«Наша Среда online» — Андрей Иванов — архитектор, урбанист, независимый исследователь, лауреат международных и национальных архитектурных конкурсов, лауреат книжной премии АРХМОСКВА-2024 и длинного списка премии «Просветитель» 2024 года. Профессор Международной академии архитектуры (отделение в Москве, Евразия).  Магистр городского менеджмента и развития (IHS, Роттердам, Голландия, 2005). Актуальный предмет исследований — вернакулярная архитектура и вернакулярные районы исторических городов мира. Имеет большой опыт работы c градостроительным наследием России и стран СНГ, а также участия в международных урбанистических проектах по сохранению наследия под эгидой крупных международных организаций.  Автор нескольких книг (ГюмрИ: вернакуляр черного туфа. Ереван, 2021; Архитектура без архитектора. Вернакулярные районы городов мира. М., 2023 и др.) и более 200 статей в научных сборниках и профессиональной периодике.

Недавно Андрей Иванов побывал в Гюмри в Русском доме, который запустил специальный проект «Путь к успеху», и дал специальное интервью Марие Оганнесян.

– Андрей Владимирович, как Вы узнали про Гюмри, про Армению, и как Вы «загорелись» нашим городом?

— Это было очень давно. Сначала я приехал в Ереван к знакомым, друзьям, гулял по городу, а потом мне помог Антонио Монтальто (медик, координатор программы по оказанию экстремальной медицинской помощи в зоне Спитакского землетрясения – примечание редакции). Нас познакомили коллеги, потом я пришёл к нему в гостиницу «Вилла Деленда» в Ереване. Он показал книжечку про Гюмри, такую маленькую чёрную книжечку со старыми фотографиями Александрополя, она мне очень понравилось, и я захотел туда поехать. Именно тогда, в 2012 году, состоялась первая поездка, то есть очень давно уже. Ну а потом, я подумал, что пора в Гюмри поехать уже как следует. И вот в 2015 году я приехал уже на неделю, и с тех пор стараюсь бывать в Гюмри в свой каждый визит в Армению.

— Какие были Ваши первые впечатления от Гюмри?

 — В 2012 году я с налёта город не понял. Это была очень короткая поездка, мы просто остановились на площади, погуляли, сделали пешком круг по улицам Абовяна – Руставели – Варпетац. Я увидел, что город очень любопытный, и при этом сильно разрушен и беден: чуть отойдёшь от площади, и сразу отсутствие асфальта, старые домики в не очень хорошем состоянии, какие-то даже руины. Но при этом он был интересен именно в сравнении с Ереваном. Там в лучшем случае отдельные фрагменты старой среды, а здесь всё комплексно. Тогда Гюмри, можно сказать, зацепил, а уже потом действительно удивил целостностью исторического города.

— Вы называете Гюмри вернакулярным городом. Есть множество определений этого термина. Какой смысл в это вкладываете Вы, и как вернакуляр проявляется в Гюмри? 

— Этот город построен самими жителями, вот это самое главное. Он же долгое время строился без каких-либо профессиональных архитекторов. Да, были отдельные чиновники-архитекторы, которые работали в городской управе, что-то подписывали, но в целом-то он построен искусными мастерами, которые приехали сюда из западно-армянских городов строить прежде всего русскую крепость. Но они принесли с собой на новое место сложившиеся навыки городской культуры, практики домо- и градостроения. Всё это соединилось, народ всё это подхватил, появились и местные богачи, меценаты, начали соперничать друг с другом, строить дома «лучше, чем у соседа». Так и построился город Александрополь, причём и церкви строились таким же точно образом. Так что и военная часть, и всё остальное – гражданский город – было построено самими жителями. И что в Гюмри особенно интересно, он и в советское время, и сейчас продолжает застраиваться точно так же, эта практика не прервалась. Чаще всего во многих городах, выстроенных подобным вернакулярным образом, традиция прерывается и начинается музеефикация: город становится туристическим центром, куда люди приезжают, смотрят, как раньше было хорошо, как здорово все отреставрировано, но эта самобытная линия развития уже закончена.

А здесь я каждый раз по приезде вижу какой-то новый домик, построенный опять-таки самими жителями. Да, иногда видно, что традиции высокого мастерства гюмрийских каменщиков утрачиваются, тем не менее всё равно люди хотят строить сами, выдерживая городской дух.

— Вы выделяете в одной из ваших статей четыре основных этапа архитектурного развития Александрополя-Ленинакана-Гюмри. Не могли бы Вы раскрыть эту мысль на примерах? 

— Первый этап, наверное, с 1830-х до 1860-70-х годов, когда мастера из Вана, Карса, Ардагана, приглашённые строить крепость, привезли с собой свои умения, приёмы, образы домов, орнаментов, украшений, и всё это использовали при постройке гражданских домов и храмов. Они переносили сюда многие общекультурные элементы, встречающиеся по всему Востоку, например, сталактиты-мукарны, которые отчётливо видны в декоре церкви Семи Ран, в карнизах многих домов того периода. Вообще александропольские карнизы – это отдельная тема этого города. Они всегда не стандартны, по-разному сделаны, сымпровизированы – целый парад архитектурных форм.

Потом, в конце XIX – начале ХХ века, усилилось русское влияние, и начали строить как бы более современный город, более классицистический, более «модный», вдохновляясь Тифлисом или Санкт-Петербургом. Но всё равно это делалось без прямого участия архитекторов, местными мастерами – по «образцам», по альбомам архитектурных чертежей, а иногда – по завезённым в город чужим проектам. Так, возможно, был построен дом Гегамянов, нынешняя «Вилла Карс» – уникальное здание в стиле ар нуво из чёрного туфа. Жители старались придать городу столичный облик, и это у них получалось – Александрополь выглядел представительней тогдашней Эривани.

С приходом советской власти влияние профессиональной архитектуры стало более заметным. В 1920-х годах для строительства промышленных предприятий, и после землетрясения 1926 года, для устранения его последствий, в город приехали, наконец, дипломированные архитекторы. Однако они старались гармонично вписать свои работы в уже сложившийся городской контекст и ничего городу не навязывали. Как, например, Давид Числиев, аккуратно обстроивший «Боши» сад и возвёдший Красный дом со стрельчатыми арками рядом с парком «Горки». Советские архитекторы 1920-х – 30-х годов чувствовали местную специфику и уважали её. Они использовали местные материалы – чёрный и красный туф – и применяли традиционные элементы армянской архитектуры. Это во многом помогло городу сохранить свою самобытность. Однако, параллельно с их работой, продолжалось и вернакулярное строительство – жители по-прежнему возводили дома своими силами, сохраняя традиции.

Ну а четвёртый важный этап – это, пожалуй, деятельность армянских архитекторов-модернистов в 1960-е – 1980-е годы. Уроженцы города Гурген Мушегян, Сашур Калашян и другие замечательные зодчие сумели реализовать в городе смелые проекты, новаторские в масштабе всего Советского Союза, и при этом не испортившие, а обогатившие его среду. Назову тут придуманную Мушегяном первую пешеходную улицу СССР – улицу Абовяна, открытую в 1963 году, и детище Калашяна – музей-заповедник «Кумайри», нацеленный на сохранение и бережное развитие всей исторической части города.

 – Вы упомянули «Боши» сад. А есть ли у Вас любимые районы в Гюмри?

 – Да, мне очень нравится эта площадь. Люблю церковь Семи Ран и примыкающую к ней маленькую 25-ю улицу. «Дзори Майла» – замечательный район, где сохранились старинные постройки Александрополя, а также, возможно, дома, которые ещё старше, времен Гюмри до присоединения к России. Я часто гуляю по этим местам.

Очень интересен район за Бульваром – это уже не самый центр, но там есть красивые вернакулярные улицы, например, 38-я, 40-я, 24-я (Спандаряна). Была задана лишь планировочная решётка, а жители вплоть до 1950-х годов постепенно заполняли её своими домами. Это создало особую атмосферу, и по этим улицам приятно ходить.

Ещё мне нравится улица Анесогляна и в целом район Слободка. В Гюмри вообще много хороших мест, где можно с удовольствием гулять и изучать город.

– Вы подробно рассказали о прошлом. А что можно сделать сегодня, чтобы сохранить архитектурное наследие Гюмри?

– Существует такое понятие, как «градостроительный регламент». В Гюмри в каком-то виде регламентация существует – например, её осуществляет музей-заповедник «Кумайри», который следит за сохранностью исторических зданий. Но одного «Кумайри» недостаточно. В целом, в городе должна существовать полноценная система градорегулирования. В градостроительстве это называется «правовое зонирование», а соответствующий документ – «Правила землепользования и застройки» – есть, например, в России и обязателен для каждого города. Как он выполняется – это, правда, другой вопрос.

Такие правила определяют, как можно использовать каждый участок городской земли. Например, если человек покупает землю, он заранее знает, что на этом месте можно построить только двухэтажный дом, который должен выходить на красную линию и быть построен, например, из чёрного туфа. Также в документе прописано, что на этом участке допускается только жильё или, скажем, жильё и гостиница, или бизнес-центр с рестораном.

Это даёт чёткое понимание для владельцев: они знают, что можно делать, а что запрещено. Такой регламент должен быть зафиксирован на уровне городского закона, и его нарушение должно рассматриваться в судебном порядке.

– Вы считаете, что Гюмри должен сохранить свои вернакулярные черты, верно?

– Да, именно так. Это позволит городу сохранить свой исторический дух и архитектурную целостность, без превращения в музей, но с сохранением возможности развиваться органично, в рамках традиций.

– Вы сказали, что градостроительный регламент помог бы не только сохранять историческую застройку, но и залечивать архитектурные «раны» города, заполняя пустоты. Как, на Ваш взгляд, следует это делать?

– Наличие регламента не означает, что все новые здания должны строго копировать старую архитектуру. Они могут быть современными, но должны органично вписываться в городской контекст.

Вот здание ТУМО – само по себе интересный архитектурный объект, но, на мой взгляд, оно плохо вписано в Гюмри. Думаю, это произошло просто потому, что архитектору никто не сказал: «здесь нельзя строить выше трёх этажей». Если бы такое правило существовало, то его автор, талантливый архитектор Бернар Хури из Ливана, наверняка бы его учёл, сделал бы что-то яркое и современное, но в более гармоничном масштабе. Отсутствие чётких норм делает защиту городской среды сложной задачей.

– Кто, на Ваш взгляд, является хорошим архитектором? Есть ли определённые критерии?

– Хороший архитектор – тот, кто учитывает контекст. Это особенно важно в исторических городах. Чем древнее город, тем внимательнее архитектор должен относиться к его строению и местным традициям. В чистом поле, где раньше ничего не было, можно строить что угодно. Но если место имеет историю, необходимо её сохранять и подчёркивать, а не игнорировать.

 – Как можно найти баланс между функциональностью и эстетикой? На что делать акцент?

 – Эти два аспекта не противоречат друг другу. Хорошее функциональное здание уже само по себе эстетично. Главное – чтобы оно правильно работало. Если здание спроектировано с учётом контекста, эстетика рождается естественным образом.

Когда мастера прошлого строили дома, они, конечно, думали об их внешнем виде, но в первую очередь – о том, чтобы дом был удобным для жизни. В результате появлялись здания, в которых функциональность и эстетика дополняли друг друга. Если ориентироваться только на красоту в отрыве от практичности, получится что-то искусственное.

– Какой из Ваших проектов Вы считаете самым интересным и лучшим?

– В первую очередь – мои книги. Например, книга о Гюмри («ГюмрИ. Вернакуляр чёрного туфа»). Это большой проект, многолетнее исследование. Первое издание 2021 года давно распродано. Я надеюсь, скоро выйдет второе. Новая книга будет выглядеть как блок чёрного туфа – чёрная, плотная картонная обложка, глубокий чёрный цвет, на котором красными буквами написано «ГюмрИ».

Ещё одна важная для меня книга – «Архитектура без архитектора. Вернакулярные районы городов мира»  – вышла в 2023 году. В ней я рассматриваю вернакулярные районы городов мира – 15 кейсов, включая Гюмри, Ереван и другие города из 10 разных стран. Это сравнительный анализ таких районов. Сейчас хочу написать второй том. Подобные проекты мне интересны сейчас.

– А какие проекты Вам нравились раньше?

– Я не практикующий архитектор, не строил дома, но занимался исследовательскими проектами. Например, работал над Атласом города Царское Село. Сейчас Царское Село – это часть Петербурга, Пушкинский муниципальный район, но исторически это был отдельный город с интересной градостроительной историей. Мы создали книгу-атлас, которая понятным языком объясняла, как он устроен. Она содержала карты, схемы, анализ городской среды.

Когда туристы приезжают в Царское Село, они, как правило, видят дворец Екатерины II, Лицей Пушкина и парк. Это невероятно красиво, но большинство уезжает через три часа, так и не узнав, что сам город, помимо дворцово-парковой части, имеет уникальные пространства, бульвары, улицы. Мы постарались раскрыть устройство и атмосферу этого города и объяснить, что он гораздо сложнее и интереснее, чем кажется на первый взгляд.

– Что Вас вдохновляет на такие проекты?

– Я люблю города. Люблю гулять по ним, приезжать в новые места, изучать их, фотографировать, читать про них. Обычно я посещаю те города, которые мне интересны.

– Какие города Вам нравятся? Что в них должно быть особенного?

– В городе должна быть самобытность, что-то уникальное, чего нет больше нигде. Стандартные города неинтересны.

Любой исторически сохранившийся город всегда имеет что-то особенное. Меня привлекают неочевидные вещи – не просто красивые здания и улочки, а атмосфера, среда, жизнь людей. Мне важно понять, как устроен город, какие в нем действуют законы, какова его «собственная логика», и попытаться об этом рассказать. Это всегда своего рода вызов для меня.

– Какую роль играет личность в развитии города?

– В таких городах, как Гюмри, большую роль до сих пор играет личность отдельного, частного человека. В Ереване, например, всё иначе. Там доминируют властные фигуры – хозяева города: президенты, начальники, олигархи. Они принимают решения: «Здесь будет проспект». В таких случаях личность действительно может резко изменить облик города. Но мне интереснее роль обычных людей. Могут ли они что-то изменить? В Гюмри – да, могут. В Ереване – значительно меньше. Если человек занимает слишком доминирующую позицию, это часто вредит городу. Город – это баланс интересов множества людей. И тут важны хорошие архитекторы, которые добавляют городу новое качество, а не разрушают его среду.

– У Вас есть термин «вернакулярный ансамбль». Насколько мне известно, его ввели Вы? Что Вас вдохновило на его создание?

– Да, это мой термин. Он возник из наблюдений за тем, как формируются города без участия архитекторов. Вернакулярная архитектура – это здания, которые строят сами горожане, следуя традициям, используя местные материалы. И, зачастую, такие постройки не хаотичны, не разрозненны, но образуют связные комплексы, формируют целостные участки городской среды. Там особая атмосфера, ощущение такого небольшого кусочка города, где всё как-то согласовано, органично. Это может быть всего один квартал, но он выглядит цельным. Вот отрезок улицы Горганяна между улицами Шираза и Гая. По обеим сторонам улицы стоят одноэтажные чёрные дома с характерными гюмрийскими карнизами и воротами, которые вроде бы повторяются, но при этом различны, и все это создаёт единое – и очень красивое – пространство. Вот для описания такого явления и появился термин «вернакулярный ансамбль». Такой ансамбль не спроектирован архитектором по чьему-то заказу – он сложился естественным образом благодаря людям, которые там жили, и тому, как они строили свои дома. Он отличается от «архитектурного ансамбля», который создаётся архитектором осознанно, как, например, улица Росси в Санкт-Петербурге, спроектированная Карлом Росси. Обе её стороны симметричны, и улица ведёт к Александринскому театру, создавая гармоничную перспективу. А в другом городе может быть похожая улица, но там никто специально не задумывался о её «ансамблевости» – так сложилось. Но сложилось не просто так, а по каким-то внутренним законам этого города. Вот это я называю вернакулярным ансамблем – ансамблем, который возникает как будто сам по себе.

– Почему именно архитектура? Как Вы пришли к этой профессии?

– В детстве любил играть в кубики. На самом деле, мой выбор профессии был неожиданным. Я не из архитектурной семьи, у меня не было родственников в этой сфере. Когда я сказал родителям, что хочу поступить в Московский архитектурный институт, они были шокированы и пытались меня отговорить, но у них это не получилось. Причём, что тоже интересно, я сразу выбрал факультет градостроительства. Почему именно его – до сих пор не могу понять. Были же и другие факультеты, например, проектирования жилых и общественных зданий, где студент учился создавать яркие отдельные здания, а потом мог стать «великим архитектором». А градостроительство – это совсем другой подход. Там проекты реализуются десятилетиями, авторов часто никто не знает, потому что они работают с тканью города, а не с единичными сооружениями. Но, видимо, у меня изначально было это внутреннее направление, какая-то линия жизненная.

– Вы упомянули славу. Что для Вас слава? Хотелось ли Вам когда-нибудь славы?

– Конечно, приятно, когда тебя узнают. Но целенаправленно работать ради славы – нет, это не моё. Все складывается само собой. Например, моя книга о вернакулярных районах попала в список премии «Просветитель» из 25 лучших книг 2024 года – одной из самых значимых премий для русскоязычной научно-популярной литературы. Это было очень приятно.

– Считаете ли Вы себя успешным в своей сфере?

– Для меня это не столь важно. В чём-то я успешен, в чём-то нет. Всё зависит от того, как складывается жизнь. Были моменты, когда мне приходилось заниматься тем, что мне не близко. Но если это затягивалось, я старался вовремя остановиться и вернуться к тому, что люблю, вернуться к себе.

– Что Вы имеете в виду, говоря «вернуться к себе»?

– Это значит заниматься тем, что действительно вдохновляет. Городами, исследованиями, открытием нового. И при этом уметь вовремя прощаться с проектами, которые перестали быть интересными.

– Помните ли Вы свой первый проект?

– Когда заканчиваешь архитектурный институт, нужно делать дипломный проект – это финальная, очень важная работа. Мы проходили преддипломную практику, выполняли курсовые работы, а затем полгода придумывали и чертили сам диплом. Это был 1982 год, никаких компьютеров тогда не было. Все приходилось делать вручную, раскрашивать, оформлять на огромных подрамниках. Мне повезло: я попал на практику в хорошее место – ЦНИИП градостроительства – головной институт СССР в этой сфере. Там у меня были отличные наставники, которые помогли мне определиться с направлением. Так получилось, что у них была научная тема, связанная с Минусинском – небольшим историческим городом в Красноярском крае. Я даже не знал о его существовании до этого момента. Это старый сибирский город, немного провинциальный и заброшенный, но с потрясающей архитектурой – деревянными домами с резными скульптурными наличниками, каменными церквями в стиле «сибирское барокко». Мы поехали туда, изучали город, а затем я с большим удовольствием работал над проектом реконструкции его исторического центра. В итоге он тоже получил какую-то награду. И моя первая научная статья тоже была о Минусинске.

 – Как проходит Ваш рабочий день?

– Сейчас, как правило, проходит хорошо. Утром я просматриваю новости, затем что-то читаю, делаю заметки. Я преподаю урбанистику в частной архитектурной школе «МАРШ» в Москве, поэтому много времени уходит на подготовку лекций. Думаю, что рассказывать студентам, чему их учить. Что-то пишу.

– Какой совет Вы бы дали студентам, которые только начинают свой путь?

– Сейчас сложно давать советы, потому что у них непростая жизнь. Им нужно зарабатывать, строить карьеру, искать себя. Кроме этого, мои студенты – будущие архитекторы, а урбанистика для них – дополнительное знание, которое должно помочь им вписывать свои проекты в городской контекст. Они не станут урбанистами, но должны понимать, как устроен город, чтобы их здания соответствовали его логике и потребностям. Им я всегда говорю: нужно полюбить город. Изучить его, гулять по нему, смотреть, слушать, ощущать, вдыхать его атмосферу. И только потом начинать что-то придумывать.

– Вы побывали во многих городах. Какой город Вы бы порекомендовали обязательно посетить?

– В мире множество замечательных городов. Но если говорить о стране, то это, безусловно, Италия. Там стоит посетить любой город – от Рима до самых маленьких городков в любой провинции. Италия уникальна, в ней есть всё: история, культура, живая среда, вернакулярная архитектура.

– Есть ли место, куда Вам хочется возвращаться снова и снова?

– Сейчас я часто возвращаюсь в Сербию, потому что там живут мои дети. Это непростое место, но мне там нравится. Очень люблю возвращаться в Париж, в Нью-Йорк. И, конечно, в Ереван и Гюмри.

– Ваша профессия сама по себе творческая, но есть ли у Вас хобби?

– По сути, моё хобби – это продолжение работы. Например, я люблю фотографировать. У меня тысячи снимков городской жизни – и я даже не всегда знаю, зачем их делаю. Иногда они становятся частью проектов, но большая часть пока не востребована. Но для чего-то это мне нужно.

– Какую книгу Вы бы посоветовали прочитать? Есть ли книга, которая Вас вдохновила?

– Таких книг много. Если говорить об Армении, то я бы рекомендовал книгу Андрея Битова «Уроки Армении». Это обязательное чтение не только для всех, кто впервые приезжает в эту страну, но, я думаю, и для тех, кто здесь живёт. Это взгляд со стороны – кому-то он может показаться поверхностным, но для меня оказался очень важным.

Беседовала корреспондент Русского дома в Гюмри Мария Оганнесян