c8c673bf45cf5aeb
  • Пн. Дек 23rd, 2024

Варужан Назаретян. Послесловие

Фев 16, 2016

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Варужан Назаретян
Варужан Назаретян

Священник этот, мне сразу не понравился. Он сбивался, гнусавил и неприлично потел. А еще у него были злые глаза, острый подбородок с острой бородкой и всклоченные волосы. И вообще, скорее он был похож на сатану, чем на священника. Всегда недолюбливал служителей церкви.

Лежу себе тихо и спокойно в гробу, а он неустанно бубнит под нос что-то о вечном царстве, небесах и прочее. Не могу назвать себя атеистом, но и верующий из меня некудышный: в церковь не ходил, разве  только пару раз ради интереса, не молился, не исповедовался. Хотя, если честно, в глубоком детстве был крещен своей бабкой.

Зачем нужны священники? Несет здесь несуесветную чушь. А мне-то что от этого? Что-то не ощущаю себя на небесах: ни в раю, ни в аду. Все так же продолжаю лежать в этом чертовом гробу. Если бы встать сейчас и сказать всем присутствующим: «Не верьте священнику, врет он все». Но, к сожалению, не могу даже головой пошевелить, могу лишь слышать, и видеть над собой купол церкви, круглую отъевшуюся рожу священника, а перед собой – собственный фотопортрет, установленный на железной треноге. На снимке я улыбаюсь и лучезарным взором всматриваюсь вдаль. А позади меня гряда горных вершин, утопающих в сизом тумане. Очень хорошо помню эту фотографию. Сделана она, если не изменяет память, 15 лет назад до моей смерти — это был самый счастливый период  моей жизни.

Хочу сосредоточиться и предаться воспоминаниям, но этому мешает монотонное гудение священника. Господи, когда же он закончит? «Усопший, — говорит он, — честно прошел свой жизненный путь и снискал глубокое уважение в семье и коллег по работе…». Стоп, господин священник, по первому пункту возражений нет. В принципе, я был честен, если не считать мелких проколов (в пятом классе обманул учительницу по математике, и пару раз родителей, когда был постарше). Однако, по поводу второго пункта — не согласен категорически. В семье меня не любили и не уважали. Жена так и не простила меня за то, что я увел ее от богатого и многообещающего жениха, а сын презирал меня за бедность. Коллеги считали редкой занудой и избегали общений со мной. Считаю ли я себя занудой? Не знаю, трудно судить о самом себе. Да, я любил порядок, ясность в делах и отношениях, был пунктуален и терпеть не мог расхлябанность. Возможно, именно поэтому меня и считали занудой?

Ох, господин священник, если бы ты знал сколько неправды в этой чертовой бумажке, называемой некролог. И, надо полагать, подсунула его тебе моя жена? Если бы они (жена и сын) относились бы ко мне так, как написанно в этой бумажке… Посмотри на ту фотографию. Видишь, какой я там счастливый? А знаешь, почему? Потому что в том году я проводил отпуск один. Представляешь, я был среди гор, общался со скалами, бурной рекой, огромным голубым небом… Что? Кто меня фотографировал, если я был там один? Хороший вопрос. Ну ладно, так и быть, скажу: со мной была Нелли. Кто она такая? Необыкновенно прекрасная женщина. С ней мы познакомились… Впрочем, неважно как познакомились, а важно то, что мы любили друг друга. И я готов был жениться на ней. Да, да… развестись с женой и жениться… Но, не вышло, не получилось… Почему? Да все из-за моей проклятой честности и порядочности, о которых ты упомянул в той бумажке. Что было потом? А ничего и не было. Я вернулся в семью, а месяц, проведенный с Нелли, остался самым ярким воспоминанием.

Ну что там еще в бумажке? Был хорошим сыном для своих родителей? Не знаю. Это они тебе так сказали? Если и был примерным сыном, то с большой натяжкой. Впрочем, и родители были не ахти как… Вообще, в нашей семье каждый жил для себя. Отца почти никогда не было дома, а если и был, то в спящем состоянии. Мать в каком-то непонятном комитете занималась благотворительностью, тогда как ее собственный сын нуждался в заботе. Что я для них сделал? Практически – ничего. Хотя, на 25 летний юбилей их свадьбы подарил им плюшевого медвежонка. Помню, мать  тогда прослезилась, а отец одобрительно похлопал по спине, что означало – тронуты твоим вниманием. Я-то было поверил, что они по достоинству оценили подарок. Но потом… Ах, как неприятно вспоминать. Хочешь знать, что было потом? Они выбросили его на помойку. Представляешь? Ну как я мог после этого быть примерным сыном?!

Любопытно, знает ли Нелли о моей кончине? Ведь, после той встречи в горах, мы больше не виделись. Было ли у меня с ней что-нибудь? Что ты имеешь в виду? Ах, ты об этом… Зачем тебе это знать? Неужели решил исповедовать? Не дождешься. А если и было, то что из этого? Что? Бог покарает? Да не боюсь я ни Бога, ни черта и, тем более, тебя. Знаешь, мне скрывать нечего – было. Было… было… было… и все было прекрасно. Вот так… Можешь пожаловаться своему Богу.

За 20 лет совместной жизни с женой я не испытал такого счастья, как всего за один месяц с Нелли. Обычно, умные люди говорят, что не надо сожалеть о прошлом. Так вот, эти умные люди глубоко ошибаются. Я сожалею о том, что не развелся с женой и отправил 20 лет жизни коту под хвост. Ну и что из того, что после моей смерти эти жалкие людишки говорят, что я был честен? Прости меня, Нелли… прости… Каким я был ослом. Как жаль, что я понял это так поздно, когда уже ничего не исправишь. Однако, позволь спросить, где была ты все эти 15 лет? Клянусь, если бы ты нашла меня, то я бы бросил все… Не веришь? Почему я тебя не искал? Не мог, понимаешь, физически не мог. Я был не свободен. Она преследовала меня, присутствовала каждую секунду. Она сковывала мои движения, желания, волю, свободу. Впрочем, я пытался найти тебя. Бродил по городу, всматривался в лица, искал тебя в разных кафе, заходил в места, о которых ты мне рассказывала… Затем, решил съездить в горную деревушку, где мы с тобой встретились. Думал, найду твой адрес в регистратуре. Но не съездил, потому что… понимаешь… семья, жена, сын, долг, работа… Черт… черт… черт… Почему все так несправедливо? Священник, скажи мне, ради Бога, почему в этом мире все так несправедливо? Подозреваю, что и на небесах та же ситуация, иначе все люди на земле были бы счастливы.

Если бы я только смог выбраться из этого проклятого ящика… Уж поверь, на этот раз я бы обязательно тебя нашел. И мы уехали бы с тобой далеко далеко,  подальше от этого города, населенного жалким сбродом обывателей и лицемеров, гнусным полчищем сплетников, льстецов и предателей, занимающихся мелочной борьбой за место под солнцем. Мы бы… Если бы я только смог.

Священник… Эй, священник, ты что остановился? Продолжай свой спич. Ты еще не все сказал обо мне. Не знаешь, что еще сказать? Разве они не говорили, что я был безвольным слабаком, никудышным мужем и отцом, безынициативным работником, да и вообще — человеком со странностями. Не говорили? Так ты их спроси. Знаешь, что они тебе скажут? К примеру, жена скажет, что она никогда не испытывала со мной оргазма, родители упрекнут в том, что я был неблагодарным сыном, и непременно упомянут историю с плюшевым медвежонком, близкий друг назовет меня эгоистом… И только Нелли скажет, что любит меня, и я верю в ее искренность, ибо она самая прекрасная женщина. Поверь, священник, если бы мне предложили вернуться, я бы сделал это только ради нее. Ты мне не веришь? Если ее нету в вашем мире, то, клянусь тебе, мне тоже там нечего делать. Что ты приставил палец к губам? Хочешь заткнуть мне рот? Не получится. Если хочешь знать, я ждал этой минуты целую вечность, и я должен высказаться. Пусть все знают, что я о них думаю. При жизни никто не пожелал выслушать меня, а теперь придется, хотя бы из уважения к усопшему. Так вот… Музыка? Какая музыка? Ах, они включили магнитофон. Ну, понятно, так полагается. О, Господи, звучит «Реквием» Моцарта – это именно то, что я терпеть не могу. Почему? Очень мрачно. С меня вполне достаточно мрачной жизни. Нет чтобы «Маленькую ночную серенаду» или, на худой конец, «Патетическую» Бетховена. А лучше – что-нибудь из Баха. Помню, мы с Нелли слушали «Токкату…». Представьте себе – кругом горы, тишина и… Бах.

Священник, ты когда-нибудь задумывался о жизни? Что я имею в виду? Ну, к примеру, когда-нибудь задавался вопросом о том, прожил ли ты жизнь зря? Глупый вопрос? Почему, глупый? Хотя, может быть он и звучит глупо, поскольку живому человеку достаточно трудно давать оценки непрожитой еще до конца жизни. Положим, некий господин Г.  думает, примерно так: «Прожил я, скажем, четверть или половину жизни. Прожил бессмысленно, глупо… не состоялся. Но у меня еще добрая половина. И еще не известно, как все обернется. Возможно, я стану директором предприятия, напишу очень важную книгу, буду депутатом парламента… Да и вообще, не исключено, что все круто изменится». Все эти размышления, господин Г. , можно определить одним словом – надежда, которая, в конечном счете, является ложной категорией, ибо жизнь, как правило, почему-то, проходит мимо этой самой надежды. Хочу сказать, пока мы будем надеятся, жизнь пройдет стороной. Как жаль, что все это понимаешь после смерти. Когда учился в школе, мечтал стать известным актером или музыкантом — любил аплодисменты, хотел славы. Сказал об этом родителям. Они ухмыльнулись: «Для этого, дорогой мой, нужен талант, а ты со своей застенчивостью даже зайца не сможешь сыграть в новогоднем спектакле». Так была разбита моя первая надежда. Зато я стал клерком в каком-то задрипанном учреждении. Надеялся стать начальником отдела, директором, защитить диссертацию, но, в итоге, так и остался клерком с фиксированной зарплатой. Женился. Строил семейные планы, думал, заживем счастливой семейной жизнью, но, увы… Встретил Нелли. Думал… Не буду повторяться, вы и так все знаете: месяц в горах, Бах и т.д. и т.п. Впрочем, нет, я забыл отметить немаловажную деталь. Там, в горах, я ни на что не надеялся – я просто жил и наслаждался жизнью. О, Господи, если ты действительно занимаешься распределением ордеров на местожительство после смерти, то прошу, посели меня в той горной деревушке. Что ты ухмыляешься, бородатый поп? Можешь не говорить, и так понял — разумеется, моя просьба связана с надеждой. Но помилуйте, имею я право хоть после смерти поверить в надежду?

Тот день ничем особенным не отличался от всех остальных: ненавистный звон будильника, яичница с сыром, кофе с сигаретой,  жена с недовольным выражением лица, толпы людей на станции метро, грохочущий состав, давка, вонь, тупорылый начальник в кабинете, озабоченные сослуживцы, бесконечный трезвон телефонов, томительное ожидание конца рабочего дня и потом – все в обратном порядке. Решение далось легко и просто. В тот день я покончил жизнь самоубийством. И день тот ничем не отличался от всех остальных, разве только тем, что решил уйти из жизни. Вот так я и оказался в этом деревянном ящике. Слышал, что самоубийство – это большой грех. Ты тоже так думаешь, священник? Разумеется, иначе и быть не может – ведь ты служитель церкви. Не попаду в рай? А зачем он мне нужен? Чтобы вновь жить по законам (пусть и райским), соболюдать правила приличия, быть достойным членом общества (пусть и райского)? Нет, уж лучше небытие. И, тем не менее, передай от меня своему Богу большое merci за подаренный месяц в горах, и скажи ему, что лучшего рая он и придумать не смог бы.

Единственное, что у меня осталось в память о тебе – это сделанный тобою фотопортрет… Это было на вершине скалы. Там мы наблюдали закат, и ты говорила мне о любви… И если бы не этот снимок, сделанный на вершине, тот месяц показался бы мне плодом воображения, сказкой… Постой… Священник, откуда здесь эта фотография? Этого не может быть! Как она сюда попала? Ведь я ее спрятал от посторонних глаз. Она не могла попасть в руки семьи? Я ее хранил вне дома. О, Господи… Значит, Нелли… Священник, она здесь, среди присутствующих. Это она принесла снимок… Ради Бога, найди ее… Как она выглядит? О, Господи, я не помню… Она очень красива… У нее были длинные черные волосы, черные глаза… Хотя, за 15 лет она могла измениться. Священник, она нашла меня… она меня нашла… я счастлив. Не-лл-и… – кричу я во весь голос, — Не-лл-и, я люблю тебя… Но мой голос пропадает где-то под куполом церкви. И тут я вижу вереницу всматривающихся в мое лицо людей: мать, отец, жена, сын, друзья, сослуживцы, люди, которых я никогда не видел или, может быть, не помню… Где же она? Священник, почему ее нет? Она здесь, я это чувствую…

Все уходят, гаснет свет, догорают свечи. Остаюсь наедине с фотографией. Меня скоро не будет, говорю ей, а ты останешься. И вся твоя жизнь будет заключенна в формате 30 Х 40 см. И ты вечно будешь пребывать среди тех скал, в той горной деревушке, где прошли мои самые счастливые 30 дней. Я тебе завидую. Может быть, когда-нибудь, если Богу будет угодно, я вернусь в этот мир, и мы свидимся с тобой.  Расскажешь мне о Нелли и о том, что здесь произшло в мое отсутствие…

ВАРУЖАН НАЗАРЕТЯН