ИНТЕРВЬЮ
«Наша Среда online» — Художник Арарат Саркисян, экспериментатор по натуре, всегда готов к новым поворотам в творчестве. Проекты его конструктивны и созидательны. Главное для него — идея. За ней уже следуют годы поисков и изучения источников, выбор технических средств, необходимых материалов. Подход, Арарат, в основном использует научный, но талант художника осуществляет каждый свой проект, найдя к нему лучшее решение. «По образованию я живописец, но не все свои мысли могу выразить живописью. Каждая идея требует нового метода, метод и определяет стиль. Я не из категории тех, кто всю жизнь остается в рамках раз и навсегда найденного стиля».
Заслуженный художник Армянской СССР.
«Мои работы объединены идеей передачи конкретной мысли через изображение. В своем творчестве я показываю, что наш язык не создан искусственно, а тесно связан с живой природой и человеческим воображением», — говорит художник.
Работы Арарата Саркисяна находятся в Национальной галерее Армении, Третьяковской галерее, Музее современного искусства Еревана, Галерее армянского наследия Сингапура, Ереванском музее гравюры.
— Я родился в Гюмри, родители мои были работниками советской промышленности и никакого отношения к творчеству не имели.
— Арарат, традиционный вопрос, расскажите, как и когда к Вам пришло решение стать художником?
— В детстве я сначала начал лепить из пластилина фигурки, которые соседи ставили на свои телевизоры, и очень гордились тем, что я «столь талантливо» умею творить, и я этому очень радовался. Затем, я начал посещать Дворец пионеров, а вскоре поступил в художественную школу, а потом — в художественное училище Паноса Терлемезяна. После окончания училища я пошел служить, а в институт поступать не стал. Когда вернулся из армии, сразу начал работать. С тех пор я стал вольным художником, преподавал в гюмрийской художественной школе и был художником-оформителем драматического театра.
— Когда же Вы переехали в Ереван?
— После гюмрийского землетрясения 1988 года мы всей семьей переехали в город Ереван.
— Как Вы считаете, художник по-другому видит окружающий мир?
— Как и музыкант, который иначе воспринимает музыку, так и художник видит мир иначе, чем обычный обыватель, он воспринимает мир и глубже, и тоньше. В течение жизни эти качества у них становятся все острее, и эта способность видеть иначе формируется также с обретением опыта, как улучшается память у шахматистов в результате частой игры.
— Завершая картину, Вы испытываете удовлетворение или же Вам жалко с ней расставаться?
— Я рисую очень много и легко расстаюсь со своими картинами, в конце- концов это мой основной источник дохода. Был даже случай, когда, будучи в гостях, я не распознал собственную картину, ведь скоро исполнится 45 лет, как я творю и картин создал неимоверное количество.
— У Вас удивительные работы, потрясающее чувство света. Когда я готовился к интервью с Вами, заходил на многие странички, где публикуются Ваши работы, читал комментарии. Эмоции одни – восторг, удивление, признание в любви к Вашему таланту. Какого направления Вы придерживаетесь?
— Я считаю себя современным художником, и не стал апологетом ни одного направления, не придерживаюсь определенной техники исполнения, и постоянно ставлю новые эксперименты. Сама работа над картиной подсказывает в какой технике ее исполнить. Я не придерживаюсь одного определенного стиля. У меня постоянно рождаются новые идеи, которые я и реализую. В 2013 году, например, на Венецианской биеннале в армянском павильоне я представил проект, который состоял из коллекции барельефов с изображением сюжетов из эпоса «Сасунци Давид». Это была современная интерпретация старинного эпоса, которая привлекла пристальное внимание публики, среди которой было немало художников. Мне было интересно, как я сделаю то, что уже делалось когда-то давным-давно, но решил этот проект, как всегда, по-своему. На выставке я впервые выступил в роли рассказчика, знакомил зрителей с разными эпизодами эпоса «Сасунци Давид». Рассказ сопровождался показом процесса создания рисунков на небольших глиняных установках, точь-в-точь как это делалось в древности. Это были слово и его олицетворение в живописном смысле, а действо выразил, изображая перформанс. В дальнейшем этот проект был представлен в разных странах, в Австрии, в Швейцарии, Корее, даже в Сингапуре. Или другой проект: я сделал большую серию, вобравшую в себя десятки забытых или полузабытых языков, а то и просто редких алфавитов, старинных текстов, петроглифов, выдавленных в толщу бумаги ручной выделки, которая тоже экспонировалась во многих странах мира, повсюду вызывая огромный интерес. Возникало впечатление, что листы эти пробили толщу веков, чтобы предстать перед нами в первозданном виде. Языки шумерский, арамейский, иврит, хеттский, корейский, алфавит майя, скандинавские руты. Каждый знак, буква, орнамент обладал глубоким смыслом. Недавно я сделал проект, который назвал «Лендута», по образцу «ведуты», которая была популярна в Венеции XVIII века. Эти картины представляют собой изображения с детальным представлением повседневного городского пейзажа моего любимого города Гюмри (Ленинакана). Завороженный красотой Венеции, я поначалу хотел написать свою серию венецианских пейзажей, но передумал. Все эти великолепные дворцы, каналы, написанные разными мастерами в самые разные времена, настолько врезались в память, что, казалось, я уже писал их много раз. Гюмри же — один из старейших городов Кавказа — представлен в изобразительном искусстве лишь немногими отдельными работами, хотя архитектура его досоветских построек, сама городская структура интересны и по-своему уникальны. Гюмри не похож ни на один город мира, это совершенно другой кусок земли, у него собственная неповторимая душа. Я родился в этом городе, пропитан им весь и навсегда. Серия составила 54 картины. Я приготовил выпуск открыток этих работ, на одной стороне — картина, на другой — текст: интересные житейские истории, колоритные диалоги, передающие и саму атмосферу жизни города, и тонкий юмор гюмрийцев. Идея с текстом родилась у меня после встречи с бывшим гюмрийцем, уже более 20 лет живущим в Лос-Анджелесе, но так и не прикипевшим к нему сердцем: «разве это город, здесь даже площади нет»- жаловался он. Я не из категории тех художников, которые всю жизнь остаются в рамках раз и навсегда найденного стиля.
— Имеются ли у Вас печатные книги?
— Я создал 16 книг, некоторые из которых выходили уже третьим выпуском. Несколько лет назад на выставке «Армянское изобразительное искусство», которая проходила в Национальном музее Иордании, я познакомился с арабской художницей. Плененная «архетипами», она раскрыла мне старинный арабский способ изготовления рукотворной бумаги. Армяне знали секреты изготовления пергамента, но никогда не владели культурой производства средневековых бумаг. Они, как и весь цивилизованный мир той эпохи, закупали ее у арабов. Благодаря новому знанию я сам стал делать листы, от которых веет глубокой древностью. Грубая, толстая, с неровной поверхностью и краями, она идеально подходит ко многим моим проектам. Именно на такой бумаге я воплотил свои «Хачкары».
Хачкары – это наши уникальные архитектурные памятники, которые уничтожались с лица земли народами, готовыми ради собственного самоутверждения разрушать все, что создавалось гением и трудом других народов. Сколько их было уничтожено, невозможно счесть. Узнав об уничтожении азербайджанцами армянского некрополя в Джуге с его неповторимыми древними хачкарами, я понял, что должен дать свой личный ответ вандалам. Этим ответом художника и стал проект «Хачкары». Отобрав из тысяч фотоснимков, сохранившихся в архивах, 36 — по числу букв алфавита Маштоца, я воссоздал эти памятники своим изобразительным методом, впечатав в толщу бумаги хачкары, выдавленные из деревянных резных матриц. Маленькие копии древних образцов, но не имитация, а самостоятельное произведение. Этот проект я сделал в 2006 году. Некоторые экземпляры были мной отправлены в Германию, в так называемый уникальный «Лувр книг», «Herzog August Bibliothek Wolfenbuettel», другой был отправлен в вашингтонскую библиотеку, один экземпляр был подарен Шарлю Азнавуру.
— Какие преобразования претерпело ваше творчество?
— У меня нет таких понятий, я иначе отношусь к творчеству. Сейчас, например, я делаю реалистические картины.
— Как Вы считаете, какой город, Ереван или Гюмри занимает в армянской культуре более важное место?
— Трудно ответить, сейчас, например, Гюмри вызывает больший интерес у туристов, но то обстоятельство, что столицей страны является Ереван, имеет большое значение, в Ереване создается большая коммуникация, но на мое формирование художника, больше повлияла красота Ленинакана. Мне думается, что важность города определяется не количеством жителей, а внутренней культурой, атмосферой того, насколько себя гармонично в ней чувствуют обитатели. А в Гюмри обыватель чувствует себя уютно, ибо живет более организованно и осмысленно и это лучше характеризует облик города.
— Как Вы относитесь к критике Ваших произведений?
— В принципе, отрицательной критики к моим работам никогда не было, скорее появлялись положительные аналитические статьи. Прекрасную огромную статью, например, написал искусствовед Назарет Кароян, хорошая статья была написана Джалояном Варданом, замечательную статью создал американский куратор Лоури Фистенберг, был прекрасный отзыв, сделанный искусствоведом Катрин Хиксоном. Если иной раз кто-нибудь не воспринимает мое искусство, я отношусь к этому снисходительно, ибо мне достаточно того, что сам хорошо понимаю, что именно делаю.
— А это что за книга? (указываю на книгу, стоящую на полке).
— Это рукотворная книга «Любовь», она состоит из двух половинок, скрепленных одним позвоночником. С одной стороны — это графические работы на тему небесной любви, с другой — эротическая графика, сделанная барельефом.
— Бывает ли так, чтобы Вы работали на пленэре?
— Рядом с моей бюраканской мастерской находится церковный базилик и очень красивый сад, и каждый год, ближе к весне, я сижу на пленэре и рисую. В Ереване у меня тоже есть мастерская. Рядом с ней находился английский магазин красок «Лейланд пойнт-компани», куда, бывало, я заходил и покупал необходимые мне для работы средства. У них был такой барабан, который вращаясь смешивал краски, создавая необходимые цвета и оттенки, которые для пробы наносились на стоящие поодаль гипсокартоны. На гипсокартонах появлялись очень красивые изображения. Я спросил у них, что они делают с этими гипсокартонами, когда они уже заполнены. Выяснилось, что их просто выбрасывают. Я предложил им купить у них по 1000 драмов каждый картон. В результате, набралось штук 40. Была одна галерея, которой я предложил выставку, выдумав, что у меня есть друг- художник, живущий в Швейцарии, по фамилии Лейландсон, который создает очень необычные картины. Когда в галерее я показал мои гипсокартоны, они им очень понравились. Я составил биографию Лейландсону, придумал ему образование. Состоялась очень шумная выставка. Многим художникам она очень понравилась. На выставке присутствовал даже мэтр Генрих Игитян, который заявил, что Лейландсон – чудесный художник. В галерее, в соседней секции я выставил видео, которое рассказывало зрителям, какую фальсификацию я устроил. После выставки я перенес эти картины в свою мастерскую в Бюракане.
— Что служит Вам источником вдохновения?
— Жизнь. Меня интересуют разные области, очень люблю изображать природу, осуществляю творческие идеи, которые у меня регулярно появляются. Например, сейчас работаю над серией картин, которая называется «Натюрморт после охоты».
— Рисуя картины, какие звуки или музыку Вы предпочитаете?
— Это уже смотря как, поскольку живу в деревне, то с удовольствием прислушиваюсь к живым натуральным звукам, которые раздаются.
— Какие черты характера помогают Вам в творчестве?
— Люблю играть в шахматы, это развивает память и внимание. По нескольку часов в день могу играть с разными людьми по интернету. Во мне глубоко сидит страсть к исследованию, я мог бы стать неплохим историком. Меня всегда интересует начало происхождения всего.
— Есть ли у Вас мечта?
— Я мечтаю, чтобы в мире торжествовал мир, у меня большая семья: дети, внуки.
— Какие напутствия Вы можете дать начинающим художникам?
— Желаю им терпения. Как говаривал мудрец: «Сложно только первые 40 лет». Искусство мешает жить независимо, требует к себе ревностного отношения и больших затрат.
