ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Дед Микаел пробуждался нехотя. То ли не хотел сон упустить, то ли еще почему. Но в тот день он проснулся позднее обычного и был несколько обеспокоен такой, казалось бы, незначительной переменой режима. Он открыл глаза, осмотрелся, взглянул на часы: вместо привычного 6 : 00 циферблат показывал 8 часов утра. Чуть-чуть ныла голова, но в целом он чувствовал себя нормально. Однако, что-то было не так: легкое навязчивое состояние, казалось, мозг пытался что-то вспомнить. Дед вновь прикрыл глаза и напряг воображение. Через несколько секунд туман в голове рассеялся и зазвучала мелодия — неясно, негромко, сбивчиво… Но с каждой нотой она становилась четче: та-ри-ра-ра-ра-ри-ра-ра-ра-а-а-а… ри-ра-ра-ра-а-а-а… и снова: ра-ри-ра-ра-ра-а-а-а… Затем, за скрипками грянули духовые: пом-пом-пом-пом-па-ра-ри-ра-ра-ра… и протяжно — п-о-о-о-о-о-мммм… Теперь, он постепенно и осторожно, стараясь не упустить нить, восстанавливал сюжет своего сна. Высокий прозрачный лес, тень от тонкоствольных деревьев косо ложится на выпавший утренний снег, изредко хрустят редкие ветки, тихо. Ему неведомо, почему он в этом лесу, как он сюда попал? Тем не менее, он ощущает нескончаемую радость и восторг. И вдруг, откуда-то просачиваются звуки музыки. Они обволакивают его тело, укутывают сознание в прозрачное облако, мягко подхватывают за руки и уносят в высь к кронам деревьев.
Тогда, еще подростком, он часто видел этот сон и каждый раз сожалел, что он так быстро заканчивался. И всегда звучала одна и та же мелодия: та-ри-ра-ра-ра-ри-ра-ра-ра-а-а-а… Он напевал ее дома, в школе, после школы. Мелодия преследовала его везде, он был одержим ею.
— Мика, что ты все время бубнишь под нос? — спрашивал отец.
— Да так, просто, — пожимал он плечами, — пою…
— Можешь громче?
— Могу, — сказал он и неуверенно пропел мелодию.
— Интересный мотив. Где-то слышал или сам придумал?
— Не знаю, — вновь пожимал он плечами. .
— Может, тебя записать на классы музыки?
Мика молчал, ибо просто не знал, что сказать отцу. Он не ощущал особой тяги к музыке. Его больше интересовала техника и спорт, любил играть в футбол, собирал марки, и, если не эта преследующая его навязчивая мелодия, то он, в принципе, ни чем не отличался бы от своих сверстников.
Как-то они с отцом зашли к одной его знакомой. В квартире стоял большой черный рояль, который занимал чуть ли не половину комнаты. Разумеется, Мика видел рояли в концертных залах, да и в школе у них стоял большой концертный рояль, но этот рояль привлек его особенно. Может потому, что он был совсем рядом или потому, что его полированные бока блестели как-то особенно?
— Можно потрогать? — спросил он женщину.
— Конечно можно, — улыбнулась она, — можешь и поиграть, если хочешь, — добавила она и открыла крышку инструмента.
Мика уселся на стул и опустил ладони на клавиатуру. Неуверенно нажал на одну клавишу, на другую, затем взял аккорд. Отец и женщина внимательно следили за ним, словно ожидая чуда. И тут, из рояля полилась музыка: та-ри-ра-ра-ра-ри-ра-ра-ра-а-а-а… Потом, еще и еще… Он нащупывал клавиши, и они охотно поддавались его воле, извлекая нужные звуки. Ему нравилась пружинистость белых и черных планок, ему нравился мягкий и полный звук, исходящий откуда-то из глубины инструмента. Мика никогда не учился музыки, не знал нот, но, к удивлению отца, рояль издавал правильные и стройные звуки. Правда, в игре чувствовалась некоторая неуверенность, и пальцы иногда застывали на секунду, подбирая нужную клавишу, но в целом, выходила правильная мелодия.
— Где ты мог это слышать? — спросила женщина.
— Во сне, — произнес он.
— Ты уверен?
— Да…
— Позволишь? — сказала женщина и подсела рядом. Несколько секунд она перебирала клавиши, и затем заиграла. Мика напрягся всем телом и прикрыл глаза. Казалось, волшебная мелодия проникает сквозь поры, настойчиво пробирается к мозгу, а затем течет по жилам, вызывая истому в теле и неописуемый восторг в душе. Звуки музыки прекратились и он открыл глаза. Она смотрела на него и улыбалась.
— Ну как, мой мальчик, вспомнил? — Он немигающим взором смотрел на нее, не смея произнести слова. — Чего молчишь? Ты хоть знаешь, что только что мы с тобой сыграли «Зимнии грезы» Чайковского. — Мика продолжал молчать. — Ты точно нигде не слышал эту музыку? Знаешь, — вдруг обратилась она к отцу, — эту симфонию не так часто исполняют, она не столь популярна, хотя и чудесна. Я дирижировала ее еще студенткой, в консерватории.
Дед подошел к окну. Шел густой снег. Его крупные хлопья
ровным слоем ложились на тротуары и улицы, крыши домов, на ветки деревьев. Кругом было бело и тихо, и лишь изредко доносились приглушенные звуки проходящих авто и городского транспорта. Дед открыл окно и шумно потянул носом. Он любил запах зимы, любил смотреть на падающий снег, приносящий ему умиротворение. «Зимние грезы», — произнес он. Как это было давно…
Женщину ту звали Ануш, и она была любовницей отца. Об этом Мика узнал, когда ему стукнуло 17. Причем, его поразил не столько сам факт, сколько то, что Ануш была на 17 лет моложе отца.
В самый первый раз он увидел Ануш за дирижерским пультом в зале консерватории, куда его привел отец. Тогда ему было лет 7-8. Концерт длился очень долго. Звучала нудная, скучная и неинтересная для Мики музыка. Он все время ерзал на стуле и озирался по сторонам. Не зная чем заняться, он начал внимательно следить за движениями дирижера. Вот, она поднимает и опускает палочку, затем поднимает и опускает обе руки, потом, почему-то, трясется все телом, водит головой туда-сюда, и, что еще его удивило, все время стоит спиной к залу. И сама она такая невзрачная — вся в черном с собранными на макушке черными волосами.
Концерт закончился и Мика облегченно вздохнул. Отец взял его за руку и повел за кулисы. Прошло 15 минут, прежде чем все разошлись и отец с букетом цветов подошел к ней.
— А это что за джентельмен? — рассмеялась Ануш.
— Меня зовут Микаел, — подчеркнуто серьезно произнес он.
— Мика, значит?
— Микаел, — повторил он и капризно поджал губы.
— Ну, хорошо, будь по-твоему. Как тебе понравился концерт, Микаел?
Он пожал плечами и посмотрел на отца. Затем перевел взгляд на Ануш. Теперь она была совсем другая. У нее были распущены волосы, она была без черного фрака, и у нее не сходила с лица улыбка. Мика сам невольно улыбнулся и произнес: «Понравился». Он не смел сказать ей правду, ибо боялся обидеть эту красивую женщину.
В ту ночь он видел ее во сне. Она была за дирижерским пультом в прекрасном голубом платье с вырезом, и с ее плеч ниспадали шелковистые густые волосы. Она стояла лицом к залу и напевала мелодию: та-ри-ра-ра-ра-ри-ра-ра-ра-а-а-а… Затем она спустилась со сцены, подошла к нему и спросила: «Как тебе понравился концерт, Микаел?». Ему так часто снился этот сон, что порой он терял чувство реальности. Казалось, что все происходит наяву. Он даже ощущал ее запахи. От нее исходил особенный аромат, которого просто не было в реальной жизни. Потом, сны резко прекратились, а со временем он и вовсе позабыл их содержание.
И только стоя рядом с большим, черным и блестящим роялем в доме у Ануш, он еще раз вспомнил этот мотив. Тогда ему шел 17 год. Сидя рядом с ней за роялем, Мика вновь ощутил снившийся ему когда-то одурманивающий аромат. Теперь он исходил от ее волос, от ее дыхания, от ее бегающих по клавишам прозрачных пальцев. Мика вспомнил ее за дирижерским пультом в черном фраке и собранными на макушке волосами, вспомнил мотив, вспомнил ее за кулисами с огромным букетом алых роз, подаренных отцом… Он вспомнил свои сны и, вместе с тем, потерял покой. С ним происходило что-то непонятное и доселе незнакомое. Ему хотелось обнять эту, в сущности, незнакомую ему женщину, прижаться к ее телу, гладить ее волосы, плечи. Взять в свои ладони ее тонкие и хрупкие пальцы, коснуться их губами. Он ощущал нескончаемое счастье. Неужели, это и есть любовь, думал он? Но как так может быть? Она же старше меня… У него были закрыты глаза, и он слушал, как она играет: та-ри-ра-ра-ра-ри-ра-ра-ра-а-а-а… Они прижавшись сидели на стуле за роялем, и он чувствовал себя таким неуклюжим и неповоротливым. Вместе с тем он ощущал тепло ее бедер и плеч, слышал шуршание платья, и еще он задыхался от ее аромата.
Затем она предложила ему заниматься музыкой.
— У тебя талант, — говорила она ему, — и не стоит его губить. Будешь приходить ко мне два раза в неделю. Платить ничего не надо.
Все это она проговорила тоном не терпящим возрожения, и Микаелу ничего не оставалось как согласиться. Однако, он был в смятении. Видеть ее 2 раза в неделю было верхом блаженства, но с другой стороны — он не знал, как ему удастся совладеть со своими чувствами, находиться рядом с ней и не сметь ее трогать, гладить ее тело, целовать губы. От подобных мыслей ему стало страшно, ибо он поймал себя на мысли, что не имеет опыта общения с женщиной. Да, он знал немало о сексе, но исключительно благодоря литературе, кинофильмам и рассказам сверстников, некоторые из которых уже успели набраться опыта. Он же пока оставался девственником и даже не представлял себе, как он перейдет ту грань, за которой начинается настоящая мужская жизнь. Первые два урока он пропустил. Просто, сослался на занятость, и не пошел к ней. И, скорее всего, отказался бы вовсе, если бы не увещевания отца.
Была зима, январь месяц. Ануш встретила его в просторном светлом-голубом платье. Волосы, как всегда, были распущенны до плеч, а на губах играла улыбка.
— Привет, Микаел, — весело произнесла она, — проходи. Выпьешь кофе со мной? — Мика сделал неопределенный жест головой. — Понятно… Сними пальто и проходи в комнату, я сейчас подойду.
Не прошло и 5 минут, как она вернулась в комнату. В руках она несла поднос с двумя чашками кофе, конфетами в вазочке и апельсиновым соком. Установив его на низком столике, она присела на кресло напротив Микаела. Затем она достала сигарету из пачки и вопросительно посмотрела на него.
— Куришь?
— Нет, — почти шепотом произнес он.
— И правильно делаешь, и не начинай. Тогда, — игриво улыбнулась она, — может, поухаживаешь за дамой?
Микаел взял со стола зажигалку, зажег ее только с третьей попытки и неуклюже перегнувшись через стол, поднес огонь к ее сигарете. При этом он никак не мог унять дрожь в руках. Ануш сделала две глубокие затяжки и долгим взглядом посмотрела на него.
— Как папа? — спросила она.
— Хорошо, — промямлил он.
— Как-то странно ты смотришь на меня, Микаел, — сказала она и тут же добавила, — можно я буду называть тебя Микой? — Он утвердительно кивнул. — Вот и прекрасно.
Тем временем, Микаела бросало то в жар, то в холод. Он усиленно потел и краснел. «Или сейчас, или никогда, — повторял он про себя, — я должен это сделать». В следующий миг он вскочил с места, обогнул стол и как вкопанный встал рядом с ней.
— Что с тобой, Мика, — воскликнула она, смотря на него снизу вверх, — с тобой все в порядке?
— Я… — произнес он и запнулся.
— Мика, — сказала она и встала с места.
Он не мигая смотрел ей в глаза и продолжал молчать. Затем взял ее за плечи и впился поцелуем в губы. От неожиданности Ануш застыла на месте. Она не сопротивлялась и широко открытыми глазами смотрела на него.
— Я видел вас во сне… давно еще… вы были в этом, голубом платье. — Он все еще держал ее за плечи. — Я вас люблю… я всегда вас любил… когда впервые увидел в консерватории…
Наконец Ануш вышла из оцепенения. Она мягким движением убрала его руки со своих плеч, отошла на шаг, подошла к роялю и принялась водить пальцем по полировке — послышался неприятный скрип. Затем, к удивлению Микаела, она неожиданно расхохоталась.
— Наверное, я смешон? — слабо произнес он.
— Да нет… Конечно же, нет, — сказала она, — скорее, я оказалась в смешном положении.
— Почему?
— Не знаю, поймешь ли ты…
— Вы любите моего отца? — сказал он и заметил, как дрогнули ее плечи. — Если это так, то я больше не буду вас беспокоить.
— Мика, ты принес нотную тетрадь? — нарочито серьезным тоном произнесла она. — Он молчал. — И вообще, — добавила она, — выбрось ты эту дурь из головы. Тебе кажется, что ты влюблен… это пройдет… очень скоро…
— …я люблю вас…
— … ты поймешь…
— … Ануш…
Ануш… Конечно же, ее звали Ануш, вспомнил дед. Их отношения длились совсем недолго: может быть — три месяца зимы. Он отчетливо помнил ее раскосые, большие карии глаза, вкус ее чувственных губ, длинные черные волосы, тонкие белые пальцы. А еще он вспомнил, как они ходили в прозрачный лес, в котором росли высокие тонкоствольные деревья. Там было снежно и тихо… И еще, неизвестно откуда, звучала мелодия…
Микаел хотел жениться на Ануш и готов был открыться отцу, но она была против. «Ему будет больно, — говорила она, — не надо этого делать. Все равно у нас с тобой нету будущего. А с твоим отцом нас многое связывает». В итоге, отец так и ничего не узнал. После Ануш у Микаела было много женщин, две жены и два развода. Да и вообще — куча разного. Со временем, повзрослев, он понял, что Ануш была права. Она появилась и исчезла из его жизни как грезы, как та неуловимо тонкая и по-зимнему грусная мелодия.
Дед Микаел достал с нижней полки шкафа пластинку, установил ее на диск проигрывателя и опустил тонарм. После короткого характерного шипения из динамиков полилась музыка: та-ри-ра-ра-ра-ри-ра-ра-ра-а-а-а… За окнами все еще шел снег. «Если можно было бы повторить прошлое», прошептал он и прикрыл глаза.