Продолжаем публикацию повести Эдуарда Атанесяна «За чертой истины».
«… Эта книга о человеческих трагедиях, которые являются следствием реализации множества истин. На основе одного лишь фрагмента из череды событий, связанных с конфликтом между Азербайджаном и Нагорным Карабахом, автору удалось убедить читателя в состоятельности этого, на первый взгляд, парадоксального утверждения…» (Александр Григорян, политолог, эксперт по вопросам Кавказского региона)
Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5
ГЛАВА 6
Косые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь щели двери, резко оборвались, и подвал ненадолго погрузился во тьму. В следующую секунду дверь со скрипом отошла назад, и мощный поток солнечного света и свежего весеннего воздуха ворвался в небольшое помещение размером 5х6 ярдов. Привыкшие к полумраку люди инстинктивно прикрыли глаза руками и замерли в тревожном ожидании. Еще секунда, и дверной проем загородила фигура человека. Бившее ему в спину солнце четко очерчивало его силуэт, но не позволяло разглядеть его лицо и глаза. Это в случае с обычными людьми глаза являются зеркалом души. Для пленников все обстояло значительно сложнее: глаза надзирателей давали шанс хоть ненамного приоткрыть завесу тайны над собственной судьбой.
Вошедший поставил у входа ведро и бросил на сено перед Алексом что-то завернутое в пожелтевшую газету. Падая, бумажный сверток развалился, и из него вывалились алюминиевые миски и ложки.
Спустя пять минут, когда выведенные из подвала пленники, сидя на корточках и щурясь на солнце, разглядывали содержимое своих мисок, к ним в сопровождении двух боевиков подошел «Черный». На этот раз он был одет в серые шаровары и зеленый военный жилет поверх черной рубахи навыпуск. «Черный» методично просовывал правую руку в карман жилета и пригоршню за пригоршней доставал очередную партию лесных орешков, которые разламывал в руке, а наиболее прочные прокусывал зубами. Командир боевиков был в добром расположении духа.
– Ешьте, – он усмехнулся и сделал детям знак рукой, как будто ел ложкой из миски, – это не Макдональдс, и Аллах свидетель, что никто не собирается вас отравлять нитратами.
Он перевел сказанное своим спутникам, и те громко рассмеялись.
– Я обещал, – продолжил «Черный» – что скоро ваши проблемы закончатся, и вы все сможете вернуться обратно. А пока ешьте, я не хочу, чтобы нас обвинили в нечеловеческом отношении к военнопленным. Мы, в отличие от некоторых, все же люди.
– Как там раненый?
– Слава Аллаху, – «Черный», а за ним и его спутники и охранник возвели глаза к небу и, проведя руками по щекам, соединили их перед собой на уровне груди, – все нормально. Если бы с ним что-то случилось, то поверьте, даже мне было бы трудно требовать от моих подчиненных толерантного отношения к тебе. А пока – отдыхай и благодари Всевышнего за то, что он тебя спас во вчерашней перестрелке…
Вчерашняя перестрелка началась неожиданно.
Ночную темноту озарил рваный огненный сноп, вырвавшийся одновременно из окон, проломов в стене и крыше полуразрушенной фермы. Алекс уже дремал сидя спиной к ферме, и едва отблеск взрыва на мгновение осветил испещренный трещинами бетонный столб, обвитый на треть побегом виноградной лозы, как мощный взрыв прошелся упругой волной по его спине и отдался звоном в его ушах. От неожиданности и страха Алекс упал ничком на землю. Практически в ту же секунду две яркие точки со страшным грохотом вылетели откуда-то спереди и, перелетев через виноградник, врезались в холм и гулко взорвались фонтанами огня, осколков и пыли ярдах в двадцати друг от друга. В ответ раздались беспорядочные автоматные очереди.
Как только авангард отряда «Черного» открыл огонь, а это именно его люди ударили из гранатометов по позициям противника, он сам подхватил американца за ремень и, толкнув его вперед, чуть ли не закричал ему в ухо: «Давай, пошел, пошел». Дальше все было как в замедленном кино: низко пригнувшись и практически отталкиваясь руками от земли, пленник и его охранники побежали через открытый участок дороги в сторону спасительной канавы. Расчет был правильный: взрыв в тылу, а затем и выстрелы по позициям из гранатометов посреди ночи если и не причинили бы ощутимого вреда противнику, то, наверняка, привели бы к замешательству на его позициях. Потребовалось бы несколько минут, пока ослепленные и оглушенные взрывами люди смогли бы разглядеть в ночной тьме тени уходящих на другую сторону. Однако, если противник и утратил способность видеть, то это, как оказалось, не отразилось на его способности соображать, и вскоре один, а потом и несколько автоматов и расположенный на склоне горы пулемет наугад ударили по прилегавшему винограднику. Теперь к какофонии присоединились гулкие выстрелы с соседних постов.
Спутники практически уже достигли спасительной канавки, когда Алекс краешком глаза успел заметить несколько странных зеленых точек, зависших невысоко в ночном небе. Практически в ту же секунду он был сбит с ног и, упав на землю, успел заметить, что боевик, следовавший за ними как тень, упал на землю чуть впереди от него. Только в лунном свете блеснули белки его глаз, как у журналиста в ушах отдались низкие глухие хлопки пролетевших мимо зеленых светлячков, треск разлетевшегося бетонного столба над головой, а затем глухой стук и изменившееся в лунном свете лицо человека, заградившего его своим телом. Пуля попала ему в область правого плеча, и земля перед глазами американца практически сразу же почернела от крови. Побледневший в лице боевик что-то прохрипел и стал ползти в сторону канавки. Алекс вновь почувствовал, что «Черный» рывком тянет его в сторону укрытия. «Давай, двигайся быстрее, сейчас снова будут стрелять», – тревожно шепнул тот и что-то бросил своему напарнику. Не прошло и трех секунд, как все трое оказались в неглубокой канавке. Здесь они были в безопасности, но «Черный» все же приказал им отползти еще на несколько ярдов вглубь виноградника. За раненым, ползущим на левом боку, тянулась черная жирная полоса. У Алекса тряслись колени, прислонившись спиной к стенке дренажной канавы, он бессознательно фиксировал, как главарь похитителей разодрал зубами какой-то пакет и, что-то тихо приговаривая, сделал напарнику укол в руку, а затем попытался остановить кровь, сочившуюся из раны. Видимо, это у него не получилось, так как быстро откинувшись назад и, прикрывая левой, красной от крови, ладонью светящийся дисплей рации, он начал шарить в поисках нужного канала. Микрофон рации наверняка сорвало во время падения, и он поломался, так как, ощупав его руками, «Черный» выругался и, вырвав его со шнуром, отбросил в сторону. После, найдя нужную частоту и что-то приказав своим людям, он уперся прикладом автомата в глинистое дно канавки и, приподнявшись над ее краем, стал всматриваться туда, где разгоралась перестрелка.
Через несколько мучительно долгих минут сквозь грохот выстрелов и шелест пролетавших высоко над головой пуль послышалось тихое предупреждающее посвистывание, а затем шорох, и вскоре в канаве показались два силуэта. В них Алекс узнал боевиков, перешедших линию фронта с детьми примерно за час до этого. «Дети прошли без проблем», – автоматически зафиксировал его уставший мозг. Между тем боевики сняли с раненого верхнюю одежду и быстро наложили на рану повязку. При свете луны его худое тело казалось пергаментным, он тихо постанывал. Собратья уложили его на принесенные с собой импровизированные носилки и, низко согнувшись, быстро пошли по руслу, стараясь не попасть под пули противника.
«Черный» проводил взглядом носилки с раненым. Сидя на дне канала с прислоненной к стенке спиной, вытянутой левой и подогнутой под себя правой ногой, он скорее походил на усталого путника, чем командира отряда, только что совершившего дерзкий переход через линию. Даже упирающийся прикладом в илистый грунт автомат в его руках скорее походил на посох пастуха, чем оружие солдата. Он откуда-то достал небольшую металлическую флягу, отвинтил крышку и сделал два больших глотка.
– Он спас тебе жизнь, – он оттер лицо рукавом и знаком предложил флягу пленнику.
В лунной тени его лица не было видно, однако в голосе чувствовалась усталость. Сидевший лицом к свету Алекс указал на заклеенный зеленым пластырем рот.
– Сними его сам, но без глупостей.
Журналист осторожно отодрал липкую ленту. После шести с лишним часов это было далеко не приятным занятием, хотя боли он практически не чувствовал. Он был оглушен произошедшим, мысли в его голове путались, и когда он дрожащими руками поднес флягу к губам, то пару раз ткнул алюминиевым горлышком себе в зубы. Когда, наконец, Алексу удалось сделать пару глотков, то он и не сразу понял, что это была не вода. Отвратительно теплая жидкость обожгла ему гортань и огнем разлилась по уставшему телу.
«Черный» вновь повернулся и выглянул за бруствер из смеси комков земли и прошлогодних листьев, местами поросший молодой травой.
– Поверь мне, он это сделал не из-за чувства обостренного альтруизма и даже не из-за тебя самого. Ты просто разменная монета, хотя и оплаченная кровью. Как вы сами американцы любите говорить в своих фильмах про жизнь – человек, оказавшийся не в том месте и не в то время, – он взял протянутую обратно флягу, снова глотнул и сплюнул.
– Ну и гадость, ладно, пошли, перестрелка утихла.
Алекс поднялся и, шатаясь, как во сне, – сказывалась усталость и волнение, а возможно и два глотка гадости, выпитой на голодный желудок, – проследовал вперед.
Не выходя из лунной тени, они оставались невидимыми для стрелков, засевших среди деревьев, и пулеметчика, расположившегося в пятистах ярдах на склоне горы. Тем не менее, пару раз шальные пули высекали искры из столбов чуть ли не у них над головами, и Алексу приходилось бросаться в грязь и закрывать глаза от мелких осколков бетона, разлетавшихся среди виноградника. Рикошетящие пули звенели так, что казалось, будто кто-то сидел у него за спиной и время от времени дергал за короткую, туго натянутую струну.
Ярдов через пятьдесят канава поворачивала влево и практически перпендикулярно уходила в сторону сложной системы траншей и переходов. Еще через десять минут пути по дренажной системе канавка сделала очередной крутой поворот вправо и, обогнув еще одну большую груду глыб, поросшую густыми зарослями ежевики, потянулась на юго-восток параллельно траншеям, ярдах в 30-и от них. Сразу же за этим поворотом их встретили двое в камуфлированных военных балахонах. Низкий полный человек с автоматом на плече подошел к «Черному» и обнялся с ним. Второй, в металлической каске, надвинутой на самые глаза, неподвижно лежал в стороне, в какой-то яме, откуда торчал ствол станкового пулемета.
Здесь на голову Алекса был натянут мешок, и вскоре американца, спотыкающегося на скользкой от росы траве, провели мимо оборудованных стрелковых позиций, окопанной бронемашины и группы людей в военной форме, прикорнувших где попало вокруг небольшого костра, скрытого от противника высокой земляной насыпью с вырезанными на ней стрелковыми ячейками. Пыльный мешок с остатками каких-то крошек внутри усиливал ощущение унижения и дискомфорта, но, при всем этом, скрывал Алекса от недружелюбных взглядов солдат. Судя по всему, они и не подозревали, что человек в почерневших от грязи джинсовых брюках и не менее грязном и рваном спортивном свитере уже неопределенной окраски был американцем, к тому же – журналистом, случайно попавшим в плен. Для них он был человеком с той стороны, а значит – врагом. А потому, если бы не полный невысокий офицер, чинно проводивший пленника и человека в черном к закрытому автомобилю, то наверняка они были бы менее сдержаны в своем злорадстве.
Пока «Черный» и его знакомый говорили о чем-то невдалеке, старый боевик, куривший сидя на пустом ящике, отбросил сигарету и втащил Алекса в машину. Когда ему сняли с головы мешок, то в тусклом свете лампочки, едва освещавшей закрытый кузов обшарпанного военного автомобиля, он увидел всех троих детей и двоих из боевиков. Было видно, что все они уже давно сидели здесь: двое из детей спали, уткнувшись в плечи своего старшего товарища. Расположившиеся напротив боевики также никак не отреагировали на появление американца – видимо, также устали и выбились из сил. Не было лишь раненого и его двоих эвакуаторов: автомобиль с ними растворился в ночной тьме за несколько минут до этого.
Вскоре незнакомый седой человек в военной форме сел за руль. Пристроившийся рядом «Черный» обернулся и, увидев, что все его люди уже заснули, усмехнулся. Он не захотел их будить и что-то сказал старшему. Тот также усмехнулся и перебрался назад и сел на полу спиной к двери. Его лицо все еще оставалось черным от размазанной краски, и на нем резко контрастировали белки глаз.
Эти глаза – а затем, когда Алекс медленно сполз по борту и кое-как устроил свою налитую свинцом голову на полу – и черная жилистая рука, покоящаяся на автомате, стали последними обрывками прошедшего дня, которые сквозь отяжелевшие веки мог разглядеть смертельно уставший журналист. Вскоре он провалился в полубессознательное состояние, и происходящее вокруг с трудом долетало до его сознания, притаившегося где-то в глубине темного и глубокого колодца.
Автомобиль медленно тронулся и, не включая фар, обогнул несколько воронок от снарядов. Через несколько десятков ярдов широкая траншея закончилась, и они выехали на открытое место. Здесь водитель развернул машину в сторону двух рядов высоких деревьев. Где-то там испещренная глубокими вымоинами грунтовая дорога, минуя небольшой пост с шлагбаумом и заснувшим караульным, выходила на асфальтовую магистраль, ведущую на северо-восток – в тыл.