ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Я газонокосильщик, и зовут меня… Впрочем, не важно как меня зовут. Можете звать меня просто Косильщик или Газонщик, так удобнее и, главное, соответствует профессии. Точно, как у немцев – Шнайдер-портной, Миллер-мельник и т. д. Вообще-то, скажу вам прямо, с рождения я не был газонокосильщиком. Был школьником, студентом, инженером, завсектором, завотделом, главным инженером… Возможно, стал бы директором (для этого были все предпосылки), но не стал. Может потому, что просто не захотел или, черт его знает, почему еще. Но не в этом дело. Вы только не подумайте чего другого – я очень люблю свою работу и дорожу ею. И вообще, я очень сожалею о потерянном времени – надо было бы с самого детства заниматься кошением травы. И как было бы здорово, если люди в один прекрасный день поняли, что каждый должен заниматься своим делом. В конце-концов, не так важно кто ты есть, а важно то, чем ты занимаешься. Так говорил мой отец и я всецело согласен с ним. Хотя он, мой отец, по-жизни ничего особенного не сделал – был театральным актёром в провинциальном театре. Его друзья утверждали, что он непризнанный гений, но мы-то с матерью понимали, что они льстят ему или, скорее всего, иронизируют. Впрочем, об этом догадывался и сам отец. Правда, иногда его прорывало и он, позабыв на миг свою природную скромность, становился в театральную позу и декламируя произносил: «Если бы я играл на столичной сцене…». На этом он обычно заканчивал свои короткие реплики, после чего мать в несколько саркастическом тоне спрашивала: «То что..?». Отец делал неопределенный жест рукой и уходил на кухню курить. И все же, как-то отцу удалось обратить на себя внимание. Причем, не только семьи, но и всей культурной общественности нашего провинциального городка. Театр был на гастролях в столице. Ставилась пьеса неизвестного (во всяком случае, мне) австралийского драматурга. Я еще тогда подумал, чем это может заинтересовать нашего зрителя далекая Австралия? Ведь, по сути, кроме кенгуру и аборигенов ни с чем другим эта страна не ассоциируется. А тут тебе драматургия, пьеса, театр… Но я не о том. Так вышло, что в достаточно солидном столичном театральном журнале была опубликована хвалебная статья по поводу гастролей нашего театра. Помимо всего прочего автор отметил талантливую игру отца. Да что там отметил! Практически вся статья была посвящена ему, а его фотография была вынесена на глянцевую обложку журнала. Отец стал героем нашего города. У него брали интервью, показывали по телевизору, приглашали читать лекции и т. д. А театралы неизменно встречали и проважали его бурными овациями. К успеху своему отец относился спокойно.
— Ерунда все это, — говорил он, — вот если бы я играл…
— … на столичной сцене, — заканчивала за него мать, — то стал бы Лоуренсом Оливье?
— Ну почему именно им? Думаю, я в состоянии сказать свое собственное слово в искусстве.
«Своего слова» отец так и не сказал или, скорее, не успел, ибо в возрасте 50-и лет ушел из жизни.
По-разному относятся ко мне люди. Вернее, не ко мне, а к тому, что я делаю. Когда я работал главным инженером, существовала четкая и налаженная система субординации. Были подчиненные и было начальство, и каждая иерархическая группа знала свое место. Я тоже знал свое место и подчинялся общепринятым правилам игры. Очень не хотелось этого делать, то есть подчиняться, но у меня не было выбора. Во всяком случае тогда мне так казалось — что нету. И, наверное, так бы и продолжалось казаться, если бы не Пол. Кто такой Пол? Он мой друг. Я с ним познакомился на теннисе. Было время, до того как стать газонокосильщиком, я ходил на корты, тренировался, даже достиг определенных результатов.
Не было никакого желания устанавливать с ним отношения. Ну и что с того, что он хорошо играл в теннис, был улыбчив, обходителен и внимателен, обладал неподдельной харизмой. Ну и что с того? Но что-то заставило меня обратить на него внимание. При всей своей общительности, он был несколько небрежен в отношениях, что, как ни странно, притягивало. И в какой-то миг я даже поймал себя на том, что подражаю ему. Со стороны замечали, что у меня изменилась походка, измнился тон речи. Кроме того, в разговоре я начал чаще употреблять, произносимые им фразы. Мне нравилось походить на него и я вовсе не пытался скрыть сей факт от окружающих. А еще мне нравилось, что с ним я не чувствовал себя ни подчиненным, ни начальником. Мы с ним были абсолютно равны, если не сказать, что по большому счету мы были с ним одним лицом.
— Ты теряешь свою индивидуальность, — как-то сказала мне жена.
— Разве? – спокойно возразил я, — а мне казалось, что индивидуальность я потерял давно.
— Что ты этим хочешь сказать?
Конечно же, я хотел сказать, что свою индивидуальность я потерял за годы нашей с ней совместной жизни. И она прекрасно понимала, что я хотел сказать. Да и вообще, мы всегда отлично понимали друг друга. Я далек от мысли жаловаться на жену, поскольку у меня на то просто нет причин. Мы с ней прожили (и продолжаем «проживать») достаточно серую и однообразную жизнь, на что, собственно, я особенно не жалуюсь, ибо понимаю, что в браке по-иному и не проживешь – могло бы быть гораздо хуже .
Так вот, люди относятся ко мне по-разному. В основном, они меня не замечают или, может, делают вид, что не замечают. Другие же обращают внимание только тогда, когда я включаю свою газонокосилку, то есть реагируют не на мое присутствие, а на вой агрегата. Разумеется, сей факт отнюдь не комплексует меня и даже не удручает, ибо, как уже говорил, люблю свою работу. Мне нравится наблюдать, как резаки газонокосилки оставляют после себя ровные зеленые полосы, нравится нежный запах свежескошенной травы. А еще я люблю тишину. Когда я работаю, то использую наушники. Они плотно прилегают к ушам и полностью отгораживают меня от внешних звуков. Не представляете как это здорово видеть окружающий мир в полной тишине. Какие только мысли не проносятся в мозгу, какие фантастические видения! Помимо этого, в тишине можно мечтать… мечтать бесконечно, красочно. В мечтах можно быть удачливым, красивым как Бог, любимым, счастливым; можно путешествовать по бескрайним просторам вселенной, опускаться на дно океана. Ах, если бы люди могли понять, что реальная жизнь — это не та, в которой мы живем, а та о которой мы мечтаем. Эту теорию придумал Пол. Он говорит, что жизнь многообразна и мы, к сожалению, видим только одну ее сторону или, скорее, не видим, а представляем ее такой. Тогда как, настоящая жизнь – это наши мечты. А еще он говорил о перманентном процессе жизни и смерти. Согласно его теории, человек в течении одной жизни рождается и умирает каждую, бесконечно малую долю секунды. При этом он приводил в пример теорию частотной характеристики волны. Жизнь тоже есть волна, распространяющаяся во вселенной с определенной частотой колебания. Из его теории я понял (если я вообще что-нибудь понял), что моя жизнь находится в состоянии постоянного колебания с чередующимися фазами жизни и смерти. Но в конце-концов, возражал я, человек умирает безвозвратно. Все верно, отвечал он, жизнь, как и всякая волна, в конце-концов затухает или поглащается внешней средой. Ну да, думал я, вначале рождается человек, затем он входит в среду, называемой жизнь и благополучно расстворяется в ней или поглощается ею. Как-то рассказал об этом жене. «Прекрати общаться с Полом, — сухо отреагировала она, — к добру это не приведет». Не знаю почему, но она не любила Пола или, как она сама выражалась, не «периваривала» его. Пол это чувствовал, но не подавал виду.
— Не напрягайся, — говорил он, — я не обижаюсь. Женщины есть женщины, они не терпят мужской дружбы.
Тот день не сложился с самого утра. Просыпаюсь с ужасной головной болью, ломит тело, ноют конечности. Вообщем, чувствую себя неважно. До того неважно, что даже не хочу идти на работу. Но идти надо, и превозмогая себя, все же выхожу из дому. Правда, мог бы взять больничный, но наш директор не признает прогулов, даже по уважительной причине. По давно заведенной привычке спускаюсь в гараж, завожу машину, выезжаю, сворачиваю направо, отпускаю педаль акселератора, ибо через 50 метров ожидается перекресток с неизменно красным светом сфетофора, останавливаюсь, включаю радио, закуриваю и опускаю окно. Зажигается зеленый свет, трогаюсь с места, но не спешу, ибо впереди еще один перекресток… Боже мой, ну сколько это может продолжаться? В сотый раз вспоминаю Экзюпери. Чтобы внести хоть какое-нибудь разнообразие в свою жизнь, он не покупал газеты из одного и того же киоска. Об этом мне сказал Пол. Хотя, какая разница, кто сказал. Главное – не в бровь, а в глаз. Так вот, в тот день я очередной раз вспомнил француза и решил последовать его примеру. Со второго перекрестка поехал не прямо, как обычно, а решительно свернул направо. Попетлял по улицам и, в конечном итоге, вновь свернул на главную улицу. Разумеется, никакой разницы или, скорее, новизны, не почувствовал. Я был разочарован. Неужели француз, покупая газету в разных киосках, чувствовал себя удовлетворенным? Чушь… если уж что-то менять, то кардинально. И я это сделал.
В тот день я не пошёл на работу. Остановился на полпути в придорожном кафе, заказал кофе, выкурил подряд две сигареты и остался вполне доволен. Я наслаждался утренней прохладой, с удовольствием наблюдал за просыпающимся городом и вдыхал воздух свободы. Раньше у меня не было подобных ощущений. Да и откуда они могли быть, если вся моя жизнь ограничивалась всего лишь одним ощущением – чувством замкнутого пространства. В тот прекрасный день я чувствовал себя школьником, прогулявшим урок. А еще я был доволен собой… доволен, что принял решение никогда больше не возвращаться на работу. И плевать, что на это скажет жена, родители, друзья, сослуживцы и прочие окружающие меня люди. Впрочем, пройдет время и жена обвинит во всем Пола. Итак, казалось, нескладывающийся поначалу день, сложился к концу как нельзя лучше. Я был счастлив, и чувствовал себя превосходно. Поскольку, мне наконец удалось вырваться из жизни, лишенной смысла и цели.
Мне всегда казалось, что определенные встречи в жизни носят судьбоносный характер. К примеру, если бы не мой приятель Н., то я бы не познакомился с его одноклассницей, которая потом стала моей женой. Впрочем, моя судьба начала складываться еще задолго до этого. С Н. меня познакомил друг детства, с которым мы дружили аж с первого класса. Именно тогда моя судьба получила свои первые очертания. А после пошло все по цепочке. Благодаря связям жены, я получил хорошую должность и начал продвигаться вверх по карьерной лестнице, изменился мой социальный статус. Я стал уважаемым членом общества и, соответственно, пришлось принять правила игры этого общества (Пол называл его сбродом снобов и неврастеников). Был абсолютно индеферентен к теннису, да и вообще к спорту, но пришлось записаться в элитарный спорт-клуб, и каждые выходные играть в эту бессмысленную игру. Я это к тому, что если бы не мой одноклассник, познакомивший меня с Н., то в моей жизни не появился бы Пол, так круто изменивший мою судьбу.
Я все еще сидел в кафе и наслаждался свободой. Как-то Пол выразился так: «свобода – это хаос, а несвобода – упорядоченная и осознанная жизнь». Я не знаю, что он имел в виду конкретно, но сама мысль мне понравилась, и вот как я ее себе представил. Представим себе комнату, которую некому убирать. Изо дня в день она накапливает в себе пыль, чернеют потолки, стареют трубы, через которые просачивается вода, от сырости трескаются стены и т. д. Подобное положение можно назвать свободой, ибо над комнатой не совершается насилия и она, комната, находится как бы в свободном и независимом полете или в состоянии хаоса. Но как только комнату начнут прибирать, ее «жизнь» станет упорядоченной и осмысленной, но при этом – несвободной. То есть, сама природа находится в перманентном стремлении к хаосу, но сила вселенского разума время от времени одергивает ее и выводит из хаоса. Точно так же, если бы не сила притяжения, то все планеты разлетелись бы в стороны и в космосе наступил бы тотальный хаос. Конечно же, люди не в состоянии полностью освободиться от порабощающей силы вселенского диктата, но в какой-то степени ослабить ее можно. Например, уйти с наскучившей работы…
Жена говорит, что в том, что я решил стать косарем (это ее выражение), виноват Пол. Частично могу с ней согласиться, но… только частично. Согласен, что он имел определенное влияние на меня, но, если можно так выразиться, влияние ментальное. Мне нравились его идеи, подход к жизни, мировозрение. Он отличался от других некой своей безалаберностью, он проще относился к вещам, не делал трагедии из постигших его неприятностей и, соответственно, не кувыркался от счастья при удачном раскладе дел. Он как бы вообще не замечал течение жизни, которая, казалось, проходила мимо него. Пол жил в собственном мирке… Мне тоже так хотелось – быть максимально независимым от общества и от порождающих им химер, от установленных ими правил и, что самое главное, быть независимым от собственных мыслей. Однако Пол никогда, даже намеком, не советовал мне изменить жизнь. Да и вообще, мы с ним мало говорили о работе или других житейских делах. Я это все к тому, что решение принимал я сам, без участия посторонних. Впрочем, если быть до конца откровенным, то немалую роль в моей судьба сыграл отец. Его давно уже нет в живых, но его образ всегда рядом. По-сути, отец же не всегда был театральным актером. Прежде чем податься в театр, он был профессиональным фармацевтом, зарабатывал неплохие деньги. Но в один прекрасный день он заявил, что уходит с работы, поскольку не видит смысла в том, чем он занимается.
— Как это так?! – восклицала мать, — ведь твои лекарства спасают людям жизнь, облегчают их страдания.
— Ничего подобного, — говорил он,- лечить надо не тело, а душу. Что толку в том, что тот или иной препарат продлевает бессмысленную жизнь людей.
— Демагогия, — возмущалась мать, — ты несешь несуесветную чушь.
Теперь я не помню, чем заканчивались их споры, но совершенно точно помню слова отца об искусстве и жизни. Он говорил, что «искусство – это воображение, и было бы неплохо, если бы люди поняли, что жизнь, настоящая жизнь, тоже есть воображение». Тогда отца никто не понимал, да и я, если честно, не совсем понимал его, но чувствовал, что он прав. И окончательно убедился в его правоте, когда Пол как-то изрек очередную сентенцию: «персонажи в искусстве выглядят намного лучше и реальнее, чем люди в жизни. И только этим можно объяснить непреодолимое влечение людей к искусству или, иными словами, к идеалу». И тогда я решил вообразить себе жизнь не такой, какой ее видят другие, а такой, какой ее вижу я, то есть без стереотипов и общепринятых клише.
Меня никогда не любили женщины, не любила жена. Хотя, может, и любили, не знаю. Видимо, я не замечал их чувств, потому что представлял любовь иначе? Всегда хотелось, чтобы обо мне думали лучше, уважали, замечали, наконец. Пол, наверное, был именно тем человеком, который заметил меня. По этому поводу жена говорила, что я чрезмерно тщеславен. Но это не так. Просто, хотелось любви и понимания, ощущения того, что ты есть и кому-то интересен. Возможно именно поэтому отец решил стать актером, чтобы всегда быть на виду, вызывать интерес – если не к себе, то хотя бы к созданным им образам? И первым долгом он хотел оставить впечатление на нас, особенно на мать. Но мы были глухи, не видели или не хотели видеть его стараний. Отец страдал, но не подавал виду. Может потому, что был чрезмерно горд? Или, быть может, он тоже в какой-то миг решил представить жизнь не такой, какая она есть на самом деле? То есть он играл не только на сцене, но и в реальной жизни? Итак, я взглянул на жизнь по-своему и, о Боже, обнаружил пустоту. Я не видел там любви, сочувствия, искренности, правды. Одна только корысть, нетерпение, ненависть и зависть. Значит, подумал я, лучше уж смотреть на мир глазами общества и принять правила игры? Поскольку оно, общество, твердит, что в мире есть любовь, есть красота, есть милосердие. Разумеется, такой вот обман вселяет в нас надежду, и уверенность в том, что нас любят, что мы кому-то нужны. Приходит время, нас постигает разочарование, но мы все-равно верим и надеемся, что все еще впереди. Как жалок человек…
Как-то Пол предложил совершить «астрологический экскурс» по моим прошлым жизням.
— Зачем? – спросил я.
— Разве не интересно узнать, кем ты был в прошлых инкарнациях?
Я пожал плечами. Тем временем он делал какие-то расчеты на бумаге.
— Ты имел две инкарнации и оба раза жил в Китае.
— Хочешь сказать, что я был китайцем? — удивился я.
— Да, а что тут такого? – на этот раз удивился он.
— Ничего. Просто затрудняюсь представить себя с расскосыми глазами.
— Ты любишь лес? – неожиданно спросил он.
— То есть…
— … то есть природу — речка, озеро, деревья и… все такое.
— В известной степени… А почему ты об этом спрашиваешь? — слабо потнтересовался я.
— Любопытно, но оба раза ты был лесничим.
— Лесничим? — переспросил я.
— Да, — расхохотался он, — китайским лесничим. – Однако, увидив удрученное выражение моего лица, добавил, — да не бери ты в голову, я же пошутил.
Не знаю, пошутил он или нет, но сказанное им я воспринял всерьез. Весь оставшийся день, да и не только тот день, но и всю следующую неделю я представлял себя лесничим. Воображал небольшую деревянную хижину в глубине леса среди высоких деревьев, бесконечное щебетание птиц, отдаленный рык зверя, ветер, колышущий кроны деревьев. Я даже нарисовал этот лес на бумаге, раскрасил фломастерами и прикрепил ее кнопками на одну из стен своего кабинета. А еще я начал ощущать лесные запахи, пьянеть от одурманивающего лесного воздуха…
Завотделом кадров министерства лесного хозяйства встретила меня неохотно. Посмотрев на меня уставшими глазами, она кивком пригласила сесть.
— Что у вас?
— Хотелось бы устроиться к вам на работу.
— Специальность?
— Инженер.
— Вакансий нет.
— Я не хочу инженером.
— Кем же вы хотите?
— Лесничим.
Женщина долгим взглядом посмотрела на меня, после чего скривила губы и постучала карандашом по столу.
— У нас нет таких позиций.
— Может, что-то похожее?
— Послушайте, гражданин, давайте не будем занимать ваше и мое время. И вообще… – она осеклась и внимательно посмотрела на меня. У нее было круглое лицо, круглые глаза, круглый лоб, круглый подбородок. – С вами все в порядке? — произнесла она, все еще сверля меня своими шаровидными глазами.
— Что вы хотите этим сказать? – возмутился я.
— Хочу сказать, что главный инженер крупного предприятия, коим вы являетесь, вряд ли пойдет работать лесничим, если, конечно же, он…
— … не псих, — закончил я за нее, — ведь вы это хотели сказать?
— Ничего я не хотела сказать, — она нервничала и пыталась отвести взгляд, — я все сказала. Впрочем, если гражданину так уж необходимо общение с природой, — с долей иронии произнесла она, — то у меня есть для вас позиция газонокосильщика, пойдете? — она впервые улыбнулась и вопросительно посмотрела на меня.
— Согласен, — нераздумывая ответил я и тоже улыбнулся.
Женщина с шаровидными глазами позвонила директору, тот, в свою очередь, позвонил моей жене и… словом, вышел большой скандал. Мне даже предложили обратиться к психоаналитику, но вместо этого я позвонил Полу. В тот день я так и не нашел его, не нашел и в последующие дни, он куда-то пропал. Мне же так нужно было его повидать, рассказать о случившемся, посоветоваться, излить душу, но его не было. Он единственный человек, который смог бы меня понять и дать почувствовать, что я не одинок. Теперь я понимаю, в чем была проблема отца – одиночество. Его не понимали в семье, и он страдал от этого. Ах, как это важно, чтобы тебя понимали и хотя бы изредка разделяли твою точку зрения. Как мало нужно человеку для счастья и как трудно это малое даётся.
Был полдень, кафе заполнялось посетителями, время лэнча. Сижу в кафе, на том же самом месте и думаю о том, как прекрасно прошел день, вернее, полдня, и как здорово, что я прогулял работу, и как будет здорово, если сегодня наконец найду Пола и скажу ему, что решил стать лесничим, и не беда, что сейчас не вышло, и он поймёт меня и скажет – если не вышло в этой жизни, то обязательно выйдет в следующей, поскольку волна жизни бесконечна.
**************************************
— Проходите. Вот сюда, пожалуйста. Чай, кофе?
— Кофе, пожалуй. У вас можно курить?
— Курите, вот пепельница. Итак, я вас внимательно слушаю.
— Профессор, у меня в семье проблемы и, как мне кажется, только вы сможете мне помочь. Собственно, проблема не со мной, а с моим мужем. Кажется, у него мания… Впрочем, простите, наверное, давать диагнозы – это дело врача.
— Продолжайте.
— Понимаете, моего мужа в последнее время преследуют определенные идеи весьма странного содержания. Может быть, я бы и не обратила внимания, но дело в том, что он начал применять их на практике, то есть реализовывать.
— Интересно… И что же это за идеи?
— Ему почему-то кажется, что он лесничий.
— То есть?
— То есть, сам он инженер, и работает инженером. Но он уверен, что должен работать лесничим. Поскольку вбил себе в голову, что в своих прошлых жизнях был лесничим. Я бы опять не обратила на это внимание, но недавно он написал заявление в министерство лесного хозяйства. Там ему предложили работу газонокосильщика, и он согласился.
— Так теперь он работает…
— Нет, что вы?! Я устроила ему скандал.
— Помогло?
— Пока он отказался от своих намерений, но намекнул, что в конце-концов будет жить в лесу.
— Знаете, особых клинических отклонений я не вижу. Хотя, есть легкая форма депрессии, но ее легко можно снять. Для этого мне нужно с ним побеседовать.
— Не выйдет. Я ему предлагала проконсультироваться с вами, но он наотрез отказывается от помощи. Говорит, что у него есть некий друг, которого зовут Пол, и он доверяет только ему.
— Интересно…
— Разумеется интересно, если учесть, что этот Пол – личность виртуальная. Его не существует, мой муж просто его выдумал… У него вообще нет друзей.
— Постойте, вы в этом уверенны?
— Абсолютно. В первое время он рассказывал мне о нем, о том, как они играют в теннис, беседуют на философские темы, об их дружбе, о том как он счастлив, что приобрел в его лице друга, словом… А потом, как-то совершенно случайно я наткнулась на его дневники, где он записывал свои беседы с этим Полом. Мне это показалось странным. Затем я побывала в теннисном клубе и выяснила, что никакого Пола и в помине там не было. Более того, мой муж никогда не играл в теннис. После, я предложила мужу пригласить Пола на обед. Он согласился, но Пол так и не появился у нас дома.
— Скажите, а вы хорошо были знакомы с его родителями?
— Отец у него был страноватым. В основном молчал, вечно улыбался… Как не от мира сего. Он был актёром, играл в театре. Может быть, был талантливым, не знаю. Муж рассказывал, что на столичной сцене отец имел успех, говорил, что о нем даже писали в престижном театральном журнале, но я так и не увидела этот журнал.
— И еще один вопрос. Вы заметили определенные несоответствия между тем, что было в дневнике и тем, что есть на самом деле? Разумеется, кроме тех, которые вы уже отмечали.
— Он никогда не был главным инженером. Да и вообще, был достаточно далёк от того, чтобы быть административным работником, он не был руководителем по натуре. У него лучше получалось подчиняться.
— Вы его любите?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Можете не отвечать.
— У нас нормальная, обыкновенная семья – не лучше и не хуже, таких миллионы. Было замужество, потом пошли дети, а вместе с ними и проблемы. Вообщем, ничего экстраординарного. Даже не знаю, любила ли я его? Может и любила, не помню. Он был покладистый, неконфликтный, со всем соглашался. Иногда я просто его не замечала… Словом, он меня устраивал.
— Он говорил с вами об одиночестве?
— Гм… Он вообще мало говорит со мной. А если и говорит, то в основном о Поле и своих фантазиях. К примеру, совсем недавно он поведал об очередной теории своего вымышленного друга, который утверждает… Он, то есть Пол, выдвинул теорию космического переселения людей, согласно которой на протяжение миллионов лет человечество переселялось с одной планеты на другую. При этом каждый раз люди варварски уничтожали планету своего обитания и начинали жизнь сызново на другой планете. Но почему, спрашивала я, они уничтожают эти планеты? Пол говорит, отвечал мой муж, что все идет от отсутствия любви и тотального непонимания. А поскольку нет любви, то ее место занимают злость и ненависть, которые, достигая своего апогея, разрушают на своем пути все живое. Именно из-за этой злости гибли целые цивилизации… И нашей цивилизации скоро придет конец. И только тесное общение с природой, слияние ее души с душой человека может спасти мир. Вот такой бред нес мой муж. Скажите, прфессор, это нормально?
— Понимаете, весьма сложно провести грань между нормальным и ненормальным. В конце-концов, мы, люди устанавливаем критерии этих и других понятий, прописываем нормы, и все то, что выходит за рамки общепринятого, считается ненормальным. С этой точки зрения ваш муж, конечно же, неадекватен. Но кто сказал, что эти критерии и нормы абсолютны? Ведь они могут быть и ошибочными? Простой пример. Тысячелетия назад люди придумали Бога, в затем весьма успешно ввели это понятие в норму. Однако, можно же предположить, что тогда часть людей сочла эту теорию фантазией или бредом сумасшедшего? Все дело в том, что некоторые теории человечество еще не готово ввести в норму, а посему и считает их бредовыми. Знаете, все же мне необходимо встретиться с ним, иначе…
— Это невозможно.
— Почему?
— Он пропал, его нету уже неделю.
— Вы заявляли в полицию?
— Да. Но они пока не нашли его. В последний раз его видели в каком-то кафе…