• Пт. Ноя 22nd, 2024

Тухтугир, документ ворожбы

Мар 24, 2014

ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ

Гоар Рштуни
Гоар Рштуни

Во все времена миром правят короли и мошенники. Внимательно присмотритесь к любой истории, и вы обязательно обнаружите мошенника, даже не одного. Сколько их? Ну, это уже зависит от каждого конкретного короля.

Мне они встречались чуть ли не на каждом шагу. Идут они в паре, в обнимку с лохом. А уж когда высококлассный мошенник, то на такого приходится много, очень много лохов…

История эта приключилась на заре бурного кооперативного и туристического движения, когда за границу можно было ехать без вмешательства райкома партии. Партии больше не было, райкомов – тем более. Была блокада.

Село Н. в Армавирском районе не то что богатое. Здесь бедных сёл нет, фрукты это тебе не картошка. Но судьба этих сёл сложилась тоже неудачно. Во время блокады горожане что? Нет электричества, сидят перед свечкой или телевизор от аккумулятора смотрят. А вот попробуй от аккумулятора сепаратор включи! Или парник подогрей! Так что развеялись по ветру все многолетние капиталовложения, а сады, парники и цветники остались без полива и ухода. Люди стали тихо-тихо в город перебираться. Даже можно сказать, быстро-быстро. И отдаляться от земли.
***
Зараза пришла в село поздно вечером. Мать Грайра на ночь вытряхнула коврик перед дверью и посыпала его солью. Эту заговоренную соль соседка Амалия дала против порчи, которую навели на их новый дом с новыми парниками. Амалия считалась авторитетной «фалчи», даже из соседних сёл к ней бегали. Каждый вечер мать Грайра под подушкой проверяла пакетик с непонятным пёстрым содержимым от ворожеи. Та несколько раз предупредила: пока пакетик у тебя, всё будет хорошо.
– Не выпускай и не теряй! Но лучше будет, если у Грайра он будет!
В тот вечер к дому Грайра подъехала зелёная Волга, из неё вылезли несколько городских армавирцев и постучались в Грайровы ворота. Гости оказались давними соседями, и обрадованные хозяева в полумраке накрыли достойный стол.

О чём разговаривает селянин, когда встречается с горожанином? Известно, о чём. О плохом урожае, о плохой погоде, нехватке семян. А тут ещё и блокада. Света нет, тепла нет, воды и так сутками почти не было.
Один из гостей, сын бывшего колхозного бригадира Беника, парень зажиточный, как и все бригадирские дети, важно спросил, попыхивая фильтром «Винстон»:

– Если так плохо, почему тут сидите? Вот месяц назад я из Багавана человек 40 в Германию отвёз. Сейчас на пособии не живут, а шикуют! Все условия, бесплатные квартиры! Между нами, конечно пусть останется.
Грайр выпучил глаза. Значит, это правда! Он что-то слышал, но не поверил. Полсела поехали в Германию гулять по путёвке. Никогда такого не было!

– И что, Арто джан, во сколько это обойдётся? У нас даже за бензин нечем платить. И насколько надёжно?
– Тихо-тихо продаёте всё, что можете, деньги переводите в марки. Потом я покупаю вам путёвки. Всё! Провожаю до границы, оттуда доезжаете до ближайшего города и сдаётесь. Просите убежище после первой же экскурсии. Там сотрудница всё организует. Сами не сможете просить, там везде немецкий.
– Политическое? – испугался Арто, услышав про убежище. – Я политикой не интересуюсь. Только если про Карабах.
– Ну нет, какая политика! Какой ещё Карабах! В консульстве объявите, что вам не дают вести собственное хозяйство.

Мать настороженно сидела тахте и всё слышала, но не вмешивалась. Потом уйдут, скажет. И уезжать боится она, и выживать больше нет сил. Она из другого села, родня вся здесь останется. Но столько порчи, столько порчи навели! Всё на корню сохнет! Амалия говорит, только переезд в другой дом может спасти. Вот тебе и другой дом!

Собирались долго. Горожанам что? Продал машину, квартиру и готов к отъезду хоть на Крайний север.

А селянин должен продать дом, землю, скотину, парники, машину, машину для дойки, сепаратор, бидоны… Тюфяки в Германию не повезёшь, чистая белая шерсть, куделя один к одному подбирали…

Ещё не раз зелёная Волга приезжала в село, останавливаясь то у крайнего дома, то у дальнего, всех обошли бригадировы потомки. Но набрать деревенских оказалось трудной задачей. Человек от земли отрывается с трудом. Вот те селяне, которые почти перебрались в город, то есть Армавир, те сразу навострились. Наконец, группа из 30 человек была укомплектована и ранним утром шумная деревенская команда на трёх ЕРАЗ-ах поехала в ереванский Звартноц. В аэропорту высокая, полногрудая женщина по имени Мара собрала их вокруг себя и стала объяснять: вот ваши паспорта, крепко держите, доедем, первый день в гостинице будем спать, потом после завтрака будет экскурсия, а после экскурсии не расходиться!

Женщины волнуясь, вперемешку с тревогой радостно переглядывались, придерживая детей за руки, мужчины криво улыбались, никак всю жизнь мечтали попасть на какую-нибудь экскурсию в далёкой Германии. Но мать Грайра волновалась больше всех. У неё было сновидение. Снам она конечно, тоже верила. Всем рассказала, каждый раз перекрестившись, но не могла успокоиться. И накаркала. Ночью, когда пограничники вошли в поезд, неожиданно выяснилось, что на паспортах стоят фальшивые визы.
Трудно вообразить переполох, который сдул всех в узкий коридор вагона. Постепенно до людей стало доходить, что с ними стряслось. Если попались с такой визой – как своих ушей не видать им ни Германии, ни вообще любой страны Шенгена. Кинулись к полногрудой, обступили, чуть не рвут на части. Та стала им объяснять, что визы ставили в Москве, там офис, она выяснит. Но куда деть всю эту ораву?

Как полногрудую пересыльщицу Мару не хватил инфаркт, она сама долго не могла поверить. На какие деньги и куда девать перепуганных и взбешенных людей?
***
Кое-как успокоив горе-путешественников наличием резервного варианта, Мара предложила ехать в пограничный городок в Польше, откуда поляки за деньги доставляли беженцев к германской столице. Это и тогда была целая индустрия. Говорят, до сих пор в Германию через польскую границу в месяц переправляют по одной чеченской деревне. Так что бизнес был старый и накатанный.

Половина клиентов, те, у кого денег было больше, чем стоил новый дом, потребовала поменять их обратные билеты на ближайший рейс домой. Они, может, и поумнее были, раз выручили больше. Мара обещала по прибытии оплатить. Наивный сельский люд ещё ничего не слышал про кидок. Оставшиеся приняли решение пересекать границу ночью, с проводниками. Правда, выяснилось, что это так быстро не сделать, надо записаться и ждать в ближайшей гостинице. Октемберянцы, которые были упёртые, расположились в чистых, красивых номерах и начали вкушать европейский сервис, как-никак Польша намного более Европа, чем их Октемберян. Чем они занимались весь день возле одноканальных телевизоров с вещанием на чужом языке – сами не понимали. Около двух недель селяне старались не выходить из гостиницы, собственно говоря, некуда и было. Наконец, ночью по одной из дорог, ведущих к немецкой границе, выдвинулись с проводниками четыре группы по пять человек. Половину денег отдали вперёд, по 200 марок с каждого, остальные – договорились по факту. Кто не рискует, не пьёт шампанского.

Дальше случилась обычная история: на границе вышли слишком близко к патрулю. Их вежливо проверили, и невежливо отогнали назад. Группа покружила по окрестностям и углубилась на несколько километров дальше от КПП. Проводник посадил их в электричку на Берлин и помахал рукой. Войдя в вагон, горе-путешественники обомлели: на мягких комфортных сиденьях расположились пятеро из другой группы и напряжённо смотрели то в окно, то на них. Грайр подсел и хлопнул по спине:
– Вы чего, давно сели?
– Тихо, не надо на нашем разговаривать! Сидите и смотрите в окно! Вам не сказали?

Но было уже поздно. Румяная пожилая немка, сидящая напротив, тихо выскользнула в тамбур, а через десять минут на ближайшей станции их отловили, как кроликов в вольере, и задержали. Даже вернее будет сказать, арестовали. Причём, все марки забрали в качестве штрафа. Вот такие у немцев порядки.. Хотя сервис в тюрьме поверг арестантов в лёгкий шок. Чуть ли не ресторанную еду доставляли на подносах, с десертом, с выпечкой… На третий день после ареста состоялся суд, слава богу, суд здесь скорый, постановили их выдворить.

Перед арестом всех тщательно обыскали. Переводчик бойко называл фамилии, обыскивали и отводили в сторону. Заминка случилась, когда стали обыскивать Грайра. Пограничник, белёсый мужик неопределённого возраста, перебирая на столе содержимое карманов, застыл, взяв двумя пальцами маленький целлофановый пакетик.
– Вас ист дас?
Грайр эти слова знал ещё со школы, да и с улицы тоже. И помявшись, нехотя ответил:
– Тухтугир. Это лични вещ.

Переводчик долго крутил головой, пытаясь выяснить, как перевести немецкому таможеннику конца двадцатого века обычные слова «бумага и письмо с целью колдовства».

Немец осторожно, с опаской открыл пакет, вытащил оттуда сложенную бумажку с каракулями на непонятном или даже несуществующем языке. В целлофане была ещё и чёрная порошкообразная масса, и крученые разноцветные обрывки ниток со множеством узелков.

Наконец, переводчик, которого октемберянцы наперебой уже минут 10 просвещали насчёт роли тухтугира в дальних странствиях и вообще, в жизни, начал сам разъяснять немцу назначение странных предметов.
Немец моргал, слушал, чуть пригнув ухо, прикидывал, в каком веке живут эти пришельцы-нарушители границы, и вообще, не мог решить, оставить этот интимный пакет арестованному или нет.

Мать Грайра решительно подошла к немцу и протянула руку:
– Давай, давай, я спать не могу без него.
– Она не сможет спать без этой бумажки, герр…

Пожалуй, в истории пограничной службы видели всё. Но, впервые встретившись с армянским тухтугиром, немцы ещё раз убедились, что от людей, перебирающихся к ним с территории бывшего Союза, ожидать можно что угодно…

Ну, а Мару терзали больше года, семьями ходили к ней домой и требовали деньги, зря уплаченные за немецкий рай. В конце концов она объявила, что едет за деньгами, тайно продала свою шикарную, любовно отремонтированную квартиру и исчезла неведомо где. Так что кинутые и кинувшие были одинаково несчастны.

А тот мошенник, который фальшивые ставил, переключился на других лохов… Не может такого быть, чтоб после всего этого он занимался честным бизнесом.

Гоар Рштуни