ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
С человеком иногда происходят разные интересные истории. Некоторые из них с годами стираются из памяти, но некоторые врезаются в неё, и их без смеха невозможно вспоминать. Вот одна из моих таких историй.
После окончания 10 класса мои документы не приняли в институте, куда я собирался поступать, и через пару месяцев мне пришла повестка о призыве в армию. Я тогда случайно узнал, что отец договорился в областном военкомате, чтобы я служил, «там, где все». А это означало, что я должен был служить где-нибудь в Азербайджане, Грузии, Армении. Естественно, меня это не прельщало, т.к. видел много таких «солдат», которые за свою службу, из 24 месяцев, 18 бывали дома в Степанакерте. И я сделал контршаг: пошёл в военкомат и добровольно попросил записать меня на службу в … морской флот (служба 3 года), что в военкомате с большим удовольствием сделали. А утром родители уже знали об этом… и началось… пишу коротко: пошёл компромисс со стороны родителей – я отказываюсь служить в ВМФ, и иду служить туда, куда попаду, последнее было моим условием…
На трёх «ЛАЗах» нас, молодых, из Степанакерта отвозят в Баку, оттуда – в Балладжары на призывной пункт, где, после ночлега, построили на плацу, пришли «покупатели»… Я увидел, что из карабахской команды только трое попали в одну группу и нас, человек 50, сразу же отправили в аэропорт Бина. Почему я так подробно всё описываю, скоро поймёте, друзья. В аэропорту нас поместили в какой-то большой комнате, где каждый устроился как мог, в основном – на полу. Дали нам по банке тушёнки и, сколько мы не спрашивали офицеров, где мы будем служить, куда нас повезут, те молчали…
Ночью я почувствовал, что в горле у меня першит, начинаю набирать температуру (тогда у меня гланды не были вырезаны, и я постоянно болел ангиной). К утру мне стало совсем плохо, но пришлось терпеть… После переклички нас посадили в самолёт. Сколько мы летели – не помню, т.к. температура у меня уже подскочила. По прилёту нас высадили, снова сделали перекличку. Неподалёку стояли ещё несколько групп новобранцев, всех нас погрузили в военные машины и повезли. Тут мы узнали, что находимся в Германской Демократической республике, и нас везут с военного аэродрома в город Франкфурт на Одере, а точнее мы будем служить в ГСВГ (Группа советских войск в Германии). Дальше я помню смутно… снова переклички, снова плац, какие-то офицеры-«покупатели». Мы, трое Степанакертских, потеряли там друг друга, я их потом увидел уже дома у нас, после демобилизации.
… Опять перекличка, грузовая военная машина, переделанная под перевозку людей. Потом был перрон, снова перекличка… голова уже кружится, не могу глотать простую воду, температура, чувствую, зашкаливает. Капитан, сопровождающий нас, просит меня потерпеть… Ехали на электричке, где я впервые узнал и увидел, что одеколон, оказывается, можно пить…
Вышли на перрон, перекличка, потом снова посадили на машины, и через два часа мы въехали в войсковую часть, за нами ворота закрылись. «Всё, служба твоя начинается, и это был твой выбор, не хотел служить рядом с домом…» – говорит мне, откуда-то появившееся, моё второе «Я». Отогнав того, второго «Я» на «определённую дистанцию», если говорить культурно, я со всеми новобранцами вошёл в казарму. Нам выдали военную форму, показали, как правильно пользоваться портянками, как надевать сапоги и т.д.
Делаю всё, что говорят, но механически, голова болит, раскалывается, дышать трудно, лицо, тело горят… Тут нас, уже одетых в военную форму, построили в казарме, и сержант, как сейчас принято говорить, «лицо кавказской национальности», дал команду, чтобы каждый представился и назвал военный округ, откуда прибыл. Мне самому стало интересно, есть ли кто из земляков. Но слышу только: «Прибалтийский военный округ… Среднеазиатскцй военный округ». Тут подошла моя очередь, и я с трудом выговорил свою фамилию, добавив, что из Закавказского военного округа. Тут смотрю, сержант подходит и с интересом спрашивает, откуда я. Я отвечаю. Смотрю, лицо сержанта расплылось в улыбке, и он говорит мне: «А-а-а-а… земляк Петросяна!» Оказалось, что сержант из Дагестана и фамилия его – Магомедов. Было два часа ночи, нам дали команду «отбой», предупредив, что подъём будет в 06.00, потом зарядка, а в 07.00 будет завтрак. Состояние моё было не из лучших – ноги подкашивались, перед глазами появились какие-то круги, говорить практически не мог, даже не было сил подумать, а кто такой Петросян?.. Как потом оказалось, до утра мне придётся ещё не раз услышать эту фамилию, но об этом чуть позже…
Подхожу к Магомедову и заплетающимся языком, кое-как, ему объясняю, что я в дороге заболел, плохо себя чувствую. В ответ: «Земляк Петросяна, перестань, ложись спать!». Но, тут Магомедов посмотрел внимательно на меня, потрогал лоб и забеспокоился. Звонит куда-то, минут через 10 приходит старшина-сверхсрочник Носюк, как потом оказалось, ответственный за карантинную роту. Магомедов ему докладывает, Носюк подходит ко мне и спрашивает фамилию. Я отвечаю. В ответ он улыбается и мягким украинским акцентом, певуче говорит: «А-а-а… земляк Петросяна! – и добавляет: – А ну-ка, марш спать!» Но потом, посмотрев на меня, потрогав мой лоб, даёт команду Магомедову срочно сопроводить меня в санчасть…
Здание санчасти было рядом с нашей казармой, через пару минут мы вошли в комнату, где были врач – старший лейтенант, и миловидная медсестра Людмила, которые болтали, коротая время. Магомедов объяснил им, что я из карантина, из сегодняшней новой партии новобранцев, мне пожелал здоровья, сказав, что завтра зайдёт, и ушёл. Медсестра Люда открыла журнал, взяла ручку и спрашивает фамилию, чтобы сделать запись. Сижу, чувствую, что температура меня уже сжирает, кое-как произнёс свою фамилию и слышу в ответ уже знакомое мне: «А-а-а-а… земляк Петросяна!» и, смотрю, она собирается выйти, чтобы догнать Магомедова… Тут я кое-как ей говорю, мол, потрогайте лоб, измерьте температуру. Она с недоверием подошла ко мне, встряхнула в воздухе термометром, протянула мне. Я кладу его подмышку… Медсестра отошла, села рядом с врачом, и они начали что-то говорить, чувствую, про меня…
Мозг у меня от температуры начал «плавиться», еле сижу на табуретке, появилось чувство нереальности, что это не со мной, это сон, я сейчас проснусь и буду у себя дома в Степанакерте, с родителями… Тут снова появляется моё второе «Я» и шепчет мне на ухо: «Так тебе и надо, не хотел служить рядом с домом, не послушался родителей…» Ответить Ему у меня не было сил, поэтому я просто проигнорировал…
Подходит медсестра Люда, смотрит на градусник, вижу, глаза у неё стали круглыми… Она подходит к врачу, показывает ему термометр. В ответ слышу тихую речь врача и снова слово: «Петросян». Тут подходит врач, берёт градусник, встряхивает его, сам кладёт мне под мышку, садится рядом и не отводит от меня глаз. Дальше было всё как в тумане –смутно помню укол, встревоженные лица врача и медсестры… Потом мне выдали больничную пижаму, была пустая палата, а потом я вырубился, и было ощущение, что лечу в бездну… Эта была самая длинная ночь в моей жизни… Внезапно послышались шипящие звуки, появились какие-то рожицы, черти, я понял, что в бреду… И вдруг появился кто-то большой, чёрный, который наклонился надо мной, оскалив зубы, смеётся и говорит: «Я Петросян!» Чудовище тянет меня за рукав, я сопротивляюсь, отталкиваю… Почему-то чудовище начало говорить со мной голосом миловидной медсестры Люды: «Просыпайся…» Открываю глаза, вижу медсестру, которая зовёт меня, в руке у неё шприц и какие-то таблетки… Сделав укол и дав выпить таблетки, она ушла, и я снова полетел в бездну…
Проснулся я от луча солнца, от звука металла и каких-то тяжёлых звуков, похожих на громкое выдыхание человека. Приподнявшись на локте, я отодвинул занавеску и увидел такую картину: невысокий здоровый волосатый парень с голым торсом, стоит ко мне спиной, с лёгкостью выжимает несколько раз тяжёлую штангу, потом, бросив её на землю, схватывает две 16 кг гири и начинает ими чуть ли не жонглировать в воздухе. В конце этот парень нагнулся к крану и начал обтираться холодной водой (на дворе был ноябрь), после чего начал вытираться солдатским вафельным полотенцем. Надевая больничную пижаму, он повернулся ко мне в профиль, и я увидел его крупный орлиный нос…
Через минуту в коридоре санчасти послышались чьи-то тяжёлые шаги, открылась дверь моей палаты, и вошёл тот самый «штангист», как я его окрестил в уме. «Штангист» сразу спрашивает меня на армянском: «Это тебя вчера ночью сюда привели? Это ты мой земляк?» Отвечаю, мол, да, наверное, это я. «Штангист» присел на табуретку, начали знакомиться и тут, когда я узнал, что передо мной сидит сам Петросян, несмотря на мою температуру, я чуть не задохнулся со смеху! И рассказал Онику, так звали Петросяна, как и откуда я узнал про его существование… Тут уж вдвоём начали смеяться…
Естественно, встаёт вопрос – что делает «штангист» Петросян в санчасти. А ответ прост: когда Оника призывали в армию, в одном из горных районов Армении, в военкомате посмотрели на его «товарный» вид, на его книжку КМС по тяжёлой атлетике и сразу же «забрили», толком не посмотрев медицинскую карточку, где было написано, что у него есть определённые нарушения ритма сердца. Оник не настаивал на отстрочке или комиссовании, так как сам хотел пойти служить. Однако, попав в «королевские войска» (стройбат), и увидев, что здесь нужно таскать мешки и работать лопатой, романтизм Оника внезапно пропал, и он объявил себя больным, что, на самом деле, соответствовало действительности.
Его отправили в санчасть, оттуда в госпиталь. Там сняли кардиограмму, увидели эти сердечные нарушения, но в тоже время врачи видели и другие нарушения Оника – каждодневные утренние, дневные и вечерние тренировки с гирями, и рука врачей не поднималась «списать» его и отравить домой. Оника посылают обратно в роту, где, через неделю он объявляет, что «сэрдце болит». И снова эта несложная схема: казарма роты-санчасть-госпиталь-казарма роты… И так много раз. И везде, куда бы Оника ни посылали, он всегда брал с собой откуда-то найденные им гири…
Меня из санчасти выписали через пару недель, и после карантина ко мне подошёл командир роты и сказал, что у меня в личном деле написано, что я по специальности водитель, и командование полка решило послать меня на 6-ти месячные курсы переобучения по правилам дорожного движения ГДР. Но это уже, как сказал бы Каневский, совсем другая история…
После того, как меня отправили на курсы, я больше Оника не видел, но по «цыганской почте», т.к. это была одна строительная бригада, знал, что он пользовался в части непререкаемым авторитетом, спокойно дослужил и уехал к себе домой…
Вот такой эпизод мне запомнился из моей солдатской жизни. И могу добавить, что за два года я ни разу не был в отпуске, ни разу не получил посылку из дому. Впрочем, я рад, что мне пришлось узнать службу такую, какая она должна быть на самом деле. Мне потом это очень помогло в дальнейшем, и моё второе «Я» в армии постепенно отстало от меня, думаю, может, согласилось со мной, что я был прав, когда отказался от предложения служить «там, где все»…
Рассказанная мной история произошла в середине 70-х годов прошлого столетия, когда Советский Союз ещё существовал, была дружба народов, одна общность людей – советский народ, существовал Варшавский договор и многие из нас добровольно служили в армии, чтобы защитить наше общее Отечество… Но теперь это всё осталось в нашей прошлой жизни… Остались одни воспоминания, некоторые грустные, некоторые весёлые с юмором, как эта история…
АЛЬБЕРТ ВОСКАНЯН
9 февраля 2015 г.