жизнь; как следовать религиозно-нравственной программе; как не делать зла; как развивать духовность; как умерять плотские наклонности: питаться умеренно, более пищей растительной. Всё это связано с совестью души.
АСПАСИЯ — А как же, жертвоприношения при храмах? Их там принимают с удовольствием. Нет, я не знаю идеала наилучшего устройства общества, но мне отрадно видеть, как шествуешь ты средь зла и добра, заслуженно чтимым всеми и ожидаемым повсюду. Куда ни вступишь ты – везде благодатный почёт: толпы следуют за тобой, о спасении постоянно тебя вопрошая: мудрое слово твоё – людям от разных болезней заклятье!
ЭМПЕДОКЛ – Себя-спасение — в аскетических запретах себе. А поскольку образ жизни человека общежитейский, социальный, то человек спасается не в одиночку, а в солидарности с людьми: в семье, в труде, в храме Бога единого.
ГЕСИОД – Бог единый — это ожидание всех народов и всех их философов. Ведь если нет Единого, то разные религии противопоставляют друг другу народы, разнят их и приводят к разным столкновениям.
ПИФАГОР — Не решён вопрос и правомочности самостоятельности церкви как государства в государстве. Ведь храм Божий – не тайно влиятельный орган, конкурирующий с государственной властью, нет, он со своим душеспасительным культом и государству – благочестие! Но человек так плох в алчности своих материальных желаний, что трудно найти им настоящих людей для руководства, как государством, так и храмом божьим.
ЭМПЕДОКЛ – Вот почему я и отклонил царскую корону: отказался от власти реальной. Ведь была бы необходимость принадлежать какой-либо одной партии; принять тяжёлую участь власти; ко всему пришлось бы начать считаться с властолюбием полисных руководителей, с неверностью их и продажностью. А я друг народа — демократ! В городах-государствах у меня реальная сила: народ, его мнение! Ни одна партия политическая не может обойтись без народа в своём стремлении к власти. А стать царём означало бы поневоле стать тираном, признать неравенство, социальное, а я, вослед Пифагору, — за изначально естественное право богоданного равенства среди всех!
АСПАСИЯ – Хорош идеал, как и сам ты хорош, но, Эмпедокл, это же утопия.
ЭМПЕДОКЛ – Утопия. Значит, любая форма государственного правления несовершенна, раз не совершенен человек, что стоит у власти.
АСПАСИЯ – И как же быть тогда?
ЭМПЕДОКЛ – Пифагор наивно видел космос и землю одной братской общиной: все в ней родственники — боги, люди, звери, животные. В таком космополис-государстве, понятно, ни у кого нет стремления только к личному обогащению, все одинаково заботятся обо всех, ведь суть любой власти: обеспечить, просветить, облагородить, объединить, и нет никакой администрации: политической, религиозной или законодательной.
(Фаларид обнаруживает себя взрывом смеха, жестом руки вверх приветствует всех, подходит к столу, сам наливает себе вина)
ФАЛАРИД – (подходит к Эмпедоклу, смеривает его взглядом снизу вверх) Длинный! А я выше: при мне все три администрации! Как при тебе твои: Бог, ты и… дочь… она же близка тебе по духу, да? (оглядывается) Её не вижу. К Гадару моему пошла, да? Знаешь, Эмпедокл, а ведь мне по моему духу ближе всех других — религия Еврипида! Думаю, и популярность моя во многом от того, что я не сопротивляюсь Дионису! Демократический дух во мне тоже от него, да! Аспасия, а ведь такому цветку, как ты, не небо философии подходит, а земля администрации, законодательной, при мне! Однако (ставит чашку и подымает руки в знак прощания), дела, заботы, хлопоты: государство создавать надо! Оставлю я вам — вас, философы. (уходит)
5 – Фаларид и Гадар
ФАЛАРИД – (весело вбежавшему сыну) Гадар! Сын мой! Отчего так рано? И чему так весел ты сегодня?
ГАДАР –Я у ног твоих, отец! Благослови, чтоб весел день был мне и завтра! Нет мне жизни без неё!
ФАЛАРИД – (меняется в лице и голосе) Нет жизни? даже так? И снова она?
ГАДАР – Она, отец, Глаара! Не снова, нет! И ты же это знаешь!
ФАЛАРИД – (тихо) Не снова… дочь Эмпедокла… дочь философа, опасного соперника мне в государстве… считай, недруга мне… а я думал… я уже хотел… я всё откладывал изгнание его… (громко) Изгоню! обоих! Отцу дочь нужна и там!
ГАДАР – (поднимается, с трудом осознавая) Что говоришь, отец? Глаара мне нужна!
ФАЛАРИД – Дочь она ему… Отцу дочь нужна.
ГАДАР – А сын? Отец мой, сын отцу не нужен?
ФАЛАРИД – Ты? Сын? Ты угрожаешь мне, отцу?
ГАДАР – Боюсь, что не отцу — царю… жёстко и жестоко насаждаешь ты свои законы, от которых уже стонут люди…
ФАЛАРИД – Дурная, преступная часть их, нелюдей, стонет… перестанут скоро… а народ благодарно меня против них поддерживает.
ГАДАР – И ты решил, что в своём государстве ты можешь законно запретить любовь? Разве ты, царь, бессмертный? Умрёшь, и законы твои рассыпятся прахом. Чего будет стоить оно, желание твоё поставить мир перед собой на колени, если ты не видишь перед собой на коленях сына?
ФАЛАРИД – Сына вижу. Но одного. Любви его перед собой не вижу.
ГАДАР – Отец! Она здесь, недалеко!
ФАЛАРИД – Куда? Постой. Я не об этом. Гадар, ты сын царя, ты принц! Любовь любовью, но выбор жены — для тебя шаг политический: расширение границ государства, сила его – это же теперь забота и твоя, сын мой!
ГАДАР – Отец! Сила Глаары в красоте лица её и души, но не только: она умна, как и её отец! Ты побеседуй с ней, увидишь! Я сейчас же введу её к тебе (подбегает к двери – она заперта, оборачивается) Отец? Что это значит?
ФАЛАРИД – Только то, что поостыть тебе немного надо. Как отец её, говоришь, умна она? (встаёт уйти в противоположную сторону) Побудь немного, пока я продумаю, как быть.
ГАДАР – Отец, но я уже продумал всё, и я решил…
ФАЛАРИД – Дай время, сын, и мне решить, как быть теперь.
ГАДАР – Давай же вместе продумаем, отец, не уходи! Я знаю, как быть, я же сын твой!
ФАЛАРИД – Сыы-ын… (опирается спиной о стену, чуть постукивая об неё затылком) Вот теперь я уже и не знаю, как быть… не думал, что ты так потерян… велел увести её… далеко она уже… может, где-то по краю Этны бродит… бедняжка…
(Луч света вкруговую: то на откинутое лицо Гадара-статуи и, сползая к ногам его, к лицу Фаларида, и от него поверху – на Гадара, и понизу до середины, и тут уходит, отставив в темноте отца и сына)
6 – Фаларид и Эмпедокл
ЭМПЕДОКЛ – Ты звал меня, друг Фаларид! Я сразу примчался: есть мне о ком и о чём слово замолвить . В недоумении все, кто сначала в радости были: что происходит с тобой, друг?!
ФАЛАРИД – Друг? У царя нет друзей. Нет друзей у государства.
ЭМПЕДОКЛ – А ты что… ты – государство?
ФАЛАРИД – Вижу, пожалел уже, что сам отказался.
ЭМПЕДОКЛ – Ничуть! Верю, ни храму не дашь лишь себя обогащать, ни себе не позволишь. Справедливости ради скажу…
ФАЛАРИД – Оставь. Мудрости своей невежд учи. В моей справедливости ты не разобрался. Перед трудным решением я, Эмпедокл. Побеседуем, может, что пойдёт иначе… Я не философ, но своя религия есть и у меня… А где Гаала, дочь твоя?
ЭМПЕДОКЛ – Давно её не видел: Гадар не отпускает её от себя. Мелькнёт предо мной, как бабочка, улыбнётся мне, счастливая, и убежит!
ФАЛАРИД – В дионисовой философии молодые. Послал я найти её… их найти… Отвлечься решил с тобой, пока приведут… их… Так мы о философии, о моей. Я соединил традиционный идеал с религиозным идеалом душевного исцеления и прорицания. Забота о спасении души и одновременно служение Дионису, ну, или наоборот – ты же из этой философии вышел, да?
ЭМПЕДОКЛ – Нет. Но мой идеал, не сложился в религиозно-общественный строй, остался в ряду философий. Религиозный тип государства не получил поддержки. Я даже чувствую, что политические враги расправятся со мной, как с Пифагором. Но в народе останется пророческое моё Единобожие. Всё подчинено давлению Необходимости. Но и физическая реальность Воли имеет нравственную свободу. Космос, как живая индивидуальность…
ФАЛАРИД – Оставь. «Космос — живая индивидуальность», ты, когда говоришь такое другим, сам к себе прислушиваешься? Люди — не философы. Их захватывает непонимание тебя: О, не от мира сего! Святой! Но лишь на миг. Как только ты уходишь от них со своей мифопоэтической картиной мира, оглядываются они вокруг, друг на друга, вверх, вниз, себе под ноги, и… растерянно помяв свои шапки в руках, расходятся, кто — куда. Романтик ты, Эмпедокл, или идеалист, поэт или философ, я не знаю. Хотя видел: силы были. Но ведь растратил ты их. И на что? На призыв к борьбе против неравенства в социальном мире Вражды!? «Старо, как мир», — не я, так все пожившие говорят.
ЭМПЕДОКЛ – Старо, как мир? Но мир молод, Фаларид! Как наши дети! Мир только-только ещё начинает осмыслять себя как Всечеловеческое единое государство с единой властью, с единым храмом божьим! Такое видение мира захватило меня в годы мои молодые, и я посвятил этому жизнь свою!
ФАЛАРИД – Посвятил? Разве жизнь твоя уже кончается?
ЭМПЕДОКЛ – Странные волны пошли ко мне от тебя. Фаларид? (вздохнул) Наблюдая людей, я понял, что впереди времени я, сеятель всего лишь. Подумать только: как четыре части света — четыре цвета кожи; у всех свои географические земли, свои дома — всем Бог дал: Живите, — сказал, — домами-землями своими живите, а друг к другу в гости ходите, дружите. — Но нет: ссорятся люди, отнимают всё друг у друга: Моё! – говорят. — Моё — моё, и твоё — моё: звереют и зверя в другом убить хотят. В храме господнем покаются, а выйдут такими же, как вошли… Устаёт Бог: Тварь такую не я сотворил, — думает. И время от времени взрывается: то землетрясения нашлёт, то наводнения, иль болезни разные. А то ещё видит, как чёрт-Сатану какого-то люди меж собой прославляют. Удивляется: Я же дал вам разум, люди, а вы отдаёте его рогам да копытам?
Иные единомыслия ищут для лёгкости своего контроля над другим. Ты же вот тоже, Фаларид, хочешь контроль надо мною. А лучше бы зла избегать, человек ты!
ФАЛАРИД – Разве? Нет, Эмпедокл, это ты мнишь о себе, будто человеко-бог ты. А я реально не человек: царь я, Эмпедокл, царь! А царю зла избежать невозможно: уж много всякой гадости вокруг. А против зла – метод один – зло: иначе их не победить, иначе государства не построить. Напуган даже был я сначала: не ожидал увидеть столько ненависти, злобного мщения, убийств. Венками самоувитая так называемая элита утопает в воровстве и предательстве друг другом.
ЭМПИДОКЛ – Бедный Фаларид, сочувствую тебе: с несправедливыми трудно быть справедливым. Но надо. Всё легче, когда с мутностью рядом можно видеть ясность молодых! Это же как рядом со смертью — рождение! Как счастье движения — рядом с покоем!
ФАЛАРИД – Счастье? В притронном моём окружении? Философ, ты людей не знаешь. Первым быть — сложно. А я первый властелин Акраганта: людей приходится силой к порядку приучать: они же раздирают друг друга разногласием, заговорами, преступлениями, бесстыдным грабежом всего общего. Поневоле злостью ещё злее против их зла я пошёл: беспощадно убрал их, чтоб не мешали. И сразу столько недоброжелателей, столько судей над головой моей: мясник, душегуб. Кинулись искать поддержки даже среди соседей-недругов наших. Слыхал я, что и ты… репрессиями возмущён моими. Да? Молчи уж. Не возражай. Поздно. Не понял ты, что зло моё к злым ничего личного не имеет. Про-по-ведник, думаешь, суждения твои ценнее, чем мои действия?
ЭМПЕДОКЛ – Думаю, что если средство против зла есть зло: оно снова посеет зло, и так бесконечна будет цепь отмщений друг другу.
ФАЛАРИД – Ну, будет, довольно. К делу перейдём. Внимательно меня послушай, Эмпедокл. Не хочу я злом против твоего мне добра, но, чтобы мне не объявлять народу об изгнании тебя, прошу, ты меня слышишь, прошу: исчезни сам. Куда хочешь, как и когда – воля твоя. Но время на это тебе три дня. Можешь войти в свой мировой год, он длинный. Мой же год, земной – короток, дел много, а ты мне — невольная помеха. Три дня тебе: исчезни сам. Прощай (уходит, оборачивается) Где дочь твоя, Гаала? Сказали, огнём Этны любоваться любит, как и сам ты… (уходит. Эмпедокл, опустив голову — под уходящим по нему снизу-вверх светом)
7 — Последний пир у Павсания
ПАВСАНИЙ – Темнеет, друзья, скоро ночь. Эмпедокл предложил нам в тени деревьев этой пригородной рощи отметить вместе воскрешение им женщины из мертвых.
ЭМПЕДОКЛ – Ученик мой добрый, Павсаний, коли ты пожелаешь, открою тебе зелья, какими недуги разные и дряхлость врачуют. Научу, как удерживать ветра ярость, а если захочешь, сможешь и обратно вернуть ему то дыхание ярое. Сможешь после ненастья, день ясный доставить, и в летнюю засуху зелени ливень вызвать, сможешь ещё даже уже усопшего к жизни вернуть.
ПАВСАНИЙ — Я счастлив, Учитель: среди всех я нашёл тебя — человека всеобъятных познаний. Я видел, как кроткими становились рядом с тобою разные твари, звери и птицы, какая взаимность пылала меж вами. Мне и Гераклид говорил, что ты оживил покойницу Панфею, которая долго пролежала без дыхания и пульса. А после воскресения она стала ревностной последовательницей твоей, как и Гераклид, и я. Согласен я, конечно, но мне люди не поверят, сочтут за колдовские операции.
ЭМПЕДОКЛ – К сожалению, люди всё, до чего не могут догадаться сами, называют колдовством. Помнишь, когда в соседнем городе моровая язва распространилась, и люди стали катастрофически вымирать? Я что, колдовал? Установил причину заразы: гниль окрестных там болот, и организовал соединение болот с проточной чистой водой реки – каналом их быстро соединил: атмосфера очистилась, жизнь возродилась, а среди людей молва обо мне пошла, как о колдуне-волшебнике.
ГЕСИОД – И всё же ты, Эмпедокл, утопист. Минутный блеск пока ещё скрывает начало упадка настоящего, но впереди новый век, и его уже пытаются назвать как-то иначе, а ты всё ещё весь в своей социально-утопической идеологии.
ЭМПЕДОКЛ – Я пришёл после того, как старшие сделали своё дело. Мысль человека ищет Бога единого, но вижу, как народы разные, в погоне первенства один над другим, изобретают себе разных сынов Бога единого. Так не скоро ещё поймут они, что и человечество едино, как сама природа и сам Бог единый, что и при разности цвета кожи и языка, и разных домов своих географических, можно дружить домами и культурами, не покушаясь один на землю и жизнь другого.
ПЕРИКЛ – Тогда появятся те, которые захотят быть единоправителями над всеми народами, как над одним человечеством.
ЭМПЕДОКЛ – И хорошо бы, если так да при божественном уме, при правде и совести если. Но человек плох в своей неумеренности. Но как дойдёт он до предела своего безумия — разразится над головой его Бог Единый. Я не претендую на создание религии, но знаю: за мной пойдут другие и создадут её — религию спасения в правде, совести и любви.
ПЛАТОН — Ты средоточие многих идей, Эмпедокл: и тех, что до тебя, и тех, что во время твоё. Публичен ты, но вижу и одинок: нет тебе успокоения.
ЭМПЕДОКЛ – Философия — способ переживания не только бытового и вселенского назначения, но и своей судьбы. Природа самоценна, человек через неё осуществляет своё призвание.
СОЛОН – Всё родится, расцветает и погибает, чтобы другое могло пройти тот же путь. Человек равно сооружает памятники добра и зла: так очевиднее утраты в процессе преобразования и демократических побед.
ГЕРАКЛИТ – Отсюда, из Сицилии завещана последующим временам идея культурного сближения, а с ней и идея едино-мировой религии.
ДИОГЕН — Истина для тебя, Эмпедокл, предмет твоей воли и твоих действий в противостоянии злу и несправедливости среди людей. И слава твоя в том превышает всякое правдоподобие.
ЛУКРЕЦИЙ – Немало знаю и я чудес, но достойнее тебя, Эмпедокл, нет. Стихи-песнопенья твои из глубин сердца твоего звучат, излагая такие открытия, что и подумать нельзя, что рождён ты от смертного.
ГЕРОДОТ – Да, Эмпедокл, любви и почитания много у тебя: народный любимец, благотворитель, блюститель законности! Но потому и немало завистников, недоброжелателей. У них свои мотивы избавиться от тебя. Не будь один, прошу тебя, я слышал, что тебя уже изгнать хотят из города.
ОДИССЕЙ – Да кто ж посмеет!? Эмпедокл, а сколько лет тебе — 60? 77? 84?
ЭВРИПИД – Не гадай, Одиссей, я знаю точно: 104! Полуфантастическая судьба твоя, Эмпедокл, она же есть трагедия поэзии. Мне так и видится трагедия жизни твоей, как трагедия творчества.
АСПАСИЯ — Беспокойство духа твоего, Эмпедокл, не укладывается ни в одной известной философии, ни в одном мировоззренческом стандарте. Всё в тебе так неожиданно и беспримерно! Я вижу тебя во всём на пределе человеческих возможностей.
ЭМПЕДОКЛ – (задумчиво, с грустью) Ну, вот, я для вас уже как бог, не человек. Однако, ночь глубокая уже, на покой пора, поспать всем надо бы. И я вот тоже… здесь… (заходит за дерево, один) Чувствую, бьёт мой последний час, верховный час моего одиночества. Гаала, дочь моя, тебя в одиночестве не оставит Гадар. Но как-то странно о тебе отец его спросил: Где дочь твоя, Гаала? И про Этну что-то сказал. О, человек опасный, три дня мне дал, чтоб я исчез. А ты по краю Этны будто бродишь. А что, если он… коварный… о, Бог мой, Отец мой, прости…
8 — Исчезновение Эмпедокла
Утро. Отовсюду к центру подходят все, каждый в недоумении по-своему
ПЛАТОН – Все окрестности обыскал – нет его. Может, сам Бог призвал его? Надо принести жертву Эмпедоклу: он и вправду сын Бога.
ПАВСАНИЙ – Здесь нигде нет Учителя. Послушайте, что произошло ночью: В полночь я услышал, как кто-то громко и чётко позвал Эмпедокла. И тут сразу же я увидел на небе свет и огненный такой блеск, и я почему-то протянул к нему руки! Повернулся, чтобы спросить Эмпедокла, увидел ли и он, услышал ли… но его не было рядом.
ГЕРАКЛИТ – Мне сказали, что будто бы Фаларид хочет изгнать Эмпедокла в Пелопоннес. Может, увели его ночью? Дорога трудная, выдержит ли он её?
ДИОГЕН – А мне здесь старец один сказал, будто слышал он, что Эмпедокл шёл берегом моря, оступился, упал, а море его подхватило и унесло.
ПЕРИКЛ — Странная смерть, коли такая. Умереть реально может только живой человек, а Эмпедокл — он же существо фантастическое.
ЛУКРЕЦИЙ – А я слышал совсем ужасное: будто повесился Эмпедокл. Будто тут недалеко жители его с дерева сняли… горло петлёй стянул… или стянули, может.
СОЛОН – Послушайте,Эмпедокл же нарушил правила пифагорейского сообщества: соблюдать молчание и хранить тайну религиозных мистерий. Вполне возможно, что они его и изгнали, при поддержке ещё и Фаларида.
АСПАСИЯ – Не нарушал он никаких тайн ничьих. Мне как-то сказал, что готов умереть, но чтоб забрать с собою все боли земные. Тесно ему было в человеческом обличии, как в смирительной рубашке, — сверхчеловеком был, посланник нам от Бога Единого.
ЕВРИПИД – И то верно: он Бога в себе чувствовал больше, чем человека. Ясновидящий поэт, учёный, маг, философ-жрец: не было тайн неба и земли, недоступных пониманию ума его.
ОДИССЕЙ — Святая мука гения: стремление совершенствовать земную участь людей! Только жажда обретения ими божественных высот его и утешала!
ПАВСАНИЙ – Да что вы все сразу: был, был, — никто же ничего не знает. Ну, ушёл человек куда-то и вот-вот вернётся. Счастливый избранник Учитель: Бог к нему милостив.
ЭВРИПИД – И то верно, бросьте вы сочинять каждый своё. Очевидцы есть у смерти Эмпедокла? Павсаний, мы пировали где? Ааа, неподалёку от Этны. Может, ты и слышал, что кто-то позвал Эмпедокла, но ты же не видел в какую сторону он пошёл. А мне известно, что в окрест Этны часто видели дочь его, Гаалу, с Гадаром, сыном Фаларида, что очень не нравилось самому Фалариду.
ГЕРОДОТ – Вот в этом уже что-то есть — не к Богу, значит, пошёл, а к дочке. К Этне-вулкану подошёл и засмотрелся на Огонь его Разумный!
ГАДАР – (входит, еле сплетая ноги, все окружают его) Не хочу, жить не хочу без Гаалы. Люди отца моего отнимали её от меня, обвязав верёвкой меня туго. Она увидела своего отца, побежала к нему. Они оторвали его от неё и, раскачав, бросили в пламя Этны. В ужасе кинулась Гаала ко мне, споткнулась, упала, а они её… ногами… туда. – Огонь умный, — кричали, — он умную жертву любит, он спасёт вас… — хохотали, как черти в аду… Мне это вот оставили: башмак отца её. – Вулкан в благодарность за умную жертву на память тебе это выкинул, — кричали. — Чтоб башмаки отца своего целовал, царя нашего, Фаларида… — Не-на-вижу. К вам пришёл, рассказать и слабость так от себя чтоб отогнать. Мне собрать себя надо… убить его чтоб, царя этого, Фаларида (чуть выпрямил плечи, вдохнул глубоко, ушёл)
ГЕСИОД – (после общего молчания) А ведь там во времени в памяти людей останется только башмак… трагедия обернётся лёгкой и весёлой шуткой: как умный огонь умного вулкана принял умного философа. Даже сама смерть Эмпедокла станет популярным преданием.
АСПАСИЯ – (размеренно) Сегодня паясничать да юродствовать об этом будут. Но потом рассказывать будут, как в Древней Греции какой-то философ, по имени Эмпедокл, бросился в кратер сицилийской Этны, чтоб побеседовать с умным огнём его. И благодарный шутник Этна-вулкан вернул людям на память только один медный башмак его.
ПАВСАНИЙ – Философов много, и гениев с разными судьбами немало, а в памяти людей останется такой вот Фаэтонов взлёт Учителя: явить себя людям человекобогом — всё зло и все страдания людей кинуть с собою вместе в огонь. Башмак, говорите, вулкан нам весело выкинул? А я вот верю, что смысл знака этого от вулкана — в утешение нам: вернётся ещё наш Учитель, вернётся к людям Утешитель! Я в это верю.
Слышны вскрики: – Страна без царя.
– Сын — отцеубийца