ИНТЕРВЬЮ

В Петербурге на сцене Михайловского театра поставлен балет «Спартак» в редакции Георгия Ковтуна, способный поразить и ошеломить своей грациозностью. И дело не только в том, что спектакль разрушал все привычные формы, на сцене объединялось все: музыка, танец, пение, головокружительные трюки, сцена была превращена в арену Колизея, предназначенного для гладиаторских боев, на которой играли не только люди, но и животные. Шикарная тигрица грациозно вышагивала по всему пространству, в ритме ведущей ее балерины. Особое место занимала музыка. Революционная тема с первых тактов интродукции завораживала внимание зрителя. Дирижер блестяще справлялся с огромным оркестром, в котором каждый музыкант прекрасно исполнял свою партию. К слову сказать, именно дирижер Карен Дургарян пригласил нас обозревать это зрелищное представление. Встреча с ним состоялась на следующий день.

Коротко о Карене Дургаряне: С 2001 по 2016 являлся главным дирижером Армянского государственного театра оперы и балета. Весной 2008 года Карен Дургарян дебютировал в Михайловском театре Санкт-Петербурга, дирижировал многочисленными оперными, балетными спектаклями и симфоническими концертами Михайловского театра в Италии (театр Ла Фениче, Венеция) и Японии.

Постоянно сотрудничает с Мариинским театром, Казанским государственным театром оперы и балета, театром в Роттердаме (Нидерланды), активно выступает на международной сцене, отдавая предпочтение Италии, где он дирижировал в Лирическом театре Кальяри, туринском Театро Реджио и Театро Карло Феличе в Генуе (концерт с участием знаменитого виолончелиста Энрико Диндо). Также под управлением Дургаряна прошла премьера оперы «Евгений Онегин» Чайковского в Театро Верди (Сассари), выступления Симфонического оркестра им. Луиджи Керубини (художественный руководитель Риккардо Мути) и концерты солистов Фортепианной студии Торадзе и самого Александра Торадзе на Фестивале в Равенне. Дирижер регулярно выступает с Симфоническим оркестром Сицилии в Палермо, а в мае 2012 года он дебютировал со знаменитым Оркестром Падуи и Венето. Работал с Оперой Лейпцига (тур в Богота, Колумбия) и с Национальной оперой Лиона; в декабре 2016 он дебютировал в Баварской государственной опере, где руководил оркестром в новой постановке «Спартака» А. Хачатуряна, которую он также представлял в Королевской опере Валлонии в январе 2017 с Брюссельским филармоническим оркестром. Подменяя Юрия Темирканова, дебютировал с Израильским филармоническим оркестром в Прокофьевской программе в ноябре – декабре 2016.

С 2015 у Карена установились особые отношения с Новосибирским театром оперы и балета, где он дирижирует балетами «Чиполлино», «Жизель», «Спартак», «Корсар», «Дон Кихот», «Баядерка»). В марте 2017 под его руководством состоялась премьера балета «Пер Гюнт» на музыку Грига в хореографии Э. Клюга.

Награжден титулом «Заслуженный артист республики Армения» и в 2010 был награжден наивысшей наградой Армении за вклад в дело культуры и искусства.

Беседа с Кареном Дургаряном шла о профессиональной деятельности дирижера, его роли, о величии оркестра, композитора и значении партитуры.

— Можно представить, как человек в детстве мечтает стать артистом, режиссером, музыкантом, в конце – концов, космонавтом. Но может ли ребенок с детских лет стремиться стать дирижером?

—Я думаю, что ребенок может мечтать об этом, но что касается меня, то я хотел стать артистом. Мой дядя по профессии режиссер, и меня всю жизнь тянуло на сцену. И до сих пор моей мечтой является сняться в каком-нибудь художественном фильме хотя бы в крохотном эпизоде.

Что касается детства, то я считаю, что дети – это самые близкие люди к Богу, и что у них в душе происходят самые естественные процессы. И если у какого -то ребенка есть мечта стать дирижером, то это рано или поздно исполнится. Но мне кажется, что многие родители-музыканты, не очень то хотят, чтобы их собственные дети повторили их трудный, тернистый путь…

— Однако родители многих таких великих музыкантов, как Бах, Моцарт и Бетховен, с детских лет готовили своих детей к музыке.

— В советский период так называемый бизнес-класс (в Армении они назывались «цеховиками»), был запрещен, но его представители стремились дружить с учителями, композиторами, потому что это повышало их статус. У собственных детей они требовали, чтобы те ходили в музыкальную школу, интересовались искусством, росли бы развитыми образованными людьми. И вышло так, что многие дети, ставшие музыкантами, были не из музыкальной среды. Лично мои родители — рабочие, люди, которые работали всю жизнь, чтобы их детям было хорошо. В советские годы не было принято делать карьеры артиста. Сегодня тоже есть много творческих, талантливых людей, посредством которых реализуется слово Бога. Но в последние времена многие музыканты оказались в большей зависимости от денег.

— В детстве вы были общительным ребенком?

— Меня больше считали послушным и спокойным ребенком. Я очень любил смотреть детские художественные фильмы, и думаю, это сыграло большую роль в формировании моих вкусов. Я занимался спортом, но заболел, и врачи потребовали сделать перерыв. Мне только исполнилось 13 лет. И тогда мой дядя предложил попробовать свои силы в музыкальной школе. А поскольку, я был старше, чем когда следует начинать играть на пианино или скрипке, то мне предложили играть на флейте. Я даже не собирался заниматься музыкой. Мне сказали иди, и я пошел. Переходным моментом, когда я решил серьезно заняться музыкой – это когда в 16 лет я попал в симфонический оркестр. Но 16 лет, конечно, это не тот возраст, когда ты официально можешь работать в оркестре, и ощущение того, что я являюсь артистом большого серьезного оркестра, полностью меня втянуло в это состояние. А после того, как я, будучи артистом оркестра, начал встречаться с разными дирижерами, мне пришло в голову самому стать дирижером. Однажды, когда я играл в молодежном симфоническом оркестре, на премьере присутствовал ректор консерватории Эдгар Оганесян. На следующий день после концерта меня вызвали к нему в кабинет, и он сказал: «Молодой человек, я хочу, чтобы вы стали дирижером. Идите подумайте, если надумаете, подайте заявление на мое имя». Думаю, что дирижер и оркестр вместе исполняют музыку, и успех зависит от их взаимопонимания. Но опытный дирижер может сплотить музыкантов так, что оркестр от этого только выигрывает. Но основой всего является партитура, в которой выражается композиторский замысел. Оркестранты и дирижер подобны священникам, читающим Библию. В это время библию заменяет партитура. Ведь партитуру, как и Библию, пишет человек. Просто Бог на этот раз свою бесценную информацию передает через композитора.

— Какая разница между работой дирижера с симфоническим оркестром и работой дирижера в театре?

— В течение 15 лет я являлся главным дирижером национального оперного театра Армении, но теперь я абсолютно свободный человек и официально нигде не работаю. У меня есть агенты, которые сами составляют мой график работы, как приглашенного дирижера в различных оркестрах и театрах. В таких социальных системах, как Армения и Россия, возглавлять театр, это значит выполнять много ролей: работу директора, вести переговоры с министерством, уметь общаться с чиновниками. Все это отнимает очень много энергии и времени. Поэтому быть свободным артистом – это большое счастье. Сейчас много концертов проходят с одной репетицией или совсем без репетиций. Но у хороших оркестров есть свой супер-минимум, хуже которого они никогда не сыграют. Если же будут хороший дирижер, то они сыграют намного свободнее и лучше.

— Есть ли правила, которые в своей работе всегда должен соблюдать дирижер?

-Первое правило: дирижер всегда должен быть подготовлен лучше, чем оркестр. Второе правило: если дирижер в душе монах, он никогда не позволит себе задеть артиста словом. Ведь неправым может быть не только артист, но и дирижер. Но это все дело опыта. Часто молодые хотят подчеркнуть свое превосходство. К тому же в разных странах менталитет оркестрантов выражается по- разному. Например, в России, оркестранты очень боятся дирижера, а в Европе оркестранты могут посети не поздороваться с ним. И это не вопрос плохого их отношения или отсутствия культуры. Просто и оркестранты, и дирижеры, выполняют свою работу по контракту. В России дирижер имеет больше прав: может пожаловаться или написать докладную.

— Дирижирование – это искусство или ремесло? Если и то, и другое – то в каком соотношении?

— Если зрители после концерта наполняются любовью и добротой, если концерт делает их счастливее – то это искусство, если же нет – то ремесло.

— А вы требуете точности исполнения партитуры?

— Уже на репетиции происходит корректировка, кто как должен сыграть, но во время концерта важно до какой степени оркестр может реагировать быстро и своевременно. Хачатурян, конечно же, очень громкий композитор, и при каждом новом выступлении я стремлюсь богатую палитру его музыки выразить в разных красках.

— Вы дирижировали во многих странах. С каким оркестром вам приятнее всего работать?

— Больше всего мне приятнее работать с российскими оркестрами. В Европе музыканты играют безукоризненно точно, а российские оркестры Мариинского и Михайловских театров играют не только точно, но и с большей душой – это великие оркестры.

— Балетный спектакль и оперный…. В случае балетного спектакля оркестр в каком-то смысле обязан идти на поводу у танцующих. А что происходит в случае оперного исполнения? Есть ли разница?

— По большому счету никакой разницы. Для нас основа, как я уже говорил, это произведение композитора, партитура. В балете есть понятие «чуть-чуть». А вот каким образом измеряется это «чуть-чуть»? Поэтому лучшие артисты балета говорят: «Как вы сыграете, так мы и станцуем». Они тоже опираются на партитуру. Все устанавливается в процессе репетиций. И когда они чисто исполняют то, что написал композитор, все выходит, как следует. Свою роль играют также традиции тех и иных народов. Я читал ваши беседы с Михаилом Казиником, который говорил, что музыка – это математика. Вообще весь окружающий нас мир – это математика, вся вселенная – математика. И музыка – это тоже математика.

— А есть что первично?

— Первично слово божье.

— А вы религиозный человек?

— Я верю в Бога. И я не просто верю, но и знаю точно, что Бог есть. А вот в какой степени я являюсь христианином, я не знаю. Потому что, как и каждый человек, я грешен.

— Писатель Курт Воннегут писал, что для него необходимым и достаточным доказательством существования Бога является музыка. Вы согласны?

— Это прекрасная формулировка. Музыка способна завораживать и ввести в волнение человека до невероятной степени.

— Артур Шопенгауэр делает вывод о том, что степень независимости музыки от мира явлений делает возможным ее существование даже в том случае, если бы этого мира вовсе не было. Что вы думаете по этому поводу?

— Тоже прекрасное высказывание.

— Кто ваш любимый композитор?

— Я очень люблю Чайковского, люблю Шостаковича, очень люблю Стравинского, Рахманинова, Прокофьева.

—А музыка в целом эволюционирует?

— Да, конечно. Но сейчас музыкантов, обращенных к барочной музыке больше. Причиной может быть и мода, не знаю. Звукозаписывающие компании, несмотря на сильный прогресс в передаче звучания, возвращаются к записям раннего периода, к первоисточнику. Это происходит по той причине, что люди стали испытывать потребность в контакте с естественностью, с первоначальной природной формой.

Несколько лет назад в первый раз в жизни я поехал в Иерусалим. Там у меня возникло ощущение, что я приехал домой. Когда мы зашли в церковь и мне стали рассказывать, что там находится гроб господний. Когда армянские служители меня узнали, то предложили провести меня на второй этаж, в место, которое скрыто от глаз туристов. Когда мы поднялись на второй этаж, внезапно, без всяких причин, я так разрыдался, что не мог остановиться. Что было причиной этого я до сих пор не знаю. У меня были две мечты: поехать в Иерусалим и подняться на гору Арарат. Значит, первое свое желание я уже исполнил, осталось только исполнить второе желание.

— Как вы относитесь к тому, что в Израиле запрещено исполнять Вагнера?

— Теперь это не так. После того, как Баренбойм создал арабо-израильский оркестр, эта ситуация изменилась и к музыке Вагнера стали относиться по- другому.

— У нас к вам такой, шутливый вопрос: во всех профессиях может быть второй партнер, будь то писатель, сценарист, режиссер. Но у дирижеров только один человек. Почему не может принять участие второй дирижер?

— Это не совсем так, на некоторых концертах иногда бывает и по два дирижера. Но это в тех случаях, когда в огромном мероприятии принимают участие несколько оркестров.

— Юрий Темирканов, говорил, что учился дирижированию до 50 лет, а после 50 он стал понимать, что еще не все знает и ему многому следует научиться.

— Маэстро Темирканов из тех легендарных артистов, к суждениям которого всегда стоит прислушиваться. Я понимаю, что он имеет в виду. Дирижеры растут и набираются опыта год от года. Но ведь родитель в 25 лет и родитель в 50 лет – это тоже разные люди.

— Какой дирижер по своему характеру вам ближе?

— Юрий Темирканов, конечно… Серджу Челибидаке… Это дирижер, который дирижировал в те же годы, что и Герберт фон Караян. Только если Караян активно записывал и хранил все свои выступления, то подход Челибидаке к музыке выражался иначе: он не любил производить звукозаписей и сегодня его выступлений сохранилось очень мало. Он был монахом.

— Что именно вам дала стажировка, которую вы прошли в Ленинградской консерватории в классе профессора Мусина?

— Очутиться в классе Мусина было счастьем. На его занятиях присутствовали одновременно 30-40 студентов. При работе с каждым из студентов, все замечания Мусина по партитуре записывались всеми присутствующими. В результате, выходило так, что в течение каждого урока весь коллектив исследовал множество партитур. На каждом уроке мы анализировали по нескольку симфоний. Для меня каждый урок был откровением. Кроме того, мы совершали визиты репетиций многих музыкальных коллективов, что давало свои плоды. Этот промежуток времени, проведенный в Петербурге, запомнился мне, как время, когда я был счастлив, потому что узнал очень многое.

— Почему вы выбрали именно Петербург?

— В Петербург я приехал в 1996 году, когда в Армении была блокада. Композитор Эдуард Мирзоян посоветовал мне отправиться в Петербург и обратился за поддержкой к маэстро Гергиеву. А Валерий Гергиев предложил обратиться к Мусину. Возможно, свою роль сыграло и то, что мой дядя закончил ленинградскую консерваторию по классу режиссер музыкального театра и в Петербурге у него по музыкальной части было немереное количество друзей.

— Нет ли у вас намерения переехать из Армении в Петербург?

— Никогда. В Армении я живу в деревне Уши, где вокруг очень тихо и спокойно. Когда я работал главным дирижером оперного театра Армении у нас была возможность в Мариинском театре показать балет Арама Хачатуряна «Гаянэ». Когда армянская труппа приехала выступать в Петербурге в Мариинском театре – это стало большим событием для молодых армянских артистов. Но первый мой дебют в Петербурге состоялся в 2008 году в Михайловском театре. С тех пор меня часто приглашают в Петербург с выступлениями и в Мариинский и Михайловский театры.

Беседу вели: культуролог Арутюн Зулумян и музыкант Зинаида Берандр