ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Памяти моей мамы Розы Хачатуровны
«Наша Среда online» — Жил-был художник один, как поётся в известной песне, и ему нравилось писать картины. Назовем его Виссарион. О Виссарионе сложилось мнение, как о странном художнике не потому, что он любил рисовать, было бы более странно, если бы он не любил этого делать, а потому, что он рисовал одно и тоже — портрет своей матери.
Он закончил с отличием художественное училище и получил высшую оценку за её портрет. Но в ту же ночь он, неожиданно проснувшись, подошел к холсту и ужаснулся: портрет был написан прескверно. Нет, он не взял нож и не стал полосовать картину, как это обычно делают другие художники. Он просто отложил её, осторожно прислонил лицевой стороной к стене, ведь на полотне была изображена его мать. А в подрамник вставил новое полотно.
С тех пор он и пишет портрет своей матери. Никому не известно сколько картин он создал за тридцать лет. Случалось за день рисовал по три картины, а над одной трудился три года.
И, как водится у подобных художников, он поддерживал знакомство с одним приятелем. Вы спросите, почему с одним, а не двумя скажем или тремя, ведь размеры его мастерской, позволяли принимать и гораздо больше людей. Ну, во-первых, здесь важен не столько объем твоей мастерской или квартиры, сколько объем твоего сердца. А во-вторых, и это главное, беседовать можно только с одним приятелем. Вы пробовали, когда нибудь беседовать сразу втроем, а то и вчетвером. Вот именно, здесь, как и в любви — третий лишний.
Этот знакомый не пришел к нему из далекого детства, он не учился с ним ни в школе, ни в художественном училище, его не завораживало искусство художника, нет. Он был обыкновенным чиновником из расположенного рядом, серого здания. Звали его, как и полагается чиновнику по имени и отчеству Сергеем Степановичем.
Как-то проходил Сергей Степанович мимо мастерской в плохом настроении и в небольшом подпитии, увидел в полуподвальном окне свет и напросился в гости. Виссарион широко распахнул дверь и пропустил незнакомца в мастерскую. Так началась их необычная дружба.
Сергей Степанович, как и всякий совестливый человек в его возрасте, а ему было уже далеко за тридцать, частенько пребывал в плохом настроении. Тогда он и приходил в гости. Не дожидаясь приглашения, он наливал себе из дубового бочонка бокал вина, усаживался за спиной Виссариона и предавался своим размышлениям о странностях обыденной жизни. Он старался не мешать художнику, лишь изредка поглядывал на очередную картину и с сожалением думал о том, что зря Виссарион замыкается на одной теме, ведь вокруг столько прекрасного, достойного кисти художника. Сергей Степанович тоже любил и уважал свою мать, даже захаживал к ней иногда, но чтобы посвятить себя всецело ее образу; он этого не мог и представить. А впрочем, Сергей Степанович уже и не удивлялся этому обстоятельству, ведь художник практически не покидал свою мастерскую.
Но иногда не сдержавшись, Сергей Степанович уже в дверях, с сожалением говаривал Виссариону:
— Тебе бы поездить по белу свету, в газетах пишут о подземной железной дороге в Англии. Да еще вот я видел открытку с Ниагарским водопадом — удивительное зрелище. — Виссарион с пониманием кивал головой и осторожно закрывал за другом дверь.
Однажды Сергей Степанович пришел ранее обыкновенного. Он был взволнован. И сразу с порога стал рассказывать другу о выпавшей лотерее. Ему привалило счастье отправиться в кругосветное путешествие. Он ходил из угла в угол и, не зная куда деть руки, то поднимал их вверх, то засовывал в карманы. Он даже обнял своего друга, видя, как искренне обрадовался Виссарион этому сообщению. Но, несколько успокоившись, наливая вина в свой бокал, Сергей Степанович задумался и, поглядывая на очередной портрет матери, сказал: » Как несправедлива судьба, тебе бы отправиться в это путешествие и повидать все красоты мира. Право я с удовольствием отказался бы от путешествия в твою пользу, если б это было возможно. Но, увы… но я попытаюсь, как можно красочнее передать все увиденное мною, чтобы ты проникся многообразием, неповторимостью, величием… У Сергея Степановича не хватало слов, чтобы выразить свои чувства. Виссарион понимал это и, промывая кисти, в знак согласия кивал головой, хотя, кто его знает, быть может, у него в это время зрел очередной набросок портрета своей матери.
Три месяца кругосветного путешествия пролетели незаметно. В одно прекрасное утро, вошёл, как гласит банальная поговорка, «с корабля на бал», весь пропитанный мириадами впечатлений в мастерскую Виссариона Сергей Степанович.
Он горячо прижал к себе друга с намерением посадить его рядом с собой и начать долгий и интересный рассказ об увиденном и пережитом. Но его взгляд случайно скользнул по полотну, над которым только что закончил работать Виссарион. Это были всё те же знакомые черты седой женщины, глаза наполненные добротой и состраданием. Они излучали свет надежды и веры в добро и как-то задумчиво и умиротворённо смотрели с подрамника на Сергея Степановича.
Сергей Степанович отстранил Виссариона и подошел к портрету. Необъяснимое тревожное состояние нахлынуло на него. Он попытался было взять себя в руки, намерился поправить подрамник на мольберте, но рука задрожала, да так сильно, что он не решился это сделать.
Усилием воли он оторвался от портрета и растерянно посмотрел на Виссариона.
— Дорогой друг, — обратился он к нему, — Я объездил целый мир, побывал на всех континентах, плавал по самым глубоким морям и океанам, видел пустыни и горы, замки и дворцы, города и сёла, наконец, моему взору предстали все семь чудес света! Но такой красоты я нигде … — Сергей Степанович прервал свою речь, еще раз посмотрел на портрет, затем обернулся к Виссариону и, с волнением в голосе, сказал:
— Нигде не встречал.