ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Самолёт терпел крушение. По всей видимости, в двигатель попала птица. От сильной вибрации с полок в салоне стали падать ручная кладь и личные вещи нервно заёрзавших в своих креслах пассажиров. Ещё минуту назад старшая бортпроводница Карина, тонкие черты лица которой периодически освещала симпатичная, несколько наигранная улыбка, беспечно приветствовала пассажиров и желала им приятного и безопасного полёта. Теперь она, пытаясь не выдать собственного волнения, делала всё, чтобы успокоить людей, не дать им поддаться панике.
– Уважаемые пассажиры, прошу оставаться на своих местах, – Карина старалась придать своему голосу убедительный тон. – Сохраняйте хладнокровие. Самолёту ничто не угрожает…
Стюардесса наклонилась к отчаянно заголосившей девочке лет пяти, погладила её пухлую, мокрую от слёз щёчку, а перед её глазами вдруг встали крупные чёрные глаза собственного двухгодовалого сынишки. Просверлила мысль: «Отца нет, теперь вот и мать погибает…»
Говорить о Боге и молиться в те времена воспрещалось, но Карина, впитавшая веру от набожной бабушки, горячо помолилась про себя… «Пронесёт ли и на этот раз?..» Тогда, год назад, воздушному судну с трудом удалось выбраться из грозовых облаков. «Сохрани, Господи, защити!» – Карина подавила отчаянной мольбой предательскую мысль…
Чудо свершилось – пилот выровнил самолёт, набрал скорость. А через неделю Карина ушла из авиации и стала нянчить сына…
С тех пор прошло немало времени, много воды утекло. Жизнь круто и совершенно неожиданно изменилась: теперь бывшая бакинка и стюардесса Карина относилась к одной из самых ущемлённых и проблемных категорий населения послевоенного региона, с лихвой испытавшей на себе все ужасы, тяготы и лишения войны. Она была беженкой и никак не могла привыкнуть к своему статусу, к унизительному ярлыку, намертво приклеившемуся к ней, её детям и родным. Прежняя жизнь казалась ей далёким сном…
Уже на третий год замужества, почти сразу же после рождения ребёнка, ей пришлось развестись с мужем. Карине не хотелось бросать престижную, элитарно-романтическую в те времена работу даже ради любимого ребёнка. Она собиралась нанять няньку для ухода за сынишкой. Муж был категорически против, упрекал её в эгоизме. Арнольд и раньше был против ненормированного, рваного ритма работы летающей жены, неспокойно относился к её перманентному отсутствию и надеялся, что появление детей «приземлит» её. Не тут-то было. Ведь Карина прошла строжайший конкурс, и комиссия отобрала всего трёх из тридцати девушек, мечтавших стать стюардессой. Разве она могла забыть то трепетное, неземное чувство, с которым впервые примерила лётную форму, плотно облегавшую её ладную, воздушную фигуру? С каким нетерпением молоденькая стюардесса ждала первого полёта, а затем – нового рейса!..
После очередного семейного суда оскорблённый отец ушёл из дому и не появлялся почти месяц. Пошли слухи, что он сошёлся с другой женщиной и живёт у неё. Как-то вечером Арнольд пришёл подвыпивший и, всячески стараясь скрыть этот очевидный факт, молча подошёл к кроватке сынишки, потрепал его по щеке, сунул под подушку червонец с изображением вождя мирового пролетариата и так же, не произнося ни слова, ушёл с кривой улыбкой на небритом лице, даже не взглянув в сторону жены.
Во второй раз Арнольд выглядел каким-то пришибленным и сиротливым, словно хотел что-то сказать, но не решался. Посидел немного у кроватки, поигрался с малышом, затем тяжело поднялся и неожиданно закатил истерику, стал кричать и ругаться, обвинять Карину в том, что она сломала ему жизнь. Арнольд до того наэлектризовался, что не замечал громкого плача ребёнка и даже замахнулся, чтобы ударить жену, но рука застыла в воздухе в каком-то неестественном положении… Муж, с этого момента теперь уже бывший для Карины, хлопнул дверью собственного дома и ушёл… В этот миг Карина поняла, что не сможет жить в одном городе с раненным в душу супругом, и вскоре уехала с двухгодовалым сыном в Душанбе к родственникам. Там ей помогли устроиться на работу в текстильное предприятие, предоставили комнату в общежитии. В Душанбе Карина прожила 11 лет, родила ещё одного сына, однако не стала связывать себя узами Гименея с гражданским мужем – земляком, работавшим на том же предприятии. К тому времени в Баку скончался отец, и Карина решила вернуться к овдовевшей матери.
Шёл 1989-ый год. Город внешне мало изменился, но в воздухе чувствовалось недоброе. По дороге из аэропорта Карина заметила кучкующихся здесь и там людей. Усатый шофёр в кепке-аэродроме был угрюмо молчалив, ничего не стал объяснять и даже ни разу не оглянулся на явно взволнованную женщину с детьми.
Вместо радостного приёма мать как-то обречённо выдохнула: «Зачем ты приехала?» – и беспомощно упала в объятия дочери.
После погромов в Сумгаите бакинские армяне были явно встревожены. Ощущалась надвигающаяся гроза.
Уже на следующий день после приезда Карина стала свидетельницей того, как из институтского общежития напротив их дома студенты-азербайджанцы выкрикивали в адрес армян непристойности и угрозы. И это почти в самом центре «интернационального» города, рядом с кинотеатром «Дружба». Карине, выросшей в духе культивируемой в школе «дружбы народов», это казалось неестественным и диким…
Вскоре угрозы перебрались с улиц на страницы газет и телевидение. Провокационные заявления о том, что Баку заполнен бездомными беженцами из Армении, а армяне живут в комфорте, фактически был призывом к действию. Напряжение во взбудораженном обществе росло с каждым днём. Мрачные группы людей подозрительно озирали микрорайоны, где проживали армяне. Новая волна массового насилия становилась неизбежной…
Как-то жалко сгорбившись, успевшая состариться за годы разлуки мать собирала с блестящими от слёз глазами посуду, вилки, ложки и клала их в коробочки, что-то приговаривая себе под нос. Она с тоской посмотрела на импортный гарнитур, приобретённый с большим трудом. Чтобы купить его, мужу пришлось продать малоезженый «Москвич». В душе мать надеялась, что когда-нибудь вернётся обратно…
Однако судьба распорядится иначе: им больше не будет дано видеть свой дом и город, который считали родным. Но вещи, большая часть оставленного в Баку имущества, удивительным образом сами найдут хозяев – поселившая в армянской квартире азербайджанка с помощью русских соседей отправит их контейнером в Москву, а оттуда они будут доставлены в Армению. Карине и её родным повезёт несравненно больше тех соотечественников, которые спустя пару месяцев будут насильно изгнаны из своих домов. Не всем им удастся вырваться из бакинской мясорубки, а многие погибнут по дороге или спустя некоторое время у приютивших их на армянской земле родственников, не оправившись от пережитого…
А пока, взяв с собой всё самое необходимое, Карина вместе с матерью и двумя сыновьями доехали на машине дальнего родственника до границы Армении, где их встретил муж сестры и перевёз на своём грузовике в маленькую горную деревушку. Поселили в доме, где раньше жили азербайджанцы, выехавшие отсюда месяцем раньше…
Дерево с подрубленными корнями – не жилец. Человек живёт.
Поначалу было крайне непривычно и страшно жить в незнакомом месте, начинать всё с нуля. Трудно было осознать и принять новое положение. Ныла незаживающая рана памяти. Периодически охватывало чувство нереальности: в каком-то полусне Карине казалось, что она забыла нечто важное, какую-то заветную вещь, что кто-то зовёт её сзади, чтобы передать забытый предмет. Оставалось только обернуться и принять его, но какая-то сила не позволяла делать это…
В деревне поселили ещё несколько таких же обездоленных семей. У этих людей разом отняли всё: добро, нажитое честным трудом, крышу над головой, веру в человеческую справедливость. И сейчас они пытались обосноваться на новой, одновременно родной и чужой земле, пустить в ней новые корни. Среди них были молодая женщина с грудным ребёнком, многодетная мать, одинокие старики… Сами коренные жители села относились к переселенцам хорошо, с сочувствием, дали посуду, кое-какую одежду, делились едой. И лишь одинокий, слегка тронутый умом старик Андо, перебивавшийся на подачки сельчан, принял их враждебно. «Тюркское отребье», – зло бурчал он, когда прибывала новая машина с несчастными людьми. Он считал их лишними ртами и видел в них конкурентов для себя…
Деревня располагалась на отшибе. Казалось, что находишься на краю земли. Время было лихое, предвоенное. Каждую ночь выставляли дозор, защищая деревню от непрошеных гостей. У кого-то были охотничьи ружья, кто-то вооружился вилами, граблями и лопатой.
Старший сын Карины – Карен, у которого под носом уже пушок пробивался, дежурил каждую ночь бессменно. Днём, после занятий в школе, он любил бродить по горам, собирал лесные фрукты, орехи и ягоды, тащил на спине связку хвороста, чтобы натопить печку для захворавшей и вечно мёрзнущей бабушки. Он был не по годам взрослым и чувствовал ответственность не только за домочадцев, но и соседей, которым охотно помогал, чем мог.
Сельские власти дали переселенцам корову, птицу на развод. Карина никогда в жизни не доила, поначалу она даже побаивалась подойти к корове. Больная мать с хроническим отёком ног была не в помощь, но тут неожиданно пришёл ей на подмогу младший сын Гамлет, которому едва стукнуло 8 лет. Как в мультфильме, он то удерживал корову за хвост, то ласково уговаривал её, поглаживая по
животу, то пел ему весёлую песенку. Потихоньку нашли общий язык с животным, и у них появились не только молоко, но и мацун, сметана. Делились, если кто-то из соседей нуждался. Старик Андо перестал ругать «пришельцев», потому что теперь и они угощали его. Карина часто готовила для него паёк и отправляла с Гамлетом.
Удивительно, но тяжёлая жизнь сделала Карину сентиментальной. Как-то во дворе она случайно разворошила муравейник и, видя, как встревоженные муравьи спешат спасать белые, крупнее них самих яйца, таща их в безопасное место, неожиданно разрыдалась.
«Разве они могли предвидеть беду? Откладывали яйца, чтобы вывести потомство… Вот так же разорили, разворошили дома людей…» – плакала она.
Но именно сострадательность помогала людям выжить в это непростое время. Чужой беды не было – все жили одной семьёй.
Однажды в сумерках раздались вопли: «Умирает ребёнок, помогите!» Карина выбежала наружу. Беженка-соседка с застывшим ужасом на бледном лице жестом пригласила в дом. На кровати лежал посиневший полугодовалый ребёнок с глазами навыкате. «Постоянно плачет и грудь не берёт», – пожаловалась растерявшаяся мать.
Родительский опыт и навыки медсестры, обязательные для прежней работы бортпроводницы, позволили Карине быстро сориентироваться. Она распеленала ребёнка, тихонечко пощупала его вздувшийся животик.
– Приготовь клизмочку, нагрей немного воды, – распорядилась Карина и уже через несколько минут, набрав в резиновый баллончик тёплой воды, смазала наконечник растительным маслом.
Очистительная клизма дала должный эффект – освободившись от давившего его изнутри груза, ребёнок жадно присосался к материнской груди и долго ещё не отрывался от неё…
А когда не хватало продуктов, соседи собирались вечерами, накрывали длинный общий стол, выкладывая последнее, и начинался ужин под тусклым светом керосиновой лампы – скудный, но делающий всех ещё ближе. Делились последним куском хлеба и радовались, что и на этот раз было что положить в рот. Это был некий коллективный ритуал, дававший силы и веру в завтрашний день…Помимо бытовых проблем, переселенцам приходилось преодолевать и языковой барьер. Все они выросли и жили в русскоязычной среде. Карина почти не знала армянский язык, была бессильна помочь детям в учёбе. Но зато она прекрасно владела русским языком и взялась учить деревенских детей стихотворениям, песням, ставить спектакли по русским сказкам и небольшие сценки по собственным нехитрым сценариям. Зимой, когда в сельском клубе становилось очень холодно, а дров не хватало, Карина собирала детей у себя в доме, топила печку и начинала захватывающие, забавные занятия.
Зиму пережили, но вот долгожданная весна обострила болячки людей. Тяжелее всех приходилось пожилым людям. В ночь на восьмое марта мать Карины внезапно скончалась – не выдержало сердце. Хоронили всей деревней. Горевали все, но особенно скорбили беженцы: у них здесь появилась первая могила…
Тем временем в Карабахе начиналась настоящая война. Всё взрослое мужское население края встало под ружьё. Карина знала, что в Степанакерт переехал и Арнольд. Любовь к нему не погасла окончательно, теплилась тлеющими угольками и со временем преобразовалась в какое-то надломленное чувство, скорее – жалость. Несмотря на личную обиду, она переживала за бывшего супруга, хотя у того была уже новая семья, двое сыновей, почти погодков Гамлета.
Но гораздо сильнее пришлось поволноваться за Карена: не предупредив, он, выглядевший старше своих семнадцати лет, ушёл вместе с группой добровольцев в Карабах. Возможно, позвали родная кровь и скрытая сыновья тоска (сама Карина воспитывала сына в духе уважения к отцу и говорила о нём только хорошее).
Что оставалось делать бедной матери, как не отправиться вместе с младшим сыном за старшим…
Всегда опрятный, зелёный и красивый Степанакерт был беспощадно растерзан молодым хищником-войной. Всюду бросались в глаза следы артиллерийских обстрелов и авиабомбёжек: разрушенные дома, пустые глазницы окон, завалы и ямы. На дне одной из ямин в центре города виднелась вертикально воткнутая в землю железная кровать, вернее, то, что осталось от неё. Бомба попала прямо в
небольшой жилой дом – чудовищная сила в один миг вмяла глубоко в землю то, что старательно строилось человеком годами.
Жизнь города давно сбилась с привычного ритма: не работали предприятия и школы, не функционировал общественный транспорт. Вместо автомобилей на улицах города можно увидеть всадника на коне или осле. Это были беженцы из сёл. Их называли «внутренне перемещёнными лицами». Если беженцы были вынуждены оставить родные очаги и податься в поисках пристанища к «дальним берегам», втайне лелея надежду хотя бы на время стать «своим» среди чужих, найти поддержку и сочувствие, то эти люди подались из захваченных противником сёл в глубь территории республики, в более или менее защищённую её часть, надеясь на милость соотечественников, находившихся не в лучшем положении.
Людей с клеймом беды и несчастья на лицах было очень много, и ютились они где попало. Нередко местом для ночлега им служил городской газон, на котором днём пасся пригнанный из деревень скот. Разгромленному, полуголодному Степанакерту эти люди были в тягость…
Карина с сыном приютились в сыром и тёмном без окон подвальном помещении городской газовой конторы. Стены в трещинах, влажность, тараканы… Но иного выбора не было. Однако страшнее всего были обстрелы, которым город подвергался каждый день. Окружавшие Степанакерт сёла и высокогорный город Шуши были превращены противником в военные базы, откуда столица едва провозглашённой республики планомерно уничтожалась, сначала из относительно безобидной «Алазани», затем из реактивной системы залпового огня «Град». На людей сыпались смертельные градины. И задачей жизненной важности для стихийно, но вполне закономерно образовавшихся сил самообороны стало подавление этих смертоносных очагов….
За три месяца Карина всего дважды видела старшего сына. Он, казалось, резко вырос, возмужал. Потёртая афганка плотно облегала его крепкую фигуру. Загорелое лицо, покрытое первой бородой, выражало уверенность и даже некоторую браваду. Чувствовалось, что его переполняет радость от первого выдержанного серьёзного испытания – накануне их отряд участвовал в освобождении пригорода Степанакерта. Переживая за сына, мать одновременно гордилась им и немного удивлялась его столь большой любви к родине, на которой он не родился и не жил, равно как и огромному чувству ответственности, которое было воспитано не в семье и не в школе…
Вскоре Карина с Гамлетом перебрались из сырого помещения газовой конторы в однокомнатную квартиру в одном из домов в нижней части города. Пожилого хозяина родственники взяли в деревню для безопасности, а квартиру сдавали в аренду по символической цене.
Тем временем обстановка в столице юной республики продолжала оставаться крайне тяжёлой, и если к блокаде и полуголодному существованию ещё можно было как-то привыкнуть, то к обстрелам и бомбёжкам, несущим новые смерти и разрушения, – нет. Артиллерийские обстрелы из Шуши, откуда столица была как на ладони, каждый день уносили чьи-то жизни, не спрашивая ни возраста, ни фамилии, ни должности…
Когда начинался обстрел, Карина с Гамлетом спешили в подвал. Бывало, Гамлет выбегал обратно во двор собирать оставшихся без призора детей, которые не успевали укрыться или же, не осознавая серьёзности положения, застыв на месте, глядели в небо, загипнотизированные звуком летящего снаряда и собственным любопытством. Материнский инстинкт, невзирая на смертельную опасность, заставлял Карину выбегать за сыном, спасать детей, родители которых в это время то ли сами не успели спуститься в подвал, то ли уже успели укрыться…
Шуши освобождён! Радостная весть о взятии, казалось, неприступного города-крепости долетела стремительнее смертельных снарядов. Мощные стены не выстояли перед справедливо возмущённой волей человека.
В этот день по всему Степанакерту раздавались победные залпы из автоматов, люди ликовали. Карен вернулся с усталым, но сияющим лицом, чтобы на следующий день снова уйти – предстояла не менее судьбоносная битва за Лачин, взятие которого позволило бы прорвать блокаду, душившую людей на протяжении долгих лет…
Карина вместе с другими матерями с замиранием сердца ждала вестей с фронта, где разворачивались ожесточённые бои. И вновь победа! И вновь ликование! Однако…
Вместо сына пришли командир и старшина. Пока после естественной в такие минуты паузы ей сообщили, что Карен ранен и перевезён в госпиталь, Карина лишилась чувств. Для неё мир вдруг рухнул – ей показалось, что сына нет.
В палате военного госпиталя было много раненых. В воздухе стоял тяжёлый кисловатый запах крови. Карина, с трудом совладая с накатившими эмоциями, суетливо бегала глазами по койкам. Она узнала Карена по широко раскрытым, зовущим чёрным глазам – остальное было забинтовано. Многочисленные раны были по всему телу – боец попал под миномётный огонь, чудом выжил. Мать собралась с силами: она должна была помочь сыну выкарабкаться…
Подавив в себе стыд, Карина попросила бывшего мужа на время приютить у себя Гамлета, а сама не покидала госпиталь, проводила там дни и ночи, зачастую бессонные. Помогала она и другим тяжелораненым, подавала воду, кормила, мыла им ноги. Она пыталась заменить им отсутствующих родителей. Помогая другим, Карина искренне верила, что Бог поможет выздороветь и её сыну.
От юной красотки-стюардессы в ней не осталось ничего: поседели волосы, в уголках глаз появилась заметная сетка морщин. Однако Карина относилась к категории людей, которые всегда кажутся красивее, чем есть на самом деле. Их недостатки не замечаешь, так как они сияют внутренне, и этот свет растворяет в себе все изъяны. Более того, внешне Карина стала благородней. Какая-то
благость отражалась на её лице, во взгляде, в движениях, жестах…
Как-то ночью в госпиталь доставили нового раненого. Это был худой паренёк, весь синий от потери крови. Ему срочно требовалась донорская помощь. У Карины сердце защемило, когда она взглянула на сомкнутые безжизненные веки бойца, густые тени под глазами. Смерть стояла за порогом и ждала его… Несмотря на склонность к анемии, Карина, не раздумывая, предложила свою кровь. Группа и резус совпадали, но врач, опасаясь за её здоровье, воспротивился. Карина стала настаивать:
– Где вы сейчас найдёте нужную кровь, доктор? Умрёт ведь… – эмоционально, сбивчиво убеждала она. – Поверьте, его спасёт именно моя кровь… Я чувствую это… Он ведь сирота…
Позже выяснилось, что у Александра, беженца из Баку, действительно, не было близкой родни. Отец умер в автомобильной катастрофе достаточно молодым, а мать, не выдержав пережитого во время погромов в Баку, скончалась по дороге в Степанакерт, не доехав до города всего два-три десятка километров. В Степанакерте Александр поселился у дальних родственников, а когда началась война, вступил в одну из рот пехотинцем. Затем в подразделение поступила техника и, с учётом знаний и навыков, его назначили механиком-водителем БМП. В одном из боёв боевую машину подбили, Александр чудом остался жив. Карина была счастлива, что помогла этому чуду окончательно свершиться…
Потом, когда её сын Карен встал на ноги и, ещё не полностью оправившись, вернулся к боевым товарищам, какая-то сила продолжала тянуть Карину в госпиталь. Как только по радио передавали, что раненым необходима кровь, она спешила туда, хотя ей самой не хватало здоровья. Её кровь помогла спасти ещё две молодые жизни, но у неё самой стала прогрессировать анемия. Карина слегла в больницу, однако за всё время лечения она ни минуту не жалела о том, что поделилась своим здоровьем с другими. Чувство нужности людям, помимо прочего, помогало бороться с комплексом «беженца»…
Тем временем в Карабахе наступила первая мирная весна. Вернее, это была весна перемирия – суррогата мира. После четырёх лет войны она казалась неестественной без разрывов снарядов, без ежесекундного ожидания смерти, без плача и боли. Оживились лица людей, соскучившихся в подвалах по естественному свету и теплу, по настоящей весне.
С весной жизнь в городе обрела новые контуры, новое содержание. В школах возобновились занятия, уцелевшие цеха предприятий стали налаживать производство. Распахнул двери перед покупателями знаменитый до войны городской универмаг, пока с полупустыми полками. Зато оживилась частная торговля – большей частью кустарщина, «экспонаты» прежних времён и ветошь в стиле «ретро», вынесенная из домов. Саркастическую улыбку прохожих вызывали «натуральные» куриные яйца из деревень – по 30 драмов за штуку – серьёзные в те времена деньги. Кому-то не терпелось разбогатеть…
Дав новый импульс жизни, новые надежды и перспективы, весна одновременно оголила и многие язвы, многие проблемы. Послевоенному обществу предстояло не менее трудное испытание миром, и если секретом успеха на войне были коллективизм и сплочённость, то теперь, в условиях рыночных отношений, на первый план выдвинулись индивидуализм и деловитость…
Карен остался на военной службе. Пройдя офицерские курсы, он получил погоны лейтенанта и взвод под командование. Большую часть времени молодой офицер проводил на постах – хрупкий мир перемирия таил в себе немало опасностей и требовал от военнослужащих, несущих боевое дежурство на передовой линии, не меньших усилий, чем на войне.
Тем временем Карине предстояло поставить на ноги Гамлета. Из-за языковой проблемы ей трудно было устроиться на работу. В то же время она понимала, что понятие «беженец» не должно стать образом жизни, что общество не примет её, не поймёт и не пожалеет, если будет сидеть сложа руки и ждать помощи. Она прекрасно осознавала, что комплекс беженца не должен передаваться по
наследству детям, в противном случае они будут чувствовать себя чужими среди своих сверстников…
Поразмыслив, Карина рискнула заняться предпринимательством и, заняв под проценты 100 тысяч драмов, взяла в аренду небольшое помещение под продуктовую лавку. В месяц два-три раза она ездила с соседом-водителем грузовичка в Армению, покупала на крупных рынках фрукты и овощи, рыбу, привозила в Степанакерт и продавала с надбавкой в цене, которая позволяла покрыть расходы на приобретение и перевозку товара и получить, пусть и скромную, но прибыль. Невзирая на нужду и оживление материалистических инстинктов, характерных для любого послевоенного региона, Карина работала честно, не обманывала покупателя, а в определённом смысле даже помогала ему. Она тщательно выбирала на рынке товар, строго и внимательно оглядывая его со всех сторон, старалась привезти его в целости и сохранности. Вскоре у неё появились постоянные покупатели. Несмотря на нехватку денег у горожан, товар шёл нарасхват. Дело пошло, Карина вернула долг и заняла более солидную сумму. Она уже строила конкретные планы на будущее: женить Карена, дать университетское образование Гамлету и, наконец, обзавестись собственным жильём.
Тем временем в гости к Гамлету всё чаще стали приходить сыновья бывшего мужа, который никак не мог адаптироваться к новым реалиям и бедствовал. Они смотрели голодными глазами, и Карина, не делая различий между ними и собственным детьми, доставала из кухонного шкафа всё, что было, накрывала на стол. Нередко она посылала им через Гамлета пакет с овощами и фруктами. Карина вновь чувствовала свою нужность людям, и это давало ей силы и веру в будущее…
Но однажды случилась беда: из дома пропали все деньги. Куда-то делись и дети Арнольда, они вдруг перестали ходить в гости…
Как и семь лет назад, когда к ней прилепилось это непривычное и унизительное слово «беженка», Карина вновь осталась без средств к существованию, более того – теперь уже с долгами на шее. Вновь рухнули мечты. Хуже того – её ожидало новое, неженское испытание: Карина оказалась в следственном изоляторе. На этом настоял кредитор, достаточно влиятельный человек. Он рассчитывал на то, что, взяв женщину в заложники, заставит её родственников скорее выплатить ему долг. Опять в неком гипнотическом полусне кто-то звал её сзади, чтобы передать забытую вещь, и оставалось лишь обернуться и принять её, но какая-то сила не позволяла делать это…
Лишь через две недели, когда старший сын при помощи друзей покрыл большую часть долга, Карина была выпущена на свободу. За время неволи она заработала микроинфаркт, а на душе у детей прибавилась незаживающая рана…
Прошло ещё семь лет. Седовласая полноватая женщина с выразительными глазами и печатью нелёгкой жизни на лице бережно вытирала пыль на серванте. Квартира – всего одна комната и кухня, – но своя. Государство выделило – руки дошли и до беженцев. Теперь у Карины была собственная крыша над головой, свой маленький уголок в большом, капризном и часто безрассудно жестоком мире.
Теперь она не беженка…
На серванте стояли две большие фотографии. На одном – Карен в военной форме. Сейчас он учился в военной академии в России на старшего офицера. Младший сын – Гамлет – оканчивал один из экономических вузов в Армении, куда поступил по государственному заказу. Специалисты как воздух были нужны восстанавливающемуся от ран войны Карабаху. Карина поцеловала по очереди обе фотографии, ласково провела по ним рукой и бережно поставила на место.
Мать ждёт не дождётся возвращения сыновей. Теперь они будут надёжной опорой ей. Теперь они будут защищать и возрождать СВОЮ родину, обретённую с таким трудом…
март-май 2014г.