• Вс. Окт 6th, 2024

Варужан Назаретян. Дом у озера

Ноя 19, 2015

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Варужан Назаретян
Варужан Назаретян

Тот дом у озера казался большим и красивым, с широкими белыми стенами и высоким потолком.  А люди, проживающие в нем, запомнились добрыми,  отзывчивыми и гостеприимными. Впрочем, тогда я сам был таким же. Теперь я стал взрослым, ворчливым и уставшим. Подозреваю, что обитатели того дома тоже стали другими. Да и сам дом, наверное, обветшал, покосился и покрылся плесенью. И стены его, наверняка, давно уж посерели и потрескались. И вообще, может его уже не существует – снесли.

Сам не знаю, почему вспомнил тот дом и то озеро. Впрочем, разве можно разобраться в механизмах, регулирующих человеческую память? Иногда так хочется вспомнить то или иное, но, как назло, именно в ту минуту невидимые клапаны памяти захлопываются, и человек теряет связь с прошлым или, скорее, с конкретным эпизодом из прошлого. Бывает и наоборот – нежданно-негаданно, вдруг из глубоких и отдаленных сегментов памяти всплывают совершенно забытые картинки или запахи, напоминающие что-то. Если быть до конца откровенным, дом тот я вспомнил не случайно, и вот как это произошло. На прошлой неделе приятель пригласил в гости к своим знакомым. Особенно идти не хотелось, но приятель настаивал, обещал интересный вечер. День тот, как и я предполагал, прошел скучно и серо (во всяком случае для меня). Говорили, в основном, о политике, чего я терпеть не могу. Затем затронули искусство, но разговор шел на откровенно диллетантском уровне, отчего я окончательно заскучал и принялся нетерпеливо и где-то даже вызывающи поглядывать на часы. Разумеется, приятель заметил моё скисшее выражение лица и улучшив момент, понимающи кивнул, что означало: «потерпи…». И тут зазвучал рояль. Комната наполнилась звуками музыки. Исполнение было до того хорошим, что мне даже расхотелось уходить. За инструментом сидела немолодая уже женщина с аккуратно причесанными светлыми волосами и удивительно тонкими и нежными чертами лица. Я неотрывно смотрел на пальцы ее рук. Они изящно ложились на клавиши, затем плавно поднимались, на миг замирали и вновь опускались на клавиатуру. Она закончила играть, но ее пальцы продолжали беззвучно перебирать клавиши. Женщина, чувствуя мой взгляд, осторожно повернула голову в мою сторону и улыбнулась.

— Скрябин..? — спросил я.

— Да.

— Довольно редкая вещь.

— Вы музыкант?

— Нет. Когда-то слушал эту вещь… Не знаю почему, но она запомнилась.

— Вы запомнили исполнителя? – неожиданно спросила она и внимательно посмотрела на меня.

— Это было так давно…

Тем далеким летом я отдыхал на озере. Мог бы провести отпуск в Европе или, на худой конец, у побережья. Однако, почему-то, выбор был сделан в пользу отдыха на природе. Я снял небольшой коттедж на берегу и, надо сказать, был весьма тому рад. Был рад, потому что, несмотря на летний сезон, здесь было на удивление мало отдыхающих, что вполне устраивало меня, учитывая мою тягу к уединению. К тому же, мне нравился мой коттедж, уютно примостившийся почти у самой кромки воды. А ещё был малюсенький причал с вёсельной лодкой, что особенно приводило меня в умиление. Было очень тихо и спокойно… Само озеро было окружено густым лесом, из чащи которого на водную гладь выглядывали деревянные  фасады других коттеджей. Однако не все они располагались у воды. Многие из них были разбросаны в глубине леса и поэтому не были видны с озера. Почти не было видно и отдыхающих. Впрочем, я и сам почти не выходил из дому. Разве что, пару раз катался на лодке, раз прошелся по лесу, и побывал в продуктовом магазине, что в соседней деревне.

Среди других строений дом тот выделялся — возможно, своим классическим стилем или, быть может, строгими линиями. Он был лишен архитектурных излишеств и кричащих элементов, но при этом отличался неповторимым изяществом и, что привлекало более всего, пуританской скромностью. Каждый раз, проходя мимо него или проплывая на лодке, я невольно задерживал взгляд на его маленьких деревянных башеньках, ажурно вырезанном крыльце, мезонине с окошками и резными ставнями, просторной террасе, уставленной соломенными стульями и большим деревянным столом. Мне нравился так же цвет того дома – он словно специально был выкрашен в светло-оранжевый колер, который так удачно гармонировал с голубым цветом озера и окружающим его зеленым лесом.

Как-то, проходя в очередной раз мимо того дома, я услышал звуки пианино. Невольно, остановившись у полуоткрытого окна, я прислушался. Музыка доносилась со второго этажа. Незнакомая мне мелодия нежно ласкала слух. Ее звуки сливались с легким плеском волн на озере, с плывущими прозрачными облаками на голубом небе, с прянным запахом зеленой растительности, шелестом листвы высоких деревьев. Я был очарован и обескуражен.

— Вы кого-то ждете? — услышал я голос сзади и обернулся. Передо мной стоял мужчина средних лет. На нем была широкая соломенная шляпа, широкие хлопчатобумажные брюки и резиновые перчатки на руках.

— Собственно, нет… — замешкался я, — просто…

— Я садовник,- улыбнулся он довольно приятной улыбкой, — могу чем-нибудь помочь?

— Да нет…

— Вы отдыхающий?

— Да, — быстро сказал я и сделал шаг в сторону, собираясь уйти. Однако садовник оказался наредкость словоохотлив и мне пришлось задержаться.

— В прошлом году вас здесь не было?

Я покачал головой и выжидающи посмотрел на него.

— Подождите малость, я сейчас доложу о вас.

Я хотел было возразить, но он жестом остановил меня.

— Хозяева любят гостей, они будут рады вам, — сказал он и исчез

за дверью. А еще через минуту на пороге дома появился пожилой мужчина. Он с легкой улыбкой подошел ко мне и подал руку.

— Добрый день, молодой человек, — вежливо произнес он и крепко пожал руку, – вы кого-нибудь ищете?

— Нет нет, — поспешно произнес я, — просто проходил мимо…

— Как раз мы собирались пить кофе на веранде. Не составите ли нам компанию?

— Право, не знаю что и сказать…

— А не надо ничего говорить, — рассмеялся он и жестом пригласил в дом.

Мне вовсе не хотелось принимать приглашение, поскольку у меня были иные планы, но и отказать было неудобно. К тому же, если честно, я был несколько заинтригован. Теперь, по прошествии лет, я не могу описать внутреннее убранство дома. Но я совершенно четко помню свои впечатления, связанные, скорее всего, с запахами. И, согласитесь, запахи чаще всего наводят на определенные ассоциации. С их помощью можно вспомнить ситуации давно минувших лет, людей, какие-то обрывки диалога. И если получится удержать в памяти неожиданно услышанный запах, то можно и вовсе на время переместиться в прошлое.

Веранда была залита утренним, пока еще нежарким солнцем. Его нежные золотистые лучи осторожно ложились на белую скатерть, играли веселыми бликами на фарфоровой посуде,  освещали лица улыбающихся людей. Передо мной предстало живописное полотно. Оно было написано солнечной акварелью и воздухом… И был еще запах… Умопомрочительный запах, не поддающийся определению. Но теперь я могу сказать точно — то был запах утреннего солнца. А еще, перед нами было озеро. Оно было тронуто легкой серебристой рябью. И еще была тишина, если не считать все еще доносившиеся сверху звуки чарующей музыки.

Хозяин пригласил меня за стол, в сам сел напротив.

— Правда, у нас красивые места? — спросил он и улыбнулся.

Не успел я ответить, как в дверях появилась женщина. Она с нескрываемым любопытством посмотрела на меня, затем вопросительно взглянула на мужчину.

— Наш гость, отдыхающий, — произнес он и привстал с места, — моя жена, Элизабет.

— Артур, — представился я.

Женщина изящно подала руку. Я встал с места и прикоснулся губами к ее руке. Теперь мне достаточно трудно описать ее внешность, разве что припоминается ее широкий цветастый сарафан и бледно-розовую широкополую шляпу с голубой ленточкой. Но я до сих пор помню и, кажется, буду помнить до скончания своего века этот удивительный, благоухающий аромат ее руки.

— Артур… –  мечтательно повторила она, — есть в этом имени что-то благородное, рыцарское. Мне оно всегда нравилось… Виктор, подай пожалуйста молочницу, — обратилась она к мужу, а затем вновь посмотрела на меня. – Артур, вы надолго к нам?

— Думаю, до конца сезона, мисс…

— Не называйте меня так, прошу вас, — умоляющи произнесла она, — я еще не так стара, не так ли Вик? Зовите меня Элиз.

— Разумеется, дорогая.

— Надо полагать, Элиз, — обратился я к ней, — это вы играли на пианино?

— Я играла на рояле. Вам понравилось?

— Очень.

— Любите музыку?

— В известном смысле…

— Что значит — в известном…

— Ну, скажем так, к меломанам я себя не отношу, но…

— Я играла этюд Скрябина. Вы любите Скрябина?

— Честно говоря, не знаком с его музыкой, но то что вы играли было прекрасно.

— Думаю, вы лукавите.

Я удивленно поднял брови.

— Только меломан мог бы оценить этот этюд.

— Серьезно?

— Его практически не исполняли, он малоизвестен даже известным пианистам. Понимаете, люди привыкли к музыкальным штампам. К примеру, среди широких масс Бетховен известен своей «Лунной сонатой», Григ своим фортепианным концертом, «Времена года» — это Вивальди, Баха в основном знают по «Токате и фуге ре-минор» и т. д. Тогда как все эти композиторы имеют куда более значимые произведения.

У Виктора не сходила улыбка с губ. Впрочем, именно таким, вечно улыбающимся он и запомнился мне. Он снисходительно, но и вместе с тем умиленно смотрел на жену, а когда наши с ним взгляды встречались, многозначительно поджимал губы, словно хотел сказать: «Правда, она мила…». Элиз продолжала говорить о музыке и исполнительском искусстве. Мы же с Виктором терпеливо слушали и не отводили от нее восхищенных взглядов. Да, вы не ослышались, я действительн был восхищен и для этого мне понадобилось всего каких-то 30 минут, за которые я мысленно успел обласкать ее нежные округлые плечи, поцеловать ее чувственные губы, осторожно прикоснуться к ее чудным золотистым волосам, волнисто падающих на плечи… Я готов был слушать ее еще и еще, но…     — А не покататься ли нам на лодке? – предложил Виктор, удачно воспользовавшись паузой.

Элиз с легким укором посмотрела на мужа, но затем звонко рассмеялась.

— Понимаю, что порядком надоела вам своими разговорами, но надо же мне хоть изредка с кем-то говорить? Порой бывает так скучно…

— Дорогая, обещаю – на следующей же неделе поедем в город. Сходим в филармонию или оперу…

— Дорогой, — перебила она его, — ты уже целый год обещаешь. Ну, да ладно, я не в обиде. Подождите меня секунду, я схожу за зонтом.

Она ушла и мы остались одни.

— Такие вот у нас дела, — развел он руками, — она права. Все как-то не получается вырваться в город. А если, честно, то вовсе и не хочется покидать эти места. Я так привык к тишине и уединению. Наверное, сказывается возраст – скоро 60 стукнет. Впрочем, вам молодым не понять меня…

— Почему же, — возразил я, — мне 24, но я тоже предпочитаю уединенный образ жизни.

— Да, но у вас есть выбор. Вы можете чередовать уединение с активным образом жизни. Кстати, вы почти ровестники с Элизабет.

Я бывал у них практически каждый день. Если же по тем или иным причинам я пропускал очередной визит, то на следующий день за мной посылали. Обычно приходил садовник и неизменно спрашивал: «У вас все в порядке, сэр?». Мы часами гуляли по лесу, катались на лодке, играли в теннис, обедали, пили кофе или чай на веранде. Один раз даже сходили в деревню, где в местной харчевне отведали парасенка на вертеле и выпили домашнего вино. Почти каждый вечер Элизабет устраивала нам мини-концерты. Она играла Шопена, Брамса, Чайковского. Мы с Виктором слушали и аплодировали, кричали браво и вызывали на бис. А еще мы беседовали на самые разные темы, рассказывали интересные истории и т. д. Однако, странным казалось то, что мои новые друзья так и ничего не рассказали о себе, то есть я практически ничего не знал о них – кто они, откуда, чем занимаются. Я даже не пытался спрашивать, ибо был уверен, что ответа не получу. Правда, и они особенно не интересовались моим прошлым. Нам просто было хорошо вместе, и мы не хотели омрачать наши будни ненужными расспросами. Жизнь в те дни казалась иной. Не лучше и не хуже, а просто иной, необычной (и по-прошествии многих лет, она по-прежнему будет восприниматься всего лишь как приснившийся прекрасный сон). А в какой-то миг и вовсе подумал, что жить нужно именно так. Хотя, прекрасно понимал, что ничто не постоянно в этом мире. Понимал и то, что скоро придется покинуть этот милый дом и его милых обитателей, и вновь окунуться в городскую рутину. А еще я был влюблен  в Элизабет, хотя и ясно осозновал, что моя тихая и скромная любовь останется в моем сердце, и никто о ней не узнает. Впрочем, мне этого было вполне достаточно. Все равно, думал я, мне не на что надеятся, и пусть мои чувства останутся мимолетным штрихом или, быть может, красивой фантазией.

В последнее время замечаю, что из дома пропадают вещи. Они просто исчезают из поля зрения. Вещи не ценные, а так себе – бытовые, повседневные. Для начала они исчезают из поля зрения, то есть я их не нахожу там, где они должны быть, и были всегда. А затем, они и вовсе пропадают. Мистика какая-то… Впрочем, бывает и так, когда они случайно обнаруживаются в самых неожиданных местах и какое-то время остаются в поле зрения, а потом вновь пропадают. Так случилось с фотографией, сделанной на озере в тот год. Снимок был сделан на веранде. Хорошо помню тот день (вернее было сказать – вспомнил после встречи с пианисткой). После обеда мы потягивали легкое вино и любовались озером. Элизабет сидела напротив меня,  полуоборотом к озеру. Лучи контрового света со стороны озера ярко освещали ее белую широкополую шляпу и проходя через полупрозрачную ткань, мягко ложились матовыми бликами на ее лицо. Картинка была до того чудесной, что я не удержался от соблазна сделать снимок. Долгие годы фотография хранилась в ящике моего стола, и я был уверен, что она там, но ее там не было. Посмотрел в других ящиках, но безрезультатно.

Как-то ранним утром мы с Виктором гуляли по лесу. Роса на листьях еще не успела высохнуть, а первые лучи солнца только коснулись верхушек деревьев. Было прохладно и тихо. Мы старались не говорить, дабы не нарушить утреннюю тишину леса

— Вам нравится Элизабет? – наконец нарушил он молчание.

— Да, — уверенно произнес я.

— Вы ее любите?

— Простите… – неуверенно произнес я.

— Нет, — остановил он меня, — это вы меня простите за бесцеремонность. Понимаю, что поставил вас в неловкое положение, но поймите и вы меня. Мне необходимо знать… Она вас тоже любит, я это чувствую, и, поверьте, в этом нет ничего удивительного… О, Господи, что я говорю… — он осёкся, замолчал, но через мгновение продолжил. – Я уже стар и не могу дать ей того, в чем она нуждается. Посмотрите, я даже не могу вывести ее в город, а ей здесь скучно, она здесь чахнет. Слава Богу, появились вы и в какой-то степени разбавили нашу однообразную жизнь. Понимаете, я очень люблю ее и хочу, чтобы она была счастлива.

Он замолк, и только лишь хруст сухих веток под ногами нарушал наше молчание. Я оказался в довольно неловкой ситуации и просто не знал, как себя вести, как реагировать на слова Виктора. Искал подходящие слова, но понимал, что любая фраза в данной ситуации будет звучать глупо.

— Честно говоря, — начал я, — мне трудно понять вас. Она действительно нравится мне и, может быть, я люблю ее, но это же ничего не меняет?

Виктор внимательно посмотрел на меня и предельно серьезным тоном продолжил.

— Пожалуйста, выслушайте меня и постарайтесь не перебивать. – Он сделал небольшую паузу, после чего начал свой рассказ. – Вместе мы живем относительно недолго – что-то около пяти лет. Так вот, пять лет назад я познакомился с ней в кафе, где она работала официанткой. Вижу ваше изумление и понимаю вас, ибо сам был удивлен не меньше вашего. Тогда она была до невозможности привлекательна, хотя, как вы сами видите, она и теперь достаточно красива. Возможно, наша встреча закончилась бы легким флиртом или вообще ничем, но узнав ее поближе, я влюбился. Не буду сейчас рассказывать вам историю ее жизни, тем более, что сам недостаточно осведомлен. Да и вообще – не имеет смысла. Скажу лишь, что в прошлом она была подающим хорошие надежды музыкантом и, возможно, стала бы известным исполнителем, но определенные обстоятельства помешали этому. И только безысходность вынудила ее пойти в официантки. Не буду от вас скрывать, что тогда, пять лет назад, я воспользовался ситуацией…

— Вы взяли ее в содержанки? – в упор спросил я.

— Вобщем-то, да. Хотя, на самом деле, я так не считал. Понимаете, Элизабет – моя первая любовь. Да да, не удивляетесь – она первая женщина в моей жизни, которую я полюбил…

— А она вас?

— Гм… не думаю. Все эти пять лет она живет со мной из благодарности, что я спас ее от неминуемой гибели. Быть может, или даже наверняка она считает себя содержанкой, но не показывает этого, чтобы не обидеть меня. Она ласкова и достаточно нежна, но я-то чувствую ее переживания и сам в неменьшей степени переживаю от этой мысли. Иногда думаю, что зря предложил ей свою помощь. Возможно, без моей поддержки, у нее жизнь сложилась бы иначе. Конечно же, ей пришлось бы пройти через трудности и может быть, она потерпела бы окончательное фиаско, но могло бы быть и наоборот? Не знаю… Как порой трудно сделать верный выбор.

— Хотите сказать, что она несчастна?

— Смотря, что называть счастьем. Как по-вашему, можно ли считать птицу в золотой клетке счастливой? Впрочем, не в этом дело. Вот, что я хотел сказать вам… Могу я попросить вас об услуге?

— Смотря о какой, — осторожно произнес я.

— Могли бы вы поехать с ней в город? – он выжидающи смотрел на меня, но не получив ответа, продолжил, — не удивляйтесь и ни о чем не спрашивайте. Просто скажите, да или нет?

— Я бы смог , но…

— Вот и прекрасно, — обрадовался он, — благодарю вас. Обязательно сводите ее в филармонию,  ресторан, музей… Непременно сходите в зоопарк – она обожает зверей. Просто прогуляйтесь по городу. Словом…

Я все порывался спросить, а как сама Элизабет отреагирует на данное предложение, но что-то удерживало меня. Мысль о том, что мы будем наедине, жгло сердце. У меня горело лицо… Виктор все говорил, но я не слышал его. Мысленно я был далеко. Вот мы с Элизабет сидим в кафе, взявшись за руки гуляем по городу, слушаем музыку в филармонии, а я все смотрю и смотрю в ее глаза, испепеляю ее взглядом. Тем временем она смущенно улыбается и отводит взгляд.

В то утро я отказался от приглашения Виктора позавтракать с ними. Хотелось побыть одному, поразмыслить, помечтать; думать об Элизабет, да и вообще, разобраться в создавшейся непростой ситуации. Предложение Виктора обескуражило меня. Хотя и, на первый взгляд, все выглядело довольно невинно. Однако, мне не были ясны до конца его намерения. Чего он хочет? Просто сводить Элиз в город, и все?! Что же дальше? Я даже подумать боялся, что между нами могут быть интимные отношения. А если она сама захочет того? В конце-концов, Виктор пожилой человек, и возможно, уже не справляется… а она молода и… Черт знает что. Быть может, они просто хотят использовать меня? Но эту мысль я отогнал сразу. Наверное потому, что не хотелось портить то прекрасное впечатление, которе они оставили на меня. И тем не менее, в глубине души,  в тайне от самого себя я надеялся на чудо. А ведь наши с ним судьбы, усмехнулся я про себя, чем-то схожи: для нас обоих Элизабет была первой любовью. Любопытно, как-то раньше и не задумывался, что 24 года прожил без любви. Да, были женщины, была страсть, влюбленность, но… Но Элиз – это другое. Тонкая дивная шея, пучок светлых волос на затылке, мниатюрные ушки, высоко посаженные тонкие брови, чуть прищуренные голубые глаза, блуждающая улыбка, звонкий смех, наклон головы… Таких чувств я еще не испытывал никогда. Даже не заметил, как за окнами стемнело. Боже мой, я целый день думал о ней. Не ел, не пил, и только думал…

Через два дня мы поехали в город. Элизабет сидела за рулем «Ягуара» цвета «бургунди» с откидным верхом. Ее традиционная широкополая шляпа бледно-розового цвета и газовая голубая шаль удачно гармонировала с кремовой обивкой машины. Да и вообще, в тот день она была необыкновенно прекрасна. Чуть позже, когда мы добрались до города и обнаружили там прелеснейший ресторанчик с претенциозным названием «Моцарт», в котором, разумеется, звучала классическая музыка, я назову ее «женщиной в пастельных тонах». Ей это очень понравится и она будет громко и весело смеяться, вызывая при этом недовольство чопорных посетителей. Затем она с мольбой посмотрит на меня и скажет:

— Умоляю, давай уйдем отсюда, здесь так скучно».

— Но ведь, — пытаюсь возразить я, — здесь то, что тебе нужно – классическая музыка…

— Умоляю, — повторяет она и берет меня за руку, — хватит с меня классики дома.

Пока же мы мчимся по неширокой дороге, обрамленной с двух сторон высокими деревьями. Они смыкаются своими кронами в самом верху, образуя тем самым зеленый тунель. Элизабет плавно, легко и быстро ведет машину. Я же молчу и наслаждаюсь ее профилем на фоне развевающейся на ветру голубой шали. Молчу, поскольку она безудержно говорит, и у меня просто нет возможности вставить слово. Но мне все равно нравится слушать ее болтовню ни о чем, ее милое щебетание. Да и вообще, мне просто нечего ей сказать или, вернее, я не знаю, о чем с ней говорить. Единственное, чего мне хочется, так это поцеловать ее в губы и признаться в любви. Я могу наговорить ей кучу слов и предложений о своих чувствах, о том, как мне с ней хорошо, и как я хочу быть с ней вечно, до самой смерти. Но не могу… Наверное потому, что… Впрочем, даже не знаю, почему. Да и нужно ли это знать – я рядом с ней и этого достаточно, чтобы быть счастливым.

Выйдя из «Моцарта», мы поехали дальше, в глубь города. Уже вечерело, улицы зажигали фонари, появилась неоновая иллюминация. Постепенно город оживал и готовился к ночной жизни. Мимо нас мелькали красочные и зазывающие вывески ночных баров и увеселительных заведений, пивных пабов и фешенебельных ресторанов.

— Мы едем в гостиницу? – осторожно спросил я.

— Куда?! – переспросила она.

— В гостиницу…

— Еще чего, — рассмеялась она, а затем с укором посмотрела на меня и тоном капризной девчонки добавила, — Артур, не будь ты таким скучным. Мы же приехали сюда веселиться.

— А как же филармония, музеи, зоопарк?

Она странно посмотрела на меня.

— Понимаю, что ты получил задание…

— Никакого задания я не получал, — раздраженно возразил я, — было лишь предложение, и я согласился, ибо сам того хотел.

— Извини, извини, я не хотела обидеть тебя, — быстро произнесла она и нежно взяла меня за руку, — давай сегодняшний вечер проведем в клубе. Так хочется танцевать, веселиться, выпить вина.

— Разумеется, — согласился я, — сам не прочь оттянуться.

— Ты действительно хотел побывать со мной в городе? – сказала она и кокетливо посмотрела на меня.

Я тоже посмотрел на нее, слабо улыбнулся, но промолчал. Затем осторожно снял ее правую руку с руля, прильнул к ней губами, собирался произнести фразу типа – ты прелесть, чудо или еще  что-то вроде этого, но передумал, ибо все эти фразы показались мне банальными, неискренними и неадекватными тем чувствам, которые я испытывал к Элиз. Вместо этого я указал на   приглянувшийся мне бар, около которого мы и остановились. Для начала мы выпили по бутылке пива, затем по рюмке текиллы, и только потом заказали пиццу с жаренной картошкой. Весьма странное сочетание, но именно этого хотела Элиз. Впрочем, моему удивлению не было конца, ибо передо мной сидела совсем другая женщина, непохожая на Элизабет из дома на озере. От её аристократических манер не осталось и следа, и совсем не верилось, что еще недавно именно она так проникновенно исполняла Скрябина. Хотя, если честно, такой она нравилась мне гораздо больше. Может потому, что такой она казалась более доступной или, скорее, досягаемой.

Странно, как я мог забыть тот день? День, который стал в моей жизни самым значимым и, может быть, самым счастливым. Как давно это было, и если бы не этюд Скрябина, тот день так и остался бы позабытым навечно. После того бара, изрядно уже выпившие, мы зашли в дансинг клуб. Там было много народу, громко звучала музыка и было накурено. Я было собрался увести ее, но она воспротивилась.

— Здесь очень мило, — сказала она, — давай останемся?

— Давай, — согласился я.

Мы уселись за столик и заказали водки. Затем она потащила меня в самый центр площадки и мы влились в бешенный темп неизвестного мне танца. Наши тела конвульсивно дергались  в ритме быстрой музыки и, казалось, это продолжалось бы вечно, если бы не короткий перерыв, объявленный диджеем. Мы выпили водки, закусили каким-то пахучим сыром, затем вновь повторили и опять вышли танцевать. Где-то заполночь мы вышли наружу. Элиз была до того пьяна, что не могла самостоятельно ходить. Я предложил поехать в гостиницу, но она захотела прогуляться, но поскольку она была не в состоянии переставлять ноги, то пришлось всю дорогу поддерживать ее.

— Я пьяна как сапожник, — произнесла она и обвила мою шею, — ты в праве бросить меня здесь и уйти. Я противна тебе, ведь так? Скажи мне честно, ведь тебе противно…

— Да нет, — успокоил я ее, — ты же видешь, я и сам пьян. Так что мы с тобой оба сапожники.

— Ой, если бы меня видел Виктор. Фу…

— То что?

— Не знаю, — сказала она заплетающимся языком и полностью повисла на моей шее.

Через секунду она уже спала глубоким сном. Что же делать, размышлял я? За руль в таком состоянии сесть я не смогу, идти пешком до гостиницы далеко. Правда, можно вызвать такси, но что же делать с «Ягуаром»? Слишком дорогое авто, чтобы его так просто оставить у обочины. Элиз я уложил на заднем сидении и прикрыл ее пледом, который так кстати оказался в багажнике «Ягуара». Я же примостился впереди и прикрыл глаза. Но сон, как назло, не шёл. Рядом со мной мирно спала женщина, которую я готов был украсть и увезти на край света. Даже принялся прикидывать, как это можно сделать: она напишет письмо Виктору, извинится, скажет… я тоже извинюсь… нет, этого не надо делать… Да, но еще не известно, как она отреагирует на моё предложение?

Она пошевелилась и, как мне показалось, слабо подала голос. Элиз вся съежилась под пледом, ей было холодно. Я пересел к ней и обнял ее за плечи.

— Обними меня крепче, — произнесла она и удобно примостила голову у меня на коленях. Затем она притянула меня к себе и мы слились в долгом поцелуе.

В ту ночь мы занимались с ней любовью. Я откинул спинки передних сидений и у нас образовалось широкое удобное ложе. Я уж не помню сколько продолжалась ночь нашей любви, но хорошо помню, как от нее несло винным перегаром и потом. Да, да, я хорошо помню эти запахи, которые, впрочем, не помешали мне любить ее. Это была совсем другая Элиз. У нее были спутанные и липкие волосы, помятое лицо с остатками косметики, но зато в ее глазах была бешенная страсть. Она была похожа на дику кошку, требующую бурной любви и ласки. Ее ноги крепко обхватили мои бедра, а руки крепким замком сомкнулись у меня на спине. В какой-то миг мне стало трудно дышать, и я попытался было ослабить ее хватку, но она еще крепче обхватила меня, и не известно, сколько продолжалось бы это, если бы не стон сладострастия, вырвавшийся из ее уст. Наконец я смог освободиться от ее объятий и свободно вздохнуть полной грудью. Затем мы молчали и курили.

— Я люблю его, — наконец нарушила она затянувшуюся паузу, — забудь, то что было между нами.

— Минутная слабость?

— Нет. Я этого хотела, — произнесла она безразличным тоном, — захотела, когда впервые увидела тебя в нашем доме. Ты хотел того же, я это заметила. Так что, Артур, мы оба добились того, чего хотели. Только об одном прошу — Виктор ничего не должен знать. Он доверяет тебе…

Появились первые лучи солнца, прежде чем мы добрались до гостиницы. Поднявшись в номер, мы приняли душ, затем позавтракали в гостиничном буфете, а потом я предложил пройтись по городу.

— Что-то не хочется, Артур, — устало произнесла она.

— Может, поспишь? — она долгим взглядом посмотрела на меня, — или, может, сходим в зоопарк, филармонию?

— Его маршрут? – она вопросительно смотрела на меня и не дождавшись ответа, добавила, — как это мило с его стороны, как он заботлив.

— Я собирался тебя выкрасть.

— То есть..? — удивилась она.

— Хотел увезти тебя отсюда далеко, далеко…

— Ты с ума сошел! – воскликнула она.

— Тебе же скучно с ним…

— … я люблю его…

— … я уже это слышал…

— … я не брошу его.

Я подошел к ней, взял за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал в губы. И тут, к моему удивлению, она резко оттолкнула меня и отошла в сторону. У нее был взбешенный вид.

— Никогда, — процедила она сквозь сжатые губы, — слышишь, никогда больше не прикасайся ко мне.

— Элиз…

— Никогда. – Она сделала жест рукой, означающий, что разговор окончен.

Прошло еще пару минут, прежде чем я увидел перед собой прежнюю Элизабет – ту которую встретил в доме у озера. Она успокоилась, взяла себя в руки и спокойно посмотрела на меня.

— Если ты непротив, — дружелюбно произнесла она, — я бы хотела вернуться домой.

Я пожал плечами и отвел взгляд.

— Мне совершенно необходимо срочно увидеть Виктора.

— Как вам будет угодно, — зачем-то перешел я на вы.

В доме у озера жизнь потекла в прежнем русле. Элизабет устраивала концерты, на которых мы слушали все тех же Скрябина, Бетховена, Шопена. Мы гуляли по лесу, катались на лодке… Как будто ничего и не было. В какой-то миг я даже засомневался в реальности тех событий, которые произошли в тот день. Правда, остались яркие впечатления, но они могли бы и быть плодом моей фантазии. И только преследующий меня аромат страсти смешанный с запахами винного перегара и пота не могли быть фантазией, ибо именно запахи передают наиболее точный рисунок былого.

Я еще раз порылся в ящиках стола, затем принялся перебирать книги в книжном шкафу, надеясь найти снимок между ними, заглянул в комод, посмотрел в кухонном шкафу, еще где-то… Это была Элизабет, это была несомненно она. Ну да, здорово изменилась (можно подумать, я остался прежним), но взгляд, наклон головы, улыбка… Конечно же – это она. Возможно, и она узнала меня? Почему же мы не подали виду, что узнали друг друга? Может потому, что не были уверенны? Ах, если бы я хоть на миг прикоснулся бы губами к ее руке, то узнал бы ее по запаху – по благоухающему аромату ее тонких прозрачных пальцев. Вспомнил бы дом у озера с широкой верандой и ощутил бы запах утреннего солнца. И еще, вспомнил бы свою утраченную любовь и утраченную молодость. Еще раз пережил бы ту нашу ночь, и бурную страсть. Готов был бесконечно слушать Скрябина ради того, чтобы она играла…

С тех пор прошло много лет, многое позабыто. Иногда эпизоды  прошлого исчезают из памяти. Точно так же как исчезают вещи из жизни… Исчезают и вновь появляются. И только тогда понимаешь, что жизнь соткана из воспоминаний, которые вновь и вновь вынуждают мысленно возвращаться в прошлое, дабы заново пережить или, вернее, осмыслить то, что когда-то казалось обыденным. И еще казалось, что счастье бесконечно, а любовь нескончаема. Впрочем, почему казалось? На самом деле всё так и было. Я упивался своей молчаливой любовью, Элизабет догадывалась о моих чувствах, но не подавала виду, а Виктор, разумеется, смотрел на это все снисходительно и отвлеченно, словно сторонний наблюдатель. Конечно же, все это напоминало спектакль, но нам нравились наши роли, и мы с удовольствием исполняли их.

Потом я позвонил другу.

— Слушай, ты случайно не знаком с той женщиной, которая играла на рояле?

— Пару раз здоровались. А что?

— Да так, просто спрашиваю. А как она там оказалась?

— Мэри дальняя родственница хозяина дома. Она тебе понравилась?

— Ну-у-у…

— Хочешь поближе узнать ее?

— Скорее нет, чем да.

— Почему же ты спрашиваешь о ней?

— Понимаешь, мне показалось… Впрочем, забудь.

— Так почему ты звонил?

— Да так, просто хотел поблагодарить за чудесный вечер.

ВАРУЖАН НАЗАРЕТЯН