Овеян ласковым закатом
И сизым облаком повит,
Твой снег сияньем розоватым
На кручах каменных горит.
Внизу, на поле каменистом,
Овец ведет пастух седой,
И длинный посох, в свете мглистом,
Похож на скипетр вековой…

В. Я. Брюсов, «К Арарату», 1916

«Армянский текст» русской поэзии невероятно многогранен и разнороден в жанровом отношении, и большой массив текстов позволяет исследователю говорить о динамике жанровых систем внутри этого сверхтекстового образования. Принципиально важными для исследователей являются жанры послания и посвящения, поскольку именно в них наиболее четко представлена риторика обращения к Другому ‒ такая важная для армянской культуры.

Разграничение жанров послания и посвящения ‒ давно обозначенная в литературоведении проблема, но один фактор в этом отношении все же можно считать решающим: характер воплощения адресата. Если в послании адресат выражен эксплицитно, в заголовочном комплексе, и в тексте есть апеллятивные конструкции, местоимения 2 лица, то в посвящении адресат имплицитен и зачастую обобщен, а не конкретен и лирический субъект говорит о нем в третьем лице. Именно по такому принципу мы разграничивали материал, представленный в нашем докладе.

Среди адресатов дружеского послания можно выделить двух основных ‒ поэта и художника. Авторы этих дружеских посланий ‒ Валерий Брюсов, Сергей Городецкий, Галина Ветчинкина, Александр Гатов и другие поэты. В большинстве посланий усиливается экзистенциальная проблематика, частная жизнь вписывается в контекст мировой судьбы. Показательным в этом отношении становится послание Михаила Дудина «Левону Мкртчяну» (опубл. 1988), в котором лирический субъект размышляет о жизни, которая невольно ассоциируется с державинской «рекой времен»: «Но жизнь летит, все на пути сминая / И не считаясь с нашею бедой» [6, 375].

Важно отметить, что обычно жанр дружеского послания предполагает только адресата реального. Исключением из этого можно посчитать текст Брюсова «К Арарату», в котором образ максимально антропоморфен. Это становится продолжением еще лермонтовской традиции, обозначенной в балладе «Спор», где спорят между собой Казбек и «седовласый Шат» (Эльбрус). Схожее описание горы как мудрого старца будет и у Брюсова:

И предо мной свой белый конус
Ты высишь, старый Арарат,
В огромной шапке Мономаха,
Как властелин окрестных гор,
Ты взнесся от земного праха
В свободно-голубой простор. [3, 241]

Продолжение традиции изображения Арарата антропоморфным будет позднее воплощено М. Амелиным в «Ереванском триптихе», посвященном поэту Анаит Татевосян: «Но нельзя, как запретный плод, / укусить Арарата локоть: / видит око да зуб неймёт» [1, 201].

Обратимся текстам-посланиям, адресованным поэтам ‒ Ованесу Туманяну, супругам Григоряны, Амо Сагиняну, Иоаннесу Иоаннисяну и другим. Следует сказать, что поэтика жанра послания неуклонно менялась с течением времени, что было доказано в работах С. Ю. Артемовой [2]: его жанровые модификации в 20 веке раз за разом ломали «горизонт ожидания» (Х.-Р. Яусс) читателя, и чем жестче был жанровый канон, тем выше вероятность, что в 20 веке он был переосмыслен. Касательно дружеского послания это выглядело следующим образом: послание ‒ возможность осуществить «идеальную коммуникацию», и поэтому как жанр оно предполагало установку на «бытовую, неофициальную эмоцию» [8, 20] ‒ это проявлялось как на лексическом, так и на тематическом уровне. В 20 веке установка меняется, и, что парадоксально, в бытовое прежде послание проникают черты противоположного жанра ‒ оды.

«Армянский текст» русской поэзии напрямую иллюстрирует этот феномен, ведь ключевыми составляющими дружеского послания становятся категории судьбы и вечности [здесь и далее курсив мой ‒ Е.П.], так характерные для «высокого» жанра оды и непривычные для типичного послания, в котором обычно интересна история частной жизни. Категории вечности и судьбы отражены в том, как лирический субъект вписывает поэта-адресата в контекст истории всей страны: «В армянской новой жизни начат / Твоим напевом яркий след!» ‒ напишет В. Я. Брюсов в послании И. Иоаннисиану, до этого упомянув о масштабе его поэтического дара («Кто удручен, кто тайно плачет, ‒ / Тот ищет строф твоих, поэт»). Другое послание поэту, принадлежащее перу Брюсова ‒ «Ивану Фадеевичу Туманяну» (1916):

…Да будет праведно возмездие
Судьбы ‒ и в годах и в веках!
Так! создал новое созвездие
Ты на армянских небесах.
[3, 300]

Обратим внимание, что в обоих текстах Брюсова важен не только мотив судьбы, но и обновления ‒ адресат становится символом обновления армянской культуры.

Включение адресата-поэта в контекст мироздания присутствует и в послании М. Матусовского «Поэтам сороковых» (1986). Для лирического субъекта принципиально важно отметить роль поэтической преемственности, включения армянских стихотворцев в контекст вечного поэтического диалога с предшественниками:

Зато как были строки дерзновенны,
Какие осеняли вас слова
На той земле, где родились айрены,
Где жил Чаренц и пел Саят-Нова [9, 322]

В «Письме Геворку Степановичу и Диане Нестеровне Григорянам в городе Ереван» Михаила Дудина вновь сополагаются контексты реального, биографического, частного времени и времени исторического:

«Ваш дерзкий мост из наших дней / К классическому Возрожденью» [6, 277]. Именно сохранение нити с прошлым становится главным подвигом супругов, является главной причиной, почему они должны «беречь друг друга» не только для частного круга людей, но и «для всех»:

Ваш подвиг ясен и велик,
Как откровенье человека,
Отображающего лик
Судьбы Армении и века. [Там же]

Схожую интенцию можно увидеть и в послании к художнику. Ключевым образом этих стихотворений является не только живописец, но и Арарат, что можно видеть, например, в тексте Галины Ветчинкиной, который является посланием Мартиросу Сарьяну:

В твоих картинах солнца луч
И розы аромат
И как волна средь моря туч,
Поднялся Арарат [10, 133]

В другом послании Мартиросу Сарьяну, уже принадлежавшему перу А. Гатова, можно увидеть номинацию Арарата как «ветерана», образа, присущего Армении априори:

И розовые в новых городах
Из туфа возведенные кварталы,
И мост через Гедар, и небывалый,
Поднявшийся в ущелье Дзорагэс,
У леших вырвавший лорийский лес –
Все, чем теперь Армения богата
Помимо ветерана-Арарата

[4, 29]

Более того, мотивы вечности и судьбы, выделенные нами ранее, присутствуют и в этом тексте, ведь лирический субъект в тексте Гатова обращается к Сарьяну и говорит о том, что он дарит воплощенные на холсте пейзажи Армении не только современникам, но и «вечности»:

Украшенный и этим полотном,
Сезона беглой радостью, плодами,
Которые искусными руками
Ты даришь вечности
[Там же]

Жанр посвящения еще более частотен в «армянском тексте» русской поэзии. Среди его имплицитно выраженных адресатов как конкретные личности (Ашот Бегларян, Мартирос Сарьян и др.), так и более обобщенные образы (Мудрый философ, Неизвестный армянский скрипач, Армянский поэт, Неслучайный попутчик). Важной отличительной чертой посвящения в «армянском тексте» русской поэзии становится смещение фокуса внимания с собственно адресата на Армению (иногда антропоморфную) в целом («Янтарное солнце и горы ‒ то шлем и кольчуга»). Например, тексты поэта Виктора Коноплева с посвящениями Ашоту Белгаряну сфокусированы на пространстве Арцаха:

Ведь недаром, скажи, милый брат,
Он нас свёл на арцахских просторах?
Чтоб в маштоцевских буквах-узорах
Я увидел Его светлый взгляд. [7, 28]

В его же тексте «НУР», который является посвящением Арману Давтяну, о личности адресата также сказано не так много, хотя Нур (свет, пер. с армянского) ‒ одно из прозвищ Давтяна. Показательным при этом является то, что поэт предпочитает соотносить текст стихотворения в первую очередь с гранатом как с символом Армении [см. об этом: 5], а не с личностью адресата:

И даже толстая прочная оболочка бытия
не могла умалить всю прелесть
изнутри лучезарных зёрен,
они манили, притягивали магнитной силой.
<…>
проникай в эту сущность всем существом,
каждой клеточкой впитывая живительный сок,
маленькая капелька которого
целительнее миллионов километров пути. [7, 59]

Если говорить об абстрактных адресатах посвящения, следует обратиться к поэзии Е. Широковой-Тамбовцевой, в творчестве которой появился и Армянский поэт, и Мудрый философ, и Неизвестный армянский скрипач, и Неслучайный попутчик. Облик адресата в этих текстах практически не очерчен, например, в стихотворении «Открытие», посвященном «Неслучайному попутчику» внимание лирического субъекта сконцентрировано скорее на описании эмоционального состояния, нежели на образе загадочного попутчика (встретившегося, вероятно, в Армении):

Быть может, песни вы не создадите…
Но даже если выпадет терять,
из всех земных
и неземных открытий какое счастье –
друга открывать!
[11, 37]

В текстах Широковой-Тамбовцевой эксплицированы те же черты, что и в посланиях ‒ размышления о вечности и судьбе Армении. Не случайно в тексте «Крейслер. Вальс “Муки любви”», посвященном «Неизвестному армянскому скрипачу», с первых строк звучит призыв: «…Вечный / скрипач, вечно / вальс любви играй» [Там же, 44].

В триптихе «Свет надежды», где оба слова из заголовочного комплекса в авторской редакции выделены графически, посвящение адресовано Мудрому философу. В этом тексте фигура адресата практически никак не очерчена, отмечена только его речь в первом катрене:

Мне философ говорит:
«Свет несёт Армения.
Там Надежды луч горит
в сумраке затмения…
[12, 144]

Ключевым образом посвящения оказывается «двукрылый Арарат», уплывающий вдаль, что позволяет интерпретировать Мудрого философа-адресата как вариацию образа Арарата, ведь именно Арарат становится символом топологической границы между сном и реальностью:

Хочу лететь за ним,
но тает в дымке он.
Я разгоняю дым –
пусть станет явью сон…
[Там же, 145]

В связи с этим появление Арарата в тексте «Мы летаем», имеющему посвящение «Армянскому поэту от российского поэта» видится закономерным, тем более, что там также представлено пространство на границе сна:

Ты летаешь во сне мальчишкой,
по тропе каменистой вприпрыжку
поднимаешься к Арарату
и ныряешь беспечно, крылато
в небеса с белоснежной вышки…
[13, 157]

Подводя итог, можно обозначить некоторые выводы. Во-первых, жанр послания «армянского текста» воплощает в себе черты оды, поскольку в большинстве таких текстов происходит восхваление адресата – художника или поэта. Кроме того, в «армянском тексте» появляется и послание к условному адресату ‒ Арарату, образ которого одновременно продолжает и задает традицию антропоморфного описания природного ландшафта. Во-вторых, жанр посвящения обнаруживает иную работу с адресатом ‒ он становится более имплицитным, уступая пространство текста описанию армянского локуса как географически (Арарат, Арцах), так и символически (Нур).

Потапова Елена Владимировна,
стажер-исследователь НОЦ «Смоленский центр квантитативной филологии»,
Смоленский государственный университет

Литература

1. Амелин М. Ереванский триптих // Знамя. 2015. № 11. С. 199–201.
2. Артёмова С. Ю. Взаимосвязь оды и послания в жанровой системе лирики ХХ века // Жанры в историко-литературном процессе. СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2013. С. 39‒51.
3. Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 2. М. : Художественная литература, 1973. 494 с.
4. Гатов А. Закон Тяготения. М. : Художественная литература, 1936. 136 с.
5. Гачев Г. Г. Национальные образы мира. М. : Советский писатель, 1988. 448 с.
6. Дудин М. А. Собрание сочинений в 4-х т. Т. 2. Время. Стихотворения и поэмы 1963–1986. М. : Современник, 1987. 445 с.
7. Коноплев В. В. Армения как состояние любви. Ереван : Филин, 2013.
8. Маркин А. В. Дружеское послание в русской поэзии 1820–1830-х годов и романтизм // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX – начала XX века. Свердловск, 1989. С. 18‒26
9. Матусовский М. Л. Горечь: книга стихотворений. М. : Советский писатель, 1992. 192 с.
10. Русские писатели об Армении: Сборник / Сост. С. Арешян, Н. Туманян. Ереван 1946.
11. Широкова-Тамбовцева Е. Лирика Армении : дневник в стихах. М. : Гуманитарий, 2008.
12. Широкова-Тамбовцева Е. Радуга надежды: от Москвы до Еревана : стихи о России и об Армении и переводы произведений современных армянских поэтов. М. : Гуманитарий, 2012.
13. Широкова-Тамбовцева Е. Армянские видения. Ереван : Изд-во СПА, 2021.

Источник: Арарат: русская и национальные литературы: Материалы международной научно-практической конференции 26-29 сентября 2024 г.- Ер.: Мекнарк, 2024.- 267с.
Публикуется с разрешения автора проекта доктора филологических наук, профессора М. Д. Амирханяна.