ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
1
Моего друга зовут Леонид. Но я его называю Эл (по первой букве его имени). Так я его звал еще со школьных лет (мы были одноклассниками). Меня же зовут Хорен. Он тоже пытался называть меня по первой букве, но вышло не совсем корректно. Ну в самом деле, на что это похоже — Ха. Тогда он предложил другой вариант — Эх. Ну, Эх так Эх, согласился я. Однако, прозвище не совсем прижилось и мое имя осталось в первозданном виде.
Мы благополучно закончили школу и оба успешно поступили в институт — он в медицинский, а я на филологический факультет университета. Первое время, после окончания школы, мы продолжали по инерции поддерживать дружбу, но оба чувствовали, что постепенно отдаляемся друг от друга. У него появились новые друзья, иные цели, предпочтения. Естественно, и у меня изменилась жизнь. О том, что нашей прежней дружбе пришел конец (правда, мы продолжали оставаться приятелями), я понял, когда при случайной встрече в кафе назвал его Лёней, а не Элом, как это было раньше. Он несколько смутился и даже растерялся, но уже через секунду взял себя в руки и хлопнув меня по плечу произнес: «Привет, старина Эх».
В тот день он был не один, с ним была девушка.
— Познакомься, это Лиза, — представил он ее.
— Лиза? — переспросил я. — Она кивнула головой, мило улыбнулась и уперлась подбородком в плечо Эла. — Жена? — спросил я и понял, что допустил бестактность.
— Пока нет, — произнес он, — надеюсь, скоро будет.
То был май 1988 года. В Ереване стояла прекрасная весенняя погода. На деревьях разбухали почки, светило теплое солнце, а воздух был наполнен нежным ароматом цветущей сирени. На Лизе был легкий светлый сарафан цвета морской волны и гепюровая розовая накидка на плечах. Короткая прическа несколько округляла ее лицо с ямочками на щеках, что, как я успел заметить, делало ее довольно привлекательной. А еще она смеялась звонким задористым смехом… Мы пили легкое столовое вино, шутили, балагурили, рассказывали анекдоты… Словом, ничего особенного, если учесть, что в то время подобных дней у нас было бесчисленное множество.
А потом был развал Союза: хаос, неразбериха, крушение надежд, полный тупик, радость перемен в одном случае и нерадость в другом, непонятное и непрогнозируемое будущее, скопление людей на площадях и улицах, плакаты и транспаранты, перевернутый мир, перевернутое сознание, охватывающее мозг сумасшествие, аморфное состояние тела, ватные ноги, помутнение мысли, всеобщий психоз, танки на улицах, комендантский час, первые жертвы, первая кровь за революцию и, наконец — свобода. Затем, длительный и болезненный процесс адаптации к новым условиям, мучительные поиски себя в образовавшемся «свободном» пространстве и пространства в себе, попытка осмыслить себя вне рамках ушедшего социализма, поиски вразумительных ответов на невразумительные обстоятельства… А потом прострация: н и ч е г о н е д е л а н и е, н и ч е г о н е д у м а н и е, пустые хождения по пустой и холодной квартире и пустым морозным улицам, пустые глаза, пустые разговоры на пустые темы с опустошенными людьми.
Был все тот же май, но уже 1993 года. Город изменился… Он потускнел, посерел, стал депрессивным и неуютным. В его глазах появилась грусть, отчаяние и невыносимая печаль. Его настроение передалось и мне. Несмотря на весну и щекочущий ноздри запах цветущей сирени, теплую погоду, пришедшую на смену затянувшейся и суровой зиме, я не ощущал радости… Той радости, которая так нежно обволакивала нас еще каких-то пять лет назад. Я зашел в то кафе, где встретил Эла и Лизу. Как было бы здорово встретить их вновь, подумал я, услышать смех Лизы и раскатистый баритон Эла. Э-э-х… вздохнул я и грустно улыбнулся, вспомнив, что именно так называл меня Эл.
— Э-э-х… Ха, — подшучивал он, от чего Лиза покатывалась со смеху. Смеялся и я.
— Какое же прозвище взять мне? — смеялась она.
— Элл, — выпалил я, — с двумя «л».
— Идет, Эх,- сказала она и неожиданно поцеловала меня в щеку. Мы все рассмеялись, но в глазах Эла я уловил легкую тень……. Впрочем, может, и показалось, подумал тогда я и тут же забыл об этом.
— Когда же свадьба? — поинтересовался я.
Они переглянулись, после чего Лиза незаметно пожала плечами и опустила глаза, а Эл закурил и посмотрел в сторону.
— Ребята, — забеспокоился я, — ради Бога, простите, вечно я со своими глупыми вопросами…
— Все в порядке, Хорен. Разумеется, мы поженимся, но не сейчас…
— Лёня хочет сыграть свадьбу после окончания института, — произнесла Лиза.
Однако, они так и не поженились. Но об этом я узнал гораздо позже.
2
Последний раз Эла я видел года два назад или, может, три… не помню. Встретились мы с ним случайно на каком-то званном вечере. На нем был отлично сшитый костюм, (раньше он терпеть не мог костюмов) и оставлял он впечатление вполне серьезного и респектабельного мужчины. Он о чем-то увлеченно беседовал с каким-то пожилым человеком в сером костюме с совершенно безвкусной красной бабочкой на шее. Я почувствовал, что Эл заметил меня краем глаза, но не подал виду. Отойдя в самый крайний угол большой залы и взяв предварительно у официанта бокал вина, я принялся равнодушно рассматривать публику, время от времени задерживая взгляд на Лёне. Прошло, наверное, менее 10 минут, прежде чем он, учтиво пожав руку собеседнику, отошел в сторону, закурил, а затем быстро направился в мою сторону.
— Рад тебя видеть, — улыбнулся он и протянул руку.
— Я тоже, — сказал я и ответил на рукопожатие. — Ты стал таким важным, что к тебе не подступиться.
— Да ладно тебе, — рассмеялся он, — это я просто вид делаю такой. Ну, знаешь — для понта. Тот старый хрен, с которым я беседовал, весьма важная шишка, и… понимаешь…
— Понимаю, — перебил я его. — Только вот одного не могу понять, почему все эти старые, как ты выразился, хрены так безвкусны.
— Имеешь в виду его красную бабочку? Да шут с ним. Слушай, к черту их дурацкий раут, здесь такая скукотища. Давай сбежим отсюда, посидим в нормальном месте.
Я с радостью согласился, и мы вышли. У Эла был «Мерседес» последнего года выпуска (в те времена — большая редкость). Он театральным жестом открыл дверь машины и пригласил меня сесть.
— Чем ты занимаешься? — спросил я
— Хочешь спросить, откуда у меня такая машина? — я промолчал. — Во всяком случае, не медициной, — продолжил он, — просто, делаю деньги. Знаешь, до развала Союза я мечтал стать хорошим реаниматологом, помогать людям, вытаскивать их из безнадежных ситуаций. Тогда я верил в благородство профессии, в высокое предназначение советского врача и прочее прочее. Однако, после краха страны развалились, как тот карточный домик, и все мои мечты, устремления, желания. Ну, ты сам понимаешь, произошла переоценка ценностей. — Он закурил. В темноте я не видел его лица и лишь только красный огонек зажженной сигареты блуждал между его губами и пепельницей. Эл спокойно вел машину, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. — Но это все ерунда, — вновь заговорил он, — по сравнению с тем, что я потерял веру в людей, я просто их возненавидел. Ты посмотри, что творится вокруг — мракобесие! Как могли люди допустить такое? Как они могли собственными руками разрушить дом, в котором живут?
— Полагаешь, в этом виноваты люди?
— А кто еще?!
— Не знаю… Но, думаю, из-за этого не стоит их ненавидеть. — Я тоже закурил. Я разделял обеспокоенность Эла, но, в отличии от него, никого не винил в этом. Как правило, история никого не спрашивает или, скорее, никому не докладывает о своих намерениях. Есть расхожее мнение, что историю вершат люди, но так ли это на самом деле? Кажется, все же, наоборот — история или, скорее, Бог истории вершит человеческими судьбами.
Машина выехала за пределы города и на большой скорости помчалась по пустынной трассе в сторону Арзни. А еще через полчаса мы сидели в небольшом уютном загородном ресторане. Эл заказал закуску и холодную водку. Лёнька (иногда я его и так называл) действительно изменился, отметил я про себя. Это был уже не тот романтик, с которым мы коротали ночи напролет, не задумываясь о сне, еде и отдыхе. Без всякого зазрения совести он мог среди ночи явиться к любимой девушке (а любил он почти всех девушек Еревана), разбудить весь дом, а то и квартал, признаться в любви и на коленях просить руки. Он помогал чем мог своим друзьям, да и совершенно незнакомым людям, мог бы отдать последнюю копейку или, как говорят, снять последнюю рубашку. Теперь же он совсем другой: усталый, безразличный взгляд, постоянное озирание по сторонам, чего я раньше не замечал за ним. Впрочем, может это всего лишь внешние проявления, а внутренне, я надеялся, он не изменился.
Я понимал, что Элу необходимо выговориться и старался не мешать ему сделать это. А еще, я ясно осознавал, что говорить он хочет вовсе не о политике.
— Ты женился? — наконец я задал ему интересующий меня вопрос.
— Да, женился… Но не на Лизе. И не спрашивай, почему… Впрочем, можешь спросить, и я отвечу тебе — не знаю. Ты огорчен? Хотя, наверняка, нет… Ведь она нравилась тебе?
— Да. Я и сейчас часто вспоминаю ее.
— А я каждый Божий день думаю о ней. Старик, как это все невыносимо. Так хочется вернуть то время…
— Это невозможно, ты же знаешь…
— Нет, возможно, — неожиданно громко крикнул он, — просто нужно очень сильно этого захотеть.
— Так, в чем же дело?
— А дело в том… Все дело в том… Наверное, тебе кажется, что это я ее бросил? Нет, дорогой мой Эх, она сама отказалась выходить за меня.
— Как?! — удивился я.
— А вот так… — у него начал заплетаться язык от выпитой водки, да и я уже был хорош…
— Знаешь, — вдруг предложил я, — а давай-ка съездим к ней и спросим, почему она ушла от тебя?
— Ты это серьезно, старик?
— Ну, ты же несколько минут назад говорил о том, как бы хотел вернуть то время?
— Ну, говорил…
— Вот и давай, вперед… Ведь мы оба очень хотим этого?
— И что же мы ей скажем?
— Скажем, что хотим вернуть «то время».
— Как все у тебя просто получается.
— Эл, о чем ты говоришь? — воскликнул я, — ведь, совсем еще недавно у тебя тоже все просто получалось… Даже проще, чем у меня, да и у всех остальных. Эл, взгляни на себя со стороны.
— А что смотреть — элегантный, импозантный мужчина средних лет. По-моему, она просто обязана по достоинству оценить меня. Ты не находишь?
— Ну, наконец-то! — облегченно вздохнул я. — И еще, убери пожалуйста с лица самодовольное выражение непонятого олигарха.
— Как ты сказал? — спросил он и захохотал на весь ресторан, — «непонятого олигарха», — повторил он и захохотал громче.
— Ну да, — сказал я, стараясь сохранить серьезное выражение лица, — ведь вам, олигархам, кажется, что вы занимаетесь благим делом: создаете рабочие места, помогаете бедным, поддерживаете экономику страны. Вместе с тем вы считаете себя непонятыми, ибо осознаете, что народ вас не любит, и не можете себе уяснить, почему, собственно, он вас не любит?
— Ты считаешь меня олигархом? — уже серьезным тоном спросил он.
— Во всяком случае, Эл, я не считаю тебя подонком. Хочу надеется, что принадлежишь ты к когорте честных мафиози.
— А разве такие бывают?
— Если даже не было до тебя, то ты будешь первым.
— Хорошего ты обо мне мнения… Впрочем, скажу я тебе, мой Ха, ни фига ты не знаешь об олигархах. Да и откуда тебе о них знать? Слушай, — вдруг встрепенулся он, — так мы будем снимать кино или не будем? Нам же ехать надо…
3
Тогда мы были еще студентами и до диплома нам оставалось всего полгода. Учились на параллельных курсах: он на лечфаке, я на педиатрическом. Познакомились случайно в институтской столовой. Увидев, что ищу свободное место, пригласил сесть за свой столик. До невозможности банальное знакомство переросло, к моему удивлению, в серьезные отношения. Говорю, к удивлению, поскольку в то время голова была занята совсем другими проблемами. Буквально через неделю после нашего знакомства, он сделал мне предложение. Все произошло так неожиданно, что даже мама не успела дать мне дельный совет. Кроме того, я даже не знала, люблю я этого человека или нет? Хотя, если честно, Лёня мне нравился: он был веселый, с ним было легко и надежно. Как-то он по делам уехал в Москву, и отсутствовал что-то около недели. На третий день я затосковала, а на пятый поняла, что не могу без него жить — я влюбилась. Когда он вернулся, мы решили жить вместе. Сняли однокомнатную квартиру неподалеку от института. А незадолго до этого удалось устроиться санитаркой в больницу. Лёня тоже подрабатывал. Так что, особенно в деньгах мы не нуждались.
Спустя месяц Лёня затеял ремонт. Для начала он ободрал от обоев все стены, поставил посреди комнаты стремянку и купил необходимые материалы. Мне же он предложил на время ремонта переехать к маме, дабы, как он говорил, не путаться под ногами. Я хотела остаться, чтобы помочь ему, но он был неумолим. В итоге пришлось на время поселиться у мамы. Однако на второй же день мне позвонили соседи и сообщили, что Лёня попал в больницу. Как… почему… в какую больницу, кричала я в трубку. Оказывается, он очень неудачно упал со стремянки и сломал себе ногу.
4
Возможно, она та женщина, которую я искал. Ну, не то, что искал физически, просто, в моем сознании она представлялась именно такой. Впрочем, «такой» она представилась мне еще в нашу первую встречу. И окончательно я это понял, когда увидел ее в больничной палате, куда мы с Элом попали после аварии. Акцидент случился именно в тот вечер, когда мы здорово наклюкавшись в ресторане, решили навестить Лизу. Главное, я всячески уговаривал Эла не садиться пьяным за руль, но он все бахвалился и повторял одну и ту же фразу: «Не дрейф, за рулем — ас». После аварии, когда мы пришли в сознание, я его спросил:
— Знаешь, как англичане называют задницу?
— Как?
— Ass, — смеялся я. — Вот и выходит, что по твоей милости мы оказались в заднице.
— Почему, по моей? — не понимал он или просто прикидывался, что не понимает.
— Так, за рулем же был ас?
У Эла была сломана ключица, а я повредил ногу и сломал нос. Однако, больше всего я переживал за «Мерседес».
— Не переживай, — успокаивал меня Эл, словно это я, а не он лишился машины, — главное, остались живы.
Она нисколько не изменилась, разве что чуть поправилась и обрела классические формы женщины, которой чуть за тридцать. С тех пор, как впервые увидел ее с Элом в кафе, прошло, наверное, лет 10 или что-то вроде того. Тогда она походила на смешную девчонку с вечно удивленными глазами. Именно такой я ее запомнил, и именно такой она так неожиданно предстала перед нами. Она подошла к Элу и прикоснулась губами к его лбу.
— Когда ты наконец прекратишь ломать себе конечности? — сказала она и присела на кровать.
— Лиза, — осторожно произнес Эл, словно не веря, что это действительно она, — как ты тут оказалась?
— Из газет узнала: «Известный олигарх Леонид ….. попал в аварию». Видимо, у меня на лбу написано навещать тебя в больницах, — сказала она и рассмеялась знакомым мне смехом, — может объяснишь, что с тобой случилось?
— Понимаешь… Мы тут решили… — он запнулся и посмотрел на меня.
— Кто это, мы?
Он взглядом указал в мою сторону. Она посмотрела на меня и вежливо поздоровалась.
— Ты не помнишь Хорена? — спросил Эл.
— Ну, куда ей вспомнить, — произнес я, — посмотри на мой нос. Тут родная мать не узнает.
— А я вспомнила, — вновь рассмеялась она, — вы ведь Эх? А еще, меня вы называли Элл, с двумя «эл».
— Точно, — просиял я и подумал, что обязательно найду ее после того как выпишусь из больницы.
5
Лиза ушла, но в палате остался легкий аромат ее духов. Эл молча уставился в потолок, а я принялся очищать принесенные Лизой апельсины.
— Хорен, — вдруг заговорил он, — ты можешь популярно объяснить мне, что за существа — женщины?
— Старик, и не пытайся понять их — этого никто не знает.
— Но ты же у нас, вроде, знаток женской психологии. Помнишь, еще в студенческие годы ты безошибочно угадывал, какая женщина клюнет на наши ухаживания, а какая нет. Да и вообще, для тебя не было проблем закадрить любую девушку, независимо…
— Эл, — остановил я его, — как ты не понимаешь. В период ухаживания девушки, обычно, отключают свою «психологию». Понимаешь, так надо, так заложено природой. Вначале покладистость, скромность, женственность, беззащитность и т.д. А после того, как он попадает в сети, они включают «психологию». Все это очень похоже на работу тумблера — включить, выключить…
— Но она не такая, — воскликнул он, — я в этом уверен.
— И я в этом уверен, — спокойно произнес я, — более того — она сама не догадывается о наличии этого чертового тумблера. Это же все на уровне инстинктов. Слушай, а ты хоть знаешь, почему она оставила тебя?
— В том-то и дело, что — нет. Просто, взяла и ушла.
— Так не бывает… Извини, а ты хоть попытался ее остановить?
Эл замолчал и вновь уставился в потолок. Прошло несколько минут прежде чем он ответил.
— Зачем останавливать человека, который хочет уйти?
— Знаешь, когда-то я очень любил одну женщину. Мы с ней долго встречались, но у нас так ничего и не получилось — мы с ней расстались. Знаешь, почему?
— Почему?
— Она требовала, чтобы я ее завоевал.
— То есть, как? — удивился Эл
— Ну, такой, понимаешь, антропологический бзик. Надо полагать, в древности мужчины завоевывали своих женщин, точно так же как ходили на мамонта или саблезубого тигра. Теперь, конечно же, изменились формы, но суть-то осталась?
— Так ты так и не смог завоевать ее?
— Наверное, не захотел…
— Возможно, я тоже…
— Тогда, давай есть апельсин, — сказал я и поднес дольку к его губам.
6
После больницы он вернулся домой, а через неделю появился у меня в квартире. Жене он сказал, что уезжает на месяц в командировку. Мне же пришлось взять отпуск за свой счет, и мы на целый месяц закрылись от всего мира. То был месяц бешенной страсти, бездонной любви. Мы не задумывались о том, что будет с нами через 30 дней, нас это просто не интересовало, интересовали только день сегодняшний, сиюминутное состояние.
Но вот, пришло время прощаться. Впрочем, прощания как такового, не было. Он тихо собрал вещи, уложил в чемодан, долгим взглядом посмотрел на меня и исчез за дверью. Я не пыталась остановить его, и даже была рада, что он уходит ибо… Даже не знаю, почему… Точно так же, десять лет назад, ушла я с той съемной квартиры, и точно так же он не препятствовал нашему разрыву. Было время, я жалела о том, что бросила его. Причем, расстались мы без особых на то причин… Впрочем, может причина и была, но я не могла четко объяснить ее себе. Просто, казалось, что так будет лучше для нас обоих. Хотя, я ждала, что он остановит меня, крепко обнимет, поцелует и скажет: «Никуда я тебя не отпущу». Почему он этого не сделал? Ведь нам так хорошо было вместе! Возможно, я и ушла тогда ради того, чтобы проверить его чувства?
Он ушел и я вновь осталась одна. Словно и не было того месяца, той страсти, той любви. Не было города, где мы когда-то встретились и полюбили друг друга. Сейчас мне даже не верится, что когда-то в нашем городе не было света и отопления, в квартирах было холодно. Приходилось обогревать их дровами или керосином. Было трудно, но мы особо не жаловались, поскольку были молодыми и с надеждой смотрели в будущее. Теперь я с теплотой вспоминаю нашу маленькую комнатушку с керосиновым обогревателем посредине, зажженные свечи, скудно освещающие комнату. А за окнами было холодно и снежно, и ветер зло завывал. Нам было хорошо и уютно в нашей обители. И мы с ним сидя за столом и глядя на слабое пламя свечей, вполголоса читали.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
7
Потом Эл надолго пропал. От знакомых узнал, что подался не то в Россию, не то в Прибалтику. Однако, как оказалось, осел в Калифорнии, где, как говорят, стал довольно успешным бизнесменом. Чем занимается теперь Лиза, я тоже не знал. Хотя и пытался навести справки, ибо, не скрою, желал ее видеть. Сам не знаю, почему… Наверное, питал к ней определенные чувства?
Прошло, наверное, еще лет десять после того дня, когда мы с Элом оказались в больнице, и к нам приходила Лиза. С тех пор изменилось многое. Изменился Ереван, изменились его улицы и площади, изменилась сама аура города, который, несомненно стал краше и солиднее или, иными словами, презентабельнее. И люди стали другими. Я уже не встречаю на улицах города тех людей, которых встречал раньше. А тех, которых удается все же встретить, настолько изменились, что я просто не узнаю их. Разумеется, канули в прошлое темные и холодные 90-е годы, люди даже не вспоминают о них или, скорее, просто не хотят этого делать, или, если даже вспоминают, то как кошмарный сон. Я тоже пытаюсь забыть о них. Иногда получается, а иногда — не совсем. Ведь, убеждаю я себя, они же были и никуда не деться от них? А еще были Эл с Лизой и то кафе, где мы встретились, больница, куда мы попали, и еще много других ситуаций, которые засели нестираемым файлом в мозгу.
Решил после работы пройтись пешком. И опять был теплый май, и опять благоухала сирень. Даже не знаю как это случилось, но ноги сами привели меня к тому кафе. В помещении никого не было, разве только бармен и спящий в самом углу кафе некий посетитель. Заказав кофе, я уселся у окна и начал наблюдать за прохожими.
— Эх… — услышал я голос за спиной и обернулся.
Странно, но как и 10 лет назад, она почти не изменилась, если не считать прически, которая несколько взрослило ее и… Впрочем, нет… — она изменилась и даже очень. Возможно, для меня она осталась той же Лизой… Человеком, которого я так хотел встретить на улицах своего города.
— Неужели, не узнал? — улыбнулась она. Вот улыбка, уж точно, ни сколечки не изменилась, успел заметить я.
— Элл с двумя «л»? — совершенно растерянно произнес я, — разве я мог забыть тебя?!
— Как дела? — спросила она и присела напротив.
— Хорошо. У тебя как?
— Нормально.
Любопытно, подумал я. Сколько раз я представлял себе этот день: случайно встречаю ее на улице, идем в кафе, долго беседуем… Вот мы и встретились, а я словно язык проглотил. Даже не знаю, о чем с ней говорить. От смущения начал пристальней рассматривать прохожих. А потом заметил, что и она смотрит в окно.
— Удивительно, — вдруг произнесла она, — все в жизни меняется. Посмотри, как изменилась улица напротив, тротуар стал пошире. Вместо того бутика раньше была кондитерская, где можно было бы купить отменные шоколадные трюфеля. А дальше была сберкасса, а теперь непонятно что.
— Тебя это удивляет?
— Удивляет то, что не меняются запахи. Уверена, что десятки тысяч лет назад сирень источала тот же аромат, что и сегодня. После дождя пахло озоном, а в жару раскаленным воздухом. Тебя это не удивляет?
— Лиза, — тихо произнес я, — я очень… очень рад видеть тебя. Знаешь, я уж надежду потерял, что когда-нибудь встречу… — Она посмотрела на меня и слабо улыбнулась.
— Ты знал, что он был здесь?
— Если ты говоришь об Эле, то давно не встречал.
— Мы с ним виделись. Он хотел забрать меня к себе… Говорил, что развелся с женой и…
— А ты… — перебил я ее.
— Как видишь, я здесь, с тобой.
— Лиза…
— Знаешь, нам было так весело вдвоем. Он был так внимателен, нежен, романтичен. Представляешь, мы читали Пастернака… — она прищурила глаза и начала читать, — «Мело, мело по всей земле во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…» Затем что-то произошло, что-то изменилось в нем. Впрочем, иногда корю себя, а может это я изменилась? Не знаю… — Она так внимательно смотрела в окно, словно рассказывала свою историю прохожим. — С тех пор утекло много воды, пропали прежние ощущения, никак не могу вспомнить себя… Не могу вспомнить ту съемную квартиру. Впрочем, раньше часто, а теперь реже вижу ее во сне, но в ней нет уже той теплоты, той свечи на столе…
— Жалеешь, что ушла от него.
— Раньше жалела, теперь нет. В один прекрасный день поняла, что не нужна ему.
— Так ведь, он приехал за тобой?
— Не за мной, а за воспоминаниями… Он никогда не любил меня. Да и вообще, — вдруг она вышла из оцепенения и бодрым голосом произнесла, — лучше бы он не приезжал. Ведь я уже начала забывать его, даже собралась устраивать личную жизнь.
8
Мне 50 с хвостиком или, если точнее, хвостом. Боже мой, как ОНО летит… Впрочем, дело не в том, что ОНО летит (живем-то по законам диалектики), а в том, что нет возможности купить обратный билет. Не для того, чтобы прожить жизнь заново — это было бы скучно, а для проведения ревизии, для того, чтобы пережить заново определенные ситуации и внести коррективы, то есть, проще говоря, отретушировать изъяны. Наверное, умный и практичный человек посоветовал бы просто не совершать ошибок. Может быть, он был бы и прав, но я о другом. Если бы стало возможным хотя бы на короткое время вернуться в прошлое, то я бы хотел вновь оказаться в том кафе и заново пережить встречу с Лизой. Теперь-то я знаю, что тогда нужно было бы проявить больше смелости, инициативу, предложить руку и сердце, в конце-концов. Я бы ей сказал, что полюбил ее очень давно, еще с первой нашей встречи в этом же кафе, где она была с Элом. Она бы узнала, что для меня значил ее неожиданный поцелуй. А еще я сказал бы, что до сих пор люблю ее… Правда, я не знаю, как бы она отреагировала на мои признания. Если бы она захотела, чтобы я ее завоевал, как некогда хотела того другая женщина, то я был бы готов сделать это. А вот, если бы она сказала, что до сих пор любит Эла — что тогда?
В Ереване вновь весна, май, теплынь… Я направляюсь в сторону того же кафе, естественно с той надеждой, что встречу Лизу. Подхожу к проспекту Маштоца, привычно сворачиваю вправо, бодрым шагом следую в сторону Оперного театра, сворачиваю на улицу Туманяна, перехожу на противоположную сторону, и надо пройти еще метров 100, прежде чем будет то кафе. Но его там нету. Осталось только помещение, витрины которого обклеены толстой серой бумагой, а перед входом нагромождение строительных материалов.
— Ремонт, — говорит мне рабочий.
— Когда же откроется кафе? — спрашиваю.
— Какое кафе? — удивляется тот, — здесь будет офис.
Ловлю себя на том, что несмотря на весну и май, более не ощущаю запахов цветущей сирени и акации. Может, подумал я, Лиза ошибалась, и запахи все же меняются со временем, или теряют остроту? Или, быть может, со временем в нас что-то меняется, или просто притупляется обоняние?
********************
Эту историю я назвал ереванской, ибо произошла она в Ереване. Хотя, как вы сами понимаете, похожая история могла бы произойти в любом другом городе Земного шара. Но так уж вышло, что она имела место в моем родном городе, по улицам которого ходили Лёнька, Лиза, я и многие, многие наши друзья, знакомые, да и незнакомые, но такие милые нашему сердцу ереванцы. И все мы оставили определенный след в истории нашего города, точно так же, как след этот оставило предыдущее поколение и оставит поколение грядущее. Возможно, в этом рассказе кто-то узнает себя или историю, которая произошла с ним, что, впрочем, не удивительно, поскольку уж очень схожи людские судьбы. Хотя, подчас нам кажется ( или просто хочется, чтобы так было), что наша история стоит особняком и не похожа на другие. Любопытно, только что пришло в голову, быть может наша сирень тоже самонадеянно думает, что ее благоухание особенное и неповторимое?