ГЕНОЦИД АРМЯН
«Наша среда» продолжает публикацию книги Лидии Григорян «Сто первая весна», посвящённой столетию Геноцида армян – величайшего преступления XX века против человечества, совершённого в османской Турции. Авторы историй и эссе – жители Нижнего Новгорода – друзья армянского народа и армяне-нижегородцы, являющиеся прямыми и косвенными потомками армян, прошедших ад Геноцида. Среди авторов – представители всех слоев населения, люди разного возраста, разных профессий и рангов. В итоге из разных по содержанию, но единых по тематике историй получилась целостная картина прожитых нацией ста лет – века парадоксов и взросления, века, приведшего нас к сто первой весне.
Благодарим автора за предоставленную возможность публикации книги.
Ты уходи, уходи из страны…
Завен ДАРПИНЯН,
штукатур, 57 лет
Наш род Дарпинянов спасся и продолжил существовать благодаря моему деду Мовсесу, сыну кузнеца – дарпина Акопа из Зейтуна и Мариам, дочери Ованеса из Харберта. В 1913 году Мовсеса призвали в турецкую армию. Он участвовал в Балканской войне 1913 года и был очевидцем, как турецкие власти специально направляли мусульманских беженцев из европейской части империи в районы, населённые армянами, натравливая их на христиан. Сотни тысяч мусульманских беженцев из Македонии и Фракии всю свою злость и обиды за потерянные земли направили на христиан Западной Армении, агитируя, что надо наказать «неверных» за то, что они живут припеваючи, тогда как они, правоверные мусульмане, бедствуют. Им в избиении армян помогали курды и турецкие толпы. Под предлогом «наведения порядка» власти прислали военные отряды. Мовсес плакал, видя, как издеваются над христианами. Многих выгнали из собственных домов, вселяя туда мусульман. Он не знал, как вмешаться и помочь армянам. Его командир от греха подальше приказал ему и ещё нескольким солдатам-христианам вернуться в часть. Мовсес всё время думал о родных, а ещё он думал, что если бы командир не отослал их в часть, а приказал глумиться над людьми, то он отказался бы. Пусть лучше его убьют.
В Зейтуне Дарпинянов было пять семей – 38 человек, из которых шестерых забрали в армию. По законам Османской империи армянам запрещалось служить в турецкой армии, и такое положение сохранялось до 1912 года, когда туркам понадобились солдаты для участия в Балканской войне. Первая мировая война принесла новые испытания армянам.
Результаты войны для турецкой армии оказались катастрофическими. Понеся сокрушительное поражение, многочисленная армия Энвера таяла на глазах. Турецкие командиры тут же нашли себе оправдание, обвинив в разгроме своей армии армян, которые не желают воевать против русских и строят козни против государства, вероломно шпионят на русских. После Балканской войны турки пожелали, чтобы дашнаки сформировали особый турецко-армянский отряд для ведения борьбы с русскими с целью освобождения Восточной Армении от России. Но дашнаки ответили отказом. И вот теперь настало время им отомстить. Всех солдат армянской национальности лишили оружия и отправили в рабочие отряды, на самую трудную, непосильную работу: в качестве вьючных животных они несли на себе орудия, ящики с боеприпасами, копали окопы. У Мовсеса на глазах от холода и тяжкого труда погибли двое его товарищей. Был у него среди турецких солдат друг Джахангир, с которым он начинал армейскую службу. Тот, когда удавалось, приносил ему украдкой еду, которой Мовсес делился с армянами. И вот однажды Джахангир сообщил, что командиры получили приказ избавиться от армян. Через день он прислал записку, в которой было всего три слова: «Бегите, вас расстреляют». Мовсес не верил, что после двух с половиной лет преданной службы его могут расстрелять, но на всякий случай он и двое армян не стали ночевать в землянке и спрятались за большими валунами прямо в поле. Вскоре к землянке подошёл отряд карателей, всех армян вывели и, не говоря ни слова, расстреляли. У двоих ребят, что были с ним, не выдержали нервы, и они бросились бежать. За ними погнались, вскоре послышались крики и выстрелы. Мовсес, обхватив голову, лежал на холодной земле до тех пор, пока всё не стихло. Через некоторое время он тронулся в путь. Отсыпаясь днём и питаясь лишь кореньями, которые выкапывал у кустарников, он ночными дорогами дошёл до родного Зейтуна. Было начало апреля 1915 года. Город кишел военными. Мовсес долго прятался на задворках города. Голодный и обессилевший, он попросил хлеба у отдыхавшего на обочине путника, ломавшего черствый кусок за куском. Тот не удивился, молча вытащил из котомки ещё один кусок и подал Мовсесу.
– Из чьих будешь? – наконец спросил он по-турецки.
– А ты что, всех знаешь, паша? – спросил Мовсес.
– Какой же я паша, – усмехнулся старик, но подобрел. – Если ты зейтунец, то скажи. Я всех знаю.
– Я сын дарпина Акопа, – тихо сказал Мовсес.
– Аллах, аллах, – прошамкал старик и поднял голову: – Ты зачем вернулся?
– Вернулся? – переспросил Мовсес. – Откуда?
– Значит, тебя тут не было? Мир перевернулся в твоё отсутствие, не ищи своих здесь. Многих убили, почти всех мужчин, а остальных погнали… в пустыни.
– За что? – простонал Мовсес. – Как же так?!
– Не знаю, говорили много чего, ты уходи, уходи из страны. Отца и дядей не вернёшь, сам спасайся… Их в кузнице убили, не ищи, только смерть найдёшь. На, возьми и уходи. – Старик протянул ему котомку с едой.
Мовсес, ещё не веря сказанному, тупо смотрел в сторону города и повторял:
– Этого не может быть, этого не может быть!
– Что ты там мямлишь, – рассердился старик. – Вот позову сейчас кого-нибудь! Уходи, говорю, если жить не надоело!
– Да как же это случилось?
– Их обманом взяли, по-другому вряд ли получилось бы. Сказали, если сами не сдадутся, в окрестных армянских деревнях никого не пощадят, все под ятаган пойдут, ну, а если сдадутся, никого не тронут. А как оружие сдали, так и пошла бойня. Какой же мужчина в такое время оружие сдаёт?
Старик вдруг заволновался, потом тихо, но строго сказал:
– Сядь и молчи, если что, ты – мой внук, всё равно по-нашему говоришь.
Мовсес сел и оглянулся. К ним направлялись двое солдат.
– Кто с тобой, Хаким?
– Внук мой, сын Джевада. За мной послали из долины, вот отдохнём и в путь пойдём.
– Гявуров вокруг не видел?
– Откуда им взяться, – усмехнулся старик, – вы город в армянскую могилу превратили, разве покойники ходят?
– От этих неверных всего можно ожидать, – один из солдат и внимательно посмотрел на Мовсеса. – Он что, немой?
– Не немой я, – охрипшим голосом сказал по-турецки Мовсес, – дед говорит, вот я и молчу.
Солдаты ушли.
– Прости, Хаким-паша, что так вышло.
– Ладно, пошли отсюда, провожу тебя. Я армян уважаю. Меня армяне больше кормили, чем свои, я добро не забываю. Тебе в долину нельзя, там не пройдёшь. Иди через горы, я дорогу укажу.
Мовсес на этот раз послушался старика, и вскоре они скрылись в горах. Мовсес шёл молча, не понимая, как смогли зейтунцы допустить, чтобы их так обманули. Они всегда отличались от остальных армян Киликии тем, что владели оружием, не платили дань, держались друг за друга. И фактически независимая армянская область процветала среди высоких гор, возвышающихся над киликийской долиной. Столько веков под османским игом зейтунцы стояли за себя и избегали погромов, как же они обманулись?
Хаким помог Мовсесу спастись. Многие годы он безрезультатно искал родных, но даже не найдя никого, не падал духом и не верил, что все погибли. В Восточной Армении он создал большую семью. У него родилось пять сыновей и три дочери. Уже в преклонном возрасте он собрал всех детей и внуков вокруг себя и наказал им: «Я, Мовсес Дарпинян, сын дарпина Акопа из Зейтуна и Мариам, дочери Ованеса из Харпута. В Зейтуне Дарпинянов было пять семей – 38 человек, из которых 25 мужского пола, а 13 женского. Заклинаю всех вас искать своих предков, живых и мёртвых, дабы вечно жили армяне и жила память о невинно погибших».
Мы находили потом земляков деда. К сожалению, Дарпинянов среди них не было. Но мы были рады им как самым близким родным. Это было уже третье поколение после Геноцида, и они не могли знать дарпина Акопа и его семью, но какая разница, из чьих мы все семей, зейтунцы – это единая семья мужественного и гордого народа.