ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша Среда» продолжает публикацию глав из книги Кима Бакши «Духовные сокровища Арцаха»
Глава 1. «Я укрепил эту дружбу стихами…». Вступление к книге
Глава 2. Девяносто восемь ступеней (или) Как родилась эта книга
Ровно столько ступеней ведут от земли вверх до высоких бронзовых дверей старого здания Матенадарана. Ныне, с реконструкцией входа в Хранилище древних манускриптов, число ступеней изменилось (их стало меньше). Но я не хочу менять название этой Главы. Пусть это будут воображаемые, виртуальные, живущие в моей памяти 98 ступеней. Ведь я почти пятьдесят лет ходил по ним. Так проходила почти вся моя жизнь.
Как родилась эта книга
Для меня это большая загадка. Теперь я начинаю понимать, что она незаметно началась за много лет до того, как вот этим необычно теплым апрелем (впрочем, перешедшим в заморозки, что привычно в нашей полосе) я сел за стол в своем доме в калужской деревне, что недалеко от Тарусы. Новая книга эта началась тогда, когда я и думать не думал о ней.
Просто переживал вместе с Арменией удивительные события 1988 революционного года.
Может быть, кто-то уже не помнит, а я помню отлично: это были времена огромного общественного духовного подъема и необъятных надежд. Оправдались ли они? В любом случае надежды всегда плодотворны, они возвышают душу человека ли, народа ли – всё едино.
Я бывал тогда в Ереване, работал над очередными сериями фильма «Матенадаран» и всё видел своими глазами – что творилось. И строки дневника, который вёл тогда и который сейчас собираюсь открыть и перечитать вместе с вами, пахнут порохом. Помните, как у Пастернака:» Открыть окно – что жилы отворить…»
7 ИЮНЯ 1988. ЕРЕВАН
Утром шел с Кареном Григоряном в Матенадаран, он меня провожал. И у здания Оперы я увидел небольшую группу бастующих студентов. Они расположились на спальных мешках на базальтовой площадке у самого входа. Рядом с ними приклеен плакат с требованиями этих сидячих забастовщиков. Читаем. Просят признать геноцидом массовые убийства армян в Сумгаите и от имени государства, от имени СССР, выразить соболезнование по поводу жертв. И Карабах, конечно, Карабах! Свободу ему, против угнетения братьев в этом древнем армянском крае.
Светлым, ярким, похожим на день вечером возвращаюсь из Матенадарана в свою гостиницу «Ереван», где в последние годы обычно останавливаюсь. Сижу в номере, читаю исследование Татьяны Измайловой о Евангелии католикоса Вазгена I.
(Читаю, но еще не осознаю, что этот потрясающий манускрипт связан с Карабахом. И что настанет день, и я отправлюсь в эти места, где он хранился.)
А под балконом моего номера тем временем проходит демонстрация. Стоустая толпа скандирует: «Арцах – Карабах! Арцах – Карабах!»
Смотрю на идущих людей со стесненным чувством сопереживания и в то же время своей вины. Я же ведь с той, виноватой, стороны – москвич.
Говорят, на сегодня назначен грандиозный митинг. Донеслись слухи об ожидаемых репрессиях, будет введен комендантский час. Что следственный изолятор освобожден, ждет демонстрантов.
«Говорят…» «Ходят слухи…» – так неопределённо мы воспринимали тогда действительность. Привычка, знаете ли… Она рождается и упорно живёт, когда власть не хочет вас ни о чём информировать. Народ ходил и скандировал лозунги, а меж тем на ереванский аэродром из разных стран уже стала приходить материальная помощь борющемуся Арцаху, прилетало
всё больше людей, готовых бороться за независимость Карабаха. Тайно формировались отряды бойцов, уходивших на фронт. Кто были эти люди? Молодые учёные – физики, математики – цвет нации. И стало даже принято – не слишком афишируя это, КГБ не дремлет! – собираться в домах тех родителей, которые проводили своих сыновей на фронт и теперь со страхом ждали вестей из Карабаха. И эти вести приходили! И под плач матерей и сестёр на фронт собирались младшие братья. И этот ужас в семьях продолжался!
В это же самое время, ранним летним утром, тихо и бесшумно – благо электромоторы своего производства – раздвинулись железные двери завода «Арменмотор», из ворот выехал грузовик с высоким кузовом, плотно обшитым брезентом, что придавало ему военизированный вид, из кабинки вышел человек плотного телосложения с волевым, озабоченным лицом. Это был Карлос Акопович Петросян, генеральный директор «Арменмотора», человек, которому суждено будет сыграть заметную роль в судьбе этой книги.
Но всего этого тогда не суждено мне было знать, мы не были даже знакомы. Между тем Карлос Акопович давал строгие указания молодому человеку с автоматом на шее перед тем, как усадить его в кабинку автомобиля рядом с шофёром. Речь шла о самом тогда опасном участке пути – Лачинском коридоре, где на пути в деревнях азеры забрасывали камнями машины, грабили грузы.
«И не бойся применять оружие. Учти, идёт война, а на войне стреляют, не забывай! Вы везёте питание своим товарищам…»
Машина была полна продуктов – крупы, тушёнка, вермишель. Боеприпасы, немного оружия. На заводе был сформирован отряд добровольцев из 23-25 человек «Мец Гайк», он был хорошо вооружен и экипирован, ребята отправились в путь на несколько дней раньше. В Мартунинский район, где шли жестокие бои, где наступали азеры, жгли армянские деревни.
19 ИЮНЯ 1988. ЕРЕВАН
Снова прилетаю в Ереван по тем же киношным делам, встречает Арто Давтян, наш второй режиссер и неизменный директор сериала «Матенадаран», в своей несменяемой и не снимаемой кепочке. Пока ждали багаж – железные коробки с фильмом, которые я привез после премьеры в Москве, в Доме Кино, Арто мне фрагментарно «освещает обстановку». Дает почитать статью в «Строительной газете», где напечатано интервью со знаменитым армянским строителем, баловнем Москвы Гарником Минасяном, Героем Социалистического труда. Он рассказывает в ней о том, что заставило его начать голодовку
на площади Оперы. Он увидел там голодающих студентов. Им по 18-20 лет… «Как же бросить их, наших сыновей?..» Читаю, глаза влажные… Гарник – мой ровесник, ему лет 57-58.
А Арто рассказывает о митингах, в которых участвуют сотни тысяч, и тоже подсыпает деталей, от которых трудно продохнуть. Как пришли, например, на митинг глухонемые, и рядом с микрофоном стоял их переводчик и переводил всё на язык жестов. А они молча сжимали кулаки и голосовали «за».
Арто продолжал свой рассказ по дороге в такси и в гостинице, куда я наскоро устроился, и мы пошли на площадь. Тогда это значило – к зданию Оперы. Арто показывает: вон там, у памятника композитору Спендиарову, голодали студенты, а позади, за памятником, голодал Гарник. Там же висел его пиджак с золотой Звездой Героя и орденскими планками. Когда они там сидели и лежали, люди, собравшиеся на митинг, не курили. Написано: «Голодающие» – и это было всё равно что надпись «Не курить!» И сотни тысяч не курили на площади, уходили на соседнюю улицу.
Из окон на этой улице Туманяна передавали воду для участников митинга, а вечером подъезжали машины с едой, со свежеиспеченным хлебом – кооператоры кормили бесплатно.
Была всеобщая забастовка, но в эту субботу и воскресенье (я прилетел как раз в воскресенье) все работают, чтобы покрыть ущерб. Чтобы их в Москве не могли упрекнуть в дезорганизации производства.
(Господи, какая сознательность и… какая наивность!..)
Организовался Комитет «Карабах», он воздействовал на депутатов Верховного Совета Армении, чтобы те подписали документ с требованием созвать внеочередную сессию; депутаты упрямились, не хотели подписывать, прятались. Народ их вылавливал, грозил отзывом. А одного известного взяточника забросали смятыми рублёвками, плевались: на – подпиши!
Наконец, внеочередная сессия была созвана. Народ требовал от депутатов: официально признать Нагорный Карабах, воссоединить его с Арменией, соответственно просить согласиться с этим Верховные Советы СССР и Азербайджана. Но во время сессии председатель и другие руководители стали вилять, обманывать. Тогда народ двинулся к Верховному Совету; прорвали оцепление, засвистели дубинки. Начались волнения, кричали: уберите войска! Обстановка накалилась. И тут заиграл трубач. Взобрался на 18-й этаж, на крышу и заиграл сначала «Танец с саблями», а затем позывные Арно Бабаджаняна «Мое сердце в горах…» И все успокоились. Никто его не знает, этого трубача, он, кажется, выпускник Консерватории.
Ах, этот трубач! Самой жизнью порождённый символ, метафора революции.
Потом вышли представители демонстрантов, допущенные на заседание, зачитали вынужденное решение Верховного Совета, разъяснили, что требования народа приняты. Призвали прекратить голодовки и всем отправиться по домам. Но сначала все пошли снова на площадь. С факелами несли на руках к «Скорой помощи» тех, кто голодал.
А сколько благородных характеров проявилось в эти дни! Приводят в пример Алексана Киракосяна, бывшего первого зампредседателя Совета Министров: как он выступил на сессии, – был уже пенсионер, и про геноцид 15-го года сказал (тема была запретная), и про резню армян в Сумгаите (ее замалчивали). Это и Чекиджян – поднялся знаменитый дирижер, чего от него никто не ожидал. Виктор Амбарцумян, которого не очень-то любили, считали слишком близким к высшим государственным кругам, вошел к Долгих (большой московский бонза): «Называете армян экстремистами. Я экстремист? Посмотрите, я – экстремист?!..»
А сколько прекрасных писем пришло из России со словами поддержки! От Пиотровского, от Лотмана. Думаю, почему я не отправил армянам открытое письмо? Это странно, что не догадался. Причин тут, по-моему, две. Во-первых, я не отделяю себя от армян. Не будут же армяне самим себе писать письма… Во-вторых, считаю себя небольшой величиной для таких писем – открытых, к народу.
Сильва Капутикян обычно говорила мне при встрече: «Ну что, Вы по-прежнему любите армянский народ? Вам хорошо, Bы в тринадцатом веке…» И вот теперь можно любить армянский народ ХХ века, сегодняшний. Гордиться им.
Чувствую, что я свидетель событий великих, очень полезных для всех нас. Вот они, уроки Армении, а не гены истории.
Интересно, приезжал ли сюда в эти недели Андрей Битов?
20 ИЮЛЯ 1988. ЕРЕВАН
Познакомился с одним из активистов Комитета «Карабах». Между прочим, он рассказал о своей встрече с московскими диссидентами. Они удивлялись неопытности лидеров «Карабаха», мол, не знают они правил конспирации – как грамотно спасаться от КГБ, многого не знают и не умеют, но добились большего, чем все московские диссиденты вместе взятые за все годы. Потому что, добавили диссиденты, у вас великий народ.
А, по-моему, дело не в природных качествах армян, хотя, наверное, с февраля за четыре месяца народ вырос колоссально. Дело в единодушном,властно возникшем стремлении. Вековая реакция на национальное и культурное угнетение, притеснение, на физическое уничтожение. Это всё подспудно жило в армянском народе и вот полыхнуло пожаром, сплотило людей.
И поэтому не нужна конспирация, как у наших диссидентов, которых народ не поддержал, – они один на один были со всесильным государством. Но при всей своей мощи оно бессильно перед восставшим народом. На удивление всем, Комитет «Карабах» действует без чёткой организации, железной дисциплины и других партийных штучек, к которым мы привыкли, и при этом всё как бы само собой делается. Народ сам все делает. Когда все взрослое население участвует в митингах у Оперы, им уже не надо руководить в «партийном» понимании этого слова: вытаскивать, принуждать, уговаривать.
Так, наверное, было однажды в истории, и события в Армении мне объясняют загадку революции 1917 года. Я всегда удивлялся, как это горстка революционеров могла раскачать многомиллионный и к тому же тёмный наш народ. А все было и сложнее и проще. Большевики и прочие революционеры твердили в своих газетах и на сходках о народных требованиях, об эксплуатации, о 8-часовом рабочем дне и т.д. до тех пор, пока естественным путем истории – самим ее ходом, в котором была и их малая доля, народ из стада баранов превратился в революционный народ.
А иначе надо поверить, что миллионы людей повело за собой ничтожное число «подстрекателей». Это словечко было в ходу в полицейских кругах 1917 года. Полицейские верили в то, что стоит лишь нейтрализовать кучку «подстрекателей», как все нормализуется. Кстати, это словечко активно употребляется и сегодня по отношению к армянам в словаре власти, включая экстремисты»,
«матёрые националисты». Существует дурацкая надежда, что стоит их переловить, пересажать, а людей запугать, и всё успокоится.
Вот они, уроки Армении… Это революция и революционный народ. И есть надежда, что и наш народ в России, наконец, проснется и, как народ армянский, стряхнет с себя апатию и семидесятилетнее подчинение. И в четыре месяца пройдет великий путь.
…Вечер, стемнело. Я шел по улицам. А над головой гремели вертолеты, плыли, как акулы. Я испытал 1% страха и 99% стыда.
21 ИЮНЯ 1988. ЕРЕВАН
Погода в Ереване странная для июня. Прохладная, московская, с легкими, как пыль, дождиками. С прояснениями, с бледной просинью, с просверком солнца, с туманными пробелами, в которых потонул Арарат. Сегодня, как всегда за последние двадцать пять лет, пошел в Матенадаран. Увидел лестницу, ступил на ноздреватый базальт, словно дырчатый заплесневелый сыр. Начал считать ступени… Их оказалось девяносто восемь. Меня однажды проверял мой близкий друг, академик Самвел Григорян, математик: он считал, а я волновался, но его счёт сошелся с моим. И с тех пор закружилась моя голова от этих постоянных восхождений и непрестанных спусков. Да, ровно девяносто восемь ступеней!
Лозы винограда с причудливой вырезной листвой прорастали, картинно окутывая статуи великих ученых, стоящих справа и слева от входа.
Да, девяносто восемь ступеней. Ступеней моей судьбы. Не обижайтесь, пожалуйста, и не упрекайте меня, дорогие мои читатели, но, думается, это моя последняя «армянская книга», седьмая по счёту. И поскольку это всё-таки так, я позволю себе обратиться к первой своей армянской книге «Орёл и меч» 1970 год – У каждого народа есть свой Кремль, свой Лувр, своя Долина пирамид. В Армении – это Матенадаран. В него вступаешь, как в концерт.
Сначала оркестр настраивает инструменты, разноголосо шумит Ереван. Поднимаешься по розовостенной улице в гору – звуки отлетают один за другим. Остаются оглушительное чириканье воробьёв и гортанный крик ребятишек, играющих на ступенях плоской и бесконечной лестницы.
Это звучит как первая музыкальная тема. И вместе с ней, параллельно ей, возникает и с каждым шагом вверх усиливается торжественная мелодия Матенадарана.
Он величественно надвигается, нарастает как крепость, как памятник. Его фасад на фоне гор – как хоран, начальная страница древней рукописи, одной из тех, что хранятся в нём.
… Тогда, в 1970-м, мои молодые ноги легко несли меня вверх по лестнице. Спустя двадцать лет и я был немного другой, и Ереван звучал по-иному, грозно.
Стоило мне появиться в Матенадаране, как уже в вестибюле мне вручили письмо в ЦК КПСС от имени коллектива Матенадарана. Меня удивило, что и здесь, в хранилище вечных рукописей и среди очень образованных людей всё так политизировано, все наивно верят в письма, резолюции. А стоило мне заикнуться насчет манускриптов – как бы их посмотреть – в ответ мой друг Арташес Матевосян (для меня – Артюша) а, вообще, он великий ученый – потащил меня наверх. В выставочном зале подвел к широкому, забранному ажурной сеткой окну, сквозь которое открывается бесконечная перспектива центрального проспекта. Перед ним много лет уже стоит витрина с заключенным в ней камнем с армянскими письменами – надписью, по правде сказать, мною виданной-перевиданной, но не читанной. В ней говорится о монастырской библиотеке-матенадаране. Я никогда не интересовался, из какой стены взят камень, понимал – смысл экспоната в том, чтобы показать посетителям: много веков назад была в Армении грамотность, книги, библиотеки. Матенадаран не вчера возник.
И вот стою, читаю…
«В 1204 году я, Тер-Ованнес, с большим трудом построил эту церковь и собрал кресты и РУКОПИСНЫЕ КНИГИ, НАХОДЯЩИЕСЯ В НЕЙ ТЕПЕРЬ, разбил виноградник Джотац и насадил новые саженцы. Затем монастырь с приделами при содействии владыки Атерка передал старшему брату моему Гасану и его сыновьям. Кто нарушит сие условие, да будет наказан Богом.»
А вот продолжение этой записи:
«Во имя Бога, это моя, Гасана, надпись о том, что, когда мой брат построил церковь и передал мне весь монастырь, я подарил Хндзорабак с приделами этой церкви, кто противится этому, тот против Бога, кто нарушит это, да не будет помилован Богом…»
Артюша указывает мне, что это фрагмент плиты из Хатраванка («ванк» по-армянски «обитель, монастырь», Хат – имя ученика апостола Фаддея, который в первом веке в Армении проповедовал христианство.) Так вот, сей Хатраванк, оказы-
вается, находится не где-нибудь, а в Арцахе. Вот в чем дело! Сейчас все это вызывает особый интерес. В связи с притязаниями на него Азербайджана все исторические свидетельства об исконной принадлежности Арцаха армянам очень ценны, необходимы. А кто и где об этом знают лучше всех, как не в нашем Матенадаране?
Артюша говорит новые для меня вещи: два знаменитых Евангелия, гордость Матенадарана Ахатское 1211 года и Таргманчац 1232 года хранились, лучше сказать, «сохранялись» в Арцахе, в том самом Хатраванке. Так что эта расколотая на три части плита с надписью, впаянная в витрину, – очень важное свидетельство.
Боже меня сохрани ставить под сомнение рассказ Артюши о том, где были два знаменитых манускрипта до Матенадарана, их связь с Арцахом. Меня заинтересовали подробности – откуда он узнал? Так я узнал от Артюши, что в ХIII веке был
такой полководец Григор Арцахский. Со своим отрядом он ходил в походы вместе с монголами – они громили турок-сельджуков, извечных врагов армян. Из походов он привозил спасённую в разрушенных армянских церквах утварь и особенно книги. Так он спас два Чарынтира – два сборника торжественных Речей, Книгу церковных канонов католикоса
Иоаннеса Одзнеци, роскошное киликийское Евангелие, переписанное и украшенное в 1166 году. В Матенадаране оно неизменно представлено на выставке как образец киликийского искусства книги. И всё это Григор вложил в монастырь Хатраванк.
Евангелие же Таргманчац появилось в этом монастыре как дар другого Григора – князя Допяна: у него умерла жена и в память её он отдал Таргманчац в монастырь, одев рукопись в драгоценный оклад.
Теперь об Ахатском Евангелии. Артюша, исследователь тонкий, заметил в обеих рукописях следы взаимовлияния: признак того, что было время, когда они жили вместе, в одном монастыре, а стало быть – в Хатраванке…
Боже мой, вот уж действительно не знаешь, что тебя ожидает в будущем! Пройдет двадцать лет, и я устремлюсь в тот самый Хатраванк.
С великим трудом для моих 76 лет поднимусь к монастырю по как мне пoкажется бесконечной, заросшей и пропадающей тропе, сквозь чащи и буреломы, перейду ручьи по камням и стволам рухнувших деревьев. И каждый спуск, который делал легче мой путь, не радовал меня: я уже знал, что на обратном пути за спуском последует подъём.
А перед этим мы в горестном недоумении остановились на берегу по-осеннему стремительной реки Трту-Тартар. Чтобы найти Хатраванк, надо было пересечь реку, но как? Не лезть же в пронизывающий холод стремнины, это и летом страшно, тем более в октябре. Один из местных ребят, охотник и следопыт, участник боёв с азерами, посоветовал нам раздобыть мощный грузовик «Урал»– он упрётся носом в берег, а мы перелезем по кабине, по его
крыльям – и спрыгнем на тропу. Так мы и сделали!
Добравшись до стен монастыря, я попытался среди этих не обозначенных на картах руин найти место возможного книгохранилища.
Ещё предстоял пугающий обратный путь: на ватных ногах я начал спуск, но последние метры до «Урала» тропинка показалась мне будто намазанной мылом, и я поскользнулся, упал в горную реку, в ее несущийся холод. Хорошо, что шедший за мной и страховавший меня местный парень подхватил меня сзади, подвесил над водой и помог перелезть в кузов грузовика. Ещё, оказывается, мой друг Акоп все это время фотографировал мои приключения.
… Читаю дневник и, конечно, с трудом вспоминаю обстоятельства тех дней. Из выставочного зала Артюша заставил меня спуститься вниз – в подвал, в хранилище, в царство главного хранителя Юры, Геворка Тер-Варданяна. Там с Юриной помощью он выстроил солидную стопу (помнится, даже две) знаменитых книг, созданных в разное время и в самых разных областях Армении; одно у них было общим – все они долгие века хранились, верней сказать спасались, в Карабахе – в его церквах, монастырях, дворцах князей-меликов, а уже из Карабаха в разное время и притом самыми причудливыми путями попали в Матенадаран Еревана. И не только сюда, но и в Париж, Лондон, Вену, Рим, Венецию, Нью-Йорк, Чикаго,
Лос-Анджелес. Я узнал об этом уже много лет спустя.
В интересной книге Граварда Акопяна «Искусство средневекового Арцаха», выпущенной по горячему поводу – войне за Карабах, приведен далеко не полный перечень рукописных книг, сохранявшихся долгое время в Арцахе, а ныне отдыхающих и «лечащихся» в Матенадаране.
И, прежде всего, это два манускрипта Х века – Евангелие 909 года из селения Мец-шен (№6202 по каталогу Матенадарана) и фрагмент Евангелия 950 года в сборнике, созданном в монастыре Хоранашат в 1252 году (№2273).
И ещё два ХI века – Евангелие Бегюнц, с очень интересной судьбой, которое долгие годы хранилось в селении Талыш провинции Джраберд (№10099), и фрагменты Евангелия 1040 года из селения Цор провинции Дизак (фрагм. №1252).
Роскошное киликийское Евангелие 1166 года, написанное в столице Католикоса – Ромкле, по заказу епископа Аракела (№7347).
ХIII век был особенно плодотворным для Восточного края Армении – так раньше назывались входившие в него Арцах, Утик и Сюник. Кроме Ахатского Евангелия и Евангелия Таргманчац, можно вспомнить и такие рукописи, как Евангелие 1212 года (№378), Евангелие 1224 года (№4823), Сборник (№115) с уникальным изображением юного князя Вахтанга, который построит для Мхитара Гоша монастырь Нор-Гетик и предоставит автору свой гостеприимный кров, чтобы тот мог здесь работать и закончить свой основной труд «Судебник». Сюда же надо отнести эту драгоценную рукопись из Арцаха – сам «Судебник» с автографом Мхитара Гоша: он благодарит князя Вахтанга. Рукопись Гоша я держал в руках в хранилище манускриптов мхитаристов на острове Сан Лаззаро в Венеции.
Далее у Граварда Акопяна в приведенном списке манускриптов, относящихся к XIII веку, значится Евангелие 1283 года из церкви Иоаннеса в, ныне азербайджанском, городе Гандзаке. И значится киликийское Евангелие 1294 года из Дразарка.
В рамках подготовки к этой книге я побывал в Иерусалиме в армянском монастыре двух Cвятых Иаковов, где также хранятся манускрипты, созданные в Арцахе на рубеже ХIII-ХIV вв. (№1288 и №1794).
К знаменитым арцахским рукописям, хранящимся за пределами Армении, я бы отнёс и те, которые увидел в Париже в Национальной библиотеке Франции, и те, которые хранятся в Лондоне в Британской библиотеке. Замечательная, во многом загадочная арцахская рукопись ХIII века (под №рук. Арм.1) находится в библиотеке Университета западногерманского города Галле. Её оригинальная трактовка сюжета «Тайной вечери» чувствуется как влияние в таких арцахских рукописях, как два Евангелия XIII-ХIV вв. (№316 и №6319), а также в сюжете «Омовение ног» в манускрипте №6303 – тоже Евангелии XIII-ХIV вв. Миниатюры из многих этих арцахских рукописей вы можете увидеть в иллюстрациях нашей книги – и те, что были созданы непосредственно в Карабахе, и те, что спасались, хранились в нём..
Эти самые слова «хранились», «спасались» были произнесены Артюшей ещё в 1988 году и записаны в моём дневнике. Но тогда они не были поняты, не были оценены мной так, как сейчас. Но всё же, как выяснилось, они залегли в сознании как невостребованный запас. И сегодня, после стольких лет, заполненных путешествиями по Арцаху и работой над армянскими рукописями в крупнейших мировых собраниях книг, часами раздумий над этими древними манускриптами, эти ключевые слова вернулись ко мне важнейшей темой новой книги: Арцах, Карабах на протяжении столетий был в истории армянской культуры её Матенадараном, то есть хранилищем и сохранил для народа Армении самое ценное – святую книгу, манускрипт. Он был сокровищницей, полной незримых животворящих семян культуры, ныне востребованных в мире, столь необходимых сегодня людям.
Итак, моя книга – о земле-хранительнице народного Духа – об Арцахе.
Ким Наумович Бакши, писатель, журналист, арменовед
Цитируется по: Ким Бакши. Духовные сокровища Арцаха.(Серия «Библиотека русско-армянского содружества») – М.: Книжный мир, 2012. –с.14-30