ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Я написал рассказ. Небольшой по размеру, но ёмкий по содержанию или, наверное, по идее. Во всяком случае, так мне казалось. Казалось, что удалось на пяти страницах сказать о главном. Впрочем, я не об этом. В конце концов, подумал я, последнее слово за читателем.
Редактора на месте не оказалось – пришлось оставить рассказ у секретаря. Вероятно читателя немало удивит тот факт, что в нашем продвинутом веке я все еще продолжаю собственноручно вручать тесты в руки редактора. Тогда как весь мир уже давно пользуется услугами электронной почты. Разумеется, сей факт не говорит о том, что я не владею компьютером. Просто, мне нравится обсуждать то или иное произведение вживую, то есть, с глазу на глаз. А еще, мне нравится наблюдать сам процесс, когда редактор, нацепив очки, с важным видом вычитывает текст. Я уже привык по выражению его глаз и мимики лица определять его настроение. Если глаза стеклянные, а мускулы лица неподвижны, то рассказ явно нравится, если причмокивает губами, то собирается дать ценный совет, типа: «А как ты считаешь, не лучше ли было…». И все в таком духе.
Редактор позвонил на следующий день. В тоне его голоса я уловил незнакомый оттенок, что определённо насторожило меня.
— Ты знаком с некой Лидией Н.? – задал он мне неожиданный вопрос.
— Нет, — уверенно ответил я, — кто это?
Ответа не последовало. Вместо этого из трубки доносилось характерное причмокивание.
— Ты уверен?- наконец послышался его голос.
— Точно так же, как в том, что слышу твой голос.
— Гм…
— Как рассказ? – решил я наконец сменить тему.
— Знаешь, я не могу его принять.
— Настолько плох?
— Дело не в том… Рассказ хороший, но я не совсем уверен, что он твой.
— Что-о-о-о… — воскликнул я, — о чем ты говоришь?
— Слушай, сейчас я вышлю кое что по электронной почте. Посмотри, а потом позвони мне.
То, что я увидел на мониторе своего компьютера озадачило, затем рассмешило, а еще через несколько минут я звонил редактору.
— Если это шутка, — произнес я, — то совсем не смешная.
— Да какие там шутки, — проворчал он и причмокнул губами, — мне не до шуток.
— Уж не думаешь ли ты, что я…
— Ничего я не думаю. Подумай лучше ты, как твой рассказ мог попасть к ней в руки или, уж извини меня, наоборот. Да, и еще, запиши ее номер и… словом, сам знаешь, что делать.
Он еще раз причмокнул и повесил трубку.
Действительно, подумал я, как такое могло произойти? Наверное, хакеры взломали мой компьютер? Хотя, зачем им это делать? Было бы понятно, если бы они влезли в папки Апдайка или Бредбери, Коэльо или Селлинджера. А что с меня взять? Может быть, продолжал я отрабатывать версии, кто-то из моих знакомых решил подшутить? Тоже маловероятно, учитывая мой уединенный образ жизни. Иногда, конечно же, захаживают, но… Постой, кажется месяца три назад заходила бывшая жена. Ее визит был неожиданным, что несколько удивило меня. По сути, после развода прошло целых пять лет, за которые мы успели стать чужими друг для друга. Хотя, мы иногда перезванивались, но темы наших бесед не выходили за рамки бытовых. А в тот день она пришла просто так (это было ее выражение), поболтать, вспомнить, поговорить ни о чем. По правде сказать, ее визит, помимо того, что удивил, еще и обрадовал меня. Быть может потому, что самому захотелось поболтать и хоть чуточку разбавить одиночество. К чему я вспомнил тот день? Ах да, я о том, что она не могла «украсть» мой рассказ, поскольку к тому времени его даже в проекте не было.
Я повертел в руках бумажку, на которой был записан номер Лидии, хотел было позвонить, но передумал. Ну, в самом деле, не скажу же я ей: «Вы плагиат и вор». В конце концов, то же самое может подумать обо мне она. И вообще, к черту этот рассказ. Он не нравился мне с самого начала — скучный, банальный сюжет с предсказуемым концом.
Один мой знакомый К., из моего не столь обширного окружения, как-то сказал, что современная литература поражена серьезной болезнью, название которой «девальвация слова». Я задумался над этой фразой. Наверное, «девальвация слова» должна находиться в прямой зависимости от эпохи. К примеру, достаточно трудно представить Раскольникова или, скажем, Базарова, говорящих языком современного слога. Быть может, именно поэтому в современной литературе невозможно появление подобных героев, да и не только героев, но и сюжетов в целом? Хочу сказать, что сюжетная линия эпохи, возможно, определяет качество слога? Мы часто дискутировали с женой на подобные темы. Мы сравнивали современный литературный язык с языком Достоевского, Толстого, Чехова. Сравнивали сюжетные линии, фабулы, драматургию. Она говорила, что слог моих произведений несколько фривольный. Вероятно, она имела в виду то же самое, что и мой знакомый К.
— Ну уж, извини, — саркастически заявлял я, — какой есть. Не прикажешь ли мне, сударыня, писать языком Тургенева или Чехова?
— Почему бы и нет! — восклицала она.
— Тогда бы мне пришлось выдумать Базарова или Инсарова, Нину или Треплева. Разумеется, не точную их копию, но похожий образ. А еще, пришлось бы по-особому описывать природу, города, улицы, фонарные столбы, кафе и рестораны, аэропорты и станции метро, и прочее. Не улавливаешь мысль? Как бы их язык не был бы не «девальвирован», им невозможно описать современные ситуации, коллизии. Невозможно сконструировать современный диалог. Впрочем, в одном ты права. Нашему слогу не хватает убедительности. Вряд ли современному писателю сподручно создать образ, превосходящий по своей яркости, глубине и психологичности, образ Андрея Балконского или Пьера Безухова. Да и вообще, смена эпох неизменно ведет к смене языка.
— Риторика, — усмехнулась она, — чистейшей воды риторика.
— Согласен. И все же, я хотел сказать о другом.
— О чем?
— Об ассоциативности.
— То есть…
Даже не знаю, поняла ли она тогда, что я имел в виду под методом ассоциативности в литературе. Мне пришлось привести пример есенинских строк: «Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет как с белых яблонь дым». Хотел объяснить, что ассоциированным слогом можно достичь гораздо большего, чем простым повествованием. При этом, можно создать неповторимое настроение, неуловимую интригу, необъяснимые ощущения, неосязаемый, воздушный образ. И не обязательно только в поэтической форме — это можно сделать и в прозе.
Никак не могу понять, почему она считала мой слог фривольным… ф р и в о л ь н ы м… Постой, она еще говорила об отсутствии конкретики в моих рассказах, расплывчатости фабулы, неоправданной недосказанности… Я вновь подсел к компьютеру, повел мышкой, уставился в засветившийся экран и перечитал рассказ, подписанный Лидией Н. На этот раз он выглядел несколько иным. Разумеется, при первом прочтении я не мог не заметить, что изменены имена героев, некоторые их диалоги; незначительно изменён сюжет, место и время действий иные. Однако, все остальное — мое. Теперь же, я заметил кое что другое. Рассказанная мною история уставшей от долгой совместной жизни супружеской пары выглядела иначе. Впрочем, повествование осталось тем же, но изменились акценты, придающие рассказу иной колорит. Да и слог отличался жёсткостью; было больше конкретики и законченных по смыслу фраз. Надо признать, что в таком виде рассказ понравился мне больше. Правда, пропала ассоциативность, но меня это особо не коробило. В конце концов, читателю нравится именно такая форма повествования – конкретная и понятная.
Разумеется, тема рассказа не являлась плодом моей фантазии. За основу была взята моя жизнь или, скорее, история моих отношений с женой. А сама идея написать об этом появилась после ее неожиданного визита. Выше я говорил о том, что ее приход не был связан с чем-то конкретным. В принципе, все так и было – мы просто болтали, говорили ни о чем. Однако после ее ухода я ощутил некую пустоту, и несколько поразмыслив, сопоставив некоторые фразы и предложения, я понял, что наш с ней разговор таил в себе нечто большее, чем обычная болтовня. Мы как бы пытались в несколько завуалированной форме разобраться в наших отношениях и понять, а собственно, что послужило нашему разрыву? Говорю завуалированной, ибо в процессе нашей совместной жизни мы не раз обсуждали эту тему напрямую (без вуали) и, как правило, наши беседы заканчивались, если не скандалом, то уж точно безрезультатно. Именно поэтому в тот день мы были осторожны в выражениях и подборе слов. Она рассказывала о своих снах. Говорила, что они стали для нее намного интереснее, чем реальная жизнь. А еще говорила о своих буднях, маленьких и больших радостях, о друзьях; сетовала на то, что так и не смогла завести ребёнка и поэтому для нее потерялся смысл жизни. Я понимал, что ей необходимо высказаться и старался не мешать. Когда-то, когда мы еще жили вместе, она все время пыталась мне что-то объяснить, обратить мое внимание на какие-то свои проблемы… Вероятно, она искала понимания или, точнее, моего участия, поддержки. Нельзя сказать, что я не слышал ее, не пытался понять, но… Но она говорила, что не видит в моих глазах теплоты, сочувствия. «Твой взгляд, — упрекала она меня, — холодный и отсутствующий. Ты только делаешь вид, что слушаешь меня, а сам витаешь где-то в облаках». Внутренне я не мог не согласиться с ней, поскольку действительно частенько уставал от ее бесконечных стенаний, выражающихся чувством страха и неудовлетворённости. Однако, в прямом общении я убеждал ее в том, что прекрасно понимаю ее проблемы и готов помочь. Она чувствовала (вполне обоснованно) фальшь, из-за чего еще глубже уходила в себя. Но в тот день все было по-другому, и она чувствовала произошедшие перемены в моем характере. Я с самой что ни на и есть участливостью (и я не кривил душой) внимал ей и, что поразительнее всего, понимал ее проблемы, и даже удивлялся, как я не мог понимать их раньше?! И еще я заметил, как она с нескрываемым удивлением слушала мою «болтовню» и, надо сказать, было чему удивляться, ибо в бытность нашей семейной жизни я не был столь словоохотлив.
В своем рассказе я попытался передать отчужденность в наших отношениях и их (если можно так выразиться) усталость через наши с ней беседы. С самого начала я решил избегать конкретики, дабы добиться главного – ассоциативности, и создать настроение тягучей скуки, абсурдности отношений между «он» и «она», которые не способны преодолеть черту непонимания (возможно влияние Сартра или Ионеску). Даже не знаю, удалось ли мне сделать это? Да и вообще, думал я, стоило ли вообще писать этот рассказ? По крайней мере, в таком виде, в котором он был написан? Не знаю…
Я вновь потянулся за клочком бумажки с ее номером и не вполне уверенной рукой набрал значящие там цифры.
— У тебя новый номер?
— Ты поверишь, если я скажу – нет?
— Имя Лидия не совсем подходит тебе.
— А как бы ты хотел?
— Мое мнение имеет для тебя значение? Впрочем, можешь не говорить. Хочешь поболтать?
— Хочу…
— Зайдешь?
— Зайду.
— Жду.