ИНТЕРВЬЮ
«Наша Среда online» — Вадим Григорьев-Башун родился в Ленинграде. Живет и работает в Санкт-Петербурге. В 1978 году окончил СХШ им. Б.В. Йогансона. В 1984 году с отличием и красным дипломом окончил Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина.
С 1983 года принимает участие в различных художественных выставках в России и многочисленных выставках за рубежом. Член Союза художников России. В 1992-93 году был стипендиатом Жана-Марии Гальперти (Италия). В 1993-1994 году преподавал в художественном колледже в Баден-Бадене (Германия). Вадим Григорьев-Башун живописец, график, скульптор, автор кинематических, световых и звуковых арт-объектов, которые восторгают любящую искусство общественность.
— В каком городе Вы родились?
— Родился я в Ленинграде.
— Как рано Вы начали рисовать?
— Сколько себя помню, и рисовать, и лепить я начал одновременно, причем рисовал я и цветными карандашами и графитными, лепил фигурки из пластилина, создавая композиции.
— Расскажите о своем пристрастии к музыке…
— Любовь к музыке у меня появилась под влиянием моей мамы. Она была преподавателем фортепиано, и стала приобщать меня к инструменту с ранних лет, благо у нас был хороший рояль «Шредер», и она приобщала меня к музыке, но мне самому больше хотелось рисовать. В итоге, любовь к музыке тоже проснулась, и я согласился, чтобы мама определила меня в музыкальную школу, куда я несколько лет ходил, но в конце — концов сбежал из неё, и поступил в художественную школу. Я сделал это тайно, но эта тайна скоро раскрылась, мама была очень недовольна, она сказала мне: «Будешь как все художники пьяницей и ругаться матом». Спустя годы, когда в каком-то журнале у меня брали интервью, пишущая статью журналистка вставила эти слова в свой материал, статья каким-то образом попала маме на глаза, она сказала, что ничего подобного никогда не говорила, очень на меня обиделась, и два месяца со мной не разговаривала.
— Вы учились, фактически, в двух школах?
— Да, я сначала учился в музыкальной, потом в художественной школе, затем поступил в художественный лицей СХШ при Академии художеств, а после СШХ учился в Академии, закончил ее с отличием и красным дипломом, который был занесен в реестр Академии, как выдающийся диплом 1984 года. Мне было предложено пойти в аспирантуру и продолжить свою карьеру дальше, но у меня такая перспектива не вызывала никакого интереса, я стремился поскорее выбраться на свободу, на вольные хлеба заниматься своим творчеством и именно тем, что я хотел делать. Но по завершении академии, во мне снова проснулась страсть к музыке, но уже не к фортепиано, а к классической гитаре, и я начал брать уроки у одного очень известного гитариста и педагога, а затем у другого потрясающего педагога и человека, музыканта и философа, Анатолия Хвана, с которым вскоре наши отношения вылились в крепкую дружбу.
— Вы обучались в достаточно консервативной институции, где строго требуют придерживаться канонов реализма, но по завершению, выбрали авангард.
— Еще будучи в академии, я пытался делать эксперименты, но эти эксперименты не получали никакой поддержки у руководства и наших профессоров, меня обвиняли в том , что я занимаюсь чистым формализмом и левачеством. Однажды, ко мне подошел наш декан, потрепал по-дружески за плечо, и сказал: «Вадим, ты же умный и понимающий человек, зачем тебе и мне все эти неприятности, давай договоримся: когда закончишь академию – будешь делать, что хочешь, а сейчас оставайся в рамках академической традиции». Я, конечно, не стал с ним спорить, и ответил: «Хорошо, конечно!». Но желание экспериментировать у меня не убавилось, и по завершении академии вылилось в то, что я совершенно отказался от реалистического творчества и переключился на абстрактное искусство, которым занимался более 10 лет. В результате, у меня было много выставок, как у художника — абстракциониста, и в Петербурге я был известен, как абстракционист.
— Как Вы нынче относитесь к реализму?
— Отношусь к реализму я очень уважительно. Свою последнюю абстрактную картину я написал в начале 2000 года, и после этого опять переключился на фигуративное изображение, потому что понял, что в абстракции я все исчерпал, и в принципе, впечатление на зрителя, в плане некоторого психологизма, можно больше произвести и фигуративным, практически, реалистическим изображением.
К тому же я считаю, что художник должен постоянно меняться, ибо скучен тот художник, который от начала творчества до гробовой доски остается одним и тем же. У того же Казимира Малевича сначала были реалистические работы, потом последовал период супрематизма, а в конце жизни, он снова вернулся к реалистическому изображению.
— Да, конечно, реалистическая картина «Смычка» была его последней работой. Каким образом Вы получили премию Гальперти, что дало Вам возможность находиться в Италии?
— Здесь сыграл свою важную роль Его Величество Случай. Была выставка российских художников, которая состоялась в Германии, в городе Этлинген, она проходила в этлингемском замке, где принимало участие 20 российских художников. Госпожа Гальперти, в это время находясь в Германии, обнаружила выставку, и, случилось так, что именно мои картины произвели на нее особо сильное впечатление. Она поинтересовалась у менеджера, как связаться с этим художником, написала мне, что в Италии, на берегу озера Комо, находится резиденция, куда она временами приглашает художников из разных стран поработать и пожить, и что хочет пригласить меня. Для меня это было ошеломляюще выгодным предложением. Происходило это в 90-ые, когда в социуме имели место всякие передряги и экономические неурядицы. Сначала я даже подумал, что это розыгрыш, чья-нибудь шутка, но вскоре действительно, пришло официальное приглашение, и я поехал. В первый раз, я прожил там полгода, а затем, во второй – еще несколько месяцев. Оказалось, что Гальперти – это богатейшие фабриканты, что ее мужу Жан Мария Батиста Гальперти принадлежит 9 фабрик для нефтеперерабатывающих компаний, что его продукция продается как в Техасе, так и в Советском Союзе, что он производит гигантские краны для направления нефтяных потоков, и что их чета является известными меценатами и коллекционерами, и у них огромная коллекция картин знаменитых художников. В их коллекции имеются несколько картин Пабло Пикассо, работы Маркса Эрнста, Пауля Клее, гигантский гобелен Хуана Миро, и многое другое.
— Вы часто принимаете участие в зарубежных выставках.
— Начиная с 90-х это было часто. В период, когда я гостил у Гальперти, моими работами заинтересовалась очень серьезная галерея, и у меня состоялась выставка в Риме, в галерее Боргеза. Моим куратором была Сюзанна Мизиано. На выставке было куплено несколько моих работ. Много выставок состоялось в Германии, в частности, в Дюльсендорфе, в центре современного искусства. Я принимал участие на биеннале в Голландии и во многих других европейских странах.
-Какие качества необходимы для того, чтобы стать знаменитым: талант или трудолюбие?
— И еще необходимо обладать наглостью… уметь, где надо себя предлагать, показывать, хвалить себя, вешать лапшу на уши, что ты такой выдающийся и гениальный, надо уметь убеждать, что общение с тобой может дать выгодные дивиденды, уметь продвигать себя и рекламировать.
— Вы больше считаете себя живописцем или скульптором?
— И тем, и другим, для меня это как две руки, левая и правая. Сначала я делал даже не скульптуры, а объекты и коллажи, затем это переросло в конкретные скульптурные формы.
— Почему Вы выбрали именно кинетические скульптуры?
— Потому что это дополнительное воздействие на зрителя, это вносит дополнительный мотив в жизнь, ведь движение – это жизнь.
— Вы часто используйте звук, это результат вашего причастия к музыке?
— Конечно, это все дополнительное воздействие на восприятие зрителя, чтобы больше передать свои чувства, переживания, наблюдения, чтобы зритель мог воспринять твое произведение и глазами, и ушами, а еще лучше, если он сможет к произведению тактильно прикоснуться. Скучно, когда висят только картины, а когда сочетаются, и картины, и объекты, и скульптуры, и специальные звуковые эффекты, и освещение, а когда еще звучит сопровождающая выставку фонограмма, это создает значительно больший эффект.
— Какие этапы творчества Вы преодолевали?
— Первый этап, это когда от фигуративной живописи я переключился на абстрактное изображение, это был сложный период, потому что требовалось совершенно другое мышление, ставились иные задачи, от многого привычного приходилось избавляться, да и следовало быть ни на кого не похожим, ни на Василия Кандинского, ни на Сея Твомбли, или Марка Ротко, или других абстракционистов. Необходимо было найти такое решение, чтобы не быть декоративно – интерьерным искусством, чтобы картины были заряжены энергетикой и магнетизмом, обладали скрытыми символами и идеями.
— Как получилось, что Вы преподавали в Баден- Бадене?
— Я сотрудничал с фирмой, которая привозила картины из России, которая, к сожалению, оказалась жульнической, но польза от неё заключалась в том, что она реализовывала выставки. Как-то выставка состоялась в Карлсруэ, и увидев, что я свободно владею немецким, мне предложили поехать и преподавать у них в художественной школе, которая находилась в Баден- Бадене. Я согласился и поехал.
— Какое Ваше кредо?
— Делай, что должно и будь, что будет.
— Какая поговорка Вам ближе homo homini amicus или lupus est?
— Per aspera ad astra
— Вот уже около 10 лет вашей творческой темой является война, разве жизнь это не та же война?
— То же самое. И это хорошо, что Вы обратили на это внимание. Потому что в этой военной теме есть тот же драматизм, который происходит в нашей жизни, и образы, которые есть в повседневной жизни.
— Некоторые считают, что в жизни тяжелее, потому что не видишь, кто твой реальный враг.
— Самый опасный враг — это скрытый друг, который притворяется другом, а за пазухой держит камень, а еще хуже, ножичек.
— Что Вы думаете о событиях вокруг Карабаха?
— Очень мне дорога и близка Армения. В Академии учились несколько армян, с которыми у меня были очень теплые отношения. Они привозили прекрасный теплый армянский коньяк, и мы часами обсуждали искусство и жизнь. Когда я был стипендиатом, у меня был приятель, художник Армен Григорян, с которым мы были очень дружны. Это были годы, когда возник первый карабахский конфликт, и вот спустя многие годы, этот огонек тлел и в конце – концов преобразился во все это безобразие.
— Есть ли у Вас хобби?
— У меня как-то на хобби времени не хватает, вот, смотрите, живопись, скульптура, гитара, занятия по дому. Может быть хобби у меня является огород, выращивание огурцов и помидоров, которые я очень люблю.
— Вы любите путешествовать, не так ли?
— К сожалению, вот уже два года, из-за этого проклятого коронавируса, я лишился этой возможности. Но надеюсь, что скоро эта проблема как-нибудь разрешится, и я снова поеду в путешествие.
— А по каким странам Вы путешествовали?
— Практически, по всей Европе, Великобритании, Японии, Индии, Непале, Тибете, а в студенческие годы я очень хорошо попутешествовал по России: побывал на Дальнем Востоке, в Камчатке, Чукотке, Якутии, на Байкале, Урале, так что я, конечно, поездил, есть что вспомнить, и что забыть.
— А воспоминаний Вы не пишете?
— Нет, не хватает времени что-то серьезное писать. Иногда я записываю свои мысли и наблюдения.
— Каких художников Вы предпочитаете?
— С возрастом пристрастия изменяются, и многие художники, которые вызывали восторг, теперь безразличны, а есть такие художники, которые восхищали меня с юных лет, и до сих пор воспринимаются, как корифеи. Такими мастерами для меня являются, практически все итальянские художники Великого Возрождения, а также великие скульпторы Древней Греции, Агесандр, Афинодор, Полидор, огромная сила — Пергамский алтарь. Когда в 1982 году я увидел это произведение эллинистиеского периода в оригинале, ( мы были в Берлине по обмену с немецкими студентами), то был поражен ее пластикой и монументальностью, а одна из частей этой скульптуры лежала на полу, и я заглянул за голову этого поверженного гиганта, и обратил внимание на отношение скульптора к своему творчеству, ведь фриз этот должен был быть установлен на высоте 12 метров, а у этого гиганта были подробно сделаны все волосики, потому что была огромная ответственность, что эту работу видят не только люди, но и боги, и это послужило мне знаком, что делая работу надо отвечать не только перед людьми, но и перед всевидящим оком бога.
— Когда и как Вас посещает вдохновение?
— Я, знаете ли, верен высказыванию Петра Ильича Чайковского, что вдохновение не любит посещать ленивых. Я не жду вдохновения, идея есть, я начинаю ее реализовывать, за это время приходят другие мысли. У меня хранится полная папка проектов, которые еще, дай Бог мне возможность реализовать. А как приходит вдохновение? Порой бывает достаточно увидеть какую-нибудь отвлеченную деталь, сочетание каких-либо форм или сломанную вещь, как вдруг рождается идея. Поскольку я многое видел и пережил, все это запускается в подсознание и зарождается творческий процесс. У меня не происходит такого, чтобы я сел за стол, взял лист бумаги и карандашик, и думал, что бы мне такого изобразить.
— Какие у Вас мечты?
— Мои мечты – это, например, посетить Армению, съездить еще раз в Гималаи, сделать большую хорошую профессиональную выставку. Вот такие у меня мечты.
Беседовал Арутюн Зулумян
