ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
«Наша Среда online» — 7 декабря 1988 года. Ереван. Армения. Я, заведующий орг. отделом Армянского республиканского комитета профсоюза работников культуры, склонив голову, над бумагами, составляю отчёт, сверяю данные, полученные из районных организаций. Тороплюсь, хочется до обеда завершить сверку, подвести итоги. Из Москвы несколько раз звонили. Василий Алексеевич, мой непосредственный руководитель, спокойный по характеру, на этот раз нервничал, видимо ему самому влетело от своего руководства. Дважды позвонив мне, и услышав мой голос, он начинал извиняться, мол, ошибся номером, в первом случае в Туркмению набирал, а во втором, в Латвию. Его нервное напряжение передалось и мне. К тому же барахлил электрический калькулятор Электроника МК-59, в самую последнюю минуту, что-то в нём щёлкало, люминесцентные цифры начинали бешено мигать и на табло появлялось множество нулей. В первом случае я от злости сломал карандаш, не решаясь стукнуть по самому калькулятору, виновнику моего нервного состояния, а во втором — досталось телефонному аппарату. Приходилось каждый раз, всё более удручаясь, заново набирать цифры и складывать. Между делом, я с тоскою поглядывал на счёты, которые уже два года пылились на огромном, величиною в громоздкий бельевой шкаф, железном сейфе.
В эту минуту погас свет, слегка качнулась люстра и мой дохлый калькулятор окончательно заглох. Затем, за моей спиной послышался непривычный треск и по противоположной стене шустрой змейкой пробежала трещина. Тяжело вздохнув, я откинулся на спинку кресла, уставился на потолок, и долго смотрел, как маятником раскачивается люстра с потухшими лампочками.
В коридоре послышались торопливые шаги и панические голоса моих коллег, до меня донеслось слово, землетрясение.
В детстве я дважды пережил землетрясение. Мне было семь или восемь лет, мы жили в старом ветхом здании. На балконе, с бесцветными рассохшимися досками на полу, стоял деревянный стул с отломанной ножкой и в солнечные дни я, с книгой в руках, осторожно забирался на него.
В тот день, мне в библиотеке Дома пионеров предложили интересную книгу и я позабыв обо всём на свете, вчитывался в захватившие моё воображение строки. Как вдруг, стул дёрнулся. Книга выпала из рук, а я свалился на пол. Я ничего не понял, потёр ушибленное колено, водрузил стул на место, взобрался и продолжил читать. Через некоторое время вышла мать на балкон и спросила:
— Ты не заметил землетрясение?
— Нет, простодушно ответил я.
Лишь с годами я понял, что меня скинуло со стула именно землетрясение. Следующее землетрясение меня застало в восьмом классе. Мы жили уже в новом, недавно построенном, доме. Ночью я отправился в туалет, а вернувшись в спальню, по устоявшейся привычке, решил сходу запрыгнуть в постель. Но… промахнулся и упал на пол, расшиб себе лоб. До меня сразу не дошло, почему я промазал, что послужило причиной. Я встал, потирая лоб, уже осторожно влез под одеяло и проспал до утра. Утром узнал, что ночью произошло землетрясение. И надо же такому случится, это стряслось именно в ту минуту, когда я собирался всем телом брякнуться на постель, а меня повело в сторону и я оказался на полу. Ссадину на моём лбу никто не заметил, так как я постоянно ходил с ушибами и ранами. Утром тётя Ашхен, жена моего дяди Александра, со смехом рассказывала, как он растерявшись, стал не одеваться, чтобы выбраться на улицу и переждать землетрясение, а сдирать с себя кальсоны. (В те годы мужчины спали в кальсонах.) Его остановил лишь удивленный окрик жены.
И сегодня, глядя на образовавшуюся трещину на стене, я не особо взволновался, достал счёты и, не обращая внимания на шум в коридоре, на то, как паникуя, громыхают мои коллеги по лестнице, стремясь поскорее освободить здание, принялся в полутьме считать по новой, подводить итоги, чтобы как можно быстрее сообщить в Москву окончательные цифры и не подвести Василия Алексеевича.
— А что за паника, ну потрясло немного, что я землетрясений не видел?! — подумал я, вспомнив детские годы.
Справившись с отчётом и услышав положенные комплименты за оперативность от Василия Алексеевича, я отправился на обед. Проходя по площади Ленина, я обратил внимание на часы расположенные на здании правительства, стрелки застыли на 11.41 и в воздухе царило необъяснимое напряжение. Странно, с недоумением подумал я, что случилось? Неужто вышли из строя?
А в это время, в ЦК КП Армении проходило совещание по аграрному вопросу, на которое не прибыли несколько секретарей райкомов из северных районов Армении. Сотрудники организационного отдела ЦК измучились, накручивая диски телефонных аппаратов, пытаясь дозвониться до райкомов, чтобы понять причину столь дружного отсутствия, но всё было тщетно. Министр транспорта и коммуникаций, весь издергался, изливая свой гнев на голову начальника департамента связи, требуя дать возможность руководству пообщаться с неприбывшими на совещание товарищами. К трем часам дня, когда руководство Республики убедилось, что телефоны окончательно заглохли, отправили в северные районы своих представителей.
Те, едва миновав гору Арагац и подъехав к Спитакскому району, буквально напоролись на страшную картину: их взору предстали разрушенные до основания сёла, всюду валялись трупы. Потрясённые увиденным, пребывая в шоковом состоянии, проехали несколько метров и, понимая, что дальнейшее продвижение, не имеет смысла, потому как число трупов и разрушенных домов только увеличивается, повернули обратно. Рассказали руководству об увиденном, о том, что практически вся северная часть Армении лежит в руинах. Погибли не сотни, тысячи жителей. На улицах всюду трупы, оставшиеся в живых ошалело бродят среди развалин. Фактически полностью уничтожен город Спитак и десятки близлежащих сёл. Огромные разрушения в Ленинакане, в Кировакане, в Степанаване.
Отголоски землетрясения небольшой встряской докатились и до Еревана, но этому никто не придал значения, а я вспомнил часы и остановившееся на них время. “11,41” С этой минуты Армения стала жить по особому графику.
В Википедии есть страница посвящённая Спитакскому землетрясению, там указано более 25 тысяч погибших жителей, и тут же добавлено “по другой версии более 45 тысяч”. Я считаю верной вторую цифру и объясню откуда взялось такое расхождение в цифрах. Из Москвы прибыла гуманитарная помощь: наряду с продуктами, одеждой, другими необходимыми товарами и техникой, поступили и наличные деньги, которые нужно было раздать жителям пострадавших районов. За каждого погибшего родственникам выдавали по 100 рублей, а живым выплачивали по 500. Вот и люди, не от хорошей жизни, конечно, были вынуждены, похоронив своих близких, отправляться в социальные пункты помощи с паспортами усопших и, выдавая их за живых, получать вместо 100 рублей 500.
Первое время я, вместе с тысячами ереванцев, дневал и ночевал в Спитаке. В палатке провел практически весь январь месяц 1989 года. Затем вернулся в Ереван, но работа, по оказанию помощи жителям пострадавших районов, не прекращалась.
Мне позвонили из координационного центра и сообщили, что из подконтрольного мне села Лусахпюр на двух автобусах выехали 60 человек, которых нужно временно разместить в общежитии ереванского ПТУ №4. И что председатель Республиканского Комитета профтехобразования Сергей Овакимян осведомлён и он дал соответствующее распоряжение директору училища Армену Геворкяну. А мне остаётся лишь встретить автобусы, проводить их до места назначения, хотя старший группы знает, что им выделено место в общежитии этого ПТУ и они сами без моей помощи могут добраться, но проследить всё же необходимо, так как я являюсь куратором этого региона.
Но я не успокаиваюсь на этом, вроде как интуиция сработала, звоню в Комитет профтехобразования, прошу соединить меня с председателем. Секретарша бойким голосом переспрашивает, по какому вопросу я желаю обратиться к товарищу Овакимяну? Объясняю, что меня волнует, секретарша прерывает меня словами:
— Сергея Григорьевича на месте нет, но вы не беспокойтесь, я сама говорила с директором училища и он меня заверил, что к приезду пострадавших, пятый этаж будет готов.
Звоню в ПТУ, на этот раз отвечает сам директор и после небольшой паузы также заверяет меня, мол он уже отдал распоряжение подготовить один из этажей к приёму. Девица говорила конкретно о пятом этаже, а директор об одном из. Это меня насторожило. Не всё здесь гладко, отмечаю я про себя. Поднимаю полусонного водителя с места, который похрапывал на заднем сиденье и мы едем в общежитие.
Въезжаем в широкий двор училища, напротив нужное нам шестиэтажное здание. Оно закрыто, никаких следов проводимой уборки. Из своей сторожевой будки нас заметил сторож, пожилой, сгорбившийся мужчина. Он подошёл и, смекнув в чём дело, оперативно отыскал коменданта и остальных работников, а сам поспешил к директору. Комендант, с удивлением поглядывая на нас и ничего не понимая, открыл общежитие. Мы услышали, как в его кабинете зазвенел телефонный звонок. Комендант поспешил к себе в кабинет и нам становится ясно, что звонит директор и упущенным временем отдает распоряжение. Комендант, положив трубку, выходит к нам, его лицо светится уверенностью и спокойствием, пытается выпроводить непрошеных визитёров:
— Товарищи, вы езжайте, мы все устроим. Не волнуйтесь.
— Поднимемся на пятый этаж, — требовательным голосом, отвечаю ему в ответ.
И мы с водителем, в сопровождении нескольких работников и работниц, вместе с комендантом поднимаемся по, покрытыми плотным слоем пыли, ступенькам. А на пятом этаже смрад, многолетняя грязь в коридоре. В комнатах также грязно и совершенно нет никакой мебели.
— У вас кровати есть? — подавленный увиденным, спрашиваю я у коменданта.
— А как же и кровати, и постельное белье, вы не волнуйтесь, мы сейчас быстро управимся.
Начинает дёргаться комендант, понимая, что от нас отвязаться не получится.
Но я не слушаю его и принимаю твёрдое решение проследить за уборкой.
— Значит вы, указываю на двух женщин, — открываете окна и моете полы; мы, — показываю рукой на скромно стоящего поодаль молодого человека, — носим и расставляем кровати.
— Вы за нами стелите постели, — указываю ещё двум женщинам, а вы, — обращаюсь я к оставшимся, — вместе с моим водителем вносите остальную мебель. Но это делаем в ускоренном темпе, так как наши гости уже в дороге и вот-вот могут въехать во двор училища.
Женщины, понимая серьёзность момента, стремительно разбежались и вернулись с вёдрами и тряпками в руках. Работа закипела. Я, в свою очередь, снял пиджак и галстук и в белоснежной сорочке, которую недавно получил в подарок, стал вместе с молодым сотрудником собирать кровати, расставлять их по комнатам. Сложность нашей работы состояла в том, что сетки кроватей не всегда подходили к спинкам, вот и приходилось потеть, прилагать неимоверные усилия. Уже минут через десять я взмок, а сорочка, от царившей вокруг пыли, стала напоминать рабочую спецовку бывалого тракториста. Полтора часа пролетели как две минуты. И когда вторая бригада расставляла последние столы и стулья, мы услышали во дворе звук въехавших автобусов.
В конец уставшие, но довольные проделанной работой, мы подошли к окну и стали сверху наблюдать за разомлевшими от долгой поездки людьми, жителями разрушенного села. В эту минуту мой напарник, ехидно усмехнувшись, обратился к моему водителю:
— Товарищ Карапетян, всех нас на ноги поднял, а сам так и не приехал!
Водитель, показывая на меня рукой, ответил:
— А ты с кем работал, как ты думаешь?!
— Это вы!? — совершенно растерявшись, воскликнул мой напарник. И виновато улыбаясь, добавил, — извините меня, товарищ Карапетян.
Я в ответ устало улыбнулся ему.