ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

«Наша Среда online» — Предлагаем вниманию читателей рассказ Уильяма Сарояна «В горах моё сердце» в переводе нашего постоянного автора Марии Лукьяновой. Благодарим автора перевода за возможность публикации.

Мне было около шести, когда, услышав соло на горне, я выбежал на бордюр перед нашим домом и встал перед стариком с горном в руке. Играя, он спустился по авеню Сан-Бенито и остановился перед нашими воротами. Я ждал, когда он заиграет снова, но он застыл, смотря в даль. Я попросил его:
— Пожалуйста, сыграйте еще что-нибудь…Он молчал, а потом не глядя, вдруг обратился ко мне:
— Молодой человек. Вы можете дать глоток воды старику, чье сердце осталось в горах?
— В каких?
— В Шотландии.
— Что ему там?
— Оно скорбит. Вы принесите мне стакан холодной воды, молодой человек?
— А где ваша мама?
— Мать в Охлахоме, но ее сердце тоже в горах. Я хочу пить, мальчик.
— А где мама вашей мамы?
— Она в Вермонте, в городке Белая Речка. Но ее сердце не там.
— Что? Ее ссохшееся, старенькое сердце тоже в горах?
— Попал в точку. Сынок, пойми, я умираю от жажды…
Тут, с рыком льва, мой отец выскочил на бордюр перед домом:
— Черт тебя подери, Джонни! Немедленно принеси кувшин воды, пока старик не испустил дух на пороге нашего дома!
— Что? Я не имею права задать вопрос страннику?
— Имеешь! Но сначала дай ему пить!
— Это ты принеси ему воды. Ты все равно ничего не делаешь.
— Я ничего не делаю? Ты отлично знаешь, Джонни, что я сочиняю свое нoвое стихотворение!
— Откуда мне это знать? Ты стоишь на бордюре, как и я.
— Не лги! Ты не можешь этого не знать!
— Добрый день, — поклонился старик моему отцу. — Ваш сын только что рассказал мне, какой чистый и свежий воздух в ваших краях.
— Что с ним? Я ни словом не обмолвился об этом.
— День добрый, — ответил отец ему. — Может, вы зайдете к нам и передохнете? Мы будем рады разделить с вами ленч.
— Сэр, я очень голоден. И без церемоний зайду к вам прямо сейчас.
— Скажите, а вы можете сыграть «Буду пить только за твои глаза»? — спросил я старика. — Я мечтаю услышать эту песню именно на горне. Она лучше всех на свете!
— Сынок, когда тебе исполнится столько лет, сколько мне, ты поймешь, что хлеб порой важнее песен…
— Ну и что? Все равно я хочу, чтоб вы сыграли именно эту песню.
Старик поднялся на бордюр, пожал руку моему отцу и представился.
— Мое имя, — Яспер Мак Грегор. Я актер.
— Рад с вами познакомиться. Джонни, принеси мистеру Мак Грегору кувшин воды из нашего колодца!
Я пошел к колодцу, зачерпнул кувшином холодную воду и подал его старику. Он залпом осушил целый кувшин. Потом осмотрелся. Оглядел небо. Затем его взгляд скользнул вниз по авеню Сан-Бенито и остановился там, где садилось солнце.
— До моего дома еще не менее пяти тысяч миль… Как вы думаете, не поесть ли нам хлеба с сыром, чтобы поддержать плоть и укрепить дух?
— Джонни, беги в лавку, принеси нам французский багет и кусок сыра.
— Деньги!
— Скажи мистеру Козаку, чтоб он дал нам в долг. Сейчас у меня нет ни гроша!
— Мистер Козак сказал, что он устал. Он больше не даст нам в долг. Он говорит, что мы одни в Америке не работаем и не платим по счетам. Мы должны ему сорок центов!
— Пойди, уломай его. Это твоя работа.
— Он не станет слушать меня, раз мы ему должны.
— Ступай! Заставь его дать нам в долг хлеба и сыра. Настройся! Ты это сможешь, Джонни.
— Иди, сынок, — сказал старик. — Смягчи сердце бакалейщика, чтобы он дал тебе и хлеба и сыра.
— Иди, Джонни. Ты никогда не возвращался из этой лавки без пищи. Увидишь, ты вернешься сюда через десять минут с едой, достойной самого короля!
— Не знаю… Он говорит, что мы ему голову морочим и хочет понять,
чем ты занимаешься…
— Ну и ладно. Пойди и скажи ему, что я пишу стихи. Скажи этому бакалейщику, что я дни и ночи пишу стихи.
— Ну, — протянул я. Не думаю, что это произведет на него впечатление. Он говорит, что ты никогда не ищешь работы, как другие безработные. Он уверен, что ты ленивый и не честный человек.
— Джонни! Пойди и скажи ему, что он спятил. Скажи ему, что твой папа самый великий из неизвестных поэтов живущих ныне!
— Ему это безразлично. Ну ладно я пойду и сделаю все, что смогу… А дома у нас совсем ничего нет?
— Один попкорн. Мы едим его четыре дня. Если ты хочешь, чтобы я окончил поэму, ты должен подкрепить нас хлебом и сыром, Джонни.
— Я постараюсь.
— Скорей возвращайся, сынок, — сказал мистер Мак-Грегор. Ведь мой дом в пяти тысячах миль отсюда!
— Я буду бежать всю дорогу!
— Если ты найдешь по дороге деньги, не забудь, мы с тобой в доле, — баш на баш.
Я бежал всю дорогу к бакалейному магазину, но не нашел ни цента. Когда я зашел в магазин, бакалейщик открыл глаза.
— Мистер Козак, — заговорил я, запыхавшись. Если вы были бы в Китае, и у вас не было бы ни друзей, ни денег, вы были бы рады, если б кто-то из христиан дал бы вам фунт риса?
— Что тебе надо?
— Я хочу с вами поговорить. Вы были бы рады, если бы кто-нибудь из европейцев немного помог бы вам?
— У тебя есть деньги?
— Я не о том. Я о Китае и взаимопомощи.
— Не знаю. Я об этом не задумывался.
— А ведь Вам бы очень плохо пришлось бы в Китае!
— Не знаю… С чего бы я там очутился?
— Да мало ли как, — проездом, с войны, голодный, совсем один? Разве вы бы назвали хорошим христианином человека, который выгнал бы вас из лавки, пожалев для вас фунт риса?
— Назвал бы! И ты не в Китае, Джонни. А твой папаша тем более. И тебе, и ему следует зарабатывать на жизнь! Можете начать прямо сейчас. Я не собираюсь больше давать вам продукты в кредит, потому что знаю, что вы никогда не заплатите.
— Я вовсе не об этом, сэр. Я о вашей голодной смерти в Китае.
— Здесь не Китай. Ты можешь выйти из дома и заработать. В Америке работают все.
— Мистер Козак, а что если вам был бы нужен французский багет и фунт сыра, чтобы не умереть с голоду. Разве бы вы прямо не попросили их у христианского миссионера?
— Думаю, что я бы постыдился.
— Даже, если бы вы знали, что вернете ему два багета и два фунта сыра? И тогда?
— И тогда…
— Да что ж вы так! Вопрос жизни и смерти и такая малость? Знаете, тогда Вы наверняка умрете в Китае.
— Мне все равно. Я знаю одно, чтобы платить за сыр и хлеб, необходимо работать. И твоему папаше, и тебе. Почему твой отец никогда не ищет работу?..
— Мистер Козак, мы все говорим, говорим, а о главном-то я и забыл. Как вы живете?
— Ничего. А ты?
— Можно было бы и лучше. А как ваши дети?
— Хорошо. Представляешь, Стефан начал ходить!
— Вот здорово! А как Анжела?
— О! Она начала петь! А как твоя бабушка?
— Ей лучше. И она снова начала петь, и спорит, что быть оперной дивой куда лучше, чем быть королевой. А как ваша жена, Марта?
— Отлично.
— Я так рад, что у вас все хорошо. Вот увидите, что Стефан, когда вырастет, станет знаменитым человеком. Я так думаю.
— Представляешь, я тоже. Все просто, он окончит школу, и у него будет возможность выбирать. Не так, как у меня… Я не хочу, чтобы он торговал в лавке.
— К чему ему? Я в него верю.
— Чего тебе нужно, Джонни? И сколько у тебя деньжат?
— Вы же знаете, я пришел не за едой. Иногда хочется поболтать о том, о сем. Так сказать пофилософствовать. Тем более, что мне нужен всего багет и фунт сыра.
— Наличные, Джонни!
— А Эстер? О прекрасной Эстер мы с вами забыли!?
— Не беспокойся, с ней все путем, Джонни. Но все равно тебе придется выложить денежки. Вы с твоим папашей плохие американцы.
— Я так рад за Эстер! А у нас гостит сам Яспер Мак-Грегор. Великий актер!
— Никогда о нем не слышал.
— Раз так, то бутылку пива и для мистера Мак-Грегора!
— Бутылку? Не смогу.
— Сможете.
— И не надейся. Вот тебе вчерашний багет, фунт сыра и точка! А чем твой отец все-таки занимается?
— О!.. Он пишет стихи. Он самый лучший поэт среди пока неизвестных!
— И когда ему начнут платить за это?
— Не знаю. Может никогда! Но разве возможно иметь пирог, и его есть?
— Не нравится мне это! Почему он не работает, как мы все?
— Он работает ночи и дни! Его работа труднее. Труднее во много раз! чем у всех других!
— Ладно, ладно… Итак, ты мне должен сорок пять центов. Забирай свой пакет и помни, что это в последний раз!
— Всего доброго! Передайте Эстер, что она хорошая. Я таких люблю.
— Обязательно.
— Будьте здоровы!
— До свидания.
Я побежал домой с багетом и сыром. Мой отец и мистер Мак-Грегор ждали меня на улице. Они кинулись мне навстречу, но когда увидели свертки, повернули к дому, где их ждала бабушка. Она тут же побежала в дом, чтоб успеть накрыть на стол.
— Видишь? Я знал, что у тебя все получится! — сказал папа.
— Я тоже, — засмеялся мистер Мак-Грегор.
— Имей в виду, что он сказал, что мы должны ему сорок пять центов и что это в последний раз!
— Это ему кажется! Но все-таки о чем ты на этот раз говорил с ним, Джонни?
— О голодной смерти в Китае и о его семье.
— Кстати, как они ?
— Нормально!
Мы вошли в дом и мгновенно уничтожили багет и сыр. К тому же каждый выпил по две- три кварты воды, а когда весь хлеб кончился мистер Мак-Грегор стал искать еще чего-нибудь съестного.
— Вот эта зеленая жестянка наверху, — сказал он. Что в ней?
— Сверчки.
— А большая банка в углу? В ней кто таится?
— Уж.
— Хорошо. Я бы съел, пожалуй, копченого ужа после долгой дороги.
— Я его вам не отдам.
— Почему, сынок? Я слышал, что на острове Борнео едят кузнечиков и змей. Как насчет дюжины жирных кузнечиков, Джонни?
— Их всего четыре.
— Давай их сюда, Джонни, и когда мы заморим червячка. Я сыграю «Выпей со мной, ясноглазая» на горне. Специально для тебя. Я голоден, Джонни.
— Я тоже. Но моего ужа трогать вам не позволю.
Мой отец сидел за столом, и грезил положив голову на руки. Бабушка
расхаживала по дому и пела во все горло арии Пучини. Она пела «Я скитался по улицам».
— Вы не могли бы что-нибудь сыграть? – попросил отец. – Мальчик ведь этого так хочет.
— Эта правда, мистер Мак-Грегор.
Он встал и начал играть на горне. Он играл так громко, что люди, живущие на мили вокруг нашего дома, слушали и восхищались.
Восемнадцать соседей собрались перед нашим домом и когда мистер Мак-Грегор закончил свое соло, они стали аплодировать. Мой отец пригласил мистера Мак-Грегора на бордюр перед домом и сказал:
— Соседи и друзья! Познакомьтесь с Яспером Мак-Грегором, величайшим актером когда-либо исполнявшим Шекспира.
Добрые соседи и друзья молчали, а мистер Мак-Грегор сказал:
— Помню мое первое посещение Лондона, как если бы это было вчера… И начал рассказывать историю своей актерской карьеры.
Плотник Рауф Эпли спросил:
— Не сыграете ли Вы еще что-нибудь, мистер Мак-Грегор?
Мистер Мак-Грегор ответил на вопрос вопросом:
— Не найдется ли у вас в доме одно яичко, мой почитатель?
— Конечно найдется, и не одно, а дюжина.
— Не могли бы вы мне принести одно? А когда вы вернетесь, я сыграю вам песню, которая наполнит ваше сердце радостью и печалью.
— Бегу! – ответил Рауф и поспешил домой.
Пекарю Тому мистер Мак-Грегор посулил сыграть песню, которая его осчастливит, за кружок колбаски. Тот охотно отправился за колбасой.
Так мистер Мак-Грегор каждого из восемнадцати добрых соседей и приятелей попросил принести из своего дома что-нибудь маленькое и вкусное из своего дома. И каждый согласился на это в надежде, что услышит приятную мелодию. Когда все соседи вернулись с провизией, музыкант поднял горн, поднес его к губам и сыграл «В горах мое сердце». Когда же соседи прослезились и разошлись по домам, музыкант собрал всю провизию в кухне и вся наша семья начала пить, есть и веселиться. Мы ели колбасу, яйцо, дюжину луковок, два сорта сыра, два сорта хлеба, сливочное масло, вареную картошку, помидоры, арбуз и много другой снеди. Когда же мы набили животы, мистер Мак Грегор сказал, обратившись к отцу:
— Сэр, я не помешаю Вам, если проведу несколько дней в Вашем доме?
— Сэр, мой дом – это Ваш дом, — ответил мой отец гостю. И он прожил с нами семнадцать дней и семнадцать ночей.
Вечером восемнадцатого дня пришел работник дома престарелых и сказал: Я ищу актера, Яспера Мак-Грегора…
— Зачем он Вам? – спросил его мой отец.
— Я из Дома престарелых. Яспер Мак-Грегор должен вернуться к нам, потому что через две недели, как всегда, мы должны поставить ежегодный спектакль, в котором он играет.
Наш гость поднялся и ушел с молодым человеком. А на следующий день отец обратился ко мне:
— Джонни, раздобудь какую-нибудь еду у бакалейщика. Ты это сможешь.
— Он нам ничего не даст. Мы ему должны 45 центов!
— Ну-у-у, Джонни, ты сумеешь выжать из этого славного словака хоть немного пищи…
И мне пришлось вернуться к »Китайскому вопросу». Как это ни было трудно для меня, я с этим справился и вышел из бакалейной лавки с коробкой птичьего корма и половиной банки кленового сиропа. Я это сделал, но отец упрекнул меня. Он строго произнес:
— Подобная диета опасна для пожилой дамы…
И действительно, на следующее утро бабушка защебетала, как канарейка, а отец печально бормотал:
— Как можно создать великую поэму, пробавляясь птичьим кормом?

УИЛЬЯМ САРОЯН

Перевод Марии Лукьяновой