ИНТЕРВЬЮ

«Наша Среда online» — Уже завтра мы начинаем публикацию нового романа «Лазарет» замечательной русской писательницы Елены Крюковой. Финальные аккорды ещё не прозвучали, книга дописывается, а мы, в предвкушении получения новых ощущений, которые доставляет чтение всех произведений Елены, беседуем с ней о предстоящем.

— Елена, рад показать читателям на портале «Наша среда» Вашу новую работу — роман «Лазарет»! Приоткройте тайну. Что за книга, о чём она?

— Рождение книги — да, точно, тайна. У меня это происходит, видимо, так: мать и дети. Архетип материнства. Зачатие… вынашивание… рождение. И да, «Лазарет» построен на архетипах и дышит архетипами. Я люблю архетип, знак, концентрацию смыслов. А в «Лазарете» архетипы — как в музыке лейтмотивы. Они пронизывают всю ткань книги, и образную, и словесную.

Книга о хирургах. Архетип врачевания. Ничего нет важнее здоровья человека! Здоровый человек открыт радости, сильным чувствам. Но ведь страдание, по другой ветви философии, это испытание Божие, и, пройдя через страдание, мы поднимаемся на новую ступень. Второй архетип — война. Война и человек, война и Бог, сражение последних времён. Весь текст пропитывает, как Причастный хлеб — святой кагор, архетип Времени.

— Есть у героев прототипы? Или Вы их целиком и полностью выдумали, увидели при помощи авторской фантазии?

— Кто такой врач? В первую очередь, мы воспринимаем врача как спасителя, избавляющего нас от мучений. У главных героев книги, хирургов Алексея и Николая, есть прототипы, прообразы. Прототипы большой магнитной силы. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) и Николай Амосов. Не подумайте, что это биографическая книга о двух этих личностях! Мой текст художественный. Я вдохновилась их жизнями. Их временем. И, когда начала работу, герои уже сами диктовали мне, что и как.

Святитель Лука писал книги по хирургии — его «Очерки гнойной хирургии» — настольная книга у множества врачей; записывал основные положения своих церковных проповедей; и написал однажды потрясающую книгу «Дух, душа и тело». Его волновало, как они соотносятся в одной, такой маленькой жизни человека. Как чувствует жизнь, Бог, смерть верующий? Куда идёт человек неверующий, более того, воинствующий атеист? Мiръ Незримый рядом с нами. Работу Духа невозможно объяснить с точки зрения материализма. Да сама материя, по мнению ряда философов, не что иное, как сгущение Духа. Человек гибнет — а врач вытаскивает его с того света. В медицине существуют чудеса. А не только сильнодействующие лекарства.

— Как бы Вы определили стиль, стилистику книги?

— При всей явной, вспаханной почве реализма, всего реально происходящего, я написала книгу мистическую. Это магический реализм. Метафизика чистой воды. Более того, я уверена, что любой художник с ходом Времени, даже самый-пресамый реалист, начинает ощущать экзистенциальное, Бога, и пытаться выразить это в произведениях.

Однако книга сюжетная. А сюжет — это действие. Я проживаю с моими героями их жизни, а они у них, эти их судьбы, ох какие…

У меня по сюжету доктор Алексей (Алексий = человек Божий…) еще и провидец. Он видит грядущее. И он человек не просто воцерковлённый — он священник. Он иерей и врач одновременно. Христианская мистика и рациональная медицина в нём уживаются гармонично. Но ведь сама медицина часто основана на пресловутом и иррациональном «чуть-чуть», «необъяснимо», «невозможно»! «Это невозможно, но больной выздоровел!..»

Доктор и батюшка Алексей — живое зеркало Мiра. Он отражает Мiръ, а Мiръ отражает его. Это прямой выход на бесконечность.

— Как Вы справлялись с трудностями изображения врачебной, хирургической работы? И почему вы дали книге такое название?

— Много эпизодов чисто медицинских. Мне наверняка зададут вопрос: вы же не врач, откуда вы всё это знаете! У меня есть медицинская опора. Моя мать была врач, великолепный нейроофтальмолог, оперировала на глазах, работала в клиниках Вологды, Сталинграда, Чебоксар, Горького. Произношу советские названия городов… как тогда… Врачи, операции, тонкости хирургии, общение с докторами и в больнице, и вне больницы — всё проходило на моих глазах, я многое запомнила накрепко, на всю жизнь.

Книга и сюжетная, и образная. Философия и экшн в ней сплетаются. Почему «Лазарет»? Да потому, что многие сцены романа — в лазаретах: фронтовых, тюремных, для ссыльных. «Лазарет» — такая апология двадцатого века, его портрет через призму войны, хирургии и веры.

— Как бы Вы сами определили вектор книги? Откуда и куда идёт её время, её действие, её герои? Важен смысл этого движения… Ведь мы, читатели, пойдём в дальний путь вместе с ними.

— Вектор произведения — его основная мысль. Часто — магистральный образ. Нечто самое главное. Маяк. Магнитный полюс. Я бы определила этот вектор так: человек идёт к Богу, а Бог к человеку. Но Бог к человеку идёт всегда, а человек часто уходит от Бога прочь. Думая при этом, что он сам силён, и прекрасно без Бога, без души и сердца обойдётся, с одним только живым телом и работающим разумом…

А вот нет! Не получается так! Алексей и Николай и учатся друг у друга врачебному искусству, и противостоят друг другу. Они друзья-враги. Но они воюют в духе: Николай атеист, Алексей священник, тут неизбежны схватки. Кроме всего прочего, они соперники…

Вечные мировые сюжеты не обходятся без любви. Без её подчас трагической музыки. Но тут всё сложнее, нежели внутри бытовой коллизии. Скажу только: есть сильный символ — Алексей называет любимую — Душа моя… На этом посыле в романе строится целая Вселенная.

Наступит ли примирение героев? Или они обречены на вечную войну? Да, они не стоят на месте. Они идут. И они меняются. Трансформации, метанойи характеров ещё никто не отменял. Мы столкнёмся с необычной ситуацией в финале…

— Елена, обозначьте, пожалуйста, завязку романа!

— Детство Алексея. Революция. Война. Он едет на фронт. Там происходит его встреча с доктором Николаем. Они оба — хирурги в лазаретах рядом с передовой. Потом в судьбе обоих появляются арест и Север. Оба оказываются за одной колючей проволокой и работают теперь уже в одном лазарете… Всё, что случилось с ними там, под пологом северного Сияния, в условиях, где человеку надо быть крепче камня, — во фресках второй половины романа. Приключений много. Но, наряду с приключениями в жизни, с героями происходят и приключения в духе. Видимое и невидимое сплетаются. Роман в большой степени иррациональный даже для меня самой. Он сам собой управлял, когда я его писала.

— И всё-таки: для Вас самой этот текст реалистический или духовный?

—  Чем интенсивнее человек чувствует, тем ярче и сильнее в нём работают дух, мысль. Нет художника без сердца. Добавлю: и нет одарённого, от Бога врача без сердца. Одним логическим мышлением ничего не сделаешь ни в медицине, ни в искусстве, ни в садоводстве, ни в науке, ни в учительстве, нигде. Сердце ведёт нас. Оно открывает порой наглухо закрытые врата.

Вот война. Она в романе изображена то реалистично, то мистически. Война — это символ-знак цивилизации. При всём её житейском ужасе, это мощный архетип бытия. Все художники, все без исключения, писали войну. И война, это отмечают многие философы, часто идёт не на земле, а в небесах, в обители Платоновских первообразов, эйдосов, а на земле только отражаются эти сражения, льётся кровь, грохочут танки, летят бомбы. Осознать войну, осознать последние времена человечества — это уже эсхатология. Все эти вопросы поднимаются в книге. И, значит, она духовна. Но без опоры на настоящее, на жизнь из плоти и крови, она не родилась бы на свет.

— Какой судьбы Вы пожелали бы вашему детищу?

— «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…» — сказал Фёдор Иванович Тютчев. Писатель родил книгу — он выпускает её в свет, как птицу: лети! И всё-таки я не сразу отвернусь от неё, чтобы поглядеть на другие, новые, задуманные вещи. Я поставлю «Лазарет» моноспектаклем, внутри задуманных на этот год проектов «Театра Елены Крюковой». Опубликую его в российских журналах. Проведу презентации в Нижнем Новгороде и в других городах. Я всегда надеюсь на моих давних читателей — они у меня, слава Богу, есть, и я их ценю и люблю. Конечно, покажу роман на литературных премиях и конкурсах.

Премьера «Лазарета» в «Нашей среде» — большая радость для меня! Виктор, дорогой, мы давно с вами работаем, и это счастье — быть в творческом общении, чувствовать понимание, мощную поддержку.

— Хотели бы Вы, чтобы по вашей книге сняли фильм?

— Да кто же из писателей этого не хочет? Здесь есть момент судьбы, везения. Я не знаю хорошо мир кино, хотя у меня в этом мире есть знакомые люди, друзья. Но производство фильма связано, в первую очередь, с продюсированием и поиском необозримых средств. Я не продюсер, это понятно; и я не умею их искать в бурном море арт-социума. Если вдруг всё сложится так, что книги мои, не только «Лазарет», но и другие — «Старые фотографии», «Беллона», «Юродивая», «Солдат и Царь», «Серафим», «Царские врата», «Евразия», «Музыка», «Иерусалим», «Раскол», другие работы — приглянутся режиссёрам, понятно, я радоваться буду. Но пока для меня загадка, как люди попадают в этот киномир… Иногда думаю: эх, вот богатства-то валяются в моих сундуках!.. Ничего. Будущее с ними разберётся. Верю в это.

— Елена, весь роман — как храм: северная стена, южная стена, западная, восточная… Они расписаны фресками. Фрески — Ваш давний, излюбленный, рождающий монументальные образы символ. Это на уровне подсознания? Или авторского сознания, авторской воли?

— Я художник-монументалист. Мой отец, Николай Крюков, художник, занимавшийся станковой живописью, ещё и расписывал, реставрировал храмы. Я пошла по его стопам. Это мне врождено. Я не книги пишу — я расписываю храмы. Книги — мои соборы. И я собираю в них трагедии и радости Земли.

Беседовал Виктор Коноплев