ИНТЕРВЬЮ
«Наша Среда online»— Трудно найти еще одну армянскую семью, которая была бы настолько погружена в искусство, как та, в которой родился Арутюн (Арчи) Галенц. Его дед по материнской линии — именитый художник и скульптор Николай Никогосян, дедушка и бабушка по отцовской линии — талантливые живописцы Арутюн и Армине Галенц. Отец искусствоведа — также является художником. Арчи родился и вырос в Москве, затем переехал на учебу в Ереван, а продолжал образование уже в Берлинском университете искусств. В столице Германии художник живет и сейчас.
— В каком городе Вы родились?
— Родился я в Москве в 1971 году
— Сложилось так, что в Вашем роду было много замечательных художников: известнейшие и со стороны отца и матери. Это повлияло на выбор профессии?
— Надо определиться с идиомой «выбор профессии». Ведь подразумевается осознанный выбор сферы деятельности. Я очень хотел стать дизайнером. Поступил в ЕГХТИ на пятёрки, и первые полтора-два года получал ленинскую стипендию в 150 рублей как отличник. Но вокруг рушилась страна, рождалась новая Армения и меня интересовали всё больше философские вопросы. Когда пригласили в 1992 году в Берлин в Университет Искусств, я серьёзно занялся визуальным искусством. Хотя я первым из класса своего профессора в 29 лет получил приглашение на персональную выставку в легендарную галерею Таубе, художником-производителем я не стал. И сейчас при активной выставочной деятельности я не состою в привилегированном страховом обществе творческих деятелей, поскольку основной источник дохода — ремесло. При этом это осознанный выбор, моя мастерская дизайна-оформления и реставрации даёт мне экономическую свободу для творчества, исследовательских проектов как куратора и журналиста.
В немецком языке есть фразеологизм «жить с искусства» — leben vom Kunst, практически для бюрократов я не профессиональный художник, поскольку основной мой оборот происходит не с продаж моих произведений. Но очень близко звучит на немецком и leben für Kunst «жить для искусства». Давайте представим себе общество древнего Египта, уметь писать тогда было профессией, настолько важной, что многие писцы остались увековечены со своим именем в произведениях искусства и получали ритуальные захоронения с мумификацией. Кстати, художники также были на уровне жрецов. Сегодня уметь писать и считать является базой человеческого существования. Также и для меня со своими предками, заниматься искусством — это абсолютная норма существования, не привилегия, не профессия в смысле занятия специфической деятельностью, востребованной на рынке труда и оплачиваемой согласно тарифу профсоюза.
— Как рано Вы начали рисовать?
Моя мама держит в папках все мои детские работы в папках по годам. Рисовал всегда, но не обязательно огромные форматы или маслом в 10 лет уже. И работы своих детей я собираю очень внимательно, подписывая их с датой и историей, многие вывешиваю на стену и обсуждаю их с ними. Между 3 и 4,5годами у них были самые сильные, необычные работы, яркие и открытые. Возможно важнее всего, что и я и дети растут в доме, где много разного и самобытного искусства. Конечно, надо самому рисовать, чтобы понять язык живописи.
— Не было мысли выбрать другую профессию?
— В школе, где я учился в Москве до 1988 года, недалеко от Патриарших прудов, с усиленным английским, бассейном, факультативным японским и театральным кружком я выучился на профессионального водителя «с правом работы по найму» как тогда писали в правах. Из моей школы шли в МГИМО и на военных переводчиков. Во время летних каникул после 9 класса я прошёл конкурс и был отправлен в Бостон участвовать в совместном русско-американском мюзикле. Руководитель проекта — театральный режиссёр Вероника Косенкова заметила, что я уверенно себя веду на сцене, легко импровизирую и чувствую настроение зала. Она предложила мне поступить на театральный, но я играл на сцене художника и хотел стать дизайнером. Потом с 2005 года серьёзно заинтересовался образом современного художника, и, поскольку мне как аристократу по духу, претил образ обкуренного неформала, вымаливающего жалкие гранты, я заказал себе на пошив линию элегантных серых костюмов и стал сам организовывать выставки. Например, на 60-летие отца организовал его ретроспективу и привлёк к исследованию его творчества ведущих культурологов Армении. Основатель галереи Таубе — Клаус Мэртенс, который в сентябре справляет 50-летие деятельности как галерист, спрашивал меня каждый раз как я ездил в Москву, не назначили-ли меня министром культуры. Идея мне льстит, но я как журналист со стажем вполне мог бы занять пост премьера. В отличии от армянского премьера у меня даже законченное высшее образование и я много лучше его владею иностранными языками.
— Каким образом Вы оказались в Берлине?
— Во время моей учебы в ЕГХТИ меня пригласили переводить гостям из Западного Берлина. У нас в институте учился армянин из Ирана, чей родственник был тогда в правлении армянской общины, и он наладил контакты между Ереваном и Университетом Искусств (тогда Высшая Школа Искусств) в Берлине. Сначала два профессора и около 5 студентов приехали в Армению в августе 1991 года, потом три профессора и пять-шесть студентов из Еревана на 6 дней были приглашены в Берлин. Потом меня пригласили в Берлин на год познакомиться со структурой университета и современной системой образования. Потом я сдавал экзамены и поступал как регулярный студент на факультеты свободного искусства, индустриального дизайна и визуальной коммуникации.
— Можно сказать, Вы живете на все три страны: Германия, Россия, Армения. Какое у Вас гражданство?
— Гражданство Российской Федерации и бессрочный вид на жительство в Германии. Был дважды женат имею двоих детей. Не судим…
— В какой из этих трех стран Вам больше нравится?
— Нигде не нравится. Везде свой фронт борьбы и свой стресс. Я член МОСХа с 2000 года, вступал с рекомендацией Дмитрия Дмитриевича Жилинского, но ещё не выставлялся в Москве с большим персональным проектом, приглашали только лекции читать в РГГУ. В Армении у меня отчий дом, наследство и судебные тяжбы на уровне Конституционного и Верховного судов, поскольку Армения в правовом смысле остаётся средневековым Афганистаном «с советом старейшин» и рай для жуликов и аферистов. В Германии дети, мастерская, коллекция искусства, членство в уникальной ассоциации проектных пространств Колони Веддинг, которой 10 сентября исполнилось 20 лет, и своя галерея вместе с партнёром Андреасом Вольфом, которая исследует феномены живописи и графики и работает с наследием трёх берлинских художников.
– Расскажите о своей первой выставке.
— В 15 лет, во время пребывания в США репетируя мюзикл меня попросили нарисовать картину танцующих людей. Я исполнил на листе формата А3 восковыми мелками фигуративную композицию. Где-то через полгода мне в Москву послали каталог выставки в Кёльне, в Немецком Архиве Танца и мой рисунок был на обложке! Это дало мне чувство признания, необходимое для молодого, начинающего художника, для поступления в институт. Я более двух лет готовился в Строгановку у репетиторов, но меня завалили по всем предметам, не допустили даже до письменных экзаменов. Вероятно, я уже числился опасным националистом. Первая выставка, с которой были закупки в музей, прошла в 90-м году в коридорах ЕГХТИ, мы выставляли наши плакаты по актуальной повестке дня и Музей Этнографии купил у меня два плаката в коллекцию музея. Один из них изображал карты Армении и Арцаха и некий прибор, показывающий буквально зашкаливающее напряжение, а также цитату Горбачёва из пленума ЦК «Давайте просто поживём, ведь мы никогда так не жили…». Первая персональная выставка прошла в Берлине в феврале 2000 года в галерее Таубе, первое музейное участие в Македонии в 2004, в 2017 впервые открыл персональный проект в ереванском Музее Модерн Арта, том самом легендарном, открытым с 1972 года.
– Время от времени Вы читаете лекции, не так ли? О чем они?
— О Берлинских галереях, о проектных пространствах и истории Берлина, об истории армянского визуального искусства с выходом к не исследованным феноменам «сюрреализма» 70-х и субтильной абстракции 80-х-90-х годов, а также о том, что современное искусство контемпорари-арта — оружие холодной войны, которое демонтируют за ненадобностью. Я не очень люблю читать лекции, они занимают много времени на подготовку.
– В Берлине Вы основали студию, где проходят выставки, какие художники принимают в них участие?
В ноябре 2008 ого я открыл проектное пространство Интериор Дизайн на первой выставке были представлены ряд немецких и постсоветских классиков, например работы Левона Лазарева. В этом небольшом пространстве было организовано более двадцати проектов, например, обзорные выставки современного армянского искусства в 2012 году с 12 позициями от живописи до видеоарта, или большой русско-немецкий фестиваль «Космос как присутствие» тоже в 2012. Всего около 30 проектов, не считая чтений, конференций и показов кино. Кроме персональных выставок, армянских, французских, испанских и немецких художников, две большие выставки, посвящённые фотоискусству и несколько кураторских проектов. С ними можно познакомиться на сайте моего пространства www.InteriorDAsein.de. С 2015 года я в основном курировал проекты в более крупных институциях, обещание поддержки моего пространства министром культуры Армении Асмик Погосян так и осталось на бумаге, и сейчас я могу только в первом зале проводить выставки, последняя — это в рамках ассоциации Колони Веддинг выставка портретов, с акцентом на работы 70-х и 80-х моих родственников, которые я за последние 20 лет отреставрировал и привёл в благоприятный вид. В моём пространстве можно познакомиться с армянскими классиками: Коджояном, Бажбеуким-Меликяном, Минасом, Асламазян, Персемян, Акопом Акопяном и есть несколько интересных работ моих предков Никогосяна и Каленца. А ещё коллекция армянской субтильной абстракции 90х из диаспоры с работами Ашота Ашота, Гитц Каро, Гегама Кечерян, Аршака Назаряна и других. А ещё после обзорной выставки о торцовой ксилографии, которую мы с партнёром сделали в нашей галерее Wolf&Galentz у меня коллекция русско-советской графики с оттисками Павлова, Кравченко, Фаворского, Бородина, Колчанова, Калашникова, Верхоланцева и многих других мастеров.
– Каким образом к Вам приходит вдохновение?
— Когда сделаю всю писанину с налогами и счетами, и не висят дедлайны по сдаче статей или рассылки пресс-релизов, не надо редактировать видео-интервью художников — сразу приходит. Наверное, летает вокруг и ждёт, когда я найду час-полтора для музы с лирой. В последнее время, до короны, когда летал в Армению на день-полтора, чтобы встретиться со следователем, научился очень продуктивно писать и рисовать в самолёте…
– Есть ли у Вас хобби?
— Наверное скромные коллекции небольших по формату изданий советской лирики из 60-х и 70-х, с отметками карандашом и вырезками из газет — некие посылы из прошлого от поколения, для которого поэзия была откровением. А ещё я люблю редкие книги по антропологии, например исследования Юрия Берёзкина, опубликованные тиражом в 150 экземпляров.
– О чем Ваши мечты?
С мечтами и желаниями надо быть осторожным — они имеют тенденцию сбываться. Я уже в возрасте, когда равнодушен к соблазнам, которых не достичь, например содействовать открытию в Армении музея современного искусства с исследовательской программой или полноценного университета. Хочется иметь свободу писать четыре часа в день, читать два, заниматься с детьми спортом и учиться игре на инструменте. А ещё хочется до замирания в сердце дожить до свадьбы внуков, умереть как мой дед в 100 лет и в один день с любимой женщиной, и как мой отец, через три года после смерти умудриться открыть на своё имя новый лицевой счёт в банке.
