ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Вместо той галереи, что на Центральной, когда-то стоял кинотеатр. А сама улица была гораздо шире, да и не так плотно застроена. Теперь она стала другой – не хуже и не лучше, просто, другой. По обе ее стороны протянулись фешенебельные бутики, бары, рестораны, ювелирные магазины. Они пестрят блестящими витринами, зазывают загадочными вывесками, и опрятно одетые мененджеры улыбаются вам широкой доброй улыбкой.
Галерея небольшая, но уютная, и изысканно обставлена. Внутри, в глубоком кожаном кресле а-ля ампир, сидит женщина в белом платье. Она что-то читает и время от времени улыбается. Перевожу взгляд на картины и задерживаю его на одной из них. На небольшом холсте в темно-бордовых тонах изображен двор, посреди которого стоит деревянный стол с длинными скамейками по бокам. На заднем плане – двухэтажный каменный дом. Он написан несколько размыто, криво, с нарушением законов перспективы… крыша конусообразно уходит вверх. Кто поймет этих художников!? И все же, чем-то эта картина привлекает, завораживает. Я оказался в плену некоего, необъяснимого настроения…
Из оцепенения вывел звон дверного колокольчика. На пороге стояла женщина в белом платье.
— Уверяю вас — мягким грудным голосом произнесла она, — изнутри экспозиция смотрится гораздо лучше.
Я улыбнулся и вошел внутрь. Женщина подала каталог и вопросительно посмотрела на меня.
— Собственно, — замешкался я, — я не коллекционирую картины, а посему…
— Ну что вы, что вы, — мягко прервала она меня, — разумеется, вы не обязаны… просто посмотрите. Выпьете что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Я подошел ближе к картине и обнаружил, что она написана вовсе не в бордовых тонах, как показалсь ранее, а в тоне сепия и, словно в подтверждение этого, замечаю название: «Двор в кофейных тонах». А еще, присмотревшись, понял, что двор этот, в коричневых тонах, мне хорошо знаком. Быть может, именно поэтому картина так привлекла меня?
— Вам нравится эта работа? – послышался ее мягкий голос.
— Да.
— У вас хороший вкус.
— Вы полагаете? Кстати, — перешел я к другой теме, — я не нашел ее в каталоге.
— Ее там никогда и не было, — сказала она и наткнулась на мой любопытный взгляд. – Не удивляйтесь, автор не собирается продавать ее…
— Кто он? – спросил я.
— Вы спрашиваете об авторе?
-Да.
— Его зовут Артур Н.
— И как я могу его найти?
— Никак. – В ее голосе проскользнул металл.
— Его нет в живых?
— Нет, он живой, — усмехнулась, почему-то, она.
Побродив какое-то время по галерее, я вышел на улицу, зашел в соседнее кафе, выпил кофе с сигаретой, а затем, взяв такси, направился в южную часть города. Я не помнил адреса, но точно знал, что тот дом был рядом с аэропортом. Там почти круглосуточно взлетали и садились самолеты, наполняя оглушительным воем турбин всю округу. При этом в доме звенели оконные стекла и посуда в серванде, а мать морщилась и закрывала ладонями уши.
Жили мы в том доме совсем недолго, что-то около двух лет. Впрочем, это теперь кажется н е д о л г о, а тогда… Тогда мать все время причитала, жаловалась на неустроенность, устраивала отцу сцены. «Неужели, — говорила она, — мы всю жизнь проживем в этом кошмарном доме, и будем глохнуть от шума самолетов?». Мне было лет 10-12 и те два года казались мне вечностью. И я вовсе не хотел съезжать с той квартиры, поскольку был влюблен в соседскую девочку Лили. Она, конечно, не догадывалась о моих чувствах, да и я особо не старался открывать ей сердце. Мы просто дружили, и нам было хорошо вместе. А еще, у нее был брат Левон. Он был нелюдим, неразговорчив и вечно смотрел исподлобья. Должен признаться, я его побаивался и старался избегать общения с ним. Впрочем, он сам тоже особенно не стремился водиться со мной. Однако, от случая к случаю, мы, все же, сталкивались.
Как-то, обнаружив брешь в ограждении, пробрался на летное поле. Задрав голову, я с восхищением смотрел на взлетающие самолеты. Они пролетали достаточно низко и оглушительно ревели турбинами. Было страшно, болели перепонки, но я продолжал стоять – хотелось побороть страх, самого себя… В следующий раз привел с собой Лили. Мы стояли в конце полосы и ждали взлета. Когда самолет оказался над нашими головами, Лили закрыла уши, зажмурилась и всем телом прильнула ко мне. Она вся дрожала, ей было страшно. Затем к нам присоединился Левон. Мы молча всматривались в горизонт, и ждали появления самолета. И вот, под ногами задрожала земля, послышался нарастающий гул и через пару секунд из-за горизонта вынырнул огромный лайнер. Он стремительно приближался и на миг показалось, что самолет врежется в заграждение. Но он плавно оторвался от земли и словно гигантская птица взмыл в небо. Открыв глаза, я увидел Лили. Она крепко прижимала ладони к ушам и никак не хотела открывать зажмуренные глаза. Левона с нами не было.
Попросив таксиста остановиться неподалеку от аэропорта, я вышел из машины и зашагал вдоль летного поля. Надо было пройти около 200 метров и свернуть направо, миновать складские помещения, пересечь пустырь и спуститься с горки. Там и должно быть то здание. Я не надеялся, что оно сохранилось. Мало ли теперь сносят, рушат, ремонтируют до неузнаваемости, перекрашивают в ужасные цвета. Очень может быть, вместо того дома увижу кафе, клуб, прачечную… да все что угодно. Прошло-то столько лет!
Он почти не изменился, разве что, чуть обветшал. Поймал себя на мысли, что в детстве как-то и не примечал, что дом коричневый. Впрочем, не только это. К примеру, не примечал черепичной крыши, что большая редкость на сегодняшний день. А еще, приглядевшись, заметил, что при определенном ракурсе крыша действительно конусом уходит в небо, как на той картине. Кое где были выбиты стекла, а на первом этаже некоторые оконные рамы и вовсе висели на одной петле и жалобно поскрипывали на ветру. Зато хорошо сохранилась дверь: дубовая, крепкая, двустворчатая. Прежде чем войти в дом, присел на скамейку и облокотился о стол.
Левона я увидел убегающего с летного поля. Он бежал быстро, не оглядываясь, и очень скоро скрылся за колючей проволокой. Я был счастлив… был счастлив от того, что вышел победителем, я больше не боялся его и чувствовал свое превосходство. Он испугался самолета и убежал с поля, как трус…
— Какой же трус твой брат! – воскликнул я и рассмеялся, — а еще корчит из себя…
Лили поджала губы и посмотрела в сторону. Затем медленно перевела взгляд на меня и сказала:
— А ты дурак.
В тот самый день закончилась наша дружба с Лили. Она, словно не замечала меня… будто меня вовсе и не было. Пару раз я пытался заговорить, и даже попросить прощения, но тщетно – она не желала не то что разговаривать, но и видеть меня. Жизнь стала для меня мукой.
А потом у отца дела пошли в гору и мы купили дом в другом конце города. Там не было ни аэропорта, ни воющих самолетов и, соответственно, маминых причитаний. Я перевелся в престижную школу, и у меня появились престижные друзья. Казалось, все складывается как нельзя лучше. Но я тосковал по Лили, по тому дому с продолговатым двором, гремящим над головой самолетам, терпкому запаху авиационного керосина… Словом, в один прекрасный день неудержимо захотелось побывать там. Разумеется, я не тешил себя надеждой восстановить отношения с Лили. Просто, было интересно вновь взглянуть на то, что когда-то было неотъемлемой частью жизни, восстановить прежние ощущения, сравнить их с настоящими. В конце концов, хотелось вновь побывать на летном поле и ощутить прилив адреналина.
Они стояли у самого края заграждения лицом к взлетной полосе. Левой рукой она держала брата за руку, а правой прикрывала правое ухо, а левое ухо было прижато к плечу. Я усмехнулся, подошел к ним и встал рядом. Лили выпрямилась и странно посмотрела на меня. Затем повернулась к брату и я заметил, как она крепче сжала его руку. У Левона было белое, как мел лицо, и он, кажется, не замечал меня. Стиснув зубы, он напряженно вглядывался в горизонт, откуда должен был появиться лайнер.
Обогнув дом, зашагал к летному полю. К моему удивлению здесь ничего не изменилось, даже тропинка осталась такой же: извилистой и в меру протоптанной. Тот же запах керосина… Но, вместо проволочного заграждения – высокая бетонная стена. Интересно, подумал я, когда она тут появилась, и зачем они ее возвели? Ведь так было здорово! Я задрал голову и посмотрел в небо – оно было голубым и чистым.
Побродив вдоль бетонной стены, и не обнаружив лаза, я вернулся к дому. Поднялся на второй этаж и остановился рядом с дверью, за которой прошли целых два года моей жизни. Дощатый пол корридора с облупившейся краской, фанерная дверь с потрескавшейся вокруг штукатуркой, потемневший от копоти потолок, запах сырости… Кажется, все так и было… Прежде чем я успел взяться за дверную ручку, дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояла женщина в белом платье.
— Я знала, что ты придешь, — произнесла она все тем же мягким голосом, — проходи, будь как дома, — с неуловимой уронией добавила она и посторонилась.
— Ты здорово изменилась, — сказал я и прошел в комнату.
— Такой я тебе не нравлюсь?
— Нравишься.
Она внимательно посмотрела на меня и рассмеялась.
— Теперь ты выглядишь лучше.
— Мы так и будем обмениваться комплиментами? – резко парировал я.
Она замолчала и закурила. Затем подвинула стул и села.
— Тогда ты был прыщавым, смазливым и до невозможности занудным. Впрочем, мне нравилось ходить с тобой на летное поле и смотреть на самолеты. – Она затянулась и стряхнула пепел на пол. – А ведь ты любил меня, признайся, — кокетливо произнесла она.
— Может быть, не помню…
— Не помнишь? – удивилась она, — быть может, ты не помнишь и то, как обидел брата?
Я подошел к Лили и, наклонившись, взял ее за плечи.
— Послушай, я тебя очень любил… хотел сказать об этом, но… Потом эта история с твоим братом. Я пытался попросить прощения, но вы с ним даже не обращали на меня внимания. Ты же помнишь, после того как мы переехали в новый дом, я раз приезжал сюда и видел вас на поле…
— Приходил позлорадствовать… конечно, помню…
— Да нет, все было не так, — начал было я, но осекся, — а, впрочем, какое это имеет сейчас значение. – Отпустив ее плечи, я выпрямился и подошел к окну. – Прошло столько времени. Странно, как вообще сохранился этот дом. А что стало с братом? – спросил я и обернулся.
Она посмотрела на меня тем же странным взглядом, как много лет назад на летном поле. Я вспомнил ее пустые и холодные глаза, и мне стало не по себе. Однако в следующий миг она улыбнулась и сказала:
— Он в соседней квартире.
— То есть…
— Да, в 25 квартире – там, где мы раньше жили.
Я быстро вышел из комнаты, свернул направо и остановился у двери с табличкой под номером 25. Собирался постучать, но вместо этого легонько толкнул дверь, она поддалась и отворилась. Моему взору открылась комната, заваленная картинами, холстами, подрамниками, коробками с красками. А посредине стоял мольберт, за которым вполоборота, ссутулившись сидел мужчина с проседью в волосах. Он исподлобья смотрел на холст и что-то бормотал себе под нос. На холсте было изображено зеленое летное поле и взлетающий над ним серебристый лайнер. Картина была написана до того искусно, что на миг ощутил себя на летном поле, и даже послышался грохот турбин.
— Привет, Левон… – Я стоял позади него.
— Он не слышит тебя, — послышался голос Лили. Она стояла в дверях и смотрела в сторону. – Оглох 20 лет назад… на летном поле… лопнули перепонки.
Я недоверчиво посмотрел на нее.
— В тот раз он был без меня, и подобрался слишком близко… лайнер пролетел буквально в нескольких метрах над головой. Потом он попал в больницу, было расследование, на нас наложили крупный штраф, а вместо проволоки поставили бетонную стену.
— Что было потом?
— Потом? – переспросила она. — Ну, ты же сам видишь. – Лили обвела взглядом мастерскую. — Потом, — продолжила она, — неожиданно для всех нас, он начал рисовать, стал известным художником…
— … Артур Н.
— … его работы хорошо продавались, я смогла приобрести ту галерею и…
— Почему же он здесь? — остановил я ее
— Он сам так захотел. Понимаешь, он не может без поля.
Левон отложил кисть и скользнув взглядом мимо меня, вопросительно уставился на сестру. Та одобрительно улыбнулась ему, а затем обратилась ко мне:
— Ты пойдешь с нами?
— Куда?
— Не догадываешься?
— Ах да, конечно же… Даже не знаю…
— Понимаю, тебе неприятны воспоминания…
— Совсем наоборот, — вышел я из замешательства, — просто хочется оставить все как есть… как было…
— Что ж, дело хозяйское.
Она подошла к брату, взяла его за руку и повела к выходу.
— Кстати, чуть не забыла. – Они уже стояли в дверях. — У нас с братом для тебя сюрприз.
Она прошла в другой конец комнаты и подняла прислоненную к стене картину.
— Возьми, — сказала она и протянула ее мне, — за нее давали огромные деньги, но мы с Левоном не захотели продавать ее. Теперь она твоя.
Это была картина из галереи, или — кусочек моего детства, обрамленный ажурной коричневой рамкой.